Давай дружить?

      Никто из них не шевелится. Замерли, будто даже лишний вздох сейчас способен всё развеять. Удерживают друг друга лишь касанием губ. И в этой точке зарождается что-то новое и неизвестное. Расходится по всему телу, словно узор трайбл черными линиями покрывает кожу. Извивается, захватывая сантиметр за сантиметром. Проникает в вены и с каждым ударом сердца изливается горячей магмой в кровь. Запахи, звуки: всё обостряется и одновременно замирает. И будто постоянный ток течет туда и обратно сквозь это невесомое касание. Вокруг так плотнеет, наэлектризовывая воздух, что почти невозможно его вдохнуть. Чужие губы несмело двигаются и приоткрываются. И желание взлетает ввысь и пробивает стратосферу.       Кажется, вся эта маленькая кладовка вращается вокруг них. В голове такой сумбур, что ни одну мысль не удаётся поймать. И вот, наконец, успел. Схватил изворотливую скотину и затолкал обратно в черепную коробку. И тут же боль. Скручивает, сжимает грудную клетку, в которую перед этим натолкали битого стекла.       Он ждал её. Чонгук отвечает на поцелуй не ЕМУ.       Тэхён отстранился за секунду до щелчка замка и, развернувшись, тут же вышел из кладовой, щурясь на свету. Он не знает, какое выражение лица у него было, но судя по в момент затихшим друзьям, не самое дружелюбное. Он молча прошёл на своё место и сел, тут же схватив банку с пивом и сделав жадный глоток. Будто прохладный напиток способен выгнать из крови яд, что разъедает сейчас плоть и вот-вот доберётся до костей.       Убедившись, что никто не выдаёт своей роли, Том снова открыл дверь.       — Чонгук, выходи.       Едва тот появился из темноты, все словно выдохнули. Комната вновь заполнилась смехом и пустой болтовнёй. Вопросы, подколы слышатся вперемешку с их именами. Только у Тэхёна нет даже физических сил, чтобы посмотреть сейчас на Чонгука. Вся его энергия уходит на то, чтобы удержать тело на месте. Не сорваться. Не выдать себя. А для этого ему надо посмотреть на него. Надо улыбнуться и загадочно закатить глаза, изображая полное незнание того, кто был сейчас рядом с ним.       — Ну что, следующий раунд? — Тим принялся тасовать карты. — Чонгук, ты пропускаешь.       — Угу, — слышится слева, и боковое зрение цепляет, как чужая рука, схватив пиво, тянет ко рту.       Новый раунд проходит быстрее. Или ему так кажется, потому что сейчас ему плевать, кто выиграет. Уже не надо применять все свои способности, чтобы исполнить задуманное. Хотя изначально он и не планировал красть чужой поцелуй. Просто хотел оказаться с ним рядом. Чтобы только они. Хотел успокоить расшатанные нервы, что не давали покоя с того самого момента, как он вышел из дома Даён. Накрутил себя так, что почти был готов забить на вечеринку и поехать домой. А может и надо было. Тогда бы не задыхался сейчас. Но решил не портить всем праздник. Будто сейчас его присутствие пиздец как всех веселит.       Том вышел из кладовой и гордой походкой прошёл на своё место. Тэхён даже не заметил, кто был второй с ним. Повернул голову, чтобы определить, кого не хватает, и, как назло, столкнулся взглядом с Чонгуком.       — Пошли выйдем, — друг тут же шепчет через Чимина.       — Куда? — Тэхён очень надеется, что румянец на его щеках можно расценивать как алкогольный.       — На балкон, — кивает в сторону двери.       — Вы какого вообще сели так? Чтобы меня своими шушуканьями весь вечер выводить? — недовольно скривился Пак.       — Ты же сам двигаться не хотел, а тут освежитель этот пшикает каждую минуту, — указывая на место справа от себя, бубнит Ким. Что за друг такой, что даже не знает о чувствительности Чонгука к запахам.       — И чё? — не понимая аргументов, тот уставился на белый флакон.       — Хуй через плечо, — в конец психует он и, демонстративно отпихнув его ноги, пролезает к ожидающему его Чонгуку.       — Кто был со мной в кладовой? — едва они оказались за стеклянной дверью выпаливает он.       — Это не по правилам, — Тэхён усмехнулся и, оперевшись локтями на подоконник, прижимается лбом к стеклу.       — Симба, бля, давай без этого, — Чонгука трясёт всего, будто они не тридцать секунд на холодном балконе, а всю ночь.       — А сам как думаешь?       — Эта была Даён? — он внимательно смотрит за реакцией друга. Словно от этого ответа вся его жизнь зависит. Хотя сам не знает, зачем спрашивает. Очевидно же и так. Но хочется знать точно, будто где-то внутри сидит мелкий червячок и прогрызает путь для сомнений.       Но с чего им быть? Все факты говорят о том, что это она его поцеловала. Тогда чего неймется никак. Какой ответ хочет услышать?       — Она меня поцеловала, — Чонгук произнёс быстро, словно сорвал невидимый пластырь. Глаза зачем-то закрыл. А запах клубники не исчезает. Стоит прямо сейчас в пазухах, что чихнуть хочется.       — И как? Понравилось? — доносится лениво и так небрежно, что он глаза непроизвольно открыл, чтобы убедиться, что это всё ещё Тэхён. И всё же, очевидно, что-то случилось. Неспроста друг весь вечер словно не на новогодней вечеринке, а на похоронах.       — Да, — отвечает честно. Он Тэхёну вообще никогда не врал. Про договор с Сынги — это ведь не ложь, а умолчание. Во благо.       А тут совсем другое. Пусть даже он ещё не до конца разобрался, что и как именно понравилось. Для этого ему осмыслить всё надо в тихой обстановке. Но факт остаётся фактом: было приятно. Даже больше, чем приятно. Его этим поцелуем словно из реальности выкинуло и таким уютным теплом окутало, будто мир на мгновение остановился, оставив за пределами этого маленького укрытия все заботы и тревоги.       — Поздравляю, — Тэхён наконец повернул к нему голову и улыбнулся.       — Бля, если ты сейчас мне скажешь, что это была Хеджи или кто-то из братьев, я тебя с этого балкона выкину.       — А, то есть, вариант со всеми остальными ты не допускаешь? — хитро прищурил глаза друг.       — Это был точно не Чимин, я его слышал с кухни. Джинхо не полез бы ко мне целоваться даже под дулом пистолета. А тебя я бы узнал сразу, — перечислив все имеющиеся аргументы, Чонгук немного расслабился, поняв, что всё же его предположение было верным. И, наверное, он должен радоваться.       — Как?       — Что как?       — Как бы ты меня узнал? — Тэхён наклоняет голову и быстро облизывает губы. Издевается что ли?       — Не знаю, — всё ещё без утайки признаётся. Он бы, может, и хотел привести какой-то весомый довод, только его нет. Он просто знает, что наверняка бы почувствовал. Или нет? Да зачем бы Тэхён полез его целовать вообще? А если бы полез, как бы это было? Взгляд сам собой упал на чужие губы. Внутри что-то переворачивается. Да что за мысли вообще такие? Блять, он точно так свихнётся.       — Расслабься, — встав рядом, Ким коснулся его плеча.       — Тебе легко говорить, не тебя неизвестно кто в темноте целовал, — фыркнул он, но всё же улыбнулся. Прикосновения Тэхёна всегда на него действовали так: окружали какой-то защитной стеной и заряжали храбростью.       — И правда, — тот чуть сжав ткань его толстовки, развернул в сторону двери, — пошли, холодно тут.       — Тэ…       — Ты уже знаешь ответ, — произнёс Ким и открыл дверь в комнату.

