Предвзятое отношение

Случилось страшное. Случилось осложнение. Придворный лекарь посоветовал больше времени проводить на свежем воздухе. Балтийский климат как будто делал только хуже маленькому хрупкому телу. Петербург был вялым и неактивным. Иной раз ему было трудно даже поднять зубную щётку. Он долго лежал по утрам в кровати и бледное лицо его постепенно сливалось с белой наволочкой подушки. Москва не наседала на него, не вспоминала про не сделанные задания. Она садилась рядом на кровать спящего мальчика и долго молча смотрела на закрытые веки, иногда прислушиваясь к тому, дышит ли он вообще. Тяжёлая болезнь билась в молодом организме и хотела победить, но мальчик не сдавался. Москва думала, что выезд на природу поможет ему снова подняться на ноги, но боялась, что долгая дорога плохо скажется на его и так ослабленном здоровье. Но и оставлять мальчика во дворце было губительной идеей. На губах то и дело видна лёгкая кровавая плёнка. Глаза слабо поблёскивают от свечного огонька. – Тётушка Москва, мне же нужно на улицу... – слабо звал он её. – Врач же сказал, что мне нужно на улицу... – Да, я знаю, обязательно, маленький. Обязательно... Но Петербург засыпал обратно раньше, чем Москва успевала собрать для него уличную одежду. Так тянулись, дни, недели. Недели превращались в месяцы. А болезнь не уходила, не ослабевала и не отпускала. Москва писала многим своим старым знакомым в надежде получить дельный совет или действенное лекарство. Но ответы оставались однообразными и лишёнными всякой фантазии. Однако когда ей пришло письмо с одним единственным словом – "Приезжайте", серьёзно задумалась. На северных просторах великой земли не так уж и много тёплых уголков, а на реках всё же находиться много приятнее, чем в городской черте. Хотя бы по этой причине стоит попробовать выехать. А ещё... Почему-то в этом слове чувствовалась настойчивость со стороны того, кто его написал. Как будто силой вытягивал их из дворца. Надо было действовать. Москва пошла к императору просить у него разрешение на в общем-то очень сомнительную поездку. – Ваше Величество, нам с Петербургом нужно отбыть в Нижегородскую губернию. – известила она его. Император, который уже перестал быть молодым и стал вполне взрослым и догадливым, понял её правильно. – По рабочему вопросу? – Да, по рабочему вопросу. Император устало потёр тонущие в нездоровой от недосыпа синеве кожи глаза костяшками пальцев. На его гладком лице местами начала пробиваться грубая щетина, чем внешне прибавляла ему несколько лет. – Чтож, это всё же лучше, чем ничего... – с некоторым сожалением и ноткой извинения в голосе проговорил он. – Но я бы правда хотел, чтобы Санкт-Петербург больше не мучался от туберкулёза. И чтоб ты тоже не мучилась из-за этого... Император взял со стола простой карандаш, подошёл к огромной карте мира на стене и остановился возле очертаний своих территорий. Пустившись в размышления и развязав молчаливый монолог в своей голове он широким уверенным жестом провёл карандашом чуть выше карты, не оставив на ней следов графита, охватывая Черноморское побережье. – Вот так нам нужно... – случайно проронил он вслух. – Понимаешь, Москва? Это даст нам такие возможности, какие нам и не снились! – Понимаю. – покорно отозвалась та. – Понимаешь? Чудесно. Думал, что не поймёшь. – он небрежно швырнул карандаш обратно на стол. – Мы же с тобой – люди разных поколений, поэтому и не понимаем друг друга... Гм! Я много думал по этому поводу. – О чём вы, Ваше Величество? – Я о том, Москва, что не смотря на свою юношескую глупость я в некоторых вещах всё-таки не ошибался. – Каких? – А вот в таких. Я не ошибся в том, что передал титул столицы Санкт-Петербургу. Благодаря моим реформам наше общество сильно поменялось за эти десятилетия, стало более прогрессивным и просвещённым. Ты для этой роли больше не подходишь, сама понимаешь... Нет в тебе этой жилки, ты к такому не приспособлена. – император несколько стыдливо потёр подбородок, уводя глаза. – И не ошибся в том, что поставил тебя рядом с ним. Но я ошибся в одном... В том, что рассчитывал, что ты скоро загнёшься от несправедливости, с которой я тебя столкнул... Да, признаю, это было очень грубо по отношению к тебе, ведь ты всё-таки женщина, а не солдат. – Полно вам прошлое вспоминать... – неловко отмахнулась Москва, позволив своему голосу немного смущения. – Честно говоря я думал, ты быстро потеряешь интерес к новой работе и я хотел посмотреть на то, как ты мучаешься, но... Всё оказалось совсем не так. Вон как ты его опекаешь и таскаешься с ним. Мне даже немного завидно становится от того, что родная мать так со мной никогда не таскалась... Кхм! Так что ты можешь ехать куда ты там себе захотела по рабочим или не рабочим вопросам и встречайся с кем тебе там надо. Я закрою глаза. Если возьмёшь мальчишку, – то хорошо, ему будет полезно. Не возьмёшь, – ничего страшного, пойму. Я тебе доверяю. – Доверяете? – скептично хмыкнула Москва. – В ваших устах звучит как издёвка. – На сей раз, поверь, не издёвка. – серьёзно сказал император. – Это больше не имеет смысла. Да и раньше особо не имело. Кто-то должен заниматься государственно важными вопросами, пока Петербург не в силах даже встать с кровати. В общем, мне больше не важно куда и зачем ты ездишь, поскольку уверен, ты не замыслишь ничего худого против меня и не сделаешь мне зла, а действуешь исключительно в моих интересах. Хватит с тебя этих ежовых рукавиц... Только прошу, не давай мне повода думать иначе. Несколько секунд она молчала. Наконец у неё получилось собраться с мыслями. – Я могу идти?.. – Да, иди, ты свободна. Женщина оказалась за дверью. Что это только что было? Император имеет гадкую манеру разбрасываться словами просто так. Поэтому Москва с подозрением отнеслась к его обещанию