Спасение

      Встречаться с родителями было страшно. И каждый шаг давался все труднее и труднее. Ким Докча остановился перед большими резными дверями, за которыми, как он чувствовал, находились его приемные родители. Он еще раз оглядел себя, смахнул несуществующие пылинки и разгладил каждую складку на своей одежде. После столь долго отсутствия надо хотя бы выглядеть подобающе.       Гон Пилду наблюдал за этими действиями с неодобрением. Сколько еще это демон будет мяться под дверью и совершать эти нелепые действия. Особым терпением старый демон не отличался, поэтому обойдя своего мастера, он толкнул двери, распахивая те настежь и театральным жестом показал проходить.       Ким Докча обиженно посмотрел на своего подчиненного, на что тот только довольно ухмыльнулся. Этот гаденыш слишком долго отсутствовал, поэтому даже такая маленькая подлость грела старое сердце.       Молодому демону только и оставалось, что пройти в комнату с родителями и стать перед столом, за которым Аид и Персефона сидели.       — Приветствую Отца Богатой Ночи и Королеву Темнейшей Весны. Рад вас видеть в добром здравии, — Ким Докча поклонился, избегая прямых взглядов родителей.       Ответа не последовало и Ким Докча все также оставался, согнув спину в поклоне и устремлённым в пол взглядом. Он все не решался посмотреть на родителей и ждал от них команду. Хоть какую-нибудь. Поэтому спустя время (но по ощущениям целую вечность), Ким Докча решается быстро взглянуть на них. Исподлобья, чтоб это было не так заметно. И вздрагивает от вида родителей.       За эти долгие годы они совсем не изменились, хоть и сложно такое сказать про демонов, что любят менять свои оболочки по настроению. Но вот внутренне они ощущались также. Отец все также сидел с каменным лицом, и только в самой глубине его глаз можно было увидеть необычные для него эмоции. И Ким Докча видел там радость. А мама даже не скрывала своей улыбки. Она с теплотой смотрела на свое дитя и весь ее вид был расслаблен.       — Ну наконец-то ты решил на нас посмотреть, — сказала она, вставая со своего трона. Обычно, трон у жены правителя был меньше, но за что Ким Докча любил своих родителей — так это за их равноправие. На протяжении многих десятков тысяч лет его приемные родители жили в любви и согласии и никогда не притесняли друг друга своими статусами. Они жили как единое целое. Даже несмотря на то, что Персефона была слабее Аида, она все равно могла назвать его имя. Маленькое исключение, которое даётся только одному демону на всю жизнь. И Ким Докча был счастлив видеть, что это продолжается до сих пор.       — Долго же ты решил отсутствовать. Мы уже было подумали, что ты захотел забыть своих родителей, — голос Короля богатой Ночи был безэмоционален. И любой другой на его месте бы уже затрясся от страха, но не Ким Докча — он слишком хорошо знал своих родителей.       — Мне нечего ответить Отцу Богатой Ночи, я действительно почти потерялся в Колодце Душ, — после этих слов во взгляде обоих родителей появилась печаль. В конце концов, когда их единственное дитя страдало в самом ужасном месте мира демонов, они могли только сидеть и надеяться, что тот сможет совершить невозможное и выбраться оттуда. Такие уж родители, вера в их ребенка всегда будет выходить за грань разумного.       — И как ты выбрался? — Персефона подошла совсем близко к Ким Докче, заглядывая тому в глаза и ища любые отклонения. Любой след страданий ее ребенка. Когда первичный осмотр был завершен, та подняла руку и положила на щеку сына, слегка потирая ту большим пальцем.       — Я не знаю, просто появилась какая-то вспышка и вывела меня из полузабытья, — Ким Докча прикрыл глаза и позволил себе наслаждаться материнской лаской. Родителям он доверял, поэтому мог спокойно закрыть глаза и повернуться к ним спиной. В далеком детстве именно они его спасли от незавидной участи человеческого раба. Люди в этом мире редкость, попадают не часто и умирают очень легко от разных ран и болезней или от рук демонов. Демоны с такими общаются как с бесправными рабами, вытворяя с теми такие вещи, от которых у любого нормального человека волосы не только встанут дыбом, но и поседеют раньше положенного срока.       Персефона и Аид такого не позволили. Буквально вырвали из лап работорговцев. А после решили взять его в свою семью. То ли тогда это была жалость, то ли просто минутная прихоть… Сейчас это уже не имеет значения. Прямо сейчас эти демоны были настоящей семьей, намного лучше той, что Докча оставил в мире людей.       — Было тяжело? — на этот раз право голоса взяла на себя Персефона. И столько нежности и участия в ее голосе было, что у Ким Докчи защемило сердце.       Ким Докча не мог подобрать слов. Тяжело? Это слабо сказано. Настоящий Ад, которого так боялись люди из его родного мира. Поэтому все, на что его хватило, так это на слабый кивок — так не хотелось терять теплый контакт с рукой Персефоны.       