the family pack

Первое, что Сокджин замечает в их новом доме, — это то, как он разваливается. Деревянные столбы, потемневшие от гнили, потрескавшиеся бумажные ширмы и затхлый запах плесени — вот первые приветствия дома, когда Сокджин переступает порог. Он предполагает, что есть романтика, связанная с традиционными домами, спрятанными в долинах гор. По стене ползёт ящерица и исчезает в щели. Он вдруг начинает скучать по их квартире в городе. — До ближайшего магазина 22 минуты езды на машине, — бормочет Сокджин. Раздаётся ворчание, а затем: — Поблизости есть местный магазин. — Это не магазин. Это киоск. — Хён. — Это не придирка. Просто наблюдение. — Сокджин делает шаг и отпрыгивает назад, когда половицы подозрительно скрипят. — Очень громкое наблюдение. Ширма не открывается, а крошится от прикосновения, когда он заглядывает в их задний двор. Они никогда не могли представить себе балкон в городе, но при здесь целый лес на заднем дворе. Сейчас конец осени, и когда дует ветер, Сокджин опасается, что дом будет таким же хрупким, как и время года. Безусловно, прекрасное зрелище. Густая листва, окрашенная в красный и оранжевый цвет, повсюду вокруг них. — Природа — это насекомые, — замечает Сокджин, — большие насекомые. Насекомые, которые не боятся людей, насекомые. — Средство от насекомых, — легко отвечает его партнер. — Но если мы воспользуемся им, как ты попадешь в дом? Сокджину не нужно оборачиваться, чтобы понять, что на него смотрят. — Переезды утомительны. — вздох. — Я хочу спать. — Некогда спать. — пыль слетает с его пальцев, когда он трёт их друг о друга после контакта с дверью. — Нам нужно убраться. — Мы только что переехали. Неужели мы не можем отдохнуть? Сокджин поворачивается, на его губах играет лёгкая улыбка. Юнги стоит, опираясь руками о спинку стула, и недовольно щурится. После двух секунд молчаливого общения Юнги стонет от досады. Смех Сокджина прерывается при виде полностью сформированной паутины в углу комнаты. Впереди еще много работы. Они убирают до тех пор, пока не восходит луна. Всё, что они могут видеть, — это свет от фонаря на крыльце и серебристое сияние, встречающееся с горными вершинами. После захода солнца становится очень темно. Сокджин ожидает, что в такой дали от города будет тихо, но он сильно ошибается. Непрерывно стрекочут сверчки, и каждый шорох в лесу усиливается и задерживается в памяти. По спине пробегает холодок, когда особенно громкий треск заставляет его вглядеться в темноту их заднего двора. Он вздрагивает, когда в ночи раздается вой, и тряпка, которую он держит в руках, падает к его ногам. Юнги перестает тереть пол здоровым плечом, о чем Сокджин напоминает ему каждые 5 минут, и поднимает бровь. — Боишься? — Нет, я просто кричу от случая к случаю ради развлечения, — фыркает Сокджин, наклоняясь, чтобы поднять тряпку. — Этот дом может рухнуть от одного сильного порыва ветра, а мы живём в отдалённом месте, вдали от цивилизации. — Единственная угроза, с которой столкнулись жители, — это разъяренный кабан три года назад — Кабаны могут убивать людей. — Хён. — Не придирка. Просто наблюдение. Юнги ещё сильнее хмурится. — Тебе не нужно было соглашаться на переезд. Он говорит свои слова растягивая. Для неподготовленного человека они прозвучали бы ворчливо и бесцеремонно, но Сокджин прекрасно разбирается во всём, что касается Мин Юнги. Под напускным безразличием и раздражённым ворчанием скрывается то, о чём он на самом деле думает. — Но я переехал, потому что хочу быть с тобой. — Сокджин продолжает убираться. — Мысль о большом доме для нас самих звучала мило. — его рука дрогнула. — Быть с тобой приятно. Юнги всегда тихо передвигается. Сокджин не замечает его присутствия, пока руки не обнимают его за талию, как всегда нежно, всегда уверенно. Он вздыхает, и его тревоги рассеиваются. Юнги легко целует его в шею и отстраняется. Затем снова возвращаются к уборке. Сокджин прячет улыбку и подметает.

***

Им потребовались месяцы, чтобы вернуть дому его прежнюю красоту. Под слоями грязи и плесени открывается потрясающий дом с остатками архитектуры в стиле «минка», сохранившейся со времён войны. Они заменяют бумажные ширмы стеклянными панелями. Отшлифовывают гладкие деревянные столбы. Натирают воском деревянные полы, чтобы придать им блеск. — Ты молодец, — Юнги благодарит дом, похлопывая по стене, и его глаза сияют от признательности. Юнги часто так делает. Сокджин однажды пожаловался, что он разговаривает со своим пианино нежнее, чем когда-либо разговаривал с ним. Наконец-то привозят мебель, а вместе с ней и Холли, который засыпает в первые 15 минут после прибытия. Они вешают картины. Сокджин ставит маленькую игрушку кита на их интернет-роутер в гостиной. Он отступает, чтобы полюбоваться их работой. Юнги прав. Дом действительно преуспел. — Я не думал, что мы сможем подключиться к интернету, будучи так далеко. — Южная Корея потрясающая. С работающим интернетом Юнги включает музыку так громко, как ему хочется. Достаточно громко, чтобы заглушить их шум, когда Сокджин вдавливает Юнги на их новый диван. Достаточно громко, чтобы поглотить настойчивость Юнги. — Тебе не обязательно быть таким тихим, — смеется Сокджин, слегка покусывая его за ухо. Юнги впивается ногтями ему в плечо. — А тебе не обязательно быть таким медленным, — отвечает он. Они в своем доме, который они отремонтировали вместе, в этом маленьком райском уголке, и Юнги хорошо выглядит, когда его кожа становится румяной. Сокджин не может найти в себе силы стать быстрее, даже если бы захотел. Он не торопится, потому что у них с Юнги впереди целая жизнь.

***

Их соседи, в основном пожилые пары и фермеры, — просто прелесть. Дерзкие, но с благими намерениями, с достаточным количеством рецептов, чтобы держать Юнги и Сокджина на кухне несколько раз в неделю. Все влюбляются в Сокджина, часто навещая его, чтобы принести домашние блюда и свежие продукты со своих ферм. — Бедняжки, городская жизнь, должно быть, сурова, раз даже такие красивые беты, как вы, приезжают сюда жить, — напевает один из них, потирая щёки Сокджина мозолистыми, натруженными на ферме руками. — Дайте мне знать, если вам понадобится кимчи, хорошо? Из-за своих сыновей и дочерей, над которыми они не могут ворковать и суетиться, они беспокоятся о них, как о кровных родственниках. Они учат их, как обустраивать сад на участке. Показывают им лучшие места для рыбалки и время, когда нужно ходить в рынок, прежде чем все аджуммы первыми приобретут лучшие продукты. Однажды во время похода на рынок Сокджин угостил Юнги засахаренными сливами, и дедушка промычал что-то невнятное. — Вы очень хорошие друзья, — прокомментировал он, и Юнги засунул сливу в рот Сокджину, прежде чем тот успел сказать что-нибудь умное. Сокджин никогда бы не подумал, что будет счастлив, живя такой простой жизнью. Но за последний год, здесь Юнги улыбался больше всего. Уже одного этого более чем достаточно. Они жили обычной городской жизнью в Сеуле: работали в офисе, получали приличную зарплату, жили в скромной квартире в Кёнгидо. Вероятно, они так и продолжали бы жить, монотонно и спокойно, если бы не авария с мотоциклом, из-за которой плечо Юнги почти не подлежало восстановлению. Врачи обещали, что он поправится после нескольких операций и физиотерапии, но всё же. Сокджин не хотел снова видеть Юнги таким. — Давай сделаем перерыв, — предложил он, поглаживая Юнги по щеке. Скулы были острее, чем обычно. Юнги похудел. — Я потрачу свои сбережения. У моего дяди есть поместье в сельской местности, мы можем поехать туда. Юнги сказал, что подумает об этом. Три недели спустя Сокджин получил сообщение: «Ничего, если я возьму с собой Холли?» И вот они переехали. Затем они бездельничали. Они ухаживали за своим садом, ходили в походы и ели мороженое, слушая сплетни от работников фермы. Как только наступает лето, Сокджин ставит тарелку с нарезанным арбузом и присоединяется к Юнги, чтобы понежиться на солнце. Его партнёр чем-то напоминает ему кошку, сидящую в лучах света. Он смотрит вдаль, не фокусируя взгляд. — Сокджин-хен. — Хм? Юнги прижимается к его груди. Летний ветерок холодит их кожу. Над ними звенят колокольчики. Пальцы Сокджина двигаются, пока не касаются пальцев Юнги. — Я и не знал, что можно чувствовать себя так спокойно, — говорит Юнги с благоговейным трепетом. Они ловят взгляды друг друга. Юнги, который потрясающе выглядит, даже не подозревая об этом, помогает Сокджину почувствовать себя лучше, чем он когда-либо чувствовал. Они обмениваются целомудренным поцелуем и слушают лес, звон колокольчиков, дыхание друг друга. Они едят арбуз и наслаждаются тишиной. В конце концов он кладёт голову на плечо Юнги, который, судя по их последнему визиту к врачу, чудесным образом исцелился, и молится, чтобы жизнь была достаточно милостива, чтобы они могли оставаться такими вечно.

***

А потом… Ищущий взгляд. — Ты хочешь их оставить? На их дереве кумквата расцвели три белых цветка. Он не переставал замечать это в течение нескольких дней. — Я продолжаю думать о них. — признание. — Мы должны вернуться в Сеул. — Я знаю. — Но лейбл и ты уже подписал контракт, ты… Рука находит его запястье. — Я хочу их оставить. Дыхание перехватывает горло, он почти задыхается. Они оба улыбаются сквозь слезы. — О боже, — раздался смех, — нам придётся попросить твоего брата позаботиться о Холли.

***

Юнги улыбается, глядя на фотографию Холли в вязаном свитере, окружённого снегом. «Холли теперь настоящий канадец», — читает он сообщение брата. Он переехал туда по работе. Юнги отвечает: «Теперь он больше похож на настоящего дедушку.» Его внимание привлекает резкий шум, доносящийся из-за обеденного стола. — Тэхен, Чимин. — Юнги хмурится, глядя на них. — Уберите iPad. Мы едим. Они дуются, услышав команду, и не решаются остановить аниме, которым одержимы. — Но это лучшая часть, — скулит Тэхён, перекрывая звуки рычания и лязг мечей. — Ноа вот-вот откроет врата запретной магии и свергнет монархию. — Да, — надувает губы Чимин, — ему нужен лунный камень, чтобы активировать свои силы, но он не сможет его получить, пока не победит Бремона, хранителя утраченной магии. Юнги смотрит на них. — Это должно убедить меня позволить вам продолжать смотреть? — Да! — говорят они оба, и в этот момент по iPad разносится рев какого-то существа. Сокджин, не теряя времени, объявляет о своём возвращении из города, и первое, что он говорит, — это гневная жалоба: — Как я раньше сидел в пробках? Сколько лет прошло с тех пор, как я в последний раз вас видел? Его лицо озаряется при виде трёх детей за столом. — Привет, дети. — Привет, папа, — кричат они хором. — Папа, — Юнги обращается к Сокджину и указывает подбородком на iPad. — Пожалуйста скажи им, чтобы они убирали свой iPad во время ужина. Сокджин открывает рот, но из iPad-а раздаётся ещё один душераздирающий рёв, за которым следует следует мучительный крик женщины. Он ахает и бросается к ним, наклоняясь между Тэхеном и Чимином. — Это «Ноа: Последняя магия»? Они уже выпустили новый эпизод? — Ноа вот-вот откроет врата запретной магии! — повторяет Тэхён. Глаза Сокджина расширяются. — Но лунный камень у Бремона. Ноа не сможет победить Бремона, если только он… — он снова задыхается. — не обойдёт врата с помощью свитка мамы Ичиё? Но… — Винх. — печально говорит Чимин. — Винх пожертвовала собой. — НЕТ! Юнги прячет лицо за ладонями. Это была тщетная попытка хорошего воспитания. Он ставит миску с рисом перед Сокджином, который неловко раскладывает бутерброды между сыновьями. Он проходит мимо Чонгука, толкающего свою еду палочками, низко опустив голову. — Ты в порядке, Чонгук? Чонгук поднимает взгляд, его лицо бледнее обычного. — Кажется, я заболеваю. Юнги наклоняется и прижимает руку ко лбу Чонгука. Лоб немного влажный, но ничего страшного. — Папа приготовит тебе имбирный чай перед сном. Убедись, что спишь под одеялом, ладно? Завтра тебе станет лучше. Он кивает. — Я не голоден. — Съешь как можно больше, — говорит Юнги. — Ты почти не притронулся к еде. Чонгук съедает ещё немного, прежде чем отодвинуть миску. Должно быть, ему реально плохо, учитывая, что все их мальчики были большими любителями поесть. В итоге Юнги убирает со стола (Сокджин, Тэхён и Чимин решают перенести просмотр аниме в гостиную), а Чонгук идёт в комнату отдыхать. Он моет посуду, улыбаясь про себя, когда троица кричит от восторга во время просмотра. Он вытирает руки и изучает календарь на холодильнике. — Чимин-а, ты начинаешь заниматься футболом на следующей неделе. Ты сможешь справиться с тхэквондо? — спрашивает Юнги. — Да, со мной всё будет в порядке! — уверенно щебечет Чимин с дивана. Он широко улыбается, и его глаза превращаются в полумесяцы. — Ты расстроен, что я не пошёл в баскетбольную секцию? Юнги подходит к дивану и и сдавливает щеки Чимина ладонями. — Я расстроен, что не смогу сжимать твои моти-щечки, когда у тебя будет плотный график. — Папа, я не слышу, — хнычет Тэхён, не отрывая взгляда от экрана и прижимаясь к Сокджину. — Это все из-за современной музыки, которую слушают все школьники — ворчит Юнги, пока громкий стук не привлекает их внимание. Он доносился из гнезда детей. Юнги замирает от этого звука, пытаясь сопоставить шум и поведение Чонгука. — Чонгук-а? Всё в порядке? — последующая тишина нервирует. Затем раздается громкий, болезненный стон. Он успевает только обменяться встревоженным взглядом с Сокджином, прежде чем его тело приходит в движение, устремляясь вверх по лестнице. Он чуть не спотыкается в спешке, и Сокджин проходит мимо него. Сокджин движется так быстро, что первым добирается до комнаты. Юнги слышит удивлённый крик: — Чонгук! — и его желудок сжимается от паники, когда он врывается в комнату. В дверях он сразу же натыкается на спину Сокджина. Он не осознаёт, что отталкивает Сокджина с дороги, слишком сосредоточившись на Чонгуке, лежащем на полу. Его тело покрыто потом, и он хнычет. Юнги падает на колени рядом со своим ребенком. — Чонгук-а, что случилось? — Юнги прижимает руку ко лбу. От прикосновения его рука горит. — В больницу, Сокджин, в больницу. Но Сокджин не двигается. Он просто смотрит на их сына со страхом на лице, слегка дрожащими руками. — Сокджин! — кричит он достаточно громко, чтобы привлечь его внимание. Сокджин в шоке и выпрямляется, выходя из оцепенения. — Т-точно. — он заикается, направляясь к выходу из комнаты, как раз в тот момент, когда Чимин и Тэхен заглядывают внутрь. Одного взгляда на их брата, лежащего на земле, достаточно, чтобы они расплакались. — Что происходит с Чонгуком? — спрашивает один из них, но у Юнги нет времени. Его мозг работает на пределе — им нужно 40 минут, чтобы добраться до ближайшей больницы, — это 40 минут, в течение у Чонгука будет жар, и они должны его охладить. — Ребята, возьмите лёд и полотенце. — Папа… — СЕЙЧАС ЖЕ! Они вздрагивают от резкости в его голосе, но у Юнги нет времени переживать из-за этого, потому что Чонгук хнычет рядом с ним. — Всё хорошо, Чонгук, всё хорошо. — пытается успокоить он, когда у Чонгука наворачиваются слёзы. — Что случилось? Поговори со мной. — Больно. — тихо плачет Чонгук, сжимая кулаки. — Что болит? — Всё. — хнычет он. Юнги не знает, что делать. Жгучий жар, пот, боль повсюду — что это? Как это случилось так внезапно? Чимин и Тэхён возвращаются. Юнги заворачивает лед в полотенце и кладет его на лоб Чонгука. Несмотря на шипение Чонгука, его дыхание становится немного ровнее, когда он чувствует прохладу. Чимин опускается на колени рядом с братом, выглядя слишком напуганным, чтобы прикоснуться. — Папа, — тихо шепчет Чимин. — Почему Чонгук пахнет по-другому? Услышав это, Юнги замирает. — Юнги, у меня машина заведена. — Сокджин дышит прерывисто и испуганно. — Я позвонил соседке, она может присмотреть за Тэхёном и Чимином. Юнги облегчённо сползает, прочесывая челку Чонгука. Ребенок издаёт тихий звук и наклоняется к прикосновению. С Чонгуком все будет хорошо. — В этом нет необходимости. — Что? Юнги, посмотри на Чонгука! Мы должны… — …у него течка. — Ч-что? — Это его течка, — Юнги пристально смотрит на Сокджина. — Первая течка Чонгука. Сокджин нахмурил брови. — Э-это невозможно. Чонгуку всего 11. Оборотни не должны представляться, пока им не исполнится 16. Это не может быть его первой течкой. — Сокджин, посмотри на него, — настаивает Юнги. — Он вспотел. Его тело горит. — он смотрит на двух сыновей. — Дети говорят, что он пахнет по-другому. — Чонгук слишком молод! — кричит Сокджин. — Мы везём его в больницу. Юнги раздражённо смотрит на него. — До больницы 40 минут езды. — лед тает на коже Чонгука, уже стекая мокрыми струйками на его волосы. — Я не позволю Чонгуку сгореть за это время. Это ранняя течка — нам просто нужно охладить его и помочь пережить ее. — Ты не врач. — спорит Сокджин. — Откуда ты знаешь, что у него течка? Ему 11 лет! Мы должны отвезти его в больницу. — Нет, — повторяет Юнги, потому что он не собирается подвергать Чонгука такому испытанию. Он не позволит своему ребенку мучиться от боли на глазах у незнакомцев, которые только и будут делать, что пичкать его подавителями. Они не должны подавлять представление оборотней. Если книги его этому не научили, то семья Хосока точно научила, и расстраивает, что Сокджин этого не понимает. Их бедный ребенок всё ещё скулит. — Чимин, Тэхён, идите и приготовьте ванну ванну с ледяной водой. — Чимин. Тэхён. — рычит Сокджин, но смотрит прямо на Юнги. — Оставайтесь на месте. Я отведу вас к соседям. — Ты сейчас серьёзно? — кричит Юнги. — Чонгук мучается! — Вот почему нам нужно ему помочь! — Больницы ему не помогут! Как ты думаешь, что происходит с оборотнями в больницах бет?! Они просто накачают его лекарствами и испортят его представление. — О, так ты теперь врач? — Лучше, чем врач-бета, которому плевать на нашего ребенка! Тэхен начинает плакать. — Это наш ребёнок! — кричит Сокджин, и Юнги не отводит от него взгляда. — И я не позволю твоему упрямству навредить его здоровью. — Сокджин-а, — зовёт его Юнги. — Пожалуйста, доверься мне. — он тяжело сглатывает. — Пожалуйста? Хён, доверься мне. Я не позволю, чтобы с ним случилось что-то плохое. Я не позволю. Ты же знаешь, что я не позволю. Чонгук приглушённо всхлипывает, хватаясь руками за бёдра Юнги. — Папа, — плачет он, сморщив лицо, — папа. Глаза Сокджина затуманиваются. Он смотрит на Чимина и Тэхёна, стоящих с мокрыми щеками и дрожащих, на Юнги с Чонгуком на руках. Он проводит рукой по лицу. В следующем вдохе его голос ровный и спокойный. — Чимин-а, Тэхён-а. Идите, наберите ванну. Сейчас же. Чимин и Тэхён выбегают из комнаты, а Юнги отпускает свое напряжение. Сокджин качает головой и уходит.