не трогать её. Но пока он не забыл свои слова, надо собираться и отбывать. Петербург обеспокоенно интересовался почему вокруг вновь суета из-за его самочувствия. Он не хотел приносить проблем. Но Москва лишь попросила его ни о чём не волноваться. А не волноваться было сложно. Когда мальчик понял, что его собираются отвезти подальше от дворца, он стал отчаянно отпираться и отказываться от поездки, прикрываясь своим жалким самочувствием, неподобающего для официальных встреч. Петербург почти плакал, говоря, что ему стыдно показываться на людях таким больным. Но тётушка Москва оставалась непреклонна. Она всё давно уже решила. В этот раз вышел провожать их только дедушка Новгород. Империя не пришёл. Немного позже, уже в карете, Москва объяснит мальчику его отсутствие тем, что их поездка состоялась под предлогом обыкновенного рабочего вопроса и никаких проводов в путь устраивать нет смысла. – Тётушка Москва, мне не нравится, что вы относитесь ко мне как к умирающему... – со смущением процедил сквозь зубы Петербург. – Я же не умираю... – Извини, – ласково откликнулась Москва, – я не нарочно. Но меня очень беспокоит твой вид. Поэтому нам нужно на время уехать. – То есть как? Мы едем не по потому, что это часть моего обучения? – удивился мальчик. – Об учёбе подумаем попозже. – вздохнула Москва. – Сейчас нам важнее восстановить твоё здоровье. Мы едем туда, где тебе, надеюсь, станет лучше. – Но как... Я же должен... – Ничего страшного. Возьмём перерыв. Пока ты не поправишься о серьёзной учёбе думать не стоит. – Петербург обиженно посмотрел на неё так, будто она бросила его, посчитав неспособным. – Не смотри на меня так. Ты сам многое увидишь и многому научишься в этой поездке. – Почему вы так считаете? – Потому что знаю, что ты ещё ни разу не был в подобной обстановке. – Не пугайте меня... Мне не по себе от ваших слов. – Я только предупреждаю. – Вы даже толком не объяснили мне куда мы едем. – Мы едем к моему очень хорошему старому знакомому. – Мне это ничего не говорит. У вас все – хорошие старые знакомые. – Неправда. – усмехнулась Москва. – Ты с ним пока не знаком, но неоднократно использовал вещи, которые он изготавливал своими руками. – Это подсказка? – Вероятно. Петербург задумчиво отвёл взгляд в сторону, свёл чёрные брови к переносице и потёр подбородок. – Нижний Новгород. – кратко изрёк он. – Многие мои учебники – его рук дело. Не так давно для себя открыл это. В добавок иногда вы очень много говорите о нём. – Надо же, догадался. – приятно удивилась Москва. – Умница, Петербург. Мальчик смущённо улыбнулся. – Чего мне стоит ждать от этого человека? – вдруг поинтересовался он. – По вашим рассказам у меня складывается впечатление, что меня он не примет, поскольку очень предан вам. И снова верная догадка. Москва на пару секунд замолчала, подбирая наиболее правильные слова. – Это так, Нижний Новгород признаёт только меня. Но он любит детей. Да, иногда может подшутить. Да, иногда не очень приятно. Но он не станет обидно шутить над ребёнком, которому нужна помощь. – Я ещё ничего не сделал, а он уже собрался подшучивать надо мной. – с тревогой в голосе вздохнул Петербург. – Не надумывай лишнего. – махнула рукой Москва. Вальяжный жест тётушки Москвы несколько успокоил мальчика и от этого он почувствовал нахлынувшую слабость. – Тётушка Москва, я посплю немного?.. – Конечно. Зачем ты спрашиваешь? – Да просто... Петербург уснул едва успел закрыть глаза. *** Дорога до Нижегородской губернии оказалась намного длиннее, чем до Московской. Даже не смотря на то, что ехали быстро: несколько ночей не останавливались в постоялых дворах, кучеры поочерёдно сменяли друг друга во время недолгих остановок на приём пищи. Во время таких остановок Петербург выходил из кареты и с любопытством разглядывал пейзажи. Один вид мало чем отличался от предыдущего, но был таким же красивым. Москва наблюдала за ним со стороны с робкой радостью о том, что новая поездка не лишает его сил, а наоборот – дарует их ему. Но Петербург быстро уставал и вскоре возвращался обратно в карету намного раньше, чем экипаж двинется дальше. Спустя несколько дней молодой кучер Василько заглянул в окошко кареты и сообщил, что они сейчас въезжают во владения Нижнего Новгорода. Москва поблагодарила его и почему-то особенно тепло улыбнулась от этой новости. А вот Петербург не очень обрадовался. Его тревожила мысль о том, как его примет этот подчинённый, – явный соратник Москвы. Карета проезжала вдоль широких разливов Волги. Ветер заносил в карету запах пресной воды. Без умолку кричали белые чайки, высоко пролетающие над речной синевой. Этот пейзаж заворожил мальчика сильнее всех предыдущих. Он вдруг оживился, приподнялся со своего обустроенного под лежанку места, пошире откинул шторку, приоткрыл окошко и высунулся на свежий воздух. – Тётушка Москва, это Волга? – уточнил он. – Да. – кивнула женщина. – И вправду великая река... Намного, намного больше, чем Нева. Когда я читал в географическом атласе, что Волга большая, я и представить не мог насколько... – Мир за пределами дворца больше, чем ты думаешь, Петербург. – лукаво подметила Москва. – Если бы я не болел, то мог бы ездить дальше и видеть больше, чем могу сейчас... – жалостливо вздохнул тот, жадно пожирая глазами природный пейзаж. – В твоём возрасте ещё рано жалеть о том, что ты пока не увидел. – Так то оно так, но всё равно обидно... – насупился Петербург. Но приятный вид водной глади быстро успокоил его встревоженное сердце и он перестал о чём-либо жалеть. Ещё через несколько часов скорость кареты заметно спала. Кони пошли рысью. – Княгиня, подъезжаем. – робко послышался голос кучера. – Спасибо, Василько. Вот колёса пару раз заключительно скрипнули и карета остановилась. – Нам пора. – подытожила Москва, приподнимаясь со