Сбоку послышался фырк, нарушая такой трогательный момент. Может в обычной обстановке мужчина бы его и не услышал, но сейчас все его чувства были обострены как никогда.       Легким движением руки, Ким Докча посылает ветер в сторону дверей и с громким хлопком закрывает их. За ними слышится болезненный стон и возможное «ублюдок» (сказано было тихо, к тому же закрытые двери сильно поглощают звуки), и Ким Докча невольно улыбается уголками губ. Как будто действительно ничего не поменялось.       Мужчина слишком был сосредоточен на причинение мелкого телесного вреда четвертому лишнему в этой комнате, поэтому пропустил тот момент, когда доброжелательная улыбка матери меняется на хищный оскал.       Он только и успевает осознать, что пальцы тянутся выше и хватают его за мочку уха с силой ту выкручивая.       Ким Докча болезненно шипит и пытается прикрыть страдающее ухо, но Персефона держит крепко и не собирается отпускать. Даже тогда, когда глаза ее сына смотрят на нее с обидой. Она только фыркает на это и открывает рот, чтобы что-то сказать, но первее раздается глубокий голос Отца Богатой Ночи:       — Прими наказание с достоинством.       — Потому что мы слишком стары, чтобы переживать еще и о нашем взрослом сыне, — добавляет Персефона и интонацией особо выделяя слово «взрослым».       Ким Докча только покорно закрывает глаза и подавляет окружающую его ауру. Он понимает, что сильно налажал. Поэтому он даже не попытался вырваться из хватки матери на ухе. Уж лучше так и ощущать боль, чем понимать что все это лишь иллюзия Колодца Душ. К тому же родители имеют полное право наказывать нерадивое дитя. Уж они всегда наказывали по справедливости, в отличии от кровных и давно забытых.       Хватка на ухе ослабевает и Ким Докча порывается потереть горящее место, но одергивает себя. Сейчас он чувствует, как с ним что-то происходит. Аура пытается взбунтоваться и показать, кто тут сильнее, но силой воли мужчина ее подавляет и позволяет матери и отцу сделать задуманное.       Чувство от чужого вмешательства пропадает на удивление быстро, но последствий всё не ощущается. Разве что тело стало каким-то не таким. Но тут может сыграть свою роль и воспалённый разум в ожидании каких-то действий. Поэтому через какое-то время Ким Докча с опаской открывает глаза и понимает что окружающий мир стал каким-то не таким. Его фокус сместился куда-то вниз и теперь мама смотрит на него сверху-вниз заломив руки и с каким-то умилением.       «Она же не сделала меня милым песиком?» — с ужасом думает Ким Докча и опускает свой взгляд вниз в надежде рассмотреть себя получше и подтвердить (ни в коем случае!) или опровергнуть свою догадку.       Руки и ноги сгибаются как обычно и в привычных местах — в конце концов рассмотреть это получше мешают рубашка и брюки. Тело то меньше стало, но вот одежда на нем все та же. Поэтому Ким Докча спокойно выдыхает. Он даже и не заметил, как перед осмотром задержал дыхание.       По крайней мере у него сохранилась человеческая форма. Просто он стал… меньше? А маленькие детские ручки, которые Ким Докча с интересом рассматривал, подвернув длинные рукава, только подтверждали этот факт.       — Дети так быстро растут, — ахнула Персефона. Ким Докча прекратил рассматривать свои руки и перевел взгляд на маму в ожидании ее дальнейших слов. И судя по тому, как лихорадочно блестят ее глаза, Ким Докче стоит приготовится чуть ли не ко всему.       — Мгм, — послышалось со стороны второго трона, на котором все еще восседал Аид.       — Поэтому я решила продлить это мгновение. Ведь я так и не успела насладиться этим коротким мигом твоего детства, — Персефона игриво ударила в ладоши, тем самым показывая, что «шалость» удалась.       Ну да, Аид и Персефона были теми еще уникумами. Но это не отменяет того факта, что лучших родителей Ким Докча не встречал и вряд ли встретит. И это совсем не субъективное мнение. В мире демонов порой слово любовь могло оказаться под запретом, а сказавший это слово демон прилюдно наказан.       — И что дальше? — выражение лица Ким Докчи стало кислым. Он точно знал, что Персефона на такой мелочи не остановится. И судя по тому, как еще ярче загорелись её глаза (Ким Докча готов поклясться, что там полыхает самое настоящее пламя Ада), он оказался прав.       — Знаешь, твоя мама всегда хотела принимать большее участие в твоей жизни. И начать можно с твоего наряда, ведь этот костюм тебе сейчас слишком велик.       