***

      Остаток вечера Тэхён помнит лишь отдельными вспышками. Кусочками разноцветного стекла, что переворачиваются и смешиваются точно в калейдоскопе, стоит ему повернуть голову.       Помнит общий смех и поздравления. Игры и как с каждым раундом вливал в себя всё больше и больше алкоголя, перейдя с пива на соджу, а затем и вовсе на что-то тёмное с коньячным отливом. Шокированное лицо Чонгука, когда Даён вручила ему куртку. Восторженное лицо самой девушки, открывшей маленькую коробочку от Чонгука и доставшей оттуда брелок в виде молота Тора. Собственное глухое «спасибо» на полученные подарки от этих двоих, которые он даже не стал открывать и свой не подарил. Эта была его месть. Глупо и по-детски? Да, но другой он не придумал, особенно учитывая, что с каждым выпитым бокалом ему всё сильнее хотелось, наплевав на всё, схватить этого придурка за грудки и как следует тряхнуть, а затем…       Помнит, как общее веселье было прервано сперва всполошившейся Даён, с кем-то говорившей по телефону и начавшей быстро собираться, а затем каким-то парнем, которого они встретили уже на улице. Машина, в которую его за шкирку усадил Чонгук, пререкания подруги и этого самого незнакомца, которого она периодически называла оппа или Юнги, крепкая рука Чонгука, не позволяющая ему барахтаться по всему заднему сидению, были последними элементами калейдоскопа перед тем, как Тэхён провалился в темноту.       Следующая вспышка света сопровождалась засухой во рту и землетрясением в черепе, что знаменовало пробуждение. Кое-как оторвав голову от подушки и используя технику перемещения краба, он добрался до туалета, а следом и до ванны.       — Мда…— выдало брезгливо отражение. — С Новым годом, — хмыкнул в ответ Тэхён и, прополоскав рот от зубной пасты, забрался в душевую кабину.       Лишь когда холодные струи сотнями иголок вонзились в кожу, заставив зашипеть, до желейного сознания внезапно дошло: он всё это время был голый. Ледяная вода продолжала лупить по плечам, и с каждой каплей в голову забирались всё новые предположения. Возможно, конечно, добравшись до дома, он решил благоразумно раздеться и увлёкся, но если учесть, что обычно такого рода опьянение заканчивалось лишь его грациозным падением на кровать, странно рассчитывать на другое. Его раздел Чонгук? Вполне объяснимо. За исключением того, зачем стянул с него трусы. А может, он сам? Что если выпитый коньяк настолько его расхрабрил, что он решил продемонстрировать другу, чего тот лишается?       Нет. Нет. Нет.       Он уже не чувствует холода. Всё тело горит и нагревает воду до идеальной температуры. Она каскадом льётся с головы, обласкивает кожу, пока Тэхён старается всеми силами вернуть себе воспоминания ночи. Но там его встречает лишь вакуум и темнота далекого космоса. Ополоснув тело от геля, он выскочил из кабины и снова уставился в отражение.       — Ты же не сделал этого, верно? — полные ужаса глаза вперились на собственные со слегка размазанным контуром губы.       Обмотав вокруг бёдер полотенце, Тэхён медленно вышел из ванной и, прислушавшись к тишине, гулко сглотнул. Родители ещё вчера уехали в гости к бабушке в Тэгу и, конечно, ещё не вернулись. А значит, они дома одни. Шел как на эшафот, предчувствуя пятой точкой, каждой из ее половин, большие неприятности. Стараясь ступать как можно тише, добрёл до комнаты и выглянул из-за угла.       Блядство.       Взгляд тут же нашёл цель и намертво прикипел к лежащему на животе Чонгуку. Одеяло сползло, обнажая всю спину и даже кромку трусов. И этот факт немного расстраивал. Во-первых, он бы душу продал, чтобы иметь возможность вот так позалипать на подкачанные ягодицы друга, а во-вторых, это практически исключало возможность того, что они решили начать Новый год с традиции спать без трусов.       Кажется, что снова пьянеет. Весь воздух разом выбило и все мысли. Пространство поплыло и разблюрилось, оставляя в фокусе только фигуру с чуть выпирающими лопатками и ямочками на пояснице, которые будто созданы под пальцы Тэхёна. Словно в прострации, сделал шаг. Медленный вороватый шаг, и слюна густеет во рту. Чем ближе он к нему, тем труднее сглатывать, потому что её слишком много. Как у собаки, что учуяла самое вкусное лакомство. Хотя нет, куда ему до этого честного животного. Тэхён скорее как лис, что крадётся к не подозревающей жертве. На секунду здравый смысл формирует вопрос: что если Чонгук проснётся? Проснется и поймёт, насколько отвратителен Тэхён.       