своего места. Кучер открыл дверь кареты и Москва ступила на подножку, после чего твёрдо встала на землю. Петербург, собрав все свои силы в кулачок и разгладив на себе одежду, выпрыгнул следом. Шагах в двадцати от остановившейся кареты стоял целый военный караул, во главе которого находился человек в богато расшитом золотыми нитями чёрном кафтане. Волосы на его голове, кажется, ещё больше горевшие золотом, чем даже волосы тётушки Москвы, вились тугими кольцами и пышная шапка кудрей покрывала не только голову, но немного прикрывала шею. Под правым глазом сильно выделялась достаточно крупная чёрная родинка. На фоне прямых светлых бровей ярко светились глаза точно такого же цвета, что и глаза тётушки Москвы. Массивная нижняя челюсть делала его лицо более широким. Сначала Петербург подумал, что ему показалось, что такого не может быть, но, немного погодя... – Тётушка Москва, что это такое!? Разве люди могут быть такими... Э-э-э... Огромными?.. – растерянно прошептал мальчик, нервно потянув её за рукав платья. – Да, Нижний – настоящий богатырь. – как ни в чём не бывало также шёпотом ответила Москва с какой-то лёгкой мечтательно-влюблённой улыбкой. Откуда ни возьмись грянула музыка. Петербург озадачено завертел головой, ища источник звука и обнаружил небольшой оркестр, спрятанный за строем солдат. Сразу за армейским частоколом и оркестром воздвигнута огромная коричневая стена. Наличие такой стены свидетельствует об определённом статусе. "Значит, этот Нижний Новгород имеет славное прошлое. – с ходу подумал Петербург. – Может не такое славное, как у тётушки Москвы, но ведь строительство собственного Кремля – это очень затратно." А тем временем Москва под торжественную музыку неспешно двинулась вперёд. Петербург посеменил за ней. Человек в чёрном кафтане тоже пошёл им навстречу. Подойдя вплотную к гостям хозяин земли галантным жестком легко подхватил слегка протянутую ладонь Москвы и, чуть склонившись, поднеся её к своим губам, нежно поцеловал её пальцы. "Да ну! Серьёзно!? Вы Бессмертный, чтобы ей руку целовать!?" – в ужасе и негодовании подумал оторопевший Петербург. Но Москва лишь умилённо улыбнулась этому жесту, чем пуще удивила юный ум мальчика. Нижний выпрямился и Петербург угадал в его глазах восхищение, обращённое к Москве. А вообще сложно не заметить то, что на тебя совсем не смотрят, когда ты тоже уважаемый гость... – Вот мы наконец и встретились, княгиня... – с волнительным придыханием негромко произнес он. – Я несказанно рад видеть вас у себя. – Ваше Высокородие, я тоже счастлива встретиться с вами. – нарочито обходительно поздоровалась она. Лицо Нижнего резко изменилось: оно удивлённо вытянулось, затем вернулось в нормальный вид, светлые брови сдвинулись ближе друг к другу, глаза озорно сверкнули. – Брось, к чему эта напыщенная учтивость? – спросил он шёпотом. – Так это ты первый начал. Кто сюда целый военный караул с оркестром пригнал? – повторив его манеру речи также прошептала Москва. Нижний непринуждённо хмыкнул. Только после этого он удосужился опустить взгляд и посмотреть на юную столицу. Петербург сурово нахмурился, демонстрируя своё недовольство тем, что его так нагло проигнорировали. – Твоё? – мимолетно уточнил Нижний у Москвы. – Моё. – подтвердила та. Получив ответ мужчина полностью направил своё внимание на мальчика. – Здравия желаю! Поздравляю с прибытием в Нижегородскую губернию, Санкт-Петербург! – вежливо обратился он к столице. – Я тоже. – хмуро отозвался тот. – Только руки мне целовать не надо. Откуда-то сверху послышался тихий смешок тётушки Москвы. Нижний же даже не потрудился скрыть насмешливую ухмылку. – Прошу, пройдёмте, князь, княгиня. Нижний повёл их мимо караула, мимо оркестра, мимо массивных каменных стен Кремля. – С вашего позволения перво-наперво покажу вам ваши покои, где вы будете располагаться. – осведомил он их. – Разумеется, очень хочется отдохнуть от этой ужасной дорожной тряски. – призналась Москва. – Кажется, всю ночь ещё буду трястить в карете. Нижний, будто что-то задумав, неоднозначно хмыкнул и следом же изрёк: – Прошу, пожалуйста, за мной. Он свернул к большому двухэтажному зданию примитивного строения: первый этаж выполнен из крупного белого кирпича, а второй из толстого тёмного бруса. Окна первого этажа были самыми не примечательными, а окна второго этажа украшены резными наличниками. "Что это за провинциальная лепнина? – недоброжелательно подумал про себя Петербург. – Неужели мы будем здесь жить? Не мог придумать ничего получше для приёма?" Он краем глаза взглянул на Москву, ожидая увидеть на её лице неодобрение, но тётушка Москва выглядела спокойно и даже умиротворённо. – Новая гостиница, Нижний? – догадалась она. – Совершенно верно! – довольно кивнул тот. – Пусть вас не смущает внешний облик. Я очень торопил своих строителей... Но внутри, уверяю, всё чрезвычайно хорошо. – Верю. – также спокойно отозвалась она. Нижний открыл перед гостями дверь и пропустил их внутрь. Петербург замялся на пороге, гостиница с виду выглядела не лучше любого постоялого двора. Но тётушка Москва легонько подтолкнула его вперёд и мальчик оказался внутри. – Я приказал использовать дерево и камень высшего качества, чтобы всё внутри сверкало и блестело как в пещере Али-Бабы. Из-за большого объёма работ мои мастера не смогли привести фасад в надлежащий вид, но они хорошо постарались над отделкой внутренних помещений. Я не стал ругать их. Петербург, ожидая увидеть худшее, безрадостно поднял голову чтобы осмотреть место, в котором он проведёт несколько недель по велению наставников и врачей. – Да, Нижний, твои мастера сделали настоящее чудо. – приятно прозвучал над ухом голос тётушки Москвы. – А я говорил. Под ногами засверкал паркет. Узор из тёмных и светлых пород дерева отражал, как зеркало, всё, что