***

— Хосок, — Сокджин надеется, что его голос не дрожит, — мы думаем, что у Чонгука началась первая течка. Хосок задыхается. — Ч-что? Уже? Разве ему не 9 лет? — Ему 11, — безразлично поправляет Сокджин. — Но он потеет, и всё его тело горит. Он всё время говорит, что ему… — что-то застревает у Сокджина в горле. — что ему больно. Повсюду. Это нормально? Это течка? Нам нужно отвезти его в больницу? Некоторое время было тихо. — Дети что-нибудь говорили о запахе Чонгука? — Говорят, он пахнет по-другому. — Тогда это явные признаки преждевременной течки. Запах меняется, как только начинается течка. Сокджин не знает почему, но у него подкашиваются ноги, и ему приходится сесть. — Как он? Его рвет? Сокджин обхватывает голову руками. — Нет, это обычное дело? Это плохо? Юнги не хочет везти его в больницу. Хосок-а, я слышу, как он плачет даже отсюда. Блять. Блять. — Сокджин-хён, — спокойно и мягко говорит Хосок, — всё в порядке. С Чонгуком всё будет хорошо. Это всего лишь первый цикл, а первые циклы всегда тяжёлые, особенно если они преждевременные. Будет больно, но оборотни должны пройти через это, чтобы правильно представиться. — Почему Юнги не хочет везти его в больницу? — Сокджин постепенно начинает задыхаться. — Мой ребенок, кажется, умирает. — скуление Чонгука заглушает все остальные звуки, и он должен быть рядом, он должен пойти успокоить своего ребенка. — Хотел бы я быть там, — сокрушается Хосок, — один вдох, и я бы понял, что она приближается. Беспомощный. Это слово отпечатывается на груди Сокджина, едва не выбивая из него дух. Семья Хосока всегда на расстоянии телефонного звонка, но он всё равно не может помочь своему щенку. Он бета с дерьмовым обонянием и понятия не имеет о жизни оборотней. Только он и Юнги, два беты, заботящиеся о детях-оборотнях, и как бы они ни старались понять, он боится, что они никогда не смогут. — Хен! Хен, ты слушаешь? Сокджин выдыхает, отвлекаясь от своих мыслей. — Д-да. Я здесь. — Следите за его температурой и следите за тем, чтобы он не испытывал жажду. Он не сможет есть много пищи, поэтому приготовьте что-нибудь лёгкое и простое для глотания. Он справится. С ним всё будет в порядке. Все продлится несколько дней. — Дней? — запинается Сокджин. — Так долго он будет страдать от боли? — Моя мама готовила травяной отвар для моей сестры. Он помогает омегам остыть. Я передам его рецепт вам, хорошо? Не волнуйся, хён. Сокджин кивает, хотя Хосок его не видит. — Да. Спасибо, Хосок. — Я напишу тебе. Позаботься о том, чтобы Чонгук не перегревался и пил воду. Много воды. Я позвоню тебе позже, чтобы убедиться, что всё в порядке. Сокджин убирает телефон в карман и стыдится признаться, сколько времени ему требуется, чтобы набраться смелости и позаботиться о своём ребенке. — Папа… — выдавливает из себя Чонгук, когда Сокджин входит в ванную. Чонгук тяжело дышит. Его щёки раскраснелись, а лоб, кажется, постоянно нахмурен от боли. Юнги сидит у ванны, рядом с ним Тэхён, а Чимин прислонился к раковине, обхватив себя руками. — Папа, как долго Чонгук будет болеть? — глаза Чимина красные и опухшие. — Совсем немного. Он не болен. У него течка, — успокаивает Юнги, нежно поглаживая опухшую и покрасневшую паховую железу Чонгука. — Как у омеги? — голос Тэхена звучит хрипло, как обычно бывает после того, как он плачет. Вопрос Тэхёна остаётся без ответа. Вместо этого Сокджин говорит: — Я позвонил Хосоку. Он сказал, что у Чонгука, вероятно, течка, и если мы будем следить за его температурой, с ним всё будет в порядке. Юнги поворачивается к нему с напряженным выражением лица. — Я понимаю. Тэхён и Чимин напрягаются и выглядят взволнованными. Сокджин вздыхает. — Чимин. Тэхён. Идите в свою комнату. Мы сами со всем разберёмся. Тихо, стараясь казаться меньше, словно у них неприятности, они выходят из ванной. Сокджин останавливает их у двери. Он притягивает их к себе, даже не наклоняя голову. Тэхён шмыгает носом, уткнувшись ему в грудь. Сокджин отпускает его, и дети уходят, не сказав ни слова. Он закрывает дверь, и в ванной остаются только он, Юнги и Чонгук, дрожащий в ванне. Он садится рядом с Юнги и нежно касается лица Чонгука. — Эй, малыш, — шепчет Сокджин, — как ты себя чувствуешь? Чонгук приоткрывает глаза. Его всхлипывания прекратились, но голос звучит слабо и прерывисто. — Немного лучше. Сокджин прикусывает нижнюю губу. Он смахивает с лица сына разлетающиеся пряди. — Это твоя первая течка, так что будет тяжело. — Моя течка, — Чонгук слегка свешивает голову с края ванны, чтобы быть ближе к прикосновениям Сокджина. Кажется, это его успокаивает. — Значит ли это, что она повторится? — Возможно. Если тебе назначат подавители, она будет только два раза в год. Чонгук всхлипывает, но не от боли. — Я не хочу быть омегой. — Малыш, — говорит Сокджин, — нет ничего плохого в том, чтобы быть омегой. — Я знаю, что говорят об омегах, — шепчет Чонгук. — Ничего хорошего. Сокджин глубоко вздыхает, сердце бешено колотится. В конце концов, Чонгук прав. Он никогда бы не осмелился повторить то, что слышал об омегах. Веки Чонгука дрожат, ему всего 11 лет, но он уже понимает, что его место в мире закрепилось, высечено по чистой случайности. Та же случайность, благодаря которой Сокджин нашел их. Что он мог сказать как бета, как отец? Что такого мог сказать Сокджин, чтобы Чонгук понял, что он не будет сожалеть или раскаиваться из-за того, что Чонгук — омега или оборотень. Что единственное, что имеет значение, — Сокджин и Юнги будут продолжать любить его таким, какой он есть. Юнги лучше умеет выражать свои мысли, чем он, но даже Юнги сейчас молчит. — Малыш, — шепчет Сокджин, ожидая, пока тот встретится с ним взглядом. Все, что тебе нужно помнить, это то, что ты любим. Неважно, что о тебе говорят, папа считает тебя самым ценным существом в мире. Папа защитит тебя. Чонгук-а. Ты просто золото. Когда Сокджин приоткрывает губы, доносится хриплое дыхание. Он всё ещё видит детское личико Чонгука, который ждёт его ответа, изо всех сил стараясь держать веки открытыми. Их ребёнок, несмотря на то, что ему 11 лет, несмотря на то, что… Сокджин прижимает Чонгука к себе, промокая насквозь и не обращая внимания на холод. — Не забивай себе голову такими бесполезными вещами. С каких это пор мы стали беспокоиться о том, что думают другие? Главное, чтобы мы были счастливы и здоровы, правда? — Да, папа, — тихо отвечает Чонгук, уткнувшись ему в плечо. Несмотря на то, что Чонгук находится в ледяной воде, его кожа обжигает. От него волнами исходит жар. Сокджин позволяет сжать его руку, когда боль становится слишком сильной. Когда худшее проходит, Чонгук плюхается обратно в ванну с сонными, измученными глазами. Юнги наполняет ванну льдом, когда она становится слишком теплой. Даже если у них есть только половина ингредиентов, необходимых для рецепта, который присылает Хосок, Юнги все равно готовит отвар. Юнги поит Чонгука маленькими глотками, ребенок морщит нос от горечи. — Фу, — морщится Чонгук, и Сокджин улыбается, потому что по какой-то причине ему кажется, что всё будет хорошо. — Хосок сказал, чтобы мы вытащили его из воды, — говорит Юнги, и это одни из первых слов, которыми они обмениваются за долгое время. — Мы не хотим, чтобы он уснул. Сокджин кивает один раз, и все. Они вытирают Чонгука насухо и готовят его к постели, где навешивают на него все вентиляторы, пока он спит. Чимин и Тэхён дышат через локти, постанывая. — Вы хотите сегодня спать в гостиной? — спрашивает их Юнги. — От Чонгука плохо пахнет. — шепчет Чимин. Тэхен соглашается. — У нас тоже будут течки? — Мы еще не знаем, дети. — говорит Сокджин. — Мы узнаем, когда вы станете старше. Сокджин в итоге спит с ними в гостиной, а Юнги остаётся с Чонгуком. Когда Тэхён и Чимин засыпают, Сокджин лежит без сна, и в его голове роятся мысли. Им нужно записаться на прием в больницу, убедиться, что Чонгук здоров, и купить подавители. Им следует пойти в больницу в южном комплексе — семья Хосока с радостью примет их. Завтра им следует купить больше трав. Им следует поговорить с детьми: о течках, гонах, альфах и омегах и обо всем, что происходит с ними. Сокджин в смятении садится. Он смотрит на спящих Чимина и Тэхёна. В последнее время дети редко обращались — Хосок заверил, что это естественная часть взросления, что желание обращаться угасает с возрастом. Сокджин накидывает одеяло на плечи мальчиков. Они не должны были взрослеть так быстро. Он осторожно ступает, чтобы не разбудить детей, и идёт на кухню. К тому времени, как Юнги спускается, чайник уже закипает. Они переглядываются. Сокджин достаёт пакетик чая и делает жест в сторону заднего двора. Когда чай готов, Сокджин садится рядом с Юнги, закинув ноги на подоконник. Свет на крыльце тусклый, его давно не меняли. Раньше вид темноты напугал бы Сокджина до смерти, но теперь это привычное зрелище. Еще одно свидетельство того, как быстро течет время. Как быстро растут их дети. — Ты злишься на меня? — спрашивает Юнги. Сокджин понимает, что слишком устал, чтобы отвечать. Он делает глоток чая, чувствуя, как тот обжигает язык. — Было страшно, — говорит он вместо ответа. — Так и было, — соглашается Юнги. — Мы и детей напугали. — Мы уже давно так не ссорились. Сокджин проводит пальцем по краю своей кружки. Он шепчет: — Сегодня мы были плохими родителями. Юнги накрывает кружку своими ладонями. В воздухе витает чувство вины, и Сокджин каким-то образом понимает, что они оба думают о своих детях. Всё, о чём ты думаешь, когда становишься родителем. Твои дети будут проигрываться в мыслях, как один и тот же фильм снова, и снова, и снова. В тишине стрекочут сверчки. Шелестят листья. Над ними тихо жужжит лампочка на крыльце. Он задается вопросом, комфортно ли спит Чонгук сегодня ночью. Он надеется, что завтра жар спадет. — Сокджин-а. — Хм? — Спасибо, что доверился мне сегодня, — говорит Юнги. Сокджин кладёт голову на плечо Юнги. Юнги прижимает его ближе. Они вдыхают аромат чая с хризантемами и друг друга, пока холод не становится невыносимым.

***

Тэхен становится альфой, когда ему исполняется 16. Они думали, что первая течка Чонгука была драматичной. Дом так сильно воняет во время первого гона Тэхёна, что Чонгук выбегает на задний двор, чтобы его вырвало. Чимину приходится носить маску, но он остаётся рядом с Тэхёном, который лежит на кровати, извиваясь, как будто у него невыносимый зуд, который он не может унять. Юнги и Сокджин невосприимчивы к запахам, так как являются бетами, поэтому, помимо более сильного, чем обычно, мускуса в комнате, они не понимают всей силы запаха Тэхёна. — Фу! — Тэхён садится прямо, всё его тело мокрое. — Это так раздражает! Я просто хочу кого-нибудь трахнуть! Юнги и Сокджин замирают от этой вспышки. — Ээээ, — это зрелый родительский ответ Сокджина. Тэхён закрывает лицо руками. Из его горла вырывается рычание, словно против его воли, за которым следует щенячье поскуливание. Когти Тэхёна выпущены, клыки удлинились. Его простыни в беспорядочных приступах агрессии порваны в клочья. Он беспокойный, вспотевший и креативно ругается, когда накатывает волна гона. Сокджин на мгновение вспоминает о течках Чонгука и о том, как он иногда не может спать из-за боли, он был глупцом, думая, что с гонами будет проще. Тэхена трясет так, словно он вот-вот взорвется, разочарование гложет его изнутри из-за того, что он изо всех сил пытается контролировать себя. Отвар должен был бы помочь (мать Хосока прислала им замечательную упаковку ингредиентов и инструкции по приготовлению), но у Сокджина такое чувство, что Тэхену нравится жить немного более ярко. — Это отстой, — стонет Тэхён. — Я хочу быть как Чимин. — У меня еще два года, чтобы представиться. — говорит Чимин. Он отошел на несколько шагов от кровати, вероятно, из-за запаха понимает Сокджин. — Я могу стать альфой или омегой. — Надеюсь, ты омега, потому что гон — это проклятие! У Чонгука хотя бы ледяные и холодные ванны. Что мне делать? Оторвать свой член? — Тэхен! — они с Юнги шипят на него. — Мне это тоже не нравится! — жалуется он им. Их внимание привлекает телефонный звонок. Сокджин рад, что это Хосок. Хосок и его сестра должны были приехать сегодня, но у Тэхёна случился гон. — Привет, Хосок, — приветствует он. — Хен, от него воняет даже отсюда. Моя сестра не выходит из машины. Она не хочет, чтобы он испортил ей цикл. О чёрт, Сокджин забыл об этом. — Черт. Ты не против, если твоя сестра возьмёт Чонгука с собой? Я тоже не хочу, чтобы у него началась течка. — Понял. Кстати, кто этот бедняга? Тэхён? Чимин? — Тэхен. — Ну, это было очевидно с самого начала. Он показался мне альфой, как только я увидел его щенком. — Зайди внутрь и помоги ему перестать кричать о том, что он хочет трахнуть всё вокруг, пожалуйста. Сокджин слышит смех Хосока за дверью, а затем видит его лицо, когда открывает дверь. Чонгуку не нужно дважды повторять, чтобы он последовал за тётей Джиу в кафе, он более чем рад выбраться из «вонючего болота», как он это назвал. Хосок с напряжённым выражением лица хлопает себя по руке. — Уф! Тэхён — крепкий парень! Я удивлён, что он не взял подушку, чтобы облегчиться. — Хосок, — Сокджин чуть не рыдает. — Я не хочу так говорить о своём сыне. — Ладно, извини, извини. Хосок входит в комнату с глубоким вдохом, от которого у Чимина перехватывает дыхание. — Дядя Хосок, ты ведешь себя отвратительно! — Ах, запах юного альфы. Как проходит твой первый гон, Тэ? Тэхён показывает ему средний палец. Юнги неодобрительно шипит на него. — Значит, всё идёт так, как я и ожидал. — Хосок кивает. — Пойдём, Тэхён. Давай пробежимся вместе с дядей. — Последнее, чего я хочу, — дышит Тэхён, пот стекает по его лбу. — это бежать. — Так ты предпочтешь остаться в постели и провонять весь дом? У тебя накопилось столько энергии, а ты ничего не делаешь. Доверься дяде. На улице прекрасный день. — Я заставлю вонять всю округу. — Твои соседи — кузнечики и коровы. Ну же, щеночек. — Я не щенок! — из горла Тэхёна вырывается рычание. Это самый злобный рык, который они когда-либо слышали от Тэхёна. Почти страшно смотреть, как сверкают его глаза, а зубы обнажены, чтобы показать их остроту. Воздух внезапно меняется, и Чимин съёживается, подбегая к Юнги. — Жутко пахнет. — бормочет он, когда лицо Хосока меняется. Хосок медленно подходит к кровати, где Тэхён тихо рычит. В Хосоке что-то изменилось, замечает Сокджин, когда тот приближается. Его обычное весёлое настроение исчезло. На его лице расчётливый взгляд, холодный и невозмутимый. — Маленький альфа, — обращается Хосок, и Сокджин вздрагивает от того, насколько низким становится его голос, настолько низким, что он едва различает слова. — Тебе лучше научиться хорошо вести себя со старшими. Рычание в горле Тэхёна стихает по мере приближения Хосока. И только тогда Сокджин видит острые когти на руках Хосока. Это что… альфа-силы?.. Альфа Хосока заставляет Тэхёна выглядеть маленьким. Из горла Тэхёна вырывается скулёж, похожий на щенячий писк, и что-то в воздухе исчезает, словно весенний ветерок. Подчинение. Хосок победил. — Давай обратимся. Есть хорошая тропа, по которой мы можем пойти. Свежий воздух поможет тебе справиться с гоном. Пойдём, щенок. — Хосок улыбается. На этот раз, когда Хосок обращается к нему, Тэхён низко опускает голову. Тэхён, который никогда никому не подчинялся, самый непокорный из всех, так легко прислушивается к словам Хосока, что Сокджин считает это почти несправедливым. Всё это время, чтобы укротить непослушного Тэхёна, нужно было просто быть более сильным альфой. Он почти усмехается. Насколько бы проще была его жизнь. Хосок поворачивается к Сокджину, и его весёлое настроение возвращается, ккак будто ничего не произошло. — Пойду с маленьким альфой на пробежку в горы. Это поможет ему справиться с гоном. — Хорошо. — его голос звучит отстранённо. — Остерегайтесь кабанов. Хосок фыркает. — Да ладно. Судя по запаху, все животные, наверное, разбежались. Чимин хихикает, а Тэхён сердито смотрит на брата, чувствуя себя преданным. Когда Тэхен обращается, Сокджин шокирован тем, насколько большим стал его волк, и еще больше шокирован тем, что по сравнению с Хосоком его ребенок выглядит совсем маленьким. Шерсть Хосока блестящая и ухоженная, здоровые мышцы на его костях. Волк Тэхена стройнее, его шерсть тусклая. Сокджину немного стыдно, что он не позаботился о его волчьей форме так же сильно, как о человеческой. Хосок поворачивается к ним, фыркает, и они уходят в горы, исчезая в лесу. — Папа? — Да, Минни? — Я очень надеюсь, что мне никогда не придется проходить такое. Юнги громко смеется над этим. — Я тоже очень надеюсь на это.