Не поймет. Слишком доверяет ему. Зря.       Зрительный контакт с желанным телом не прерывает ни на мгновение. Всего его глазами облапал. И чем ближе, тем сильнее зуд в пальцах. Под кожей, под ребрами. В комнате жарко градусов на семьдесят стало, а его колотит, будто стены дома исчезли, и он на морозе так и стоит в одном полотенце. Где-то на задворках совесть лягнула задней лапой и сдохла. Покончила с собой, не в силах смотреть, как он опускается на колени, как сглатывает без остановки, кулаки сжимает до отметин полумесяцев на ладони. Как, потеряв последние крупицы разума, опускается ниже и почти касается кончиком носа кожи, от которой жар, смешиваясь с естественным запахом, забивает пазухи.       Желание обладать здесь и сейчас, желание, которое просто не поймёт и не примет отказа, сводит скулы. И ему ничего не остаётся, как, закрыв глаза, вдыхать. Дышать им жадно до тех пор, пока возбуждение пульсирующими волнами не спустится к самому паху и не начнет болезненно ныть, выпирая сквозь полотенце. И лишь тогда сорваться с места и залететь обратно в ванну, пережимая член у основания. Успеть зафиксировать в сознании, что повернул задвижку на двери, и включить воду в кране на максимум. Теперь можно.       Рука проникает под полотенце и, наконец, касается плоти. Насколько низко он ещё может пасть? Или дрочить в душевой на спящего друга, представляя не свои руки на члене, а может, и вовсе не руки, мало для него? Глаза закрываются, и тут же картинки всполохами под веками. Каждая линия жилистого тела, каждый изгиб. Позвонки, что ребристой тропинкой между лопаток, и как же хочется пересчитать их все языком. Сжать руками, чтобы кожа горела, чтобы запах впитался и сводил с ума ежеминутно. Фантазия устремляется в бесконечность с каждым рваным движением руки на собственном члене. И когда под веками вырисовывается стоящий на коленях Чонгук и его губы, что кольцом обрамляют член, тело простреливает заряд, и теряется связь с реальностью. Ноги не слушаются, будто резкий удар под колено. Всё плывёт, и Тэхён лишь успевает поймать стон, смешанный с жалобным скулежом, который застревает в прокусанном ребре ладони.       Пиздец.

***

      — Алло, — дотянувшись рукой до вибрирующего телефона, Чонгук находился всё ещё на границе сна.       — Привет. Прости, я разбудила тебя? — виновато прозвучало от Даён.       — Нет, я уже проснулся, — он перевернулся на спину и непроизвольно улыбнулся. После вчерашнего инцидента Чонгук немного волновался за подругу. Всё же тот факт, что она соврала отцу и отправилась на вечеринку тайком, мог создать ей большие проблемы. — Как ты?       — В порядке. Юнги не стал рассказывать отцу о моей выходке, — лукаво хихикнула девушка. — Но мне действительно повезло, что именно брат взял трубку, когда звонила тётя.       — Тебе не следовало врать, — бросив взгляд на пустующую соседнюю кровать, он прислушался к звукам в доме.       — Знаю, но он бы в жизни не отпустил меня сам. Ему сложно принять тот факт, что я уже не ребёнок.       — Но ты ребёнок, — усмехнулся Чонгук, поднимаясь с постели.       — Я, между прочим, старше тебя на полгода, — прозвучало обиженно, — и вообще, я пошла туда из-за… я хотела пойти, вот и всё.       — Ладно, ладно, я просто не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за этого. Осталось подождать год, и ты сможешь вздохнуть свободно в студенческом общежитии.       — Это если генерал Мин не надумает перевестись в Сеул, — не оценив его попытки подбодрить, буркнула Даён. — Кстати, я вообще-то и звоню из-за него, он спрашивал как твоя нога и… пригласил тебя на ужин к нам завтра.       — Меня? — Чонгук прекратил попытки впихнуть загипсованную ногу в штанину и замер.       — Ну… я сказала, что мы будем вместе подавать документы в марте, и он хочет познакомиться с тобой поближе.       — Ммм… ну ладно… наверное это да, логично, — почесав лоб, он постарался придать голосу максимальное спокойствие, несмотря на то, что внутри как-то странно потряхивало от волнения и смущения. Да, память любезно напомнила о том, что вчера вечером Даён его поцеловала.       