находилось в холле: высокие растения в дорогих горшках, рамы картин местных художников, тумбы с подсвечниками и изящные зеркала. Петербург взглянул выше, – на потолке красовалась не фреска, но красивая цветочная роспись. Нарисованные растения переплетались в лихом воображении неизвестного художника, так удачно подобравшего краски для этой работы. Из неприметных снаружи простых окон лился свет и расплёскивался на зеркальном полу маленького, провинциального, неказистого с виду дворца. – Княгиня Москва, как вам? Вам нравится место, что я подготовил для вас?.. – проговорил Нижний с интонацией робкого мальчишки, который впервые дарит своей возлюбленной барышне букет цветов. – Знаешь, а может это и хорошо, что фасад выглядит не так богато. – уклончиво ответила Москва. – Это имеет свой некий символизм. Не нужно судить по внешности. – Хорошо, я понял вас, княгиня. – облегчённо выдохнул тот. – Прошу за мной. Я покажу вам ваши номера. Нижний прошёл мимо маленького и щуплого управляющего за стойкой. Тот мигом вскочил с места и пробормотал приветствие господам, но никто не обратил на него должного внимания. Пройдя немного дальше Нижний остановился возле светло-коричневой двери с маленьким двухзначным числом. – Юный князь, ваш номер. Княгиня, ваш номер немного дальше, буквально через две двери прямо по коридору, напротив картины женщины с собачкой. – Спасибо, Нижний. Мужчина склонил голову набок и смущённо усмехнулся. – Юный князь. – Что? – Вы достаточно самостоятельны, чтобы жить в отдельной комнате? – Что за вздор! – обиделся Петербург. – Я не годовалый ребёнок! – Прошу прощения, Ваше Высокопревосходительство. Не хотел вас гневить. – Нижний, почему ты решил поселить нас не рядом? – поинтересовалась Москва, словно что-то заподозрив. – Désolé, madame. (Извините, мадам.) Другие номера оказались заняты. – не моргнув и глазом ответил Нижний. – Ну ладно. – Располагайтесь. Когда вам будет удобно прогуляться по самым важным местам? – Давай часа через два. – Три. – резко вставил Петербург. – Три часа. Я хочу получше отдохнуть... Москва и Нижний переглянулись между собой. Он смотрел обеспокоенно и вопросительно. Она, сделав печальное выражение лица, еле заметно кивнула. – Через три часа. – поправила себя Москва. – Будь по вашему. – покорно кивнул Нижний и вынул из внутреннего кармана кафтана часы на цепочке и, сверив время, выдохнул. – Ровно через три часа постучусь. А сейчас позвольте откланяться. – Спасибо, можешь идти. – отпустила его Москва. Нижний учтиво поклонился им и оставить их. Петербург устало прислонился спиной к двери. – Если тебе тяжело, то можешь никуда не ходить сегодня. – обеспокоенно предложила она. – Я скажу Нижнему, когда он придёт, что обход отменяется. – Нет, тётушка Москва... – замотал головой Петербург. – Я столица и вы не можете брать на себя чисто мои обязанности. Заупрямился так некстати. – Выглядишь неважно... Тебе лучше остаться здесь до следующего дня. – Нет, всё уже было обговорено. Я не хочу отказываться от своих обязанностей. – Тогда может мне побыть с тобой на всякий случай? – В этом нет нужды, вы тоже устали. Можете не волноваться и тоже идти отдыхать. Не дожидаясь дальнейшего ответа он открыл дверь в номер и одетый рухнул на кровать. Все три часа он провёл в сладком спящем неведении. И лишь осторожный стук в дверь прервал это неведение. Петербург обнаружил себя в номере, который даже не успел осмотреть. Незнакомая обстановка больно впилась в голову, ведь больше всего ему хотелось оказаться сейчас дома, во дворце. Осторожный стук в дверь повторился: – Ваше Высокопревосходительство, вы там? – спросил смутно знакомый мужской голос. – Петербург, у тебя всё в порядке? – обеспокоилась тётушка Москва. – Да, я иду. – громко сказал мальчик и с трудом сел на кровати. Трёх часов сна оказалось недостаточно. Руки бесконтрольно дрожали. Петербург спрышнул с кровати и еле сохранил равновесие, но мальчик собрался с мыслями и показался перед старшими. – Наконец мы вас дождались. – усмехнулся Нижний, за что получил недовольный взгляд Москвы. – Обед уже давно подан. – Какой ещё обед... – хмуро пробормотал он. – Вы долго ехали и очень устали. Я велел сделать вам обед, чтобы у вас появилось больше сил. – Чтож, это... Приемлемо. – Петербург, я понимаю, что ты устал, но прошу тебя, не вредничай. Мальчик молча проглотил замечание. Сейчас его всё очень сильно раздражало: его собственная слабость, необходимость идти куда-то, эта дурацкая провинциальная гостиница и особенно этот человек нечеловеческого сложения, который так смотрит на Москву, как не положено смотреть человеку его чина. Его широкая спина впереди была похожа на стену или на шкаф, но никак не на человека. В гостиничной трапезной было всё обставлено значительно проще, чем в обеденной комнате дворца. Но на накрытом столе было поставлено много разных блюд, преимущественно рыбных. – Обед в вашем распоряжении. – сказал Нижний. – Ох, Нижний, что-то ты расстарался... – неловко улыбнулась Москва. – При всём желании мы вдвоём столько не съедим. А если съедим, то точно из-за стола не встанем. – Ни о чём не волнуйтесь. Мне нужно, чтобы вы хорошо поели. – махнул рукой Нижний. – Прошу, присаживайтесь. Нижний вежливо отодвинул один стул, избавляя Москву от лишних действий, за что она одарила его лукавым взглядом. – Откушаешь с нами? – Вы мои гости. – И что? Голодать теперь тебе что ли? – Ну не гоже мне с вами за один стол садиться... – Кто сказал? Его Величество батюшка Император? А я говорю тебе, что можно. – мягко, но настойчиво проговорила она. – Будь по вашему. Его мощная и, казалось бы, неподъёмная фигура легко опустилась на стул рядом с Москвой. – Рыба без костей, но всё же кушайте аккуратно. – предупредил он. – Bon appétit. (Приятного аппетита.) Петербург