Ким Докче так и хочется сказать «А может не надо?». Он не чувствует, что это для него может закончится хорошо и без всяких моральных травм, но видя весь этот азарт на лице матери ему остается только сдаться — этот демон для себя уже все решил и ничто ее не переубедит. В надежде на поддержку от второго родителя, Ким Докча переводит взгляд на Аида. Тот расслабленно сидит на своем троне подперев щеку рукой и с интересом наблюдает за представлением. Заметив умоляющий взгляд сына, тот только разводит руками как бы говоря «Ничем не могу помочь. Заслужил» и тянется освободившейся рукой за миской с попкорном, что стоял прямо перед ним на столе.       «Подготовился!» — с ужасом понял мужчина и понял, что никакой пощады в этом доме ему не ждать, пока родители не наиграются вдоволь.       — А начнем мы, пожалуй, с этого, — по щелчку пальцев в воздухе появилось… платье?! Ким Докча в ужасе посмотрел на этот ужас с огромным количеством рюшечек, бантиков и кружавчиков.       Нет, он, конечно, знал, что его родители будут ему как-то мстить, но не до такой же степени?! Что за эти двадцать тысяч лет стало с его родителями.       — Почему именно платье? — со стоном спросил Ким Докча. От этого уже не отвертеться, но хотя бы будет знать причину такого странного выбора.       — Всегда хотела и сына и дочь, — весело проговорила Персефона, протягивая уже ненавистное ему платье.       Со стороны послышался хруст попкорна.       Мужчина понял, что отбиваться бесполезно и ему никто не поможет. Даже крик «Спасите» только приведет ненужные глаза и уши и тогда настоящего позора не избежать.       Поэтому Ким Докча с большим стыдом на лице принял тот наряд от матери и сделал как ему сказали.       Оставалось только надеяться, что это быстро им надоест и его скоро оставят в покое.       

***

             Как оказалось, такое зрелище родителям не надоедало очень долго. На протяжении нескольких часов Персефона одевала его в разную одежду и каждый наряд комментировала (а так же вносила правки в ручном блокноте. Тогда Докча понял, что если еще раз сделает что-то не так, то второго раунда с переодеваниями ему не избежать). Пару раз даже Аид вставлял свои мысли на счёт особо странных нарядов.       Уже спустя полчаса этих изнурительных действий, Ким Докче казалось, что он познал дзен. Он опять абстрагировался от себя, прямо как тогда в Колодце Душ. Он позволял вертеть себя в разные стороны и даже иногда говорил, что этот наряд не очень удобен.       Радовало то, что никто не видит этого позора.       Даже когда случайно (или нет) в зал вошел Гон Пилду и не сдержал противного смеха, Ким Докча не убил его на месте и не вырвал глаза или язык. А всего лишь воспользовался их контрактом и приказал молчать. Иначе у него есть все шансы почувствовать на себе всю мощь его статуса. А то, что потом, выходя из зала он еще и ударил его в качестве предупреждения, ничего не значит. В конце концов все понимают, за кем в этом месте стоит настоящая мощь и на что все способны.       В конце концов Персефона сжалилась над своим сыном и разрешила ему дальше ходить в нормальной одежде. Обычная белая рубашка и черные шорты чуть выше колена помог выбрать Аид. Персефона немного подулась и даже предложила на замену какие-то пёстрые наряды (среди них был даже костюм кигуруми в виде красной панды), но под взглядом супруга все-таки сдалась.       — Тебе надо придумать новое имя на всякий случай, — когда весь этот ужас стал подходить к концу сказал Аид. Попкорн в его миске давно закончился и та просто одиноко стояла на его коленях.       — Отец дело говорит. Мало кто способен выговорить твое имя. И пусть твой статус сейчас понижен, это практически ничего не меняет, — впервые за все это время лицо Персефоны потеряло свою игривость и стало серьезным.       Ким Докча нахмурился. Он уже думал об этом, когда летел сюда. В облике ребенка он не может ни использовать свое прозвище, ни расправить свои черные крылья, чтобы не выдать себя. Взять какое-то левое прозвище не позволит этот мир. Можно только поменять свое настоящее имя, но тогда сильные демоны сразу поймут, что тут есть подвох.       — Значит, надо получить новое прозвище, — как бы невзначай сказал Ким Докча, будто сделать этот так же легко, как дышать.       Персефона застонала и прикрыла рукой лоб, а Аид устало прикрыл глаза. Опять, опять их сын придумал какой-то безумный план.       — Может ты просто отсидишься в замке какое-то время? — с надеждой спросила Королева Темнейшей Весны. Раз ее сын сказал эти слова, значит какие-то соображения по этому поводу у него уже есть. И то, что этот план безумный, никто из старших не сомневался.       — Все не так уж и сложно. У меня Писарь Небес... — На этом моменте у молодого демона произошла небольшая заминка, но он никак не показал, что что-то не так и продолжил. — в должниках, — Ким Докча предвкушающе улыбнулся и потер подбородок, невидяще смотря вперед. Родители только посмотрели в потолок и пожелали Писарю удачи. А знать как один из сильнейших (к тому же пророк!) оказался у такого молодняка в должниках они не хотели. Иначе пить успокоительное придется еще очень долго.