***

Два месяца спустя у Чимина начинается его первый гон. В то время как Тэхён вёл себя так, будто его телом овладел демон во время гона, Чимин ведёт себя спокойно и сидит, скрестив ноги, во внутреннем дворике, закрыв глаза и почти не двигаясь. Хорошая попытка медитировать, если бы не вздувшаяся вена на лбу и капли пота, стекающие по подбородку. — Давай пробежимся, — шутит Тэхён. Чимин вздыхает через нос. — Ты пахнешь отвратительно. — Эй, ну, твой запах гона не лучше. — Давай, пойдём! Тебе станет лучше. Медитация — глупость. — Я читал в интернете, что, — Чимин откашливается, его раскрытые ладони сжимаются в кулаки, когда на него накатывает волна гона, — медитация помогает справиться с циклами. — он с трудом произносит эти слова. — Хочешь знать, что ещё помогает при циклах? Бег. Бег помогает с циклами. Чимин, серьёзно. Ты ведёшь себя глупо. Чимин открывает глаза и рычит на брата. — Не называй меня глупым. Тэхен показывает язык. — Глупый. — Тэ. — рычание. — Чимин, глуууупыыый! — Папа! — Чонгук спускается по лестнице, морща нос и глядя на двух альф во внутреннем дворике. — Воняет! Сокджин и Юнги отрываются от ноутбука, стоящего на обеденном столе. У них заморожен банковский счет, и Сокджин пытается собрать воедино все непоследовательные платежи за последние две недели. Чертово мошенничество с кредитными картами. Юнги выглядывает во внутренний дворик и не видит ничего необычного. Чимин всё ещё «медитирует», а Тэхён стоит перед ним, скрестив руки на груди. — Тэхен, не трогай Чимина! Он сам разберётся со своим гоном так, как захочет! — кричит он. — То, как он справляется со своим гоном глупо! — отвечает Тэхён. — Простите, Ким Сокджин-гогекним*? Вы ещё здесь? — спрашивает оператор. [P.s. обращение к клиенту] Сокджин включает громкую связь. — Ах да, мы ещё здесь. Я сейчас собираю данные по обвинениям в мошенничестве. Можем ли мы… Два рычания прерывают его фразу. Они поднимают глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чимин валит Тэхена на землю, они оба рычат, и когда Чимин поднимает руку для удара, Юнги ахает, когда они видят когти. Юнги пробирается через их мебель и выбегает во двор, оператор говорит: — Алло? Всё в порядке? — и выбегает во внутренний дворик. — Я же говорил тебе не называть меня глупым! — кричит Чимин. Тэхён извивается под ним, и на его щеке появляется красная царапина. — Глупый! Глупый, глупый, глупый! Он переворачивает их, и Юнги пытается закричать, но его голос застревает в горле, когда Тэхён сильно бьёт Чимина по боку. — Мальчики! — наконец кричит Юнги, подходя и хватая Тэхёна за воротник, чтобы оттащить его назад. — Прекратите! Это почти ничего не даёт, кроме возможности Чимину снова наброситься на Тэхёна, заставив его и Юнги упасть на землю. Глаза Чимина широко раскрыты и полны угрозы. На мгновение Юнги кажется, что он видит красный цвет. Тэхён зарывается рукой в светлые локоны Чимина. Юнги поражается образом кудрей Чимина, когда он был ещё ребенком, они с Сокджином каждое утро перед садиком сидели в гнезде и пытались сделать прически по обучающим видео, стараясь изо всех сил. Тэхён накручивал локон на палец и, улыбаясь брату, говорил: «Красивый». Чимин резко падает на землю, когда Тэхён тянет его вниз, рычание разносится по воздуху. Юнги восстанавливает равновесие, отступая от дерущихся, и сосредотачивается на водопроводной трубе. Он пытается её включить. Он хватает садовый шланг, прицеливается и стреляет. Чимин и Тэхён от неожиданной атаки отпрыгивают друг от друга, чтобы избежать от потока воды. — Бва-а-а! — хнычет Чимин, размахивая руками, чтобы остановить поток. — Папа! Папа, остановись! Юнги направляет его на Тэхёна. — А-а-а! Папа, прекрати! Он отпускает насадку, опуская шланг. Чимин и Тэхён промокли насквозь и смотрят на него широко раскрытыми глазами. — Что вы двое делаете? — кричит Юнги. — Тэхен не оставил бы меня в покое. — Чимин огрызается в ответ, сверля взглядом. Он тяжело дышит, все еще в разгаре гона. — Я просто пытался помочь ему, — возражает Тэхен. — Мне всё равно, по какой причине! — рявкает Юнги. — Никогда не бейте своих братьев! Никогда! — Чонгук-а, — слышит он голос Сокджина, — принеси аптечку. Юнги не сдаётся. Когда он видит красную царапину на щеке Тэхёна и розовые следы от когтей на руке Чимина, его гнев только усиливается. Он кричит на них за то, что они незрелые. За то, что они жестокие. За то, что они невнимательные. За то, что они неблагодарные и пренебрегают всем, чему их когда-либо учили. Такими ли людьми они хотят стать? Им нужно быть умнее. Теперь они оба альфы. За их действиями будут следить всю оставшуюся жизнь, и Юнги не позволит им оправдать эти ожидания. Он говорит об этом и угрожает выгнать их из дома, если они снова попытаются подраться. — Ведёте себя как волки, хотя я воспитывал вас обоих лучше. Насилие не приемлемо в этом доме. Его никогда не было и никогда не будет, верно? К этому времени Чимин и Тэхён стоят на коленях, склонив головы. Юнги рявкает: — Отвечайте мне! Чимин и Тэхён икают: — Да, папа. Юнги стоит над ними, его грудь тяжело вздымалась. В горле першит, голова кружится, он расстроен и зол, и, уходя, тяжело дышит. — Я даже смотреть на вас двоих сейчас не могу. — он не обращает на них внимания, когда они начинают плакать. Чонгук прижимается к стене, когда мимо него проходит Юнги. Он идёт в их студию, бывший сарай, который они переделали в рабочий кабинет. Когда он захлопывает за собой дверь, его дыхание наконец начинает успокаиваться. Он слышит приглушённые рыдания Чимина и Тэхёна, голос Сокджина, слишком тихий, чтобы разобрать слова. Он падает в кресло и вздыхает, закрыв лицо руками. Перед глазами всплывают образы Тэхена и Чимина, вставшего на колени и плачущего во время своего первого гона. А потом Чонгука, который смотрел на него так опасливо, словно никогда раньше не видел Юнги. Юнги не знал, как направить свои мысли в нужное русло — разве дети не должны быть умнее? Неужели они с Сокджином недостаточно хорошо их воспитали? Он никогда не кричал, не орал и даже не повышал голос, но по мере того, как дети взрослели, становясь с каждым днём всё более непослушными и безрассудными, они с Сокджином всё больше и больше теряли терпение. Он включает компьютер, чтобы больше не думать об этом. Он погружается в редактирование аудиофайлов и ритм музыки заглушает его мысли, пока кто-то не стучит в дверь студии. Юнги не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это Сокджин. Только он мог зайти сюда. Детям вход был закрыт. — Юнги. — Сокджин кладет руку ему на плечо. — Я собираюсь сходить в магазин приготовить ужин. Дети в своих комнатах. — Хорошо. — Юнги по-прежнему не отрывает взгляда от экрана. Сокджин медлит. — Ты в порядке? — Я в порядке, — быстро отвечает Юнги. После недолгого молчания: — Они хорошие дети. Юнги цокает языком и резко говорит: — Конечно, они хорошие дети. — наконец он смотрит на Сокджина. — Они наши. Губы Сокджина растягиваются в улыбке, когда он наклоняется, чтобы быстро поцеловать его. Поцелуй смягчает Юнги настолько, что он следует за Сокджином из студии, чтобы проводить его. — Не подбирай больше щенят на обочине, — говорит Юнги почти каждый раз, когда Сокджин уходит один. — Я схожу с ума от трёх. — Ничего не обещаю, — всегда подмигивает Сокджин в ответ, и спустя 16 лет это каким-то образом никогда не надоедает. Как только Сокджин уезжает, Юнги наконец входит в дом. С дивана доносится низкий звук. Чонгук там в наушниках, глаза сосредоточены на планшете. — Что это у тебя в носу? — спрашивает Юнги, увидев две салфетки, торчащие из каждой ноздри. — От них обоих воняет, — отвечает Чонгук гнусаво. — Я не мог оставаться наверху. Юнги понимающе кивает. С момента его раннего представления Чимин и Тэхён жаловались на то же самое, когда был цикл Чонгука. Он направляется на кухню, чтобы вскипятить воду в кастрюле, роется в шкафу в поисках трав и сухофруктов, бросает туда немного леденцов, чтобы уменьшить горечь — трюк мамы Хосока, который помогал Чонгуку принимать лекарство во время течки. Пока травы отмокают, он готовит три тарелки груш, апельсинов и мускатного вина Shine. Он наливает в две миски травяное лекарство, делает глоток, чтобы убедиться, что оно не слишком горькое, и на всякий случай добавляет еще кусочек сахара. Чонгук оживляется, когда Юнги ставит на кофейный столик тарелку с нарезанными фруктами. Затем он ставит две чашки и тарелку с фруктами на поднос. Он поднимается в комнату Чимина и Тэхёна, где дверь приоткрыта. Он делает вдох, прежде чем открыть дверь ногой. Они замолкают, как только входит Юнги. Юнги замирает при виде синяков и пластырей на их лицах. Чимин лежит на кровати, всё ещё влажный от пота, а Тэхён сидит на полу. На столе стоит ноутбук, из динамиков доносится звук дорамы. Атмосфера накаляется, когда Юнги ставит поднос рядом с ними. — Травяной настой, который поможет с циклом. Дядя Хосок сказал, что ему очень помогло. Тэхён, тебе тоже стоит его выпить. — Спасибо, папа. — бормочет Тэхён. Чимин повторяет: — Спасибо, папа. — Как ты себя чувствуешь, Чимин? — Я сходил на пробежку с Тэхеном. После этого я почувствовал себя лучше. — Я понимаю. Никто из них не смотрит друг на друга. — Пейте. Не тратьте время впустую. — Юнги поворачивается к двери. Он опирается рукой о дверной косяк, заставляя себя повернуться лицом к мальчикам. Он выравнивает дыхание. — Вы ведь знаете, что я был разочарован вашим поведением сегодня, да? — мальчики кивают. — Вы ведь знаете, что папа считает вас хорошими мальчиками, не так ли? — мальчики снова кивают. Чимин шмыгает носом. — Хорошо. Когда закончите, отнесите посуду вниз. Юнги закрывает дверь и вздыхает. Он достаёт телефон. юнги купи мороженое для детей, перед тем как приедешь домой сокджин :) юнги молчи

***

А потом… Подавители не одного, а сразу трёх детей стали слишком обременительными для их финансов. Оценки Чимина были впечатляющими, как и его просьбы о дополнительных учебниках, хагвоны и участие во внеклассных мероприятиях. Тэхён и Чонгук ходили в хагвон, как и почти все дети в возрасте от 3 до 18 лет. И из-за склонности Юнги поощрять увлечения они потратили немало денег на то, чтобы Тэхён попробовал себя в игре на разных инструментах (трубе, саксофоне, фортепиано и бас-гитаре), но всё закончилось через несколько недель после начала занятий. Всё, о чём просил Чонгук, — это расширить его постоянно растущую коллекцию свечей, Bluetooth-колонок и светодиодных ламп. Коммунальные услуги, еда, ноутбуки, уход за садом и домом, одежда, лекарства, визиты к врачу, учёба в школе и вдруг… Работать фрилансером в их студии было недостаточно. Зарплаты, которые они получали на своих корпоративных должностях, компенсировали финансовые трудности. Единственным минусом было то, что Юнги и Сокджин испытывали стресс из-за долгих поездок на работу и попыток найти баланс между работой и семьёй. Это сказалось на них так, что у них не было ни времени, ни сил, чтобы это заметить. Частые отлучки Тэхёна из хагвона, его безрассудный характер. Неумолимое давление, которое Чимин оказал на себя. Постоянно растущее расстояние между братьями. И Чонгук. (Чимин-а, не забудь про подавители на столе. Внимательно читай квитанции! Не перепутай свои с подавителями Чонгука и, пожалуйста, принимай их согласно назначению. Понятно?) Все в их жизни сложилось по чистой случайности. Та же случайность, которая помогла Сокджину найти их посреди ячменя. Та же случайность, которая привела к тому, что Аджуна наняли в то лето на ферму. В тот день Ёнсо отмечала выход отца на пенсию в том же месте, где бабушка праздновала своё 60-летие. Последний совместный проект Юнги и Сокджина стал вирусным в последний год обучения парней в старшей школе. Из-за неё Чимин взял подавители справа, а не слева.

***

20 000 просмотров. 375 000 просмотров. 1 000 000 просмотров. Самое быстрое корейское видео на YouTube, набравшее 5 000 000 просмотров. Продажи молока в Южной Корее стремительно растут, поскольку рекламная песня становится вирусной. Новости Yonhap News сообщают о вирусной сенсации… Эксклюзив Dispatch: Пара, стоящая за « Песней о молоке»… СРОЧНЫЕ НОВОСТИ: По всей стране вспыхнул ажиотаж из-за распродажи молока. Сокджин смотрит на совершенно пустой молочный отдел на рынке. Дети жаловались, что им нужно молоко для хлопьев. Даже в школе нет молока, говорили они. Все в коридорах продолжают петь «Я люблю молоко~ Я люблю молоко~», говорили они. Они никогда не простят его и Юнги за то, что написали эту песню, говорили они. Именно в этот момент человек, устроивший весь этот беспорядок, звонит ему. — Хен, как дела? — здоровается Хосок, когда Сокджин отвечает на звонок. — Хосок, мы создали монстра. Хосок от души смеётся. — Вы двое создали шедевр! Говорят, что наша молочная реклама на пути к тому, чтобы превзойти по доходам кампанию «America's Got Milk!» — Я не знаю, что это значит. — Сокджин не верит своим глазам. Всё молоко исчезло, хотя 75% их населения не переносит лактозу. — Это значит, что ты будешь получать гонорары десятилетиями! Моё агентство даже повышает меня! — визжит Хосок. — Ты должен праздновать! Где Юнги? Позови его к телефону, я знаю, что он в восторге от всей этой славы, — и пока Хосок мило хихикает, Сокджин думает о том, что щенкам нужно позавтракать, а молока нет. — Юнги дома… — мимо него проходит пожилая женщина и восклицает, что не смогла найти ни одного магазина с молоком. — Хосок, что мне делать с завтраком? — Есть и другие завтраки, кроме хлопьев. — Да, и тебе придется его приготовить! — Сокджин сдерживает желание топнуть ногой. — Мы только что испортили утро родителям по всей стране! Хосок игнорирует родительскую дилемму. Вместо этого он хвастается: — Когда я попросил вас с Юнги поработать над последним проектом для моей рекламы, я не думал, что вы согласитесь из-за вашего плотного графика. А теперь посмотрите, что произошло! Весь мир поёт «Молочную песню»! — Ты сказал, что это проект для небольших провинциальных молочных ферм, — почти кричит Сокджин. — Ты не сказал, что она будет для Pinkfong-а! Сокджин направляется в секцию выпечки. Детям придется довольствоваться хлебом, маслом и джемом.Когда он думает о том, как Тэхен и Чонгук наслаждаются своим хлебом, он решает купить две банки джема вместо одной. — Если создатели Baby Shark-а говорят, что им нравится ваша песня, то лучше воспользоваться возможностью, — говорит Хосок. — И я рад, что мы так поступили, потому что, знаешь что? — Владельцы молочных ферм объединяются в профсоюзы? — Песня только что была номинирована на премию Melon Music Awards в категории «Лучший вирусный хит»! — Хосок визжит от восторга. — Что?! — банка клубничного джема выскальзывает из рук Сокджина, когда он прикрывает рот в судорожном вздохе. Джем разлетается по полу, заставляя других покупателей подпрыгнуть от неожиданности. — Разве это не здорово?! — Это ужасная новость! — Что? Почему? — Хосок, — шипит Сокджин, поспешно удаляясь с места преступления. — Ты собираешься заставить меня и моего мужа… — Я думал, вы двое не женаты… — …принять награду за любовь к молоку на национальном телевидении?! Знаешь, почему эта песня стала вирусной? Не из-за пользы кальция — это точно! — Я оооочень сильно скучаю по старому извращенцу Сокджину… — Хосок, у меня есть дети! — И подумай, как отреагируют твои драгоценные дети, когда узнают, что вся семья приглашена, — лукаво говорит Хосок. Сокджин поджимает губы. — Представь, как мило они выглядят, сидя рядом со своими любимыми знаменитостями и айдолами… Сокджин закрывает глаза. — Уезжают в университет и рассказывают своим друзьям, что сидели на VIP-местах на вручении наград… Сокджин поднимает голову к небу, ссутулившись. — «О, ваши отцы такие крутые, я бы хотел, чтобы мои родители были такими же крутыми» — вздыхают их друзья… — Ладно! — Сокджин вздыхает, признавая поражение, как родитель, которому небезразличны его дети. — Хорошо, хорошо! Ты победил! Мы пойдём на Melon Music Awards. Хосок хихикает, и почему-то в ушах Сокджина это звучит немного зловеще. — Увидимся в Сеуле, хен!