расположился напротив них и с его места всё отлично было видно. Ему было отлично видно, как Нижний совершенно буднично вилкой выбирает из куска рыбы косточки и затем перекладывает очищенный кусок на блюдо Москвы. Видно, как сам он подъедает только самые костлявые кусочки. И эта картина раздражала его ещё сильнее. Когда с обедом было покончено Нижний объявил, что пора господам из дворца осмотреть положение дел в Нижегородской губернии. И начать он планирует с... отдалённой части набережной Волги. – С набережной? – недоверчиво хмыкнул Петербург. – Не нашлось более важного места для начала? Или неказистая набережная – это всё, чем вы можете похвастаться? От острого замечания мальчика Нижний вздрогнул и поперхнулся воздухом. Москва рядом, явно не ожидавшая подобной выходки от своего отпрыска, тоже на секунду потеряла самообладание. – Чш-ш, не злись на него... – шепнула мужчине Москва, чуть тронув на плечо. – Он сам не понял, что сказал... – Понятно теперь как ко мне относится молодое поколение дворца... – разочарованно и хмуро вздохнул Нижний, уводя глаза в сторону. – Петербург, это было очень грубо. – строго обратилась к мальчику Москва. – Тебе нельзя разговаривать со старшими в таком тоне! Мне следует ожидать того, что в скором времени ты будешь разговаривать со мной также? – Что вы, тётушка Москва, я не... – стыдливо вжал голову в плечи тот. – Тогда не смей разговаривать со старшими в таком тоне, даже если они стоят ниже тебя по статусу. – Извините, тётушка Москва... – Да мне то что? – безразлично развела руками та. – Твои извинения должны быть адресованы Нижнему. Петербург исподлобья покосился на широкую фигуру мужчины, но ничего ему не сказал. Уняв в себе горечь обиды от слов юной столицы Нижний вывел гостей на улицу. Шли они достаточно долго, но не до изнурения. Солнце светило ярче и грело в разы сильнее, чем на берегу Невы. От этого Петербург сразу зажмурился. – Глаза болят... – пожаловался он вслух. – Привыкайте, Ваше Высокопревосходительство. – повёл плечом Нижний. – Вам отсюда никуда не деться. – О чём вы говорите?.. – Да всё о том же. – невнятно пробормотал тот. У берега плескалась чистая прозрачная вода, слегка играючи поднимая и опуская крупный песок и мелкие камушки. Вдоль береговой линии шла мощёная камнем улочка с торговыми рядами, в которых продавалась, конечно же, рыба, сети для ловли, качественные удочки и даже попадались интересные изделия из рыбной кожи. Петербург медленно проходил мимо торговых лавок, лениво скользя взглядом по однообразному набору товаров. Скучное зрелище. Он ожидал увидеть что-то получше. Где-то на пять шагов впереди шли почти рука об руку Нижний и тётушка Москва. И этот вид его неимоверно раздражал. Если бы не проклятая болезненная слабость во всём теле, то он бы обязательно высказал ему с выражением и в красках всё своё "фи". Однако была ещё одна помеха – тётушка Москва, кажется, сама совершенно была не против понаблюдать за тем, как Нижний старается показать ей свою обходительность и заботу. Со стороны это выглядело комично – не подобает взрослым людям вести себя как недозрелые юнцы. А может тётушка Москва просто терпит его присутствие рядом с собой, потому что так положено женщине её статуса? Хотя... Нет, даже со спины так сказать нельзя, не похоже. – Петербург, – развернулась к мальчику Москва, – не хочешь подойти ближе к воде? – Только не ныряйте, а то вас сомы мигом проглотят. – шутливо добавил Нижний. – Я и не собирался нырять... Только на берегу постою. – еле разборчиво пробубнил тот. Речная вода у ног что-то весело бормотала на неизвестном языке. Длинные деревянные помосты уходили далеко вперёд. Людей вокруг было не то, что бы много, но и не то, что бы мало. Ветер донёс до его ушей разговор Москвы и Нижнего: – Ты выбрал очень простое место для первой прогулки. – подметила Москва. – Я ожидала увидеть что-то более ухоженное и оживлённое. – Простите великодушно, но это уже не центр. – спокойно пожал широкими плечами Нижний. – Я учитывал ваши пожелания ранее, а изменить наш маршрут за несколько минут до старта – непросто. – И всё же... – И всё же, Москва, ты просила по максимуму сократить прогулку, потому что беспокоилась о его состоянии. Что ты хочешь от меня? – перебил он её. – Если завтра он будет чувствовать себя бодрее, то я, разумеется, расширю список мест, обязательных к посещению и осмотру. Ты только не нервничай без надобности. Ты сейчас отдыхаешь. Картинка в голове ясно сложилась. Нижний планировал отвести их в более приличное место, но, видимо, когда Петербург уснул и до него не могли какое-то время дозваться, тётушка Москва забеспокоилась и попросила Нижнего урезать программу. "Чтож, этот увалень похож на шкаф, но не похож на дурака." – снисходительно подумал Петербург, делая вид, что ничего не услышал. А между тем вид на Волгу завораживал ни чуть не меньше, чем пейзажи, которые он видел из окна кареты. Только солнце стало светить выше. А ветер также чуть шутливо ерошил чёрные волосы на его макушке, подхватывал полы белой рубашки, разносил всюду пресный речной запах, от которого даже легче дышалось. – Эх, будь моя воля, я бы осталась здесь навечно... – А что мешает? – Судьба. Но на судьбу грех жаловаться. – Мешает? Я бы сказал, что она всегда на твоей стороне. – Не преувеличивай. – Отнюдь! – Не тебе судить. – А кому тогда? – Тебя не переспоришь... – после недолгой паузы сказала ему Москва. Петербург ощутил, что отступившая на некоторое время слабость вновь накатывает и овладевает его телом. Не выдержав этой подлости от организма он сел прям на камни и песок. От этого нехитрого действия почему-то стало легче и лучше. Уже не надо было терпеть и надрывать свое тело. Удивительные вещи умеет творить природа с человеком. Как бы сильно современный человек не