Fitzo Time!

      Блицо никогда не любил себя. Когда он вставал рано утром ещё до рассвета и смотрел на себя в зеркало, его распирало желание разбить его, да так, чтоб осколки полетели в его уродское лицо. Он презирал каждую частичку себя, ненавидел и иногда, казалось, пытался срезать.       Нож прошелся вдоль руки своим острым лезвием и оставил длинную рану. На лице появилась легкая ухмылка, вторая рука, сжимая нож, сжала его ещё сильнее и засунула в плоть чуточку глубже, проехавшись по мясу. Хотелось плакать от боли и дискомфорта, но одновременно и от счастья того, что где-то в районе груди боль перестала быть такой сильной. Сердце больше не болело, по крайней мере, это было не заметно из-за боли, которую причинял нож.       И однажды на вечеринке Вельзевул какой-то странный парень предложил Блицу сделать проколы в ушах. А Блицо, дурень, согласился. Дурень не потому, что потом его наругали, а потому что согласился только на прокол ушей, а стоило бы и губы или брови.       Они закрылись в туалетной кабинке, Блица посадили на закрытый унитаз и сказали сидеть смирно, иначе больше у него не будет уха. Парень был кажется, лисом. У него была рыжая шерстка, которая на животике становилась светлой, а вот на ушах, плечах и ладонях она была темной, почти черной. Его звали Бенджамин.       Он сделал Блицу по проколу в каждом ухе, а потом дал поносить маленькие серьги из бижутерии.       И все же их заметили.       Кэш кричал, обзывал, чуть ли не бил; Тилла сказала, что «ну ты же мальчик»; Барби и Физз начали в шутку называть геем.       А потом он купил длинные серёжки. они складывались со штуки, за которую нужно их цеплять, двух маленьких цепочек и какой-то красивой фигнюшке посередине, похожей на звёздочку. Это, кажется, была любовь с первого взгляда.       Тогда и начала пробуждаться его любовь к украшениям. Когда он пошел в «Стильный Оккультизм» и увидел там целый стенд с украшениями, он не удержался и купил два кольца и браслет.       А потом ещё серьги, ещё кольца, ещё перстни, ещё браслеты – и он начал быть красивым. Когда он смотрел на себя в зеркало он понимал, что является просто ходячей влажной мечтой, а не каким-то дерьмом. Он подкрашивал ресницы и рисовал белые стрелки вниз, и это выглядело красиво на нём.       Но его отец терпеть не мог это всё. Ладно ещё волосы по плечи – зато деньги экономят на парихмахере. Но...

БЛИЦО В ПЛАТЬЕ?!

      –Не сын, а чёрт пойми что! – крикнул Кэш в последний раз, после чего протянул ладонь.       Блицо умоляюще посмотрел на него, но вместо пощады получил лишь пощечину.       Блицо снял серьги и отдал отцу.       Блицо снял кольца и браслеты и отдал отцу.       Возможно, отец потребовал бы сделать что-то с татуировкой на всю левую руку, но это слишком дохуя.       Блицо смотрит, смотрит сквозь горячие слёзы, как Кэш сжимает его любимые украшения и выкидывает в мусорный бак.       Блицо бы не стеснялся порыться в мусорке ради своих любимых украшений, но в ведре уже ранее валялся использованый гандон, с которого вытекала прямо на браслеты достаточно подозрительная жидкость, гнилое яблоко и чья-то блевотина.       Зеркало разбито, стекло валяется на полу. Ноги неосознанно ступают прямо на стекло, ведь терять больше нечего. Руки в крови, запястья в ранах. А сердце разорвалось на части – один кусок переваривался в желудочном соке, второй застрял возле печени, а третий остался, остался только для того, чтобы глаза могли видеть, как свежие раны переходят ещё и на плечи и на и так разодранные стеклом ладони, как руки больше не являются руками, лишь отдаленно напоминают мясо, ну или ту блевотину, в которой теперь лежали его кольца.       Из зеркала на него снова смотрел старый Блицо.