***

Чонгук нажимает на недавно обновлённую историю Намджуна в Instagram и удивлённо морщит лоб. Это была фотография рисового пирога со свечами на нем. чонгук ответил на историю намджуна я не знал, что у тебя сегодня день рождения с днем рождения! намджун о нет, нет, я понимаю, что история так выглядит сегодня день рождения моей мамы. у меня 12 сентября мы провели его с друзьями и семьей! [фотография отправлена] [фотография отправлена] Чонгук улыбается, приближая на фотографии Намджуна, который сидит между родителями. Кажется, что это день рождения Намджуна, потому что он сидит в центре. На второй фотографии он и его мама одновременно кусают один и тот же рисовый пирог. У них обоих ямочки на щеках, и это очаровательно. чонгук выглядит весело! только рисовый пирог? намджун да: ( молока не хватает, поэтому цены на торты сейчас сумасшедшие чонгук о, ха-ха-ха........ К счастью, Намджун меняет тему. намджун так когда у тебя день рождения? или, полагаю, твой и твоих братьев? чонгук у меня и моих братьев разные дни рождения, потому что наши папы разрешили нам самим выбирать даты, чтобы мы чувствовали себя особенными ㅋㅋ У меня 1 сентября, у Тэхена 30 декабря, потому что он любит привлекать к себе внимание, а у Чимина 13 октября намджун интересная дата для выбора чимина ㄷ ㄷ чонгук потому что он демон намджун о ^^; похоже, у нас один и тот же месяц рождения почему ты выбрал 1 сентября? чонгук о что ж Чонгук колеблется, затем решает рискнуть. чонгук раньше я был одержим принцессой Дианой намджун печатает… намджун печатает… намджун печатает… чонгук это современная пытка намджун ㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋ нет, я просто… по какой-то причине я понимаю чонгук что понимаешь? намджун ничего :) итак, что ты будешь делать на свой день рождения? чонгук я собираюсь приехать в Сеул через неделю после своего восемнадцатилетия намджун здорово! хочешь отпраздновать? чонгук эээ, просто потусоваться с друзьями, лол Чем меньше людей будет знать, что его родители номинированы на что-то под названием «Молочная песня», тем лучше. намджун как весело! 18 — большое число поздравляю чонгук да, наконец-то я повзрослел мои родители уже собираются подарить мне розы и духи намджун это очень мило! ^^ чонгук да Чонгук уставился на свой экран. Курсор продолжает мигать, ожидая, пока Чонгук напечатает следующие слова. Он печатает, удаляет, снова печатает, а затем переходит в приложение для заметок, чтобы Намджун не видел, сколько времени уходит на набор сообщения. Прошло несколько месяцев с их встречи в баре. За это время они обменивались сообщениями и телефонными звонками, в которые Чонгук под видом помощи с домашним заданием завлекал Намджуна. Во время этих «репетиторских сессий», в которых до репетиторства так и не дошло, Чонгук узнал, что Намджун был единственным ребенком, родившимся и выросшим в северных поселениях. Сначала он специализировался на инженерии, затем на экономике, затем на корейской литературе, а потом на английской литературе, думая, что она сделает его более крутым и привлекательным. — Скажи что-нибудь по-английски, — подсказал ему Чонгук, ворочаясь в постели, с включённой настольной лампой и давно забытой домашней работой. — Ха-ха, что ты хочешь, чтобы я сказал? Брэд Питт, Анджелина Джоли, «Миссия невыполнима», гамбургер, рибай средней прожарки, я в порядке, а ты как? — сказал Намджун на английском с идеальным акцентом, и желудок Чонгука сделал тройной тулуп и резко приземлился на лёд. — О-о, — запнулся Чонгук. — Да. Это привлекательно, я думаю. В течение следующих недель Чонгук собирал информацию о нём, словно собирался пройти по ней тестирование. Он не любил морепродукты, имел страницу TikTok For You, заполненную в основном милыми видео с котиками и комедиями, глубоко разбирался в хип-хопе/рэпе 90-х и имел 6-месячные отношения с омегой в старшей школе, прежде чем расстаться. — Знаешь, я был… простаком. В старших классах. — объяснил Намджун, когда Чонгук спросил их о причине расставания. — А ты? — Я никогда не встречался ни с кем, — смущенно прошептал Чонгук, его школьная форма висела на дверце шкафа. Намджун сказал: — У тебя ещё есть время, — и Чонгук ворочался с боку на бок, пытаясь уснуть, снова и снова прокручивая в голове его голос. Намджун, казалось, тоже кое-что запоминал о нем. Если Чонгук упоминал, что у него экзамены, Намджун отправлял ему сообщение «Удачи сегодня!» перед ним. Дорама, о которой мимоходом упоминал Чонгук, вызвала: «Я только что посмотрел первые несколько серий, и она довольно смешная!» несколько дней спустя. Песня которая понравилась Чонгуку, вызвала: «Ты слушал ее раньше? Думаю, тебе понравится», и, как ни странно, он каждую неделю выкладывал ролики с кроликами. Он писал: «моя страница реально FOR YOU». Для тебя. Намджун думал, что видео с кроликами для него. Чонгук знает, что он бредит. Но. Но… Он прикусывает нижнюю губу. — Хён, — печатает Чонгук, — ты знаешь последний подарок, который люди получают на совершеннолетие, да? Он сошел с ума из-за этого, он настоящий неудачник. поцелуй. Его телефон издаёт сигнал в подтверждение того, что сообщение успешно отправлено. Он едва замечает этот звук, пока курсор непрерывно мигает. О боже. У Чонгука отвисает челюсть. О боже, о боже, о боже! У него перехватывает дыхание, тело замирает на мгновение, прежде чем американские горки наконец останавливаются. Просмотрено. Чонгук вскрикивает и роняет телефон, как будто тот вот-вот взорвется. Он встает, дрожащими руками думая про себя: «Почему, почему, почему, почему?????» Почему он это отправил? Проходят секунды в жуткой тишине, ни вибрации, ни пинга, только его телефон лежит на кровати, как мёртвая рыба, возможно, это последнее, что Чонгук увидит перед тем, как спрыгнет с высоты. бзззззз Чонгук задерживает дыхание. У него даже нет сил. Но, как классно сказал Гон Ю в популярном корейском драматическом сериале 2016 года «Хранитель: Одинокий и великий Бог»: «Любопытство всегда побеждает достоинство». Чонгук поднимает свой телефон. намджун ха — ха Ты такой забавный тонсэн «.....» Телефон Чонгука выскальзывает из его ослабевшей хватки. Он падает вместе с ним, американские горки едут вниз, вниз, вниз. Его самооценка падает, падает, падает. Какого… хрена? Чонгук с криком бьется лицом о подушку. Что фигня! Не могло быть двух столь открытых сердец, столь схожих вкусов, столь единодушных чувств, столь любимых лиц! Теперь они были как чужие; нет, хуже чужих, ибо они никогда не могли познакомиться, ибо теперь… Чонгука только что назвали забавным тонсэном. Джейн Остин-нуна, что ему теперь делать? — Диана, — причитает он в подушку, когда открывается дверь. — Чонгук-а! Папа позвонил и сказал, что они номинированы на Melon Music Awards! Мы идём на MMA! Мы будем сидеть со знаменитостями и айдол-группами и… — взволнованный голос Тэхена затихает. Чонгук не может его видеть, так как он пытается задушить себя 200 нитями. — Э-э-э, все в порядке? Чонгук убирает подушку от своего пылающего красного лица, частично от стыда, частично от невозможности дышать. Тэхен заглядывает в его комнату, рука застыла на дверной ручке, когда он внимательно рассматривает его. Тэхен делает вдох, вдыхая запах Чонгука — вероятно, прогорклый, судя по тому, как гримасничает его брат, — и закрывает за собой дверь. Чонгук падает обратно на свою кровать и отворачивается от него. Он чувствует, как кровать проседает, когда Тэхён садится. — Что случилось? — Ничего. Тэхён равнодушно хмыкает. Чонгук надеется, что он уйдёт, чтобы он мог как следует похандрить без свидетелей. Он не очень скрывал свою связь с Намджуном, и последнее, что ему нужно, — это чтобы братья узнали, что его бросили. На кровати раздаётся шуршание, и Тэхён снова хмыкает — на этот раз с удивлением. — Это как-то связано с парнем по имени Джаджанджун, с которым ты переписываешься в инстаграме? Чонгук садится так быстро, что его кровяное давление резко падает. Тэхен беззаботно держит его телефон, двигая большим пальцем вверх и вниз, предположительно читая их переписку. — Дай мне его! — Чонгук прыгает к своему брату. Тэхён поднимается на ноги, изящно уклоняясь от рук Чонгука, и отходит в дальний конец комнаты. — Эй, ты способен писать так много сообщений? Всё это время я думал, что ты никогда не отвечаешь, потому что не знаешь как писать. — У меня оценки лучше, чем у тебя! — Чонгук хватает Тэхёна за руку и пытается отобрать у него телефон. Тэхён демонстрирует неожиданную гибкость, уворачиваясь. Теперь он широко улыбается, задыхаясь и хихикая, глядя на экран. — Нет…! — Тэхен! — Чонгук-а, не может быть! — Почему здесь так шумно? — Чимин входит в комнату. — Чимин, лови! — Тэхён бросает телефон Чонгука в сторону двери. — О, чёрт! Чёрт! — пищит Чимин, когда телефон подпрыгивает в его руках, один раз, другой, прежде чем обосноваться в его хватке. — Тэ, нельзя бросать телефоны! — Посмотри на это, — хихикает Тэхён, а Чонгук кричит: — НЕ НАДО! Сомнение на лице Чимина превращается в возмущённый вздох, когда он просматривает сообщения, а Чонгук кричит ему, чтобы он остановился. — Чонгук-ши, — брови Чимина поднимаются. — Ты что, требуешь поцелуи от альф? Тэхён улавливает тон Чимина, и два брата телепатически ухватываются за возможность вместе посмеяться над другим братом. — Чона. — Тэхён переходит на глубокий голос эпохи Чосон и дразнит: — Что подумают члены совета, когда услышат такие злобные сплетни! Королевская семья будет в полном упадке! [P.s. чона — ваше величество, обращение к королю] Чонгук вскакивает, чтобы закрыть дверь на случай, если их родители вернутся домой и услышат об этом. Их насмешливый смех ползет по его спине, только усиливаясь глупой сценкой, постоянными ролевыми двух братьев, в которых Чонгук никогда не участвует. Его ногти царапают его дверь. — Господин Тэхён, вам случайно не известно о трёх дарах, которые человек получает по достижении совершеннолетия? — спрашивает Чимин. — Не знаю, господин Чимин, я не знаком с подобными обычаями! Чонгук не осмелился повернуться и посмотреть на них, чтобы увидеть их самодовольные ухмылки и смех. Чтобы они увидели, как его глаза невольно наполнились слезами. — Как гласит легенда, нужно получить розу, («Как мило!») духи, («Прелестно!») и… — они хихикают. — поцелуй! — СТОП! — кричит Чонгук, оборачиваясь. — Прекратите! Внезапно смех затихает. В любой другой день Чонгук мог бы стерпеть их насмешки, но не сейчас. Не сейчас, когда он чувствует себя глупым ребенком. — Я думал… — Чонгук запрокидывает голову, чтобы сдержать слёзы. — Я думал, что он тоже меня любит. В комнате стоит неловкая тишина, если не считать всхлипываний Чонгука. Его братья колеблются, не решаясь сказать ни слова. — Чонгук, — пытается сказать Чимин, но Чонгук качает головой. — Не могли бы вы уйти? — требует Чонгук, и запах Чимина становится раздражённым. Запах Чонгука в ответ становится горьким. Его братья не двигаются, предпочитая душить его своим постоянно нарастающим запахом гнева. Чонгук готовится услышать их жалобы. Он любимчик, избалованный ребёнок, золотой ребёнок, драгоценный малыш. — Джун. — Тэхён всё ещё держал в руке телефон Чонгука и мельком взглянул на него. — Его аккаунт в Instagram jjajangjoon. Это он, да? Чонгук встречает устрашающий взгляд Тэхена. — Ким Намджун, двоюродный брат. Ах. Так вот в чем дело. Чонгук медленно кивает. Конечно, Тэхён был бы зол на него за общение с братом его бывшего парня, его запах очевиден. Он открывает рот, чтобы сказать это, но тут Тэхён рычит: — Эта гребаная шавка. — Пф! — фыркает Чимин. — Ким Намджун — это его имя? Какой он Ким? Хамчан? Гымхэ? Я могу легко справиться с Кимом из Хамчанов. Его братья двигаются так, словно ими управляет одна и та же сила, и угрожающе надвигаются на него. На их лицах одинаковое выражение: опасное и враждебное. Чонгук делает шаг назад, слёзы высыхают, а голос срывается, когда его альфа-братья смотрят на него. Но на этот раз он не чувствует их взгляды. У Чонгука шок. — Где он живёт — на севере или в южных поселениях? — спрашивает Чимин. — Северный комплекс. — отвечает Тэхен. — Северный комплекс воспитывает таких дерьмовых альф. Ты знал, что он пил чай в баре? — Ха! Значит, он считает себя лучше всех? — Очевидно считает, что он лучше нашего брата. Чонгук так сильно шокирован, что ему приходится моргать, чтобы глаза не вылезли из орбит. Он слишком медлителен, чтобы понимать, как его братья перебрасываются словами. Их запах усиливается и делает воздух в комнате тяжелее, становясь невыносимым и кислым по мере того, как они становятся всё более беспокойными и возмущёнными. Ранее, когда Чонгук чувствовал, как злятся его братья, они не злились на него? Но на Намджуна? — Ты сразился с ними в баре, — говорит Чимин Тэхёну. — Как они? Тэхён фыркает, надменно ухмыляясь. — Можно было бы подумать, что в этом комплексе детей учат драться. Услышав слово «драться», Чонгук наконец-то приходит в себя. — Подождите. Тайм-аут. — Чонгук складывает руки в форме буквы «Т». — Вы не можете драться с Намджуном. — Мы не позволим какому-то придурку-альфе связываться с омегой нашей стаи, — решительно рычит Чимин, и чёрт возьми, его брат выглядит таким пугающим, когда его серые глаза расширяются. Кажется, что они становятся чёрными. Чонгук рыдает: — Так это из-за альфа-гордости? — Нет, это из-за Намджуна наш однопометник расплакался. — кривит губы Тэхен. Чонгук чувствует, насколько они искренне злятся. Злятся не на него, а на того, кто причинил боль их брату. Кто причинил боль Чонгуку. На какое-то время Чонгук теряет дар речи. — Раз уж мы о нем заговорили, давайте навестим и Аджуна. Я всё ещё злюсь из-за того, что случилось в баре. — Как насчет того, чтобы расслабиться на секунду? — Чонгук пытается их успокоить. — Вам не нужно ни с кем драться. Позвольте мне… позвольте мне начать с самого начала, и вы всё поймёте. Так пойдёт? Они нерешительно кивают, и Чонгук делает вдох, расслабляясь, когда их запахи начинают рассеиваться. Он начинает: — Итак, я сидел возле круглосуточного магазина… И он рассказывает им. Чонгук рассказывает им о том, как он впервые встретил Намджуна, каким милым он показался. Он обеспечивал комфорт и, что более важно, угощал. Чонгуку показалось, что он почувствовал связь, когда Намджун сказал ему подать заявление в университет Маэва — что между ними был реальный шанс. Они лихорадочно обменялись контактами, прежде чем Чонгук ушел. Он также упомянул немного жалкие методы заставить Намджуна позвонить ему под предлогом репетиторства. — Ты притворился дурачком, чтобы альфа позвонил тебе? — сокрушается Чимин. Чонгук сердито смотрит на него. — Это не притворство, когда ты на самом деле не знаешь материал. — Ты не знаешь материал?! — ещё больше обиделся Чимин. Чонгук и Тэхен бросают на него раздраженные взгляды. — В любом случае, — Тэхён продолжает разговор, — продолжай. В какой-то момент они обнаруживают, что сидят на полу, соприкасаясь коленями. Чимин заставляет Чонгука показать им инстаграм Намджуна, и так он оказывается в окружении своих альф — головы Чимина и Тэхена лежат у него на плечах. — Что за… почему у него нет ни одной фотографии самого себя? Только картины и тротуары. — Он уродлив? — Он не уродливый… — Он не в моём вкусе. Хотя он высокий. — Оо, какого роста? — Примерно такого же роста, как папа… —… это не высокий… — … другой папа, глупый. — Оооооо. Смех Тэхёна вибрирует на шее Чонгука. Тэхён лежит на боку, а ладонь Чимина мягко лежит на его руке, пока он пытается получше рассмотреть телефон Чонгука. Чонгук остро ощущает их разговор и смех в своей комнате. Чонгук с опозданием понимает, что они проводят время вместе. — Значит, он высокий, у него хороший вкус в отношении мороженого, и он не полный придурок. Что было дальше? Чонгук вырывается из своих мыслей, и все следы горько-сладкой ностальгии по братьям быстро рассыпаются при этом вопросе. Он издает тихий хнычущий звук отчаяния. — Я сказал, что хочу поцелуя на свое совершеннолетие, и он назвал меня… — Чонгук закрывает глаза в раскаянии, подавленный собственными поступками. — Он назвал меня забавным тонсэном. — Боже мой! — Нееееет! Тэхен и Чимин отрываются от него, задыхаясь. — Только не забавный тонсэн! — Это значит, что ты попал в категорию «друг», «брат» и «ребёнок»! Чонгук вздрагивает, глядя на своих братьев, у которых широко раскрыты глаза и рты, такие большие, что они похожи на инопланетян. Он моргает раз, другой и неожиданно улыбается с облегчением, словно с его плеч свалилась тяжесть. — Я знаю?! — хихикает Чонгук. — Я это и говорю! — Это просто ужас! — смеётся Чимин, улыбаясь глазами. — Это так глупо! — соглашается Чонгук. — Зачем ему тебя увлекать, если ты ему не нравишься? — спрашивает Тэхён. — Именно! — Чонгук вскидывает руки вверх. — Вы бы не стали просить кого-то поступить в тот же университет, что и ты, или покупать ему закуски, или звонить ему по телефону. — Чонгук вздрагивает от этих слов, потому что нет ничего более пугающего, чем телефонный звонок. — Вам бы хотелось, чтобы кто-то делал всё это, верно? — Типичное поведение кобеля, — цокает языком Чимин, грозя маленьким пальчиком. — Этот альфа, должно быть, решил, что ты милый, попытался подкатить к тебе, а теперь ты просто часть его списка омег. Он студент университета на территории! Если он такой же горячий и потрясающий, как ты говоришь… — Я не говорил, что он горячий и потрясающий… — …у него сейчас, наверно, как минимум 1 или 2 таких, как ты. Может, даже больше! — ахнул Чимин. — Может, он пытается поймать тебя в ловушку. — В какую ловушку меня заманить? — В ту еще, — испуганно шепчет Чимин. — И та еще сейчас находится в комнате с нами? — насмешливо спрашивает Чонгук. — Я серьёзно! — шипит Чимин, а Тэхён защищает его: — Чимин прав. Ты же не хочешь застрять в ловушке той еще тюрьмы. — Той еще тюрьмы? — в этот момент Чонгук думает, что его братья придумывают фразы, чтобы обмануть его. — Тюрьма, в которой два человека могут флиртовать, ходить на свидания и обмениваться милыми сообщениями, но не могут официально встречаться. — Тэхён говорит это так, словно он учёный-конфуцианец, поглаживая накладную бороду. — Тот будет спрашивать тебя, как прошёл твой день… — Флиртовать окольными путями, — кивает Чимин. — Водить тебя на свидания… — Давать надежды, и как только ты подумаешь, что ваши отношения развиваются… Тэхён за считаные секунды превращается из учёного из Чосона в распутного плэйбоя, когда говорит: — Мы не встречаемся. Ты для меня просто друг. Чимин скрещивает руки на груди и вздергивает подбородок, лаконично заявляя: — Это проклятие — быть в ловушке. Чонгук смотрит на Тэхёна и на Чимина. Он снова смотрит на Тэхёна и на Чимина. Конечно, они не могут быть серьезными. — Но в этом нет смысла, — пытается возразить Чонгук. — Если тебе кто-то нравится, разве ты не любишь только этого человека? Можно ли флиртовать с несколькими людьми одновременно? Тэхён и Чимин смотрят на него с большой грустью. — Так не пойдёт. Чонгук не выживет в реальном мире, — говорит Тэхён Чимину нормальным голосом, прикрыв рот рукой. — Это вина наших родителей. Они слишком его баловали, — так же громко отвечает Чимин. — По крайней мере, я умею шептать, — ворчит Чонгук. — Откуда вы вообще так много знаете об этом? Когда Тэхён и Чимин снова смотрят на него с непреодолимой жалостью, Чонгук поднимает руку. — Неважно. Я не хочу знать. Чонгук размышляет над теориями своих братьев. Это правда, что Намджун был симпатичным, порядочным альфой, и, как и все симпатичные, относительно порядочные люди, он никак не мог быть одиноким в расцвете сил. Вероятно, в комплексе было много омег. Омеги, которые были красивее его, умнее, старше его и опытнее в… Чонгук напрягается. Этом. В то же время, он был оборотнем-уродом, воспитанным бетами в деревне. Его вторичный пол сделал его нежеланным для бет-самок и отвратительно ценимым бета-самцами. Друзей у него было мало, а романтических перспектив — еще меньше. Чонгук вздыхает с отчаянием и падает вперёд, на бедро Тэхёна. Брат похлопывает его по спине с той же нежностью, с какой бабушка похлопывает по арбузам в супермаркете. — Что мне делать? — вопит Чонгук. — Ты забудешь о нём, — отвечает Чимин. — Твои результаты пробного экзамена в этом месяце намного выше, чем в прошлом. Держу пари, ты сможешь поступить в приличные университеты в Сеуле. Там мужчины намного красивее. — Как ты думаешь, почему Чимин так усердно учится, ай! — Тэхён вздрагивает, когда Чимин толкает его в бок. — Я усердно учусь, чтобы изменить мир к лучшему для нашего вида, — снобистски заявляет Чимин. — Ради всеобщего блага человечества. — Я тоже создан для великих дел в жизни, — насмехается Тэхён над снобизмом Чимина, — например, для того, чтобы меня наполняли узлами… — Дети, — папа открывает дверь и заглядывает внутрь. — Ваши родители вернулись домой, а вы не хотите нас поприветствовать? Папа в замешательстве останавливается. Он смотрит на них, развалившихся на полу, и моргает, словно не верит своим глазам. — Что… — их отец смотрит на каждого из них по очереди. — …здесь происходит? — Мы просто болтаем, — уверенно отвечает Чимин, и Чонгук прекрасно понимает, что в этом доме уже давно не произносили таких слов. Папа пристально смотрит на него. — Ладно. И всё… — Он на секунду переводит взгляд на Чонгука. — …хорошо? Тэхён громко и некрасиво кашляет в кулак. В его голосе слышится лёгкая паника, когда он отвечает: — Да, всё хорошо! Когда взгляд аппы снова падает на него, Чонгук с улыбкой подтверждает: — Да, мы болтаем. — О. Ладно. Что ж. Тогда я, наверное, — папа неловко стоит у двери. Дети ждут, когда он уйдёт. — Ведите себя хорошо. Дверь начинает закрываться, останавливается на 2 секунды, а затем наконец закрывается с тихим щелчком. Они задерживают дыхание, прислушиваясь к затихающим шагам отца. Когда они перестают его слышать, то переглядываются. И расхохотались. — Ты сказал, — хрипит Чимин, указывая на Тэхёна, — ты буквально сказал…! — Выражение лица Тэ…! — Чонгук держится за живот. — Прекратите, я не могу дышать, прекратите! — Тэхен падает на пол, смеясь. — Я испугался за свою жизнь! Вы же не думаете, что он это слышал, верно? Чонгук делает короткие, прерывистые вдохи. Тэхён внезапно указывает на него, задыхаясь от смеха: — Чонгук, ты, пфффффф! — ты похож на — его брат едва может говорить, задыхаясь: — …ты похож на Элмо, когда смеёшься! — Что?! — Чонгук смеётся, как Элмо, и этот комментарий заставляет их взорваться от смеха. Они падают друг на друга от хохота. Чонгук превращается в растаявшую лужу от хихиканья. Чимин задыхается. Тэхён плачет, искренне плачет. — Я давно так не смеялся, — всхлипывает Тэхён, хихикая в последний раз. — Я тоже, — соглашается Чонгук, и Чимин отвечает: — Я тоже. Они смотрят друг на друга с натянутыми улыбками, и в наступившей тишине настроение становится отрезвляющим. Это неловкое напоминание о том, что не каждый день между однопометниками бывает так хорошо, как этот, и что в течение долгого времени, с момента их представлений, расстояние между ними стало больше, чем единственная стена, разделяющая их комнаты. Чонгук откашливается от внезапного смущения и возвращает разговор к первоначальной теме. — Значит, я должен забыть о нём? — спрашивает Чонгук. — Я зациклился на какой-то глупости, и мне нужно с ним покончить? Его братья легко следуют его примеру, благодарные за смену темы. — Всё не только в твоих мыслях, — упрекает Чимин. — Этот альфа ввёл тебя в заблуждение. Он виноват в том, что разбил твое сердце. Чонгук обращает внимание на Тэхёна, который не сразу соглашается. Он обдумывает его слова, пока Чонгук с нетерпением ждёт его вердикта. Тэхён — самый опытный из них в мире любви и романтики. Хотя его методы и вкусы в отношении альф вызывают сомнения. — Я не знаю. Мое нутро подсказывает мне, что что-то не так. — в конце концов решает Тэхён. — Я был там в ту ночь, когда ты его встретил. Все альфы пускали на тебя слюни, но то, как выглядел Намджун… Выглядел по-другому. Он думал не своим узлом, он… — Тэхен встречает полный желания взгляд Чонгука. — Он посмотрел на тебя так, будто ждал тебя всю свою жизнь. Чонгук предательски озаряется надеждой. Он быстро подавляет своё нетерпение. — Что мне нужно сделать, чтобы это выяснить? Тэхён пожимает плечами. — Что ещё остаётся? Тебе нужно поговорить с ним — вот и всё. — Я не могу с ним поговорить, — Чонгук съёживается, теряя уверенность. — Это так странно. — А какой ещё есть вариант? Лежать на подушке и сопеть, пока не состаришься и не поседеешь? — Северные территории находятся всего в полутора часах езды от Сеула. — делает вывод Чимин. — В сентябре мы отправимся на ММА. Ты можешь навестить его. Будет проще поговорить лично. — Наши родители никогда бы не позволили мне одному поехать на территорию комлпекса, — напоминает Чонгук. — Церемонии награждения длятся часами, — заговорщически говорит Тэхён. — Еще мы не сидим на главной сцене с нашими родителями. У тебя будет достаточно времени, чтобы навестить его и вернуться. — Ты доберёшься ещё быстрее, если поедешь на экспресс-автобусе. Мы с Тэхёном прикроем тебя. — Я… — Чонгук ценит их энтузиазм, но помнит, как разозлился папа, когда они с Тэхёном улизнули в бар. Кроме того, это важная церемония для их родителей. — Я не знаю. Я не хочу пропустить важное событие для пап. Чонгук взвизгивает, когда Тэхен сжимает его лицо своими чудовищно большими руками. Если бы Чонгук сам не видел медицинские документы, он бы подумал, что все они родились от разных родителей. — Чонгук. Тебе нравится этот альфа? Чонгук кивает. — Ты думаешь, с ним есть реальный шанс? Дыхание Чонгука становится коротким и прерывистым. — Знаю. — Тогда иди и забери его, — настаивает Чимин. — Ты же Чонгук, помнишь? С каких это пор тебе кто-то говорил «нет»? Чимин прав. Как только Чонгук чего-то захочет, его ничто не остановит. Его братья должны видеть это по его лицу, когда он принимает решение. Комната наполняется волнением, когда Тэхён и Чимин улыбаются. Впервые за свои 17 лет жизни он станет плохим сыном. И пойдет ловить себе альфу.