стремился бы отделиться от матушки природы, у него это никогда не получится. Человек, как часть природы, всё равно питается её силой. Солнце грело нежно и ласково, лёгкий ветерок врывался в лёгкие. Мирское спокойствие. Его не найдёшь в пышных балах дворца, в постоянно меняющейся моде, иностранных романах. Там оно фальшивое. А здесь настоящее. И эта мысль стала такой ясной для Петербурга, как будто и являлась истиной. Той самой простой истиной, которую люди сделали сложной и потому ведут вечные споры что есть истина настоящая. И потеряли. А ведь вот она – только руку протяни... Крик чайки заставил его немного вздрогнуть. Сколько он уже так сидит? Наверное опять чуть не уснул. Но надо двигаться дальше. Всё-таки нельзя терять самоконтроль и повиноваться любым желаниям своего тела. Мальчик собрался с мыслями и силами, делая отчаянную попытку встать на ноги. Но на удивление это получилось у него очень просто. Даже силы ещё остались. Странное дело, но после отдыха на берегу Волги невзрачная провинциальная набережная с однотипными торговыми лавочками с потрескавшейся жёлтой краской на уголках стала казаться ему более интересной и занятной. Появилось желание рассматривать пойманных водяных гадов, простенькие картинки в дешёвых рамках, над которыми хотелось посмеяться, настолько они были наивно и непрофессионально нарисованы, и самые ходовые рыболовные снасти. А ещё для Петербурга было приятным открытием, что здесь некоторые торговцы говорили по-французски, а это отличная возможность показать свою образованность и блеснуть знаниями. Остаток дня прошёл намного приятнее, чем он ожидал. Недомогания в теле ощутимо подослабли. Хотелось иногда присесть отдохнуть, но ещё больше хотелось гулять, гулять и гулять. Но под конец дня он так нагулялся, что был совсем не против вернуться в свой гостиничный номер. По возвращению в гостиницу Нижний снова показал где находится его номер, поскольку Петербург всё забыл во время прогулки. – Нижний Новгород, пожалуйста, простите мне мою грубость... – стыдливо пряча глаза извинился мальчик. – Я не знаю что на меня сегодня нашло. Простите... Нижний неловко кашлянул в сторону и потёр бритый подбородок. – Я и не сердился на вас. Забудьте. – Мне совестно... – Пожалуйста, не беспокойтесь. Я, считайте, давно забыл. – Тогда... Спокойной ночи? – Спокойной ночи, Ваше Высокоблагородие. Петербург пропал за дверью своего номера. Теперь, когда у него осталось в запасе немного сил, можно рассмотреть комнату, которую Нижний выделил ему. Это было помещение чуть больше любой комнаты любого постоялого двора. Но стены были обклеены светлыми обоями с цветочным рисунком. Кровать была намного больше и мягче тех, что ему довелось лицезреть во время поездки. Письменный стол отличался изящностью и лёгкостью и был украшен ловкими резными узорчиками. Не дворцовая комната, но тоже можно жить. Вечер был уже довольно поздний. Петербург сменил уличную одежду на длинную ночнушку и уже укладывался спать. Где-то в раскидистых чёрных ветках деревьев приглушённо ухукала сова. В тёмно-синем небе среди звёзд поднимался острый полумесяц. Петербург не мог насмотреться в окно. Звёзды в этой широте видны лучше, чем у него дома. Может это потому, что свет фонарей по ночам перебивает свет звёзд? Или потому, что дома много всяких промышленных предприятий, дым от которых заволакивает небо? Темнота листьев шумела от малейшего дуновения ветерка. Но она звучала не страшно. Скорее даже убаюкивала маленького гостя Поволжья. Где-то внизу, под окнами, пробежала собака к позвавшему её хозяину. Скрипнуло ведро в руке пожилой женщины. Петербург смотрел на серебряное небесное украшение причудливой формы. Кажется, он видел такую не только на небе. Точно такой же полумесяц горел на флаге одной большой южной империи, с которой батюшка император яростно враждует уже много лет. Мальчик запомнил белый небесный изгиб и большую пятиконечную звезду на алом фоне. Петербург подумал, что это странно, ведь Луна и звёзды должны быть на тёмно-синем полотне. Тут в нехитром наборе звуков особенно отчётливо прозвучали торопливые шаги в коридоре и скрипнувшая неподалёку дверь. Сначала Петербург не обратил на это внимание. Но спустя пару минут в его голове зародилась абсурдная мысль, которая с каждой секундой обретала всё больше и больше смысла. Сонная нежность и расслабленность перестала для него существовать. В детском уме загорелась искра любопытства и жажды знать. Затаив дыхание Петербург медленно сполз с кровати, сунул ноги в ночные тапочки и сделал пару широких шагов по направлению к двери. Дверной щелчок неприятно ударил по ушам, так как очень отчётливо слышен в тишине. Надеясь остаться неуслышанным и незамеченным мальчик выглянул в тёмный коридор. На одно мгновение им овладел страх – весь коридор погряз во тьме, в тупике мутным холодным лунным светом горел высокий прямоугольник приоткрытого окна, ветер из которого загадочно колыхал полупрозрачные шторы. Мало ли что может водиться в этой темноте... Но то было лишь мгновение. Любопытно взяло верх. На противоположной стороне таких же деревянных дверей через два номера находилась комната тётушки Москвы. Петербург напряг зрение и разглядел в темноте свечение под дверью. Неяркая полоса света разбавляла коридорную темноту. Значит, несмотря на поздний час, тётушка Москва не спит. Отчего же? Больше ни в одной комнате свет не горел. Петербург собрал в кулачок всю свою храбрость и вышел в коридор. На его счастье ни тапочки, ни пол не выдавали его присутствие здесь. Мальчик беззвучно подкрался к двери. Замочная скважина у дверной ручки пропускала лучик света из комнаты. Ещё на одно мгновение Петербург усомнился в правоте своей затеи. Это не честно по отношению к Москве, которая заслуживает только уважения и почитания от