За расставаньем

      — Есения.       Саша сама имя катает на языке, пробует его. Не была уверена до конца, хотя давно мечтала так дочь назвать — но не знала, подойдёт ли оно ей. Но Еся родилась, и стало понятно, что да, подходит. В самый раз. И сейчас, когда её имя впервые звучит в её квартире питерской, Саша понимает, что так и должно было быть. Чтобы в этой квартире жила сопящая сейчас в кроватке маленькая Есения, которая тут научится ходить и говорить. Которая будет знать, что тут дом, тут мама, и в этом чудесном городе её бабушка с дедушкой, и в этом городе она родилась.       — Правда, она похожа на Сашу?       Вася на Есю смотрит изучающе, будто даже не думала об этом до маминых слов. Мама садится рядом, обнимает за плечи — тепло. Хорошо. Так, как надо. Сейчас правда нужен кто-то рядом, чуть ли не больше, чем когда бы то ни было. Сейчас без мамы никак.       — Она похожа на непонятно что, — выносит Вася вердикт, наконец. — А в фильмах показывают, что малыши милые, а она вся красненькая и сморщенная.       — В фильмах никогда не показывают малышей, которые родились меньше месяца назад, — объясняет мама, Васю тоже к себе притягивает. Еся спит, сытая и довольная, ей объятья сейчас не нужны. Саша замирает в этом тепле двоих родных ей людей. Не хватает только папы, но папа отправился за их любимыми пирожными, чтобы они потом устроили чаепитие, и будет позже. — Вот к началу весны и Есенька будет выглядеть как в кино. А пока что она слишком маленькая. Февраль ещё. Она только родилась недавно.       Февраль, думает Саша, всплывают сами собой в голове стихотворные строчки. Достать чернил и плакать, писать о феврале навзрыд... Кому писать? О чём писать? Ване — о том, что дочь их здоровая, крепенькая малышка, которая, как и положено детям её возраста, любит поесть и поспать? Нет, не сказала тогда, и сейчас не скажет. У него есть уже ребёнок, и, может, ещё дети будут. Вот те дети пусть будут его, которые от Алёны, которых он хочет. А Еся её. Вся, от светлого пушка на макушке до малюсеньких ноготочков на крохотных пальчиках.       — Пока что да, маленькая — соглашается Вася, ещё один недоверчивый взгляд в сторону Еси бросив. — А тогда будет понятно, на кого она похожа?       Саша фыркает тихонько — посторонних звуков вокруг не особо много, поэтому слышно всё равно хорошо.       — Никогда не понимала, как люди видят чью-то схожесть с младенцами, — признаётся она под вопросительными взглядами. — Ну то есть, как это, нос чей-то, рот чей-то, и так далее. Нос как нос, рот как рот, маленькие, детские, как и положено. Уже когда ребёнок постарше, можно понять, а так рано, по-моему, говорят только чтобы польстить тем, с кем сравнивают.       — Отчасти, — мама смеётся негромко. — Я на вас обеих смотрела и с первого взгляда понимала, что вы на меня вырастете похожими. Не знаю, откуда, просто понимала. Но спросил бы кто, что у вас от меня, я бы сказала, чтобы от меня отстали, потому что сама не знаю. Уши, наверное. Нос, может быть. Фигня сплошная выходила, как ни задумайся.       — А в итоге мы на тебя обе похожи, — добавляет Саша, жмётся к ней. — Может, и Еся будет похожа. Будем такой вот семьёй, как матрёшки. Большая, поменьше, маленькая, и совсем малюся, и все на одно лицо.       — И все красавицы, — заявляет папа, в дверях возникающий, тут же замирает, когда три возмущённых взгляда на него устремляются, и улыбается виновато. Но нет, Еся даже не возится, громким голосом своего дедушки не встревоженная. Чудо, а не ребёнок. — Я пирожные привёз, девочки. Не ругайтесь, я ж не думал, что она спит.       — Мы ж и не думали ругаться, пап, — Саша улыбается, привстаёт, чтобы папу в щёку холодную, колючую чмокнуть. Куртку он снял ещё в прихожей, и нос у него от холода почти одного цвета со смешным, чуть дурацким свитером. — Спасибо, кстати, что кроватку собрал. Я уже думала, приедем, я Есю на кровати спать положу и мастеров вызову.       Папа улыбается смущённо, как будто боясь принять заслуженную благодарность. Кроватку Саша купила ещё больше месяца назад, но собрать сама не могла, папу попросить забывала, как и вызвать сборщиков мебели, и, когда Еся раньше на несколько дней решила появиться на свет, спать ей оказалось негде. Оказалось бы, точнее, не будь у родителей ключей и не приедь они проверить, всё ли хорошо в её отсутствие в квартире, и прихватить пару мелочей, которые ей в роддоме понадобились, и которых в сумке, что она заблаговременно собрала, так некстати не оказалось. В роддом они приехали вместе только вчера, забрать её, и то Вася в школе была, поэтому полноценного воссоединения семьи не получилось. Но сегодня они все вместе. Сегодня семья в сборе, и тепло уже оттого, как папа смотрит на них всех, как мама в ответ смотрит на него, а потом и на них, тем же любящим взглядом. Тепло уже оттого, что она в их объятьях, как в детстве, только теперь в их семье на два человека больше — и это чудесно.       Еся просыпается, когда Саша о чашку с чаем ладони греет — маме пришлось убеждать её, что ничего страшного не произойдёт, если она оставит дочь спать в кроватке и пойдёт попить чаю с пирожным. Звуки, которые она издаёт, на плач не похожи — она и не плачет будто, но Саша всё равно её на руки подхватывает, внутренне обмирая — она совсем маленькая ведь, хрупкая и уязвимая, полностью зависимая от неё, своей мамы. На руках у неё Еся тут же успокаивается, и Саша садится на кровать, бережно её придерживая, готовая расплакаться от эмоций, бурлящих внутри. Врачи говорят, это нормально — она с ними не спорит. Негатива в её эмоциях всё равно нет, если не считать страха не справиться с материнством. Господи, ей тридцать один, и она впервые стала мамой, и как вообще справиться с тем, что теперь в её жизни есть это маленькое чудо? Она полюбила Есю ещё до того, как она родилась, но мысль о собственном материнстве даже после беременности, после родов, с собственной дочерью на руках, кажется странной и непривычной. Наверное, ей правда нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что она теперь не просто ответственная за беспомощного нового человечка, нет, она ответственная потому что мама.       — А вот так, — говорит негромко Вася, рядом появляющаяся неожиданно, ступающая тихонько, — когда она не спит, она правда на тебя похожа. Я тоже была так похожа?       — Ты была похожа больше на маму, думаю, — отвечает ей Саша, на неё взгляд на миг переведя, чтобы улыбнуться ей. — И я была на маму похожа, но по-другому. Вот подрастёт Еся и посмотрим, насколько она будет похожа на тебя, на меня, и на маму.       По крайней мере, одно она видит отчётливо — не то, чей у неё нос, или рот, или уши, а то, чьи глаза. Может, они даже не потемнеют, так и останутся светлыми, разве что не голубыми, как у новорождённых — у неё самой тоже не голубые, в конце концов — но форма останется, это Саша точно знает. Глаза у её дочки от отца, и никуда от этого не деться.       В конце концов, должно же было ей что-то достаться и от Букиных, так почему бы и не глаза?