***

— И они смеялись, — объясняет Юнги, чистя зубы. Он сплёвывает в раковину. — По-настоящему смеялись, счастливым и весёлым смехом. — Друг с другом? — скептически спрашивает Сокджин, лежащий на кровати. — Друг с другом. — Наши дети? — Все трое. Сокджин хмыкает. Он говорит в потолок: — Значит, ты всё-таки существуешь. Юнги подходит к кровати Сокджина, чтобы выключить лампу, и наклоняется к нему, чтобы достать выключатель. Сокджин ухмыляется. — О, смотрите, ангел. — Тебе обязательно повышать мне кровяное давление перед сном? — Я бы предпочел, чтобы твоя кровь пошла ниже. Юнги поднимает одеяло и накрывает им лицо Сокджина. — Извращенец, — выплевывает он, выключая свет, и если он улыбается, Сокджин никогда бы этого не узнал. Юнги устраивается в постели рядом с Сокджином. — Я рад, что они всё ещё могут смеяться вместе, — признаётся он, когда Сокджин поворачивается к нему лицом. — Иногда я беспокоюсь о них. Они уже не так близки, как раньше. — Они подростки, — говорит Сокджин. Их колени соприкасаются под одеялом. — В этом возрасте они только и делают, что ненавидят людей и ссорятся друг с другом. — И всё же, — говорит Юнги и, должно быть, заныл сильнее, чем ему хотелось, потому что Сокджин душит его, едва не опрокидывая на спину. — Да, — Сокджин кусает его за шею. — Мы только что стали вирусной сенсацией десятилетия и были номинированы на премию MMA. Наши мальчики здоровы, получают заботу. Когда всё идёт хорошо, думаешь только о худшем. Все, что Юнги может сделать, это нерешительно улыбнуться. Он двигается под тяжестью Сокджина, руки заключают его в объятия. До сих пор поражает, как легко Юнги теперь даются прикосновения. — Я думал, ты не хочешь идти. — Я правда не хочу идти, — вторит ему Сокджин. — Но мальчики были так рады, когда узнали. Как мы могли им отказать? На этот раз Юнги душит Сокджина. Все бесполезные переживания, которые он испытывал в молодости из-за возраста, привлекательности и партнёров на всю жизнь, были напрасными. На самом деле, можно найти 40-летнего мужчину самым милым существом на планете. Сокджин смеётся — этот тип предназначен для спальни, когда они вот так лежат под одеялом и обнимаются. Смех у него глубокий и короткий, без писка или хрипа, только бархатный голос и рокот в груди. Юнги нравится думать, что он единственный, кому выпадает удовольствие слышать этот смех. Юнги хочет побыть в таком состоянии еще немного. — Я надеюсь, что они останутся такими ещё немного, — вместо этого шепчет Юнги. — Своевольными? Раздражающими? Юнги кладет голову Сокджину на грудь. — Вместе. Пальцы Сокджина на секунду перестают гладить Юнги по спине, прежде чем снова начать. — Когда нас не будет рядом, чтобы беспокоиться о том, хорошо ли они едят или не замёрзли, — голос Юнги становится хриплым, когда он прислушивается к ровному биению сердца Сокджина, а рука на его спине убаюкивает его, — вовремя оплачивают свою кредитную карту, заводят ли друзей, благополучно возвращаются домой… Юнг мягко погружается в сон. — …Я надеюсь, что, по крайней мере, они останутся вместе. Он почти засыпает, когда слышит шёпот Сокджина: — Даже если не будут, с ними всё будет в порядке. Юнги бормочет: — Откуда ты знаешь? — Потому что я нашел кого-то вроде тебя, не так ли? Юнги лишь слегка вздыхает, всегда засыпая через несколько секунд после того, как ложится. Голос Сокджина проникает под кожу, и Юнги растворяется в тепле.

***

Чонгук думает, что он заболевает. — Кажется, я заболеваю, — заявляет Чонгук, врываясь в комнату Чимина и Тэхёна. Его братья не удостаивают его даже взглядом. — Это называется влюблённостью, Чонгук. Всё будет хорошо. И вот Чонгук изгнан обратно в свою комнату с опущенными плечами и жалкой гримасой на лице, которая не сходит с его дня рождения. Родители готовят его любимые блюда — пиццу, жареную курицу, стейк из стейк-хауса «Outback», булдак-джапагетти и свиную грудинку, — которые он выбирает и пробует. — Это всё жир, — в какой-то момент выплёвывает Чонгук, когда пытается разрезать свой стейк. Он бросает нож. — Его даже вилкой не проткнёшь. Его папы зажгли свечи на торте, подарили ему духи и розы, как и обещали, и поцеловали в щёку, оба с каждой стороны, а Чонгук поморщился от отвращения, глядя на сверкающие перед ними свечи. — С днём рождения, малыш, — сказал папа, потому что Чонгук, несмотря на то, что был на 4 см выше Чимина, считался самым маленьким в семье. Глядя на свечи, он вспомнил семью Намджуна и их улыбающиеся лица и задумался, будет ли он когда-нибудь праздновать день рождения с Намджуном или он просто ещё один глупый омега, ослеплённый феромонами альфы и… — Диана заслуживала лучшего! — внезапно воскликнул Чонгук, топая в свою комнату и оставляя позади ошеломлённую семью, когда свечи догорели. Он был болен несколько дней после праздника. Его тошнило несколько дней подряд. Стейк был ужасен не просто так. Болезнь так и не отступила. Она висела над телом Чонгука, как влажное одеяло. Он ощущал тяжесть в своих движениях: он медленно реагировал, быстро уставал и его постоянно знобило в течение дня. Он огрызался на родителей, которые решили, что его скверный характер связан с жестоким обращением с Меган Маркл после её свадьбы с принцем Гарри — Диана защитила бы её, упокой Господь её душу, и нашёл временное утешение в комнате своих братьев. — Тебе нужно научиться отпускать, — посоветовал Чимин. — Отпускать что? — Свою мечту о том, чтобы Намджун стал твоим альфой и и стал породителем десяти твоих детей. — Породитель? Что это? — Тэхен, пожалуйста, почитай книгу. Всего одну. Чонгук покраснел. Он не был уверен, знает ли Намджун его любимый цвет, но всё равно подумал о заведении детей. — Ты воняешь уже несколько недель, потому что сильно нервничаешь, — заметил Чимин. — Тебе нужно успокоиться. Худшее, что может случиться, он скажет «нет», а если он скажет «нет»… — …мы убьем его. — пожал плечами Тэхён. Как сказал Чонгук: утешение. Он жил так до самого дня награждения: жарко, холодно, жарко, холодно, я собираюсь это сделать, я не собираюсь, я собираюсь это сделать, я абсолютно не собираюсь! Чонгук почти ни на чем не концентрируется. Каждый запах раздражает, каждая вещь беспокоит, каждый шум слишком громкий. — Чонгук? Чонгук! Чонгук возвращается в реальность и видит, что Тэхён машет ему рукой. Его брат хмурится и поднимает бровь. — Перестань так много отвлекаться. Чонгук моргает, фокусируясь. Они в вестибюле отеля, ждут, когда их отцы зарегистрируются. Чонгук протирает глаза от тумана, размышляя о том, как недели пролетели так быстро, разве они не получили новости всего несколько дней назад? — От тебя воняет на весь вестибюль, — Чимин зажимает нос и машет рукой, отгоняя запах Чонгука. — Давай заберём наши вещи и… Взгляд Чонгука падает на декоративную вазу с цветами рядом со стойкой регистрации. От обилия красок у него режет глаза, а от формы вазы у него начинает чесаться кожа. Его пальцы подрагивают, ему хочется подвинуть вазу или разорвать цветы на части. — Чонгук. Серьезно, опять? Чонгук! — Чимин щелкает пальцами. Чонгук вздрагивает от звука, неприятно отдающегося в ушах. Его братья смотрят на него, нахмурившись, и кожа у них между бровями собирается в складки. Даже несмотря на тяжёлый запах блокатора, которым щедро намазали их железы, чтобы успокоить отца, Чонгук всё равно морщит нос от резких запахов своих братьев. — Надеюсь, у твоего альфы плохое обоняние, — Чимин качает головой. Он хватает Чонгука за руку и подталкивает его к лифтам, пока Чонгук дуется, бросая последний взгляд на вазу с цветами. — Папы закончили регистрацию, постарайся вести себя нормально. Папа-кот увидит тебя насквозь. Хотя Чонгук сильно сомневается в этом. Их родители были так же напуганы, если не больше. Дядя Хосок сообщил им, что они будут присутствовать на красной дорожке, поэтому семейные ужины сопровождались отработанными каламбурами и скрипучему смеху, за которыми следовало сердитое «Прекрати, прекрати!!!» их другого папы. Например: — Ладно, ладно, а как насчёт этого? — папа хихикает. — Ким Сокджин-ши, что вы почувствовали, когда узнали, что вас номинировали на Melon Music Award? — семья молчит. — Ну, я чуть кожуру* не потерял — хаха! [P.S. melon — дыня] Ни у кого не шевелится ни один мускул на лице. — Сокджин, я публично покину тебя. — Кто-то мелондраматичен? — Дети, закройте глаза. Я не хочу, чтобы вы это видели. Дети выходят из лифта, опустив головы, чтобы не встречаться взглядами с обеспокоенными наблюдателями, а их отцы начинают по-детски бить друг друга. — Если кто-нибудь спросит, скажите, что мы приёмные, — заключает Тэхён. — Но мы… — Чимин надувает щёки и решительно отказывается от своих слов. — Неважно. В конце концов, их отцы дают им карточки-ключи и читают длинную лекцию о пунктуальности (Чимин), хороших манерах (Тэхен) и о том, что общественные места — это не их дом (Чонгук). Им предписано использовать кредитную карту только для оплаты проезда и еды, при этом они пристально смотрят Тэхёну в глаза, а после они встречаются в отеле, чтобы устроить праздничный ужин с дядей Хосоком. Чонгук слишком сосредоточен на ужасном интерьере, чтобы слушать. — Кажется, мы его потеряли, — говорит один брат, на что другой отвечает: — Нет, он просто в альтернативной реальности. Он скоро вернётся, — и родитель вздыхает: — У него такие большие глаза, что он воспринимает мир так, как мы и представить себе не можем. — Можно сказать, что чувствую себя мелонхолично. — АБОДЖИ!!! — СОКДЖИН!!! — ХОРОШО, ХОРОШО! Я ПРЕКРАЩУ! Чонгук всех перебивает. — Зачем они поставили здесь стол? Папа перестает сверлить его взглядом и задумчиво смотрит на Чонгука. — Чонгук? — Хм? — Чонгук проводит рукой по поверхности стола. Его нужно протереть. — Эй, Чонгук, посмотри на меня. Чонгук снова сосредотачивается на отце, который смотрит на него прищуренными кошачьими глазами. Чонгук нервно ёрзает. Он не умеет хранить секреты от родителей. Он чуть не икает. — Да, папа? — Ты в порядке? Ты вспотел. — папа подходит ближе и кладёт руку ему на лоб. — Ты горячее, чем обычно. Ты вовремя принимаешь свои подавители? — Да, каждое утро. Брови папы нахмурились, и по спине Чонгука скатилась капелька пота. Знает ли папа? Слышал ли он, что Чонгук собирается улизнуть, как только они выйдут на красную ковровую дорожку? Чимин заверил его, что Чонгук вернётся до окончания церемонии, так что папа не должен сильно злиться, верно? У него будут неприятности — он это чувствует. Родители больше всего доверяли ему, а он их подводил, но на этот раз ему некого винить, кроме себя. — О, Чонгук, я говорил тебе не есть вчера вечером шесть раменов с бульоном! — внезапно вскрикивает Тэхён. — Ты сдерживался с самого аэропорта, но нет-нет-нет, общественные туалеты тебя пугают, и ты боишься, что вода брызнет обратно в твою задницу, — позади него Чимин закатывает глаза так сильно, что Чонгук видит только белое, — …иди, иди, быстрее! — Что… Тэхён заталкивает Чонгука в ванную так сильно, что тот спотыкается. Дверь захлопывается перед его лицом, и они слышат их голоса: — Да, папа, мы пойдём в аптеку. Ты же знаешь, как Чонгук относится к еде, но чего бы Чонгук ни захотел, он это получает! Не могу дождаться, когда его талия исчезнет. Чонгук фыркает. Голос Тэхёна: — Идите готовиться! Мы справимся, и ты порвёшь всех своими шутками, у-у! ВПЕРЕД, ПАПА! ЛЮБЛЮ ВАС! И после некоторых усилий входной замок щёлкает, и дверь в ванную распахивается. Его братья ухмыляются, а Чонгук злится. — Ух ты, — невозмутимо произносит Чонгук. — Я знаю, я гений. — Тэхён откидывает воображаемые волосы с плеча. — Мы могли бы обойтись без подробностей, но это было эффективно. — Чимин смотрит на часы. — Дядя Хосок забирает отцов для красной ковровой дорожки, так что это идеальная возможность для побега. Он качает головой. — Даже в своих проступках ты остаёшься таким же везучим. У Чонгука сводит живот, сводит верхнюю часть бедер при воспоминании о своем признании. Он сглатывает, чувствуя, как к горлу подступает ком, а его братья издают отвращения. — Чонгук, — жалуется Тэхён, открывая окно, — меня стошнит, если ты продолжишь так себя вести. — Что, если он меня отвергнет? — пищит Чонгук. Когда Чимин собирается заговорить, Чонгук добавляет: — Только не говори, что убьёшь его. — Чимин хмурится. Тэхён вздыхает, глядя в открытое окно. — Чонгук-а. Помнишь, как мы отдыхали с семьёй дяди Хосока? Чонгук помнит. Они сняли красивый домик у озера в лесу и целыми днями отдыхали, плавали и ели без остановки. Тэхён и Чимин большую часть времени проводили как волки, а не как подростки. В южных районах Кванджу чудесно пахло: сосной, плодородной землёй и теплом. У Чонгука снова скрутило живот. Это слишком сильно напомнило ему запах одного альфы. — В последний вечер там мы ужинали под навесом. Шел дождь, и мы готовили паджон. Мне очень хотелось перевернуть сковороду, и все испугались. Вы все думали, что я ее уроню. — Тэхён отворачивается от окна и смотрит на них. — Вы помните, что сказал большой папа? Чонгук перебирает воспоминания: утренний фейерверк, пинг-понг, скрежет сковородки. — Если он уронит ее, значит, уронит, — отвечает он тихим голосом. Тэхен кивает и широко улыбается. — Если он откажет, значит, откажет, — подтверждает он. — Какая разница, если он отвергнет тебя? Это ничего не меняет. — Мальчики! — их отцы стучат в дверь. — Мы уже уходим! Тэхен практически прыгает к ним в объятия, когда Чимин открывает дверь. Он вдыхает их запах, как изголодавшийся щенок, пока Чимин скандирует: — Я тоже, я тоже, я тоже! — он перепрыгивает через кровать, чтобы присоединиться к объятиям. Папа чмокает Чимина в щеку, бормоча, что они все еще похожи на моччи, а Чонгук остается неподвижным там, где стоит. Когда папа протягивает к нему руку, широко и добродушно улыбаясь, Чонгук надеется, что тот не заметит его вины. У него возникает ощущение дежавю: он сам, маленький ребенок, ходит на цыпочках по студии, куда детям не разрешали заходить. Ему нравилось смотреть на награды отца, развешанные на стенах, на фотографии с продюсерами и друзьями, когда у него ещё не было морщин вокруг глаз, а в улыбке была молодость. «Чонгук-а.» — та же улыбка. Протянутая рука. — «Иди сюда. Нажми сюда. Слышишь? Это Си.» Его шаги тяжелы, когда он подходит к ним и заключает их в объятия. Он вдыхает запах родителей, успокаивающий и знакомый. Рука гладит его по затылку. — Выиграю я или проиграю, я рад, что у меня есть вы, малыши, — говорит папа. Чонгук утыкается лицом в плечо отца и полностью с ним согласен.