всех, кто её окружает. Но Петербург был настроен решительно. Да он же не заснёт теперь! Подавив в себе все сомнения мальчик прижался щекой к холодной металлической пластине, заглядывая одним глазом в замочную скважину. Вид открывался довольно скупой, но всё же ему удалось разглядеть главное. На большой двухспальной кровати лежали две фигуры. Фигура тётушки Москвы в одной только ночной сорочке сидела на кровати, откинутая на подушки и с вытянутыми ногами под одеялом, локоть упирался в тумбочку с горящими в подсвечнике свечами, голова с распущенными золотыми волосами лежала на раскрытой ладони. Рядом на подушке лежала фигура... Нижнего?! Петербург закрыл рот ладошками. Как ужасно это признавать, но это был действительно Нижний... Он лежал непозволительно близко к ней и самозабвенно целовал её руку. Москва глядела на него с какой-то молчаливой тоской. – Как тебе... не противно?.. – прозвучал раздосадованный голос женщины. Нижний поднял на неё взгляд. В свете маленьких огоньков прояснилось его чем-то вдруг расстроенное лицо. Он выглядел так, будто знал, что она сейчас скажет что-то подобное. – Почему же мне должно быть противно целовать руку любимой женщины? – невинно произнёс он в ответ. – Да разве это руки? – грустно усмехнулась Москва. – Шрамов больше, чем нормальной кожи. Уродство да и только. – Разве? – Я не слепая. Да и ты глаза имеешь. С этими словами она несильно, но настойчиво вывело свою руку из его аккуратной хватки. Нижний тяжело вздохнул с таким видом, точно такое поведение Москвы его не только расстраивает, но и раздражает. Он поднялся на руках. Одеяло спало с него, обнажив широкие плечи, мускулистые руки и подтянутый торс. Излишняя нагота вызывала кучу вопросов у мальчика за дверью, о присутствии которого они вдвоём даже не догадывались. Нижний сел повыше на подушках так, что теперь мог без проблем заключить Москву в объятиях больших рук. Сама по себе высокая и статная Москва в кольце его рук стала казаться худенькой и хрупкой. Прикрыв глаза она уронила голову ему на плечо. – Дурочка. – ласково сказал Нижний. – Когда же ты поймёшь, что дело не во внешности? – Легко говорить видному красавцу. В юные годы девки тебе проходу не давали, а ты всё на меня засматривался. Было бы на что смотреть... Растратил ты молодость свою на суровую тётку. – А может потому, что ни одна из тех девок и рядом с тобой не стояла? По доброте, по силе, по богатству души и даже по красоте? Услышав последнее слово Москва неприязненно по морщилась и отвернула голову. – Только не надо мне врать. Не желаю слышать лжи от тебя. – А кто сказал, что я вру? – слабо улыбнулся Нижний. – Не придумывай себе лишнего. – Не понимаю тебя всё равно... – Посмотри на меня. Москва беспрекословно подняла голову. Их взгляды встретились. – Как же давно это было... – мечтательно и грустно пробормотал Нижний. – Что? – Твои глаза. Я тогда подростком был, только научился мечом махать и поучаствовал в нескольких боях. В те года со мной водился Суздаль. Он много рассказывал мне об одной девочке, у которой в самом начале пути никого и ничего не было. А сейчас она Москва. Поначалу я правда думал по своей юношеской глупости, что ты всего лишь зазнавшаяся тётка. Но стоило мне лишь увидеть тебя вживую, как мой мир перевернулся полностью... Нижний, отведя взгляд куда-то в сторону, тихо усмехнулся. На щеках заиграл лёгкий застенчивый румянец, сделав его как будто бы лет на 300 моложе. Даже в узенькой щёлочке дверного замка это было заметно. – Я не заметил ни твоих, как ты сама говоришь, увечий, ни суровости, что ты так любишь выставлять напоказ, чтобы подавить волю оппонента. Первое, что я увидел, – это твои большие, выразительные, молчаливые глаза, длинные ресницы... Я помню, как ты тогда смутилась. Подумала, будто я пялюсь на твои "увечья". Мне стало всё равно, что я тебя младше аж на 80 лет! Я забыл всё, о чём думал раньше... – Для меня было ново, что кто-то смотрит на меня так... Чисто... – голос Москвы прозвучал как будто незнакомо. – Один на миллион... Нижний, кажется, совсем не изменился с того дня. Только стало больше морщин на добром широком лице и юношеское проказничество сменилось взрослым мужским честолюбием. – Один на миллион? – Да. Никто до тебя. Никто после тебя. Никто не любил меня так же, как ты. Мужчина взглянул на неё, не скрывая лукавства. – Ты и тут неправа. – Да? Ну тогда расскажи мне. – с вызовом попросила Москва. – Да хотя бы тот же самый твой приёмыш! – Хм, тоже мне, сравнил. – скептично хмыкнула Москва. – Для ребёнка естественно любить кого-то, кого он считает своими родителями. – Разве это не чудесно? Любовь неродного ребёнка? Москва промолчала, явно давая понять, что в любом случае ответ будет положительным. – А твой отец Смоленск? А твои подружки? Разве они тебя не любят? – вспомнил Нижний. – Ранее твои соперницы. Тверь, Тула, Рязань и татарская принцесса Казань? У тебя много друзей, которые очень любят тебя. Здесь и за бугром. Женщина с подозрением прищурила глаза. – Кого или что ты имеешь ввиду? – Твоего друга серба. – Белград? Он... Да. Правда много значит для меня. – Вот видишь? Рядом с тобой очень много людей, которые ценят тебя не за внешность, не за деньги, не за страх, который ты вечно пытаешься поселить в их душах. Быть может есть в тебе больше ценности, чем ты можешь сама представить? М?