Вообще ему казалось немного странным то, что после произошедшего в кладовой девушка ни капли не смущалась, общаясь с ним. Сам же Чонгук испытывал бесконтрольный тремор всех внутренностей, стоило ей коснуться его, особенно помогая надеть куртку.       — Я хотел сказать… спасибо ещё раз за подарок, — ощущая, как начинает печь щёки, он даже порадовался, что Тэхёна сейчас не было рядом.       — Я рада, что тебе понравилось. Ну так что, ты придёшь завтра?       — Да, конечно, — Чонгук кивнул и, заливаясь ещё сильнее краской, опустил глаза в пол.       — Тогда до встречи, — прозвучало будто с облегчением.       — Ага, — он снова кивнул и отключился. И только теперь внезапно подумал о том, почему пригласили только его? Они ведь втроём будут поступать.       Провозившись ещё минут десять с одеждой, он, наконец, вышел из комнаты и, следуя запаху чего-то пригоревшего, добрался до кухни.       — Привет, — махнув на автомате стоящему спиной к нему Тэхёну, почти рванул, если это так можно назвать, к графину с водой.       Вроде и не пил вчера совсем, а сушняк такой, словно полную тренировку отбегал. Продолжая жадно пить, покосился на продолжавшего волозить лопаткой по сковороде друга. Стоит ли им обсудить произошедшее вчера ночью? Давно он не видел Тэхёна в таком состоянии, а точнее, никогда. Чтобы друг напивался до подобного беспамятства, было максимально неестественно. Но вероятно, поэтому и его поведение подверглось столь неожиданным изменениям. Иначе объяснить, почему тот устроил внезапный стриптиз, забравшись на его кровать, Чонгук не мог.       На этой мысли он сделал очередной глоток и чуть не поперхнулся. Ночью слегка опьяненное сознание восприняло данное действо по-собственному, вызывая противоречивые чувства, но почему-то и сейчас, вспомнив обнажённое тело друга, низ живота приятно потянуло.       — Ты чего? — Тэхён повернулся на его звуки борьбы с водой в горле.       — Поспешил, — он запоздало сглотнул и отвернулся.       — Всё в порядке? — как-то осторожно поинтересовался Ким.       — Да. А ты себя как чувствуешь? — продолжая смотреть куда угодно, только не на Тэхёна, он сел за стол.       — Уже лучше. Ледяной душ очень бодрит, — усмехнулся тот и принялся раскладывать обжаренный рис по тарелкам.       — Пожалуй, воздержусь.       — Я его уже починил, так что…       — Бойлер опять?       — Ага.       — Надо будет купить родителям новый перед тем, как переберемся в Сеул.       — Согласен, у меня как раз будут призовые деньги после олимпиады по астрономии, — передав ему ложку и палочки, Тэхён забрался на стул, как всегда, подогнув под себя ноги. — И спасибо… за ночник.       — Не за что, ты же его показывал тогда в магазине?       — Ага, — кивнул Ким, — не думал, что ты запомнил.       — Ты два дня потом канючил, как хочешь его, трудно было не запомнить, — улыбнулся он, вспомнив, с каким траурным лицом ходил друг. Хотя Чонгук так и не понял, почему тот сам его не купил, у него ведь есть сбережения. Но ему нравилось делать Тэхёну приятное, поэтому в глубине души радовался, что тот так и не решился купить светильник в виде луны.       Чонгук сунул рис в рот и, сделав пару жевательных движений, замер.       — Ну как?       — Это… просто… ужасно, Симба, — с трудом сглотнув остатки еды, он не удержался и засмеялся. — Я не понимаю, как ты умудряешься испортить уже приготовленную еду? — эта была будто особая способность превратить съедобное в жёваный поролон.       — Ой, да иди ты, — насупился тот и, подцепив немного овощей, отправил в рот, — бляя… это невозможно есть.       — А мне нравится, — захватив палочками то, что больше напоминало ошмётки от яйца, чем омлет, Чонгук довольно закатил глаза. И он не врал. Точнее, не совсем. Еда на вкус была действительно просто ужасна: местами сырое яйцо и пригоревший рис, но ему до щенячьего восторга нравилось, когда Тэхён готовил для него. Он и сам не мог объяснить, что это за чувство. Словно долгожданное возвращение домой, где не нужно притворяться, и можно быть самим собой.       — С Новым годом, Симба! — он поднял кружку с кофе.       — С Новым годом, Чонгук! — улыбаясь, Тэхён стукнулся с ним керамическим бокалом с чаем.