***

Ровно через час после того, как Чонгук уходит на автобусную остановку, Тэхён замечает в сумке брата упаковку таблеток. — Эй, Чимин, — зовет Тэхен. Он достает коробку из сумки Чонгука. Их подавители выпускаются в одноразовых пакетиках, скрепленных в блистерную упаковку. Само лекарство простое: круглая белая таблетка, защищающая слизистую оболочку желудка, и две капсулы, отличающиеся размером и цветом. В зависимости от аптеки цвет капсулы всегда меняется. Их отцы тщательно разделяли их по квитанциям, в которых они приходили — единственный показатель того, для кого они были омегам или альфам. Детям пришлось спорить несколько месяцев, прежде чем их отцы позволили им самим обращаться с подавителями. Он предполагает, что все родители такие, неспособны доверить своим детям самим позаботиться о себе, независимо от того, сколько им лет. — Это твои подавители в сумке Чонгука? Из ванной доносится голос Чимина. — Мои в косметичке. Тэхен еще раз рассматривает таблетки, его лицо серьезное. Эти капсулы сине-белые. Сквозь непрозрачность белой капсулы Тэхен видит, как темный порошок перемешивается внутри, когда он передвигает их. — Чимин, покажи мне свои таблетки. — Что? Ты забыл свои? — Чимин высовывает голову из ванной, его волосы уложены в бигуди и закреплены заколками. Тэхён роется в сумке Чимина, отбрасывая в сторону, кажется, десятки средств для вьющихся волос, чтобы найти упаковку. Чимин предупреждает: — Осторожнее с моими вещами! Мне пришлось заказывать этот гель из-за границы! Тэхён не слушает. Он сравнивает две таблетки, Чонгука и Чимина, при свете в ванной. Таблетка Чонгука темнее. Тэхён тут же разрывает упаковку. — Тэхен! — Ты принимал их? — спрашивает Тэхён. Чимин подтверждает это, и Тэхен распаковывает капсулы, высыпая порошок на стойку. Порошок коричневого цвета, а у Чимина — чисто белый. — Чимин, смотри. Подавители альф всегда темнее. Всегда. — Этого не может быть. — Чимин не моргая смотрит на порошки. — Папа говорил мне… и я… — Тэхён видит, как Чимин пролистывает размытые воспоминания о том дне. — Или, может, я не…? Как только до него доходит, Чимин начинает считать на пальцах. Он бормочет себе под нос месяцы: июнь, июль, август, и его лицо бледнеет. — У меня ещё месяц до следующего гона даже без подавителей, — говорит Чимин, — но Чонгук… — Он не…? — Ни разу с тех пор, как у папы был день рождения… Чимин мечет в поисках своего телефона. Тэхен сетует на себя за то, что был таким тупым. — Он ведет себя странно со своего дня рождения. Как мы раньше не замечали? Гудки в телефоне Чимина идут бесконечно, прежде чем перейти на голосовую почту. Тэхен пытается вспомнить все о Намджуне именно в этот момент. Его рост, телосложение, цвет глаз. Чонгук сказал, что он показался милым, но сколько других омег утверждали, что встречали милых, нежных альф, а потом происходило обратное? Разве Аджун тоже не был очаровательным, милым альфой до того, как Тэхен осознал его настоящую личность? Не говоря уже о том, что Намджун и Аджун — двоюродные братья. Это не лучший вариант для личности Намджуна. Но Чонгук не глуп. Они с Намджуном договорились встретиться в общественном месте, в причудливом университетском кафе, которое Чимин и Тэхён предварительно одобрили на Naver Maps. В его кошельке было достаточно денег, чтобы вернуться на такси в Сеул, если бы до этого дошло, а его телефон был заряжен на 97%, когда он уходил. Станция университета Маэва и прилегающие районы были студенческим городком, достаточно безопасным для того, чтобы старшеклассники могли гулять по нему ночью после окончания хагвона. По сути, Чонгук в безопасности. Но у Чонгука течка? — Мы слишком остро реагируем, — пытается успокоить Тэхён. — Сейчас день, и Чонгук в корпусе университета. Если у него начнётся течка, кто-нибудь отвезёт его в клинику. Всё будет хорошо. Чимин кивает, но его взгляд по-прежнему беспокойно мечется. — Он не отвечает на звонки. — Может быть, он уже с Намджуном? Внезапная мысль о том, что их брат-омега, не принимающий подавители, с альфой и не отвечает на звонки, сводит их обоих с ума. — Давай подождём немного, — успокаивает Чимин, пытаясь справиться с нарастающей паникой. — Чонгук плохо разбирается в телефонах. В этот момент Тэхену звонит неизвестный номер. Они мгновение смотрят на экран, прежде чем Тэхен отвечает. — Алло? Выслушав другую реплику, Тэхен говорит Чимину: — Это Намджун. — его голос дрожит. — У Чонгука только что началась течка.

***

Чонгук едва успевает дойти до автобуса. Он сгорбился и тяжело дышит, когда запрыгивает в автобус. Он показывает свой билет водителю, и двери захлопываются за ним с шумом. На его верхней губе выступил пот. Он спрашивает: — Это автобус до станции университета Маэва? Водитель автобуса оглядывает его с ног до головы. — Так и есть. — Спасибо, — выдыхает Чонгук. Он выпрямился и вытер лоб рукавом. Все головы поднялись, чтобы посмотреть на него, пока он шел по проходу, чтобы найти свое место. Чонгук съёживается и опускает взгляд в пол, вздрагивая, когда кто-то рычит, когда он проходит мимо. Он знал, что жители Сеула нетерпеливы, но черт возьми. Автобус резко трогается с места и вдавливает его в сиденье. Он пытается выровнять дыхание, регулируя вентиляцию над головой так, чтобы она била прямо в лицо. Его глаза щурятся от прохладного воздуха, он почти мурлычет. Погода слишком жаркая для сентября. Он достаёт телефон, чтобы написать: только что сел в автобус. всё ещё встречаемся в кафе? намджун конечно! напиши мне, когда приедешь. я отдыхаю в общежитии чонгук спасибо, что согласился провести для меня экскурсию по корпусу намджун конечно, это отличный университет и корпус прекрасен в это время года мне не терпится показать тебе Чонгук почти печатает: «Я тоже рад встрече», но вовремя спохватывается. Он потеет под вентилятором, пока его пожилая попутчица поплотнее закутывается в шаль. Он беспокойно ёрзает на сиденье и сглатывает тошноту от головокружительного запаха кожаных сидений и бензина, а также от едва уловимых запахов оборотней, которые есть в автобусе. В ушах звенит от скрипа шин, а от беспокойства дрожат кости. Единственное, что его успокаивает, это мысль о встрече с Намджуном в конце. аже если только на час, он хочет снова увидеть Намджуна. Он задаётся вопросом, будет ли альфа таким же, как в его воспоминаниях. Добрые глаза, низкий голос, тело, в котором Чонгук стыдливо хочет утонуть. Намджун кажется хорошим в объятиях, из тех, кто крепко прижимает к себе. «Привет, Чонгук, я так рад, что ты здесь», — сказал бы он, и Чонгук уже чувствует низкий гул в груди Намджуна. Чонгук мгновенно засыпает. Чонгук просыпается от ощущений: рубашка прилипла к спине, слышны голоса, автобус объявляет остановки. С каждой вспышкой сознания его волосы становятся влажными, по щеке стекает капля пота. Ему следовало попросить Намджуна встретиться на станции, чтобы они могли быстрее увидеться. Он дрожит. Тихий шепот, ткань слегка касается его лба. Следующая остановка — Ёнин-ил, следующая остановка —… Чонгук пытается вспомнить запах Намджуна. Он был землистым и лёгким, устойчивым и тёплым. Он расслабляется на сиденье с довольным вздохом. Если бы Намджун взял его за руку, она бы горела? Если бы Намджун прикоснулся к нему, это было бы… Его плечи внезапно напрягаются, волоски на теле встают дыбом. Резкий звук заставляет его проснуться; во рту появляется неприятный и горький привкус. Чонгук с вздохом открывает глаза и видит, что его соседка, та самая пожилая женщина, держит его за руки. — Ш-ш-ш, — успокаивает она, — я прогнала этого альфу, не волнуйся. Чонгук не понимает, о чём она говорит. Она прикладывает платок к его щекам, и Чонгук утыкается в ткань. В её глазах тревога. Серые, как у Чимина. — Альфа? — голос Чонгука звучит легко. — Вы оборотень? — он ничего не почувствовал. — Я слишком стара, чтобы отдавать запах, — говорит она, словно читая его мысли. — О, бедняжка. Ты утопаешь в своём кресле. Чонгук с удивлением замечает, что на её коленях скапливаются использованные салфетки. В этот момент Чонгук слышит, как закрывается дверь автобуса и с визгом шин он отъезжает от платформы. Чонгук паникует: — Это была станция университета Маэва? — Да, но, дорогой, у тебя есть кто-нибудь, кто отвезет тебя домой? Чонгук вскакивает со своего места с быстрыми извинениями и неуклюже идет по проходу. — Аджосси! — его руки стучат по стеклу. — Аджосси, откройте дверь, пожалуйста! Автобус притормаживает на улице, двери распахиваются. — Студент, подожди! Он ступает на тротуар, и автобус проезжает мимо. Ему требуется секунда, чтобы прийти в себя, и он выпрямляется, пытаясь сориентироваться. Он не может поверить, что чуть не пропустил свою остановку из-за дурацкого сна. В автобусе было странно душно. Первое, что он замечает, — это вход на станцию ​​университета Маэва с цветущей сливой, украшающей название. Во-вторых, это запахи. Его никогда раньше не окружало столько оборотней. Он кашляет в локоть, смесь запахов и следов блокаторов вызывает тошноту. Чонгук знал, что северная территория была более населенной, чем южная, но это не подготовило его к подавляющему запаху. Когда люди проходят мимо него, они зажимают носы и ускоряют шаги. Тэхён и Чимин правы. Должно быть, из-за нервов у него ужасный запах. Руки Чонгука дрожат, когда он тянется к карману, но понимает, что на нём нет куртки. Его телефон и кошелёк были в карманах куртки. Чёрт, как же Чонгук собирался… Серия восторженных тявканий отвлекает его, прежде чем тревога спадает. Он оборачивается к пешеходному переходу и видит группу щенков, послушно выстроившихся в ряд, пока они переходят дорогу вслед за своими учителями. Они радостно лают, быстро перебирая лапами, чтобы добраться до тротуара. Их хвосты виляют, некоторые из них короткие и толстые, а некоторые пушистее других. Они мило прыгают по тротуару, все четыре лапы в воздухе, когда они прыгают один за другим. Он не знал, что у некоторых щенков могут быть висячие уши. Это до абсурда очаровательно. Что-то глубоко внутри Чонгука кольнуло. Тело Чонгука движется само по себе, пока его разум затуманен. Ему нужно найти Намджуна, увидеть его, услышать его низкий голос. Он проходит мимо больших участков травы с волками, отдыхающими стаями на территории кампуса, мимо плакатов «КАМПУС ДЛЯ СВОБОДНЫХ ОБРАЩЕНИЙ», гордо развевающихся на столбах вдоль главной дорожки. Он поднимается по красивым пологим холмам, мимо перестроенных зданий — лагерей, превратившихся в библиотеки и классы. Оборотни смотрят на него с отвращением? Беспокойством? Интересом? Пока он бродит по университету. Его приоритет смещается к единственной цели — улыбке с ямочками. Намджун живёт в общежитии для альф, и если Чонгук сможет его найти, то неизбежно найдёт Намджуна. Он узнает его по запаху, по какой-то причине Чонгук в этом уверен. Его шаги становятся автоматическими, следуя за своим носом больше, чем за чем-либо еще. Он следует за тяжелым мускусным ароматом альфы, не зная, сколько времени у него осталось до того, как ему придется возвращаться в Сеул. Чонгук оживляется при виде указателя, ведущего к общежитиям альф, и ускоряет шаг решительным шагом, прежде чем чья-то рука хватает его за плечо, чтобы оттащить назад. — Эй, — мужчина, тоже омега, хмуро смотрит на него. — Не думаю, что тебе туда нужно. Только когда Чонгук попытался заговорить, он понял, что слегка задыхается. — Здесь живёт мой друг. Он крепче сжимает мою руку. — Послушай, я знаю, каково это, но, поверь мне, лучше сходить в клинику. Первый укол блокатора течки бесплатный. — Что? — Чонгук стряхивает с себя омегу. Ему не нужны блокаторы. До течки больше месяца, и даже тогда препараты, которые он принимает, подавляют его цикл настолько, что ему не нужны блокаторы. — У меня нет течки. Я здесь, чтобы увидеться с другом. — Да неужели? — бросает вызов омега, глядя на него как на капризного ребёнка. — Как зовут твоего друга? — Ким Намджун. Он живёт здесь, и мы, — Чонгук сглатывает, у него пересыхает в горле, — мы договорились встретиться. Омега делает то, от чего Чонгук чувствует себя плохо, он закатывает глаза и говорит: — Да. Ты и все глазастые омеги в университете. Он неприступен, ты же знаешь. Позволь мне отвести тебя в клинику и избавить от унижения. Унижение? Чонгук делает шаг назад, потом ещё один, качая головой. — Нет, — бездумно произносит он, — нет, это неправда. Он сказал, он сказал мне… — Такова его натура, малыш. Он все время говорит сладко. Чонгука сейчас вырвет. Братья предупреждали его об этом, но он должен был услышать это от самого Намджуна. Он не мог доверять никому, кроме него, не хотел никого, кроме него. Отдаленная, более разумная часть его сознания понимает, что он ведёт себя немного безумно. — О нет, — омега прикрывает рот рукой и хватает его за локоть, оттаскивая в сторону, — нам нужно в клинику сейчас же. — Ты ошибаешься! — Чонгук отдергивает руку и не понимает, о чём он говорит: о своей течке или о Намджуне. — Я собираюсь убедиться, что Намджун мой. Он игнорирует потрясённый взгляд омеги и направляется в общежитие. Омега больше не пытается кричать на него. Чонгук почти жалеет о своем решении в тот момент, когда он вваливается в общежитие. Его передергивает от резкого запаха альф, и ему приходится прислониться к одному из шкафчиков для обуви, стоящих вдоль прихожей. — О чёрт! — альфа подпрыгивает, когда поворачивает за угол и видит Чонгука. Оборотень делает вдох, его глаза вспыхивают жёлтым, и он прикрывает нос и рот рукой. Чонгук пытается выпрямиться, надеясь спросить у парня, не знает ли он, где Намджун. — Нет, нет, оставайся на месте и не двигайся. — приказывает альфа. Он делает неуверенные шаги назад, не сводя глаз с Чонгука, словно тот бомба. На секунду у Чонгука затуманилось зрение, но он снова сфокусировался и обнаружил, что альфа исчез. Он опускается на пол, потому что у него подкашиваются ноги. — Кто, блять, привёл сюда своего партнёра по течке? — раздаётся отдалённый крик, за которым следует хохот из коридора. Шаги приближаются. Чонгук видит, как группа альф смеётся и разговаривает друг с другом за одним из столов, сверкая клыками и рыча, но всё это приглушается стуком, стуком, стуком его сердца. — Везучий сукин сын, какой сладкий аромат. — У меня никогда не было партнёра, от которого так сильно пахло бы в комнате, даже если бы в нем был узел. — Ебать, он выведет меня из себя. Пока Чонгук сидит там, спрятавшись за шкафчиками, его разум становится ещё более туманным, а тяжёлый, тяжёлый мускусный аромат альф окутывает его. — Эй, — Чонгук замирает, услышав голос, прежде чем понимает, что он доносится сзади. Это тот самый альфа, с полотенцем, пропитанным блокаторов запахов, прижатым к носу. Он присел на корточки, на уровень Чонгука, как тот замечает, и шепчет: — Ты в порядке? Где твой альфа? Из общей комнаты: «От этого запаха я сейчас взорвусь, чёрт возьми!» — и «Эй, разве это не запах Донвона?» — со всех сторон доносится рычание. — Мы должны отвезти тебя в клинику, — говорит альфа, Донвон? И Чонгук в панике пищит: — Мой альфа — Намджун! Донван вздыхает, как будто он уже миллион раз это слышал, и Чонгук хочет заплакать. — Я не вру, — объясняет Чонгук с паникой в голосе, — Мы общаемся уже несколько недель. Недавно у его мамы был день рождения, они ели рисовый пирог вместо торта, и я не могу сказать тебе почему, но это вина моих родителей. Он покупал мне закуски, когда я был расстроен, и он предпочел читать книгу, а не пить в баре. Он сказал мне прийти в университет Маэва, мы должны были встретиться сегодня, и я должен был сказать ему… сказать ему… — О, — осознает Донвон, — ты Чонгук. — Чонгук! Чонгук оборачивается и внезапно сталкивается лицом к лицу с Намджуном, у которого широко раскрыты глаза. В его глазах мелькают жёлтые искорки, и когда мужчина делает вдох, Чонгук видит, как они меняют цвет. Намджун помогает ему подняться. Чонгук перестаёт дышать, Чонгук замирает, боясь, как его внутренности скручивает от запаха парня. — Почему ты не отвечал на звонки? — Я… я потерял его. — Ты хоть представляешь, как страшно, когда ты не отвечаешь на звонки, и я слышу, что по общежитию бродит течный омега? — ругает его Намджун, но Чонгук сосредотачивается на том, как тяжело дышит Намджун, как вздымается и опускается его широкая грудь. — Намджун, я думаю, ему нужен блокатор как МОЖНО скорее. — Нет! — говорит Чонгук, и он, возможно, кричал, судя по тому, как Намджун смотрит с широкими глазами на него. У него нет времени идти в клинику, ведь ему ещё нужно поговорить с Намджуном и вернуться в Сеул. — Сначала мне нужно поговорить с тобой. — Чонгук, экскурсия может подождать. — Дело не в экскурсии. — Что бы там ни было, нам нужно оказать тебе помощь, пока течка не стала сильнее. — Намджун тащит его к выходу. Чонгук упирается пятками в землю, доведённый до предела всеми запахами, стрессом и настойчивыми заявлениями окружающих, что у него течка, хотя он только утром принял подавители. Он кричит: — Почему ты не хочешь подарить мне поцелуй в честь совершеннолетия? Намджун замирает. Как и Донвон, чья рука, прижимающая полотенце к лицу, безжизненно опускается, как и шум во всей комнате отдыха. Они привлекают внимание других альф, их больше не защищают шкафчики. — Конечно, это течный омега Намджуна, — фыркает один из них. Чонгук продолжает, и его голос слегка дрожит: — Я что, просто ещё один из твоих омег? — О боже, — Донвон хлопает Намджуна по плечу, направляясь в коридор, ведущий в комнаты. — Разбирайся сам. Он смотрит и смотрит, слегка приоткрыв рот. Чонгук ждёт, запоздало осознавая, что Намджун прямо здесь, перед ним. И от него так вкусно пахнет. Ноздри Намджуна раздуваются, и Чонгука тянут за руку в сторону комнат. Альфы ухмыляются и дразнят их, улюлюкая. Намджун смотрит на них, и Чонгук инстинктивно хватает его за рубашку сзади, наклоняя голову. К тому времени, как Чонгук оказывается в комнате, в которой едва помещаются письменный стол, кровать и комод, — комнате, наполненной только запахом Намджуна, — он лишь смутно осознаёт, что его самые интимные места мокрые. Намджун роется в беспорядке на своём столе в поисках зажигалки и наполовину задувает ароматическую свечу. Он поворачивается к Чонгуку, не глядя ему в глаза, и очень лаконично спрашивает: — Чонгук, что? Чонгуку требуется мгновение, чтобы осознать, что перед ним стоит Намджун, прислонившись к столу и так сильно сжимая костяшками пальцев деревянный край, что на его руке вздулись вены. — Ты… — Чонгук облизывает губы, и Намджун резко вдыхает. — Ты назвал меня забавным тонсэном, когда я говорил о поцелуе в честь совершеннолетия, когда я думал, что мы… — Чонгук чувствует, как горят его уши, — флиртуем… — он не может даже произнести это. — …очень много общаемся. — исправляется он. Тишина. — Чонгук… — Я был не прав? — настаивает Чонгук. Намджун потирает рукой шею, и Чонгук следит за его движением, чувствуя, как у него текут слюнки от запаха Намджуна. Альфа выглядит растерянным. — Я просто ещё один из тысяч омег, которые бросаются на тебя, — заключает Чонгук, когда Намджун слишком долго собирается с мыслями. — Глупый молодой омега, которого можно добавить в твой список. — Нет! — сразу же отрицает Намджун. — Нет, конечно, нет! Чонгук, я знаком и дружу со многими омегами, но я никогда… пока не встретил… — он в отчаянии проводит руками по волосам и лицу. — Так трудно разговаривать, когда от тебя так пахнет. — Как? — кричит Чонгук. Намджун подстраивается под его громкость. — Ты правда не понимаешь, как от тебя пахнет? — Ты хоть представляешь, как от тебя пахнет! — отвечает Чонгук, смущённый и слегка оскорблённый. — Твой запах заставляет меня хотеть… — Чонгук задыхается. — Хотеть… — Что ж, прости, что от меня пахнет на всю комнату! — Намджун размахивает руками. — Ты самый приятно пахнущий омега, которого я когда-либо встречал, а ты приходишь сюда и пахнешь, как будто у тебя течка! Ты не представляешь, как трудно не целовать тебя, Чонгук! — Намджун закрывает глаза ладонями и расстраивается. — Ты ещё даже не в университете, блять, ты ещё даже не окончил школу! Напряжение в комнате спадает. Оба краснеют. Намджун ни разу не посмотрел ему в глаза, а Чонгук не может отвести взгляд. — Ты хочешь меня поцеловать? — тихо повторяет Чонгук. — Не надо, — предупреждает Намджун с рычанием, когда Чонгук пытается подойти ближе. — Я хочу целоваться, — признаётся Чонгук, глядя на альфу сквозь ресницы. Намджун бормочет ругательство. — Мы больше не можем здесь оставаться, — решает Намджун, и в его голосе всё ещё слышится рокот. — Ты поедешь со мной в клинику. — Но… — боль внезапно пронзает его живот, и Чонгук со стоном сгибается пополам. Он хватается за живот, спотыкается, и Намджун ловит его, не давая упасть. — Черт, Чонгук, черт. Дыхание Намджуна коснулось его пахучей железы, и, несмотря на боль, Чонгук вздрагивает. Не остается незамеченным по ответному рычанию в ухе. Его тело обдает жаром. Этого не может быть, когда он принимает свои подавители. Даже если у него начинается течка — у него никогда раньше не было такой сильной. — Как? — хнычет Чонгук, потому что теперь это неоспоримо. У него предтечка, живот сводит точно так же, даже больнее. Его кладут на кровать, окутанную запахом Намджуна. От этого почему-то становится только хуже. — Я иду в клинику, не покидай эту комнату. Ты меня слышишь, Чонгук? — Намджун, — бормочет Чонгук, слепо хватаясь за что-то перед собой. Он не знает, что хочет сказать. Его ноги трутся друг о друга, внутренности скручиваются. Чонгук болезненно шипит. Он не чувствовал такой боли с момента представления. — Повторяй за мной. — он касается его подбородка, и его глаза, размытые по краям, фокусируются на глазах Намджуна. Они такие яркие, что почти светятся. — Я не выйду из этой комнаты. Я не открою дверь. — Я не выйду из комнаты. Я не открою дверь, — повторяет Чонгук, наклоняясь к нему и, что более важно, приближая их лица друг к другу. Чонгук кладет свою руку поверх руки Намджуна и тычется носом в его раскрытую ладонь. Его горло вибрирует, начиная мурчать, когда он добирается до запястья Намджуна, где его запах сильнее. Намджун задыхается. — Ты собираешься уйти? — Чонгук слышит обиду в собственном голосе. Он прижимается носом к его носу, едва касаясь губами кожи, пока говорит. — Не уходи. Сквозь туман Чонгук замечает, что запах Намджуна изменился. У него текут слюнки. Намджун тяжело дышит. Чонгук вздыхает, ощущая запах земли и солнца. Так вот какой он. Тёплый аромат Намджуна. Аромат его альфы. Его альфы, его. — Мой. — Чонгук приоткрывает рот и прикусывает запястье Намджуна. Он мурлычет. Намджун издаёт звук, который он никогда не забудет. Удовлетворившись, Чонгук откидывает голову на подушку и погружается в глубокий сон.