Несмотря на то, как сильно тебя ранил мир, ты смогла сохранить в себе любовь к нему. Это невообразимо сложно и неимоверно благородно. И поверь, никому из твоих настоящих друзей и союзников нет дела то того, что когда-то тебе приходилось использовать своё тело, чтобы хотя бы ненадолго снискать расположение Золотой Орды. Что когда-то ты, чтобы сохранить всех нас, лгала нам или даже брала а плен. Сейчас это никому уже не важно. Это осталось в тёмном прошлом. Важно то, что ты – наша вечная опора, которой можно слепо доверить такую важную вещь, как судьбу государства. Император не идиот. Он доверил тебе заботу о будущем всех нас. Все эти слова Москва, кажется, слышала уже далеко не в первый раз. Петербург уже и сам это неоднократно замечал. Наверное каждый человек, приближённый к ней, считал своим долгом сказать бывшей столице, что она слишком строга к себе. Вот и Нижний тоже пытался выразить словами то, что должно быть понято без слов. В его больших мускулистых руках тело Москвы казалось невозможно хрупким. А она выглядела очень спокойной в его объятиях. Как будто именно он был предназначен для неё задолго до того дня, как узнали друг о друге. – И как тебе не противно от того, что я отдавала своё тело другому. – Мне не противно. Мне горестно. Я бы всё отдал, чтобы твоё горе обошло тебя стороной, но, видимо, моего "всего" было слишком мало... Я думаю об этом каждый божий день, Москва... Если бы ты только могла представить как мне было радостно просто находиться рядом с тобой, идти за тобой, стоять с тобой на одном поле боя. Просто быть к тебе как можно ближе... Это всегда было величайшим счастьем для меня. Я мог только мечтать, что ты когда-нибудь посмотришь на меня и назовёшь моё имя. Это не одержимость и не маньячество. Я уверен. И потому мне не могут быть противны следы страданий на твоём теле и твоё прошлое. Говорят, что столица должна быть идеальной. Но даже у идеала нет чётких рамок и границ. Хороший же пример – Питер. Он идеальная столица для нынешних реалий – умный, красивый, вежливый, грамотный и так далее и тому подобное. Но ты идеальна для того времени, когда половина этих качеств не имела смысла. За это тебя и любили как столицу. Но я люблю тебя не за то, что ты была недоступной женщиной. – А за что тогда? – За всё остальное. – Нижний прикоснулся губами к её виску. – За твои красивые пронзительные глаза. – Он поднёс её руку к своим губам и почти невесомо поцеловал пальцы. – За твою сильную волю и стремление к жизни, за которую ты хватаешься обеими руками. – Он обнял её крепче и поцеловал в щёку. – За твою доброту, что становится видна когда ты улыбаешься. – Он сделал вид, будто потянулся к ней за поцелуем, но вдруг остановился. – Да и есть ли вообще смысл перечислять? Москва, уже готовая к тому, что Нижний её поцелует, растерянно взмахнула ресницами. – Даже не знаю... А не хитришь ли ты? Почему ты видишь во мне то, что не видят другие? Может быть ты приписываешь мне что-то, чего во мне на самом деле нет? – Обижаешь. Всё это в тебе есть, просто кроме меня тебе никто об этом не говорит. – А ты самый смелый? – Да я самый бесстрашный! – по-детски усмехнулся Нижний. Несколько мгновений они в тишине и слабом свете нескольких свечей глядели друг на друга. – Спасибо, Новгород... – тихо произнесла Москва. – Ты самый-самый для меня... Богатый или бедный, именитый или неизвестный, – неважно. Я не смотрю на статус. Мне нужно только одно – твоя любовь ко мне. – Я знаю, голубка моя, я знаю... И я был бы рад видеть тебя хоть немного чаще, но... Но я знаю, что это было бы несусветной наглостью. Я счастлив видеть тебя хоть иногда. И хоть иногда получать от тебя письма. И... Мне нравится, когда ты называешь меня так. Он вздохнул и уронил голову ей на плечо. Золотые кудри беспорядочно рассыпались на коже, переплетаясь со старыми шрамами от огня, сражений и жестоких прикосновений какого-то другого мужчины. – Нижний Новгород, я люблю тебя. Он приподнял голову и в свете свечных огарков снова блестнули хитрые, но по-детски добрые глаза. – Я тоже тебя люблю, Москва. Москва убрала с его лба несколько упавших завитков. Ладонь замерла на щеке. В следующий миг она резко подалась вперёд и увлекла его в поцелуй. Глаза Нижнего на долю секунды в удивлении расширились. Он был обескуражен и обезоружен её внезапным порывом. Но быстро пришёл в себя и от наслаждения закрыл глаза. Долгий поцелуй был прерван желанием мужчины накинуть на обоих одеяло. – Новгород, а скажи, ты нарочно расселил нас с Петербургом по разным комнатам поодаль друг друга? – заподозрив что-то спросила Москва. – Не для того ли, чтобы было проще бегать ко мне? – Не совсем нарочно, но нарочно... – уклончиво ответил Нижний. – Все остальные комнаты заселены или забронированы. Но я специально оставил эту комнату для тебя. Для нас... Петербург затаил дыхание, превратившись в зрение и слух. Но тут за одной из соседних дверей послышался шорох и невнятное бормотание. Мальчик настороженно завертел головой по сторонам. Сердце ухнуло в чёрную пропасть. Он подскочил на ноги и кинулся к двери своей комнаты. Неизвестная соседка вспугнула юный интерес. Мальчик вновь оказался в комнате гостиницы, в более-менее знакомой обстановке. Петербург изнеможённо упал на кровать, лицом в одеяло. Его умом овладела лишь мысль о том, что он только что увидел и открыл для себя. Возможно, он увидел и узнал больше, чем ему следовало бы. Теперь мысль о том, что утром он должен снова увидеть их и умолчать о том, что он что-то узнал, залегла на душе тяжёлым балластом. И сказать нельзя, и молчать сложно. Страх быть замеченным ушёл. Но сердце по-прежнему быстро колотилось в груди. Петербург закрыл лицо руками и повернулся на бок, тяжело вздохнув. – И что же будет... Дальше? – тревожно спросил он у тишины. – Как же мне теперь с этим жить?.. Но тишина на то и тишина, чтобы никогда никому ничего не говорить. Слишком много мыслей и догадок в голове. Они очень мешают... Петербург лениво залез под холодное тяжёлое белое одеяло. Его тяжесть на теле быстро заставила тревогу в груди утихнуть и замолчать. Мальчик судорожно выдохнул и прикрыл веки глаз. Ему надо бы постараться уснуть как можно скорее, чтобы больше ни о чём не думать. Надо бы... Очень надо бы...