***

Когда Чонгук просыпается, его тело мокрое от пота. Вентилятор обдувает комнату, но это мало помогает справиться с жарой. Голова у него тяжёлая, когда он приподнимается на локтях. Тупая боль отдаётся в тазу и верхней части бёдер. На краю кровати ощущается тяжесть: спящее лицо Намджуна почти свисает с края, спина неудобно выгибается, когда он спит на скрещенных руках. Чонгук слегка удивлён, обнаружив красные отметины на запястье альфы и коричневые пятна крови на его коже. Его воспоминания в лучшем случае размыты: он выпрыгивает из автобуса, бродит по кампусу, несколько раз заговаривает с людьми, чьи лица и голоса не может вспомнить. Запах Намджуна, его прикосновение, а потом — укус. Металл на языке, вибрация мурлыканья. От рыка, которым отреагировал Намджун, Чонгук выгнул спину и покорно подставил шею. Чонгук краснеет от стыда. Он узнает затхлый вкус жидкого блокатора на языке и подтверждает это, когда видит открытую упаковку на прикроватном столике вместе с пустой кружкой. Такой высокой температуры у него не было уже много лет. Подавители смягчали симптомы. Со времен средней школы его течки никогда не были чем-то большим, чем судороги, 12-часовой сон, приливы жара и снижение аппетита. К счастью, жидкий блокатор, кажется, помогает. Сейчас он чувствует себя так же, как во время обычной течки. Рядом с кружкой лежит телефон Намджуна. Чонгук стонет, вспомнив, что его телефон и кошелёк давно пропали. Он тянется за устройством, морщась от яркого света экрана. В комнате было темно, если не считать настольной лампы. Глаза Чонгука привыкают к свету. И у него сразу стынет кровь в жилах. Сейчас 4 часа утра. — О боже мой! — Чонгук сбрасывает одеяло и вскакивает на ноги, не обращая внимания на судороги и помутнение в глазах. Ему нужно вернуться в Сеул. Чонгук рывком распахивает шкаф, дверцы шкафов и ящики, бессмысленно ища свою обувь. Он проходит мимо зеркала — его рубашка доходит до середины бёдер, брюки падают на пол, где он стоит. Это не его одежда. Чонгук подходит ближе к зеркалу, и его глаза расширяются. На шее и запястьях у него белые пятна. Пахнет ментолом и лаком. Это те же пластыри, которые оборотни используют, чтобы скрыть следы от укусов во время… во время… — Чонгук? — хриплый голос Намджуна позади него. — Всё в порядке? Что случилось? Чонгук поворачивается к Намджуну, моргая, чтобы прогнать сонливость, и его лицо немного опухло от сна. Было бы мило, если бы Чонгук не заметил те же белые пятна и на Намджуне. В голове Чонгука всплывает тревожный вопрос. — Намджун. — Чонгук боится спросить. — У нас был секс в течке? Намджун смотрит на него, моргая раз, другой, прежде чем издать булькающий крик. Он отпрыгивает назад так сильно, что ударяется спиной о стол позади него. — Что?! — Намджун взвизгивает в ужасе. Чонгук пищит в ответ: — Мы сделали это? — Это?! — он задыхается, заикается, бледнеет, пошатывается. — Нет, мы этого не делали! — Тогда что это за пластыри? — Это для предосторожности! Ты был очень настойчив! Но я бы не стал… как я мог бы… Чонгук, нет! Я бы никогда… без должного ухаживания… но только если бы ты, не знаю, согласился… очень важное слово, согласился… Чонгук фыркает, когда понимает, что у Намджуна наворачиваются слёзы. По его мнению, это у него самого должен случиться нервный срыв. Подождите. Чонгук смотрит на него. — Что ты имеешь в виду, говоря, что я был очень настойчив? К Намджуну возвращается румянец. — У тебя была течка! Это не ответ на вопрос Чонгука. — Ты правда хочешь знать? — морщится Намджун. Взгляд Чонгука падает на повреждённое запястье Намджуна, и его лицо вспыхивает. — Если ничего не случилось, то всё в порядке, — бормочет Чонгук, отводя взгляд. — Как много ты помнишь? — Намджун смущается, и Чонгук не знает, что делать с трепещущим внутри чувством. — Не так уж много, — признаётся Чонгук. — Не знаю, как у меня так рано началась течка. — Твой брат сказал, что вы перепутали свои подавители. Ты принимал не те таблетки. Чонгук напрягается. — Ты разговаривал с моим братом? — Я попросил Аджуна прислать мне номер Тэхёна… — Значит, мои родители знают? — у Чонгука перехватывает дыхание. — Что я с тобой? Ты им сказал? — Чонгук, у тебя была лихорадка. Если бы температура поднялась ещё выше, мне пришлось бы отвезти тебя в больницу, — объясняет Намджун, но Чонгук едва его слышит. Его родители знают. Они знают. — Мне нужно уйти, — выдыхает Чонгук. Он даже не утруждает себя тем, чтобы как следует обуться, перед тем как выйти за дверь. Первоначальная паника возвращается с новой силой. Чонгук не только пропустил церемонию вручения наград и ужин с родителями, но и практически провёл ночь в постели альфы, пропитавшись его запахом и одеждой, и у него всё ещё была течка. Он мог бы сказать им что угодно: что напился на вечеринке, заблудился на улице, зарабатывал на жизнь музыкой, и всё равно это было бы менее разрушительно, чем это. Ему придется все объяснить. Ему придется ползать у ног родителей, бессмысленно рыдать и бить себя в грудь, чтобы доказать, какой он ужасный, ужасный непочтительный сын!!! Чонгук бежит, пока не оказывается на пустой дороге, не зная, куда повернуть — налево или направо. Он не помнит, как он вообще нашел дорогу в общежитие. — Чонгук! — кричит Намджун ему вслед, но он всё равно не останавливается. Он не может поверить, что позволил братьям уговорить его на это. Как он мог быть таким глупым? Он сбежал с Тэхёном только потому, что хотел познакомиться с альфами. Теперь он снова всё портит, потому что хотел увидеться с Намджуном. Это глупо, жалко и так по-детски. Его родители знают, какой он властный. Он никогда не вернёт их уважение. — Чонгук, куда ты идешь?! Рука на его плече резко разворачивает его и заставляет споткнуться. Хватка за запястье удерживает его. Перед ним Намджун, лицо опухшее со сна, но все еще выражающее беспокойство. Схватив Намджуна за руку, Чонгук видит, что тот несколько раз укусил его. Тот факт, что он этого не помнит, только усиливает его панику. — Мне нужно на станцию, — всхлипывает Чонгук. И тут он понимает, что искренне плачет. — Ты не можешь поехать в Сеул, пока у тебя течка. Теперь, когда ты проснулся, давай позвоним твоему брату. — Нет! — Чонгук вырывается из рук Намджуна. Его грудь вздымается. — Ты не понимаешь. Это должна была быть их ночь, а я её пропустил. — У тебя неожиданно началась течка. Что ты должен был делать? — Намджун пытается успокоить его, но Чонгук качает головой, и по его щекам текут слёзы. — По крайней мере, они знают, что ты в безопасности и с другом… — Ты мне не друг! — кричит Чонгук. — Ты альфа. Намджун хмурится. — Чонгук, я уверен, они поймут. — Как они поймут! Это самый важный момент в их карьере! Ты не представляешь, как сильно мой папа любит музыку. У него до сих пор есть первое пианино, на котором он когда-либо играл, — Чонгук ясно представляет себе коричневое пианино Young Chang со сколами по краям. — Он учил нас, когда мы были маленькими, и никогда не кричал, когда я бил по клавишам, потому что я был таким ребёнком. — он икает между словами, его глаза влажные. — Таким, который бил по клавишам и кричал на своих отцов, когда я не получал того, чего хотел, но они все равно заботились обо мне, бросили всё, чтобы вырастить меня, и я скучаю… Чонгук прячет лицо в плече Намджуна, когда альфа притягивает его к себе. — Наш отец мечтал стать продюсером, — плачет Чонгук. — Он должен был вернуться, но нашли меня, и я даже не мог… не мог даже… — Все в порядке, Чонгук, все в порядке. — Чонгук качает головой, вероятно, размазывая сопли и слёзы по рубашке Намджуна. Возможно, это единственный шанс для его отца получить награду за свою музыку, и он его упустил. Чем сильнее он чувствует вину, тем больше плачет. Намджун терпеливо ждёт, пока закончит. В конце концов, его плач превращается в слабую икоту, и он снова обретает голос. Чонгук слабо ударяет Намджуна в грудь. — Всё потому, что мне понравился глупый альфа. Намджун тихо рассмеялся. Он берет лицо Чонгука в свои руки, большими пальцами вытирая влагу с его щек. — Что ж, этот глупый альфа собирается вызвать тебе такси. Он поедет с тобой, потому что от тебя пахнет течкой, и он хочет убедиться, что ты доберёшься туда в целости и сохранности. — он продолжает: — Ты извинишься перед родителями и объяснишь, что случилось. У тебя была течка, и ты не хотел засыпать. Ты был с другом, которому доверял, и ничего не случилось. Этот глупый альфа клянется своей жизнью. Чонгук только кивает. Последние слезинки скатываются с его ресниц, и Намджун ловит их, прежде чем они упадут. Его дыхание становится более ровным, икота проходит. Намджун дает ему время прийти в себя. Даже его запах нежен. Он понятия не имеет, как Намджун это делает, как он может что-то сказать и развеять все дурные мысли Чонгука. — Прости, я тоже заснул. Я должен был разбудить тебя, пока не стало слишком поздно, — извиняется Намджун. — Это не твоя вина, — шепчет Чонгук. — Спасибо, что позаботился обо мне. — Давай. — улыбается Намджун. — Давай посидим внутри. Такси не сразу подъезжают к кампусу. Ты тем временем можешь позвонить своим родителям. Они, должно быть, волнуются. — Они меня убьют, — Чонгук снова чуть не плачет. — Побреют налысо и заставят жить в горах. — Я бы навещал тебя, как только мог. Милые чувства не заставляют Чонгука чувствовать себя лучше. Когда Намджун уводит его, Чонгук снова видит метки на запястье Намджуна. Заживление займет некоторое время, и если Чонгук укусил достаточно сильно, возможно, останется шрам. Первобытная часть Чонгука надеялась, что останется. Он надеется, что это только из-за его течки. — Намджун. — останавливает его Чонгук. — Хм? Какой же это был бы позор — проделать весь этот путь и не получить желаемого ответа. Чонгук робко смотрит на него. — Ты так и не поздравил меня с днем ​​рождения. Намджун останавливается. Чонгук не отрывает от него глаз. Кажется, он знает, о чём на самом деле просит Чонгук. Намджун ёрзает под его взглядом, напоминая Чонгуку об их первой встрече. — У тебя уже есть розы? — Да. — А духи? Чонгук кивает. Намджун поджимает губы. Чонгук выжидающе смотрит на него. — Без полного набора это не было бы настоящим совершеннолетием, да? Чонгук снова кивает. Его сердце очень громко бьётся. Что-то меняется во взгляде Намджуна. — Чонгук, — Намджун подходит ближе. — С 18-летием. Удивленный писк Чонгука, когда их губы соприкоснулись, был сокрушительным, этот стыд, который он будет помнить ещё несколько лет. Он не думал, что губы другого человека будут такими мягкими, и не ожидал, что его пахучая железа будет слегка покалывать. Он закрывает глаза, когда понимает, что они всё ещё открыты, и Намджун улыбается ему в губы, и он скорее почувствовал, чем увидел. — Ты делаешь мне больно, — говорит Намджун, прижимаясь губами к губам Чонгука. — Ох, — выдыхает Чонгук. Он ослабляет хватку. Когда он поднимает взгляд на Намджуна, луна едва выглядывает из-за гор, обрамляя его серебристым светом. — Прости, это был мой первый поцелуй. Намджун целует его снова, едва заметно. — Как насчет этого? — он усмехается. Чонгук отталкивает его, испытывая тошнотворно-сладкое смущение. — Мой второй, тупица. Намджун пытается увести его в общежитие и вздыхает, когда Чонгук не двигается с места. — Что теперь? — но его раздражённый тон не соответствует нежности в его глазах. Чонгук хихикает. — А как насчет моего третьего? Намджун выдыхает воздух, надув губы, как будто он капризное дитя. — Мне холодно, — но он всё равно наклоняется, и Чонгук на цыпочках подходит к нему, чтобы поцеловать первым. На этот раз он думает, что делает всё идеально: глаза закрыты, губы накрывают губы Намджуна, руки сжимают его с нужной силой. В своем стремлении поцеловать Намджуна первым, Чонгук немного двигается вперед и Намджун прижимает его к себе. Его руки уверенно лежат на пояснице Чонгука, и тот выпрямляется, слегка выгибая шею, чтобы соответствовать внезапному наклону во время поцелуя. Поцелуй становится глубже, губы прижимаются так плотно, что их носы соприкасаются. Намджун наклоняет голову из-за этого. Кулаки Чонгука сжимаются там, где они прижаты к его груди, от внезапного мокрого ощущения. Он остро осознаёт, что теперь они переходят на более продвинутый уровень поцелуев, о которых он читал и смотрел в фильмах. Может быть, ему стоит открыть рот, к счастью, он сдерживает ещё один удивлённый возглас, когда Намджун посасывает его губы, отстраняется и прижимается ими сильнее. Становится ещё влажнее, и Чонгук поджимает пальцы на ногах. Чонгук прерывает поцелуй, когда тот становится слишком страстным. Он снова слегка задыхается. Намджун смотрит на него с едва сдерживаемой ухмылкой. — Молчи. — слабо угрожает Чонгук, отводя взгляд. — Ты такой… — вздыхает Намджун. Он опускает голову на плечо Чонгука и не заканчивает фразу. Вдоль дороги мелькают огни, яркие фары заставляют Чонгука прищуриться, когда машина подъезжает к ним. — Намджун? — Чонгук прикрывает глаза от яркого света. — Ты уже вызвал такси? — Нет, — бормочет Намджун ему в плечо. Он наклоняется, чтобы вдохнуть запах под ухом Чонгука. — Ты всё равно безумно хорошо пахнешь даже после подавителей. — Тогда почему эта машина останавливается перед нами? — Чонгук высовывает голову, чтобы лучше рассмотреть. Машина резко останавливается на дороге, и как только открывается дверца, Чонгук понимает, кто это. — Папа? — ахнул Чонгук. Его отец мчится к ним, он всегда был быстрым и с широкими шагами, и Намджун едва успевает среагировать, как отец ударяет его по затылку. Удар настолько сильный, что Намджун отлетает в сторону, а отец шипит: — Отойди от моего сына! — Намджун! — кричит Чонгук, когда его другой отец кричит: — Чонгук! Его семья выходит из машины один за другим: его второй отец, Чимин, Тэхён, дядя Хосок с водительского сиденья. Чонгуку всё равно, что отец хватает его за руки и спрашивает, всё ли в порядке, когда Намджун морщится от боли, а папа выглядит так, будто собирается его убить. — Псина! — рычит дядя Хосок, отталкивая Намджуна. — Что ты сделал? — Н-ничего! — запинается Намджун, переводя взгляд с отца на дядю Хосока, словно не зная, кто из них нанесёт следующий удар. — Это был просто поцелуй! — О боже, он идиот, — не очень-то тихо говорит Чимин Тэхёну. Чонгук наконец вырывается из рук отца и бежит к Намджуну, который стоит между ним и его семьёй. — Остановитесь! Не трогайте его! — Не трогать его? — раздраженно повторяет его отец. Даже при своем маленьком телосложении он умудряется выглядеть самым устрашающим из всей группы. — Ты заставил своих братьев лгать нам! Ты хоть представляешь, что мы пережили за последние два часа? Мысли Чонгука крутятся в голове. Он не заставлял своих братьев ничего говорить. Он смотрит на братьев, которые смотрят на него с тревогой и извиняющимся видом. Его пронзает холодное осознание. Его братья бросили его под поезд. Он поворачивается обратно к отцу. — Простите… — Нет, тебя не должны прощать! Мы звонили тебе, чтобы какая-то старушка сказала нам, что тебе плохо из-за течки и в последний раз тебя видели на станции университета Маэва — прямо в комплексе! В комплексе, где до сих пор действует комендантский час из-за сумасшедшего альфы в горах! Никому не разрешают входить или выходить, как только уходит последний поезд, так что нам ничего не оставалось, кроме как просто ждать, не зная, где наш сын, что он делает, и всё это время он мог быть в течке! И мы застаем тебя бог знает чем занятого с этим придурком! — Ничего не было, — робко говорит Намджун. — Мы просто целовались. Чимин закатывает глаза и корчит Тэёну рожицу, словно говоря: «Ты можешь поверить, какой этот парень глупый?» — Я оторву тебе губы, — рычит дядя Хосок. — Если вы просто целовались, то почему у вас пластыри на брачные метки? Все замирают. И Намджун, и Чонгук прикасаются к пластырям у себя на шее. Он забыл, что они все еще на нем. Глаза его отца расширяются, когда он тоже замечает это. Он делает шаг назад, оглядывая Чонгука с ног до головы. Его рот открывается, но из него не вырывается ни звука. Его другой отец выходит вперёд. — Чонгук, это не твоя одежда. — Я… я… — Чонгук не может найти слов. Он знает, какую картину они рисуют. Он видит, к какому выводу пришли его родители. Он видит, как из них уходит энергия, как опускаются плечи, как они разочарованно хмурятся. Как ни один из них не может посмотреть Чонгуку в глаза. — Папа, — у Чонгука перехватывает дыхание. Его глаза щиплет от слёз. — Папа, ничего не было. Его родители ничего не говорят. — Чонгук, абоним… — неловко добавляет Намджун, — клянусь, ничего не было. У Чонгука внезапно началась течка, в клинике посоветовали не трогать его и… — он замолкает на полуслове, заметив следы от укусов на своём запястье, которые становятся отчётливо видны, когда он жестикулирует. Это привлекает всеобщее внимание. С такими отвратительными метками было бы трудно его не обратить. Намджун накрывает свое запястье другой рукой и почтительно опускает её перед собой, опустив голову. — …Я позаботился о том, чтобы ему было комфортно, — неловко закончил Намджун. Его родители не смотрят на него. Почему его родители не смотрят на него? — Папа? — голос Чонгука звучит как всхлип, как мольба. — Чонгук-а, — из тела его отца уходит напряжение. — Собери свои вещи. Поедем домой.

***

Всю дорогу домой никто не произносит ни слова. — Чонгук, — однажды попытался объяснить Тэхён, — мы не хотели тебя выдавать, но надеялись, что ты вернёшься до того, как… Чонгук отвернулся и больше не хотел ничего слышать. Он не хотел с ними разговаривать. Он едва мог выносить их присутствие. В отражении окна поезда он видел, как Чимин качает головой, глядя на Тэхёна. На мониторах над ними воспроизводится беззвучное новостное видео. Вирусная сенсация «Молочная песня» побеждает в номинации «Лучший вирусный хит» на Melon Music Awards Чонгук закрывает глаза.

***

При правильном применении подавителей течка Чонгука проходит за два дня. Он на цыпочках выходит из своей комнаты рано утром. В руках у него испачканные потом простыни, и он спускается по ступенькам в прачечную. Он проходит мимо родителей, сидящих за обеденным столом с кружками кофе в руках. Судя по запаху, кофе только что сварили. Обычно они не просыпаются так рано. За исключением вопросов о его состоянии, они не разговаривали. — Моя течка закончилась, — говорит им Чонгук. Они вяло мычат в знак согласия. У Чонгука сводит живот от беспокойства, пока он стирает. Он стоит у подножия лестницы, когда слышит: — Чонгук, нам нужно поговорить. Сглотнув, Чонгук заставляет себя сесть за стол. Он прикусывает пальцы. Один из его отцов цокает языком. — Не грызи ногти. Это вредная привычка. Чонгук послушно опускает руку. — Нам нужно поговорить о той ночи. Чонгук кивает. — Мне так жаль, папа, я чувствую себя ужасно из-за… — Ты будешь принимать таблетки. — резко обрывает его отец. Чонгук потрясен. — Что? — Завтра мы с тобой идём в клинику. Мы проверим тебя на ИППП и хотим, чтобы ты принимал таблетки экстренной контрацепции. — его взгляд жёсткий и бесстрастный. Чонгук не думает, что когда-либо слышал такой тон от своего отца. — Но… — Чонгук в замешательстве переводит взгляд с одного на другого. — Но мы ничего не делали. Мы не спали вместе. — он смотрит на родителей и выдыхает: — Вы мне не верите? Их молчание — это все, что нужно. В груди Чонгука закипает разочарование, чистый жар. Несмотря на то, что он сделал, как бы возмутительно это ни было, предательство ранит глубоко. — Папа! — Чонгук кричит, прежде чем успевает себя остановить. — Мы ничего не делали, правда! Намджун сказал… Папа недоверчиво хохочет, заканчивая свой смех характерным писком. — Что именно он сказал? Ничего не было? В том состоянии, в котором мы вас обоих нашли? Чонгук ощетинивается в защитном жесте. Он не уверен, что это остатки его течки, но шипение едва не вырывается у него изо рта, когда он слышит, что Намджуна так откровенно не уважают. Волк внутри него заявил на него свои права, и он чувствует, как тот протестует против угрозы. «Вот что», — отстранённо думает Чонгук, — «представляют из себя брачные метки.» — Пластыри были для предосторожности. У меня нигде нет ни укусов, ни засосов где-либо. Намджун позволил мне укусить его за запястье, чтобы облегчить жар. Пот пропитал одежду. Вот почему мне пришлось переодеться, — объясняет Чонгук, как и сказал ему Намджун. — Мы ничего не делали. — Чонгук, ты должен понять, причину нашего беспокойства, — говорит другой отец. — У тебя началась течка с альфой, которого даже не знаешь. Еще один укол боли заставляет Чонгука встать. Он кричит, голос слегка дрожит от сдерживаемых слёз: — Вы меня не слушаете! Я помню ту ночь, и мы ничего не делали! Почему вы мне не верите? Похоже, именно это и выводит из терпения его более высокого отца. — Я больше не хочу ничего слышать! — кричит в ответ отец. — Ты можешь кричать на нас сколько угодно, но я не потерплю лжи! — Папа! — Чонгук топает ногой, едва сдерживая раздражение. — Завтра ты не пойдешь в школу и мы идём в клинику. Ты больше не увидишь этого пса. Ты ещё учишься в старшей школе. Он не должен быть с тобой ни при каких обстоятельствах. — Намджун не псина, и мне уже исполнилось 18! — возражает Чонгук. — Я не вру! Я не… — Ты омега, Чонгук! — отец набрасывается на него с выпученными и бледными глазами. — Он не единственный альфа в мире, который попытается это с тобой проделать, и я не знаю, как тебе все объяснить, но я в ужасе прямо сейчас! Ты можешь быть каким угодно, но быть беременным — это не для тебя! Что на тебя нашло в последнее время? Почему ты такой… такой… — папа стонет. — …сложный? Сложный. Вот к чему все свелось в конце концов. Чонгук и его омега — все это сложно. — Я не сложный, — шипит Чонгук. Он вытирает слёзы, злясь на себя за то, что вообще расплакался. — Я говорю правду. Он ненавидит то, как его папа смотрит на него. Если честно, он и сам его немного ненавидит. — У тебя впереди вся жизнь. Я не позволю какому-то придурку разрушить её. Ты слишком молод. — Но я не… — Ты понял? — и это самая грубая ругань, которую он когда-либо получал. Подбородок Чонгука дрожит. — Что ты так смотришь? Разве так можно смотреть на своего отца? — ругает его отец. Другой его отец кладёт руку ему на локоть, призывая успокоиться. — Ты правда мне не доверяешь? — Чонгук шмыгает носом. Папа замолкает. Он качает головой. — Как мы можем? Чонгук, заикаясь, останавливается. Он был хорошим всю свою жизнь. Конечно, у него случались истерики и споры. Он упрям и иногда принимает слова людей слишком близко к сердцу, но ему хотелось бы думать, что он искренне старался быть хорошим. Он сдерживал свои жалобы на жестокость Тэхёна и презрение Чимина. Он слушал, когда они отклоняли его просьбы пойти куда-нибудь с друзьями, в то время как Тэхён и Чимин могли идти, куда им вздумается. Это несправедливо. Почему Тэхён может тайком встречаться со своими любовниками поздно ночью без каких-либо последствий? Почему Чимину позволено жить по собственному расписанию без постоянного надзора родителей? Почему им позволено кричать, ругаться, вопить и при этом сохранять свободу действий? А Чонгуку придется идти в клинику? Потерять всякое доверие? Чтобы его отец смотрел на него как… как… Зрение Чонгука затуманивается от слез. Как будто он грязный. — Не я выбирал себе родителей-бет, — выплёвывает Чонгук. — Зачем вообще брать нас к себе, если для вас это так сложно? — Что ты только что сказал? — Эй, Чонгук! — Я не пойду завтра в клинику. Если я забеременею, то ладно. Чонгук топает вверх по лестнице. Он захлопывает дверь ногой и бросается на кровать, чтобы поплакать в подушку. Не проходит и минуты, как папа, тот, что повыше, судя по шагам, хлопает ладонью по двери. Он кричит: — Ты что, только что хлопнул дверью?! — Чаги-я, давай сначала остынем… — Я не могу поверить, что у него такое отношение! После всего, через что он заставил нас пройти! Снова сердитые удары, такие сильные, что сотрясают дверную раму. — Чонгук, открой дверь сейчас же! Так нельзя разговаривать с родителями! Разве мы не учили тебя уважать старших? А?! — Какой в этом смысл?! — Чонгук поднимает голову, чтобы крикнуть в ответ. — Ты всё равно мне не поверишь! — Завтра ты пойдёшь в клинику! Мне всё равно, даже если мне придётся тащить тебя туда за ухо! После всего, что мы для тебя сделали, ты так с нами обращаешься…! — Ёбо, пожалуйста. — Что! Ты сам ударил того альфу, а теперь я слишком остро реагирую? Ты разве не слышал его только что? «Если я забеременею, то ладно»? Глупый альфа забивает ему голову всякой ерундой, этот ублюдок соблазняет нашего сына… — Намджун не такой! Он ничего не сделал! Он не дурак, не ублюдок, не придурок и не идиот! — Чонгук встаёт и распахивает дверь. — Он мой альфа! Чонгук не ожидает, что его отцы будут смотреть на него так, будто он только что разбил им сердце. Краска сходит с лица папы. Другой его отец тяжело сглатывает и отводит взгляд, он и так не любит смотреть в глаза. Когда Чонгук успокаивается, он понимает, что прошипел эти слова — омежье шипение. — Тебе может быть 18, и он может быть твоим альфой, но ты всё ещё живёшь под моей крышей, — в конце концов говорит отец. — Я не хочу, чтобы ты снова с ним общался. Будь готов завтра. Мы поедем в клинику пораньше. Папа уходит первым. Его второй отец задерживается на мгновение, прежде чем последовать за ним. Чонгук закрывает дверь и рыдает, пока не охрипнет.

***

У Чонгука берут кровь, три полных пробирки. Он мочится в стаканчик. Лежит на смотровом кресле и морщится, когда что-то холодное и металлическое исследует его интимные места в поисках образцов. Они учитывают его рост, возраст, вес, вторичный пол и последний день цикла течки для своих записей. Когда врач спрашивает его о половой жизни, Чонгук отвечает, что никогда раньше не занимался сексом. — Он провёл ночь с альфой, — поправляет его отец. Врач переводит взгляд с одного на другого, а затем снова сосредотачивается на компьютере. — Вы запрашиваете анализ на ИППП и таблетки экстренной контрацепции, верно? — Да, — отвечает за него отец. Чонгук чувствует к своему отцу то, чего он никогда раньше не испытывал. Ненависть. Доктор объясняет, почему оборотням нужен рецепт на противозачаточные, учитывая природу лекарств. В большинстве аптек их не продают. Ближайшим местом, где они были, была больница в часе езды. Отец поблагодарил его и сказал, что они поедут за ним. Врач ответил в том же духе, что результаты будут готовы через три дня. Они подобрали таблетки. Каждое утро его отец наблюдал, как он принимал одну. Если он замечал, что у Чонгука наворачиваются слёзы, то не упоминал об этом. Через три дня его анализ на ИППП дал отрицательный результат по всем показаниям. Чонгук целыми днями сидит в своей комнате, выходя только в душ или поесть. Он не хочет видеть свою семью. Родители каждое утро отвозят его в школу, а братья провожают домой. Он чувствует себя в ловушке. Шаги приближаются к его комнате. Тихий стук. — Чонгук-а, я собираюсь приготовить еду. — тот отец, которого он ненавидит меньше. По крайней мере, этот отец выглядит виноватым, когда иногда смотрит на него. — Как тебе пибимён? Я пожарю немного свиной грудинки. — Ладно. Когда ему приносят тарелку с двойной порцией мяса, никто из них не упоминает об этом. Он откусывает и обугленные кусочки свиной грудинки кажутся ему горькими.