Пути Господни

      В сырой ванной, при тусклом освещении, да еще и в не лучшем настроении, смотреть на себя в зеркало — плохая идея, привидеться может, что угодно. Вот и Владу кажется, что видит он не себя вовсе. С отражения на него смотрит человек другой. Но не бесы, как обычно, а он сам. Другой, чужой. Парень всматривается внимательно в собственные черты, глаза, мимику — вроде, те же, а всё равно незнакомые. И чем дольше Влад смотрит, тем хуже себя чувствует.       Месяц назад он знал себя хорошо. По крайней мере, понимал, чего хочет, к чему идет, ради чего выполняет те или иные действия. Всё в укладе жизни было налажено и понятно. А теперь нет. Он живет в новом месте, расплачивается в магазинах новой валютой за новые марки продуктов. Говорит преимущественно на другом языке и о новых идеях. Он общается с новыми людьми (не клиентами, о которых забудет после выполнения заказа), а с людьми, которые неясным образом задерживаются в его жизни и мыслях.       Потому что теперь Влад еще и испытывает новые эмоции. Ему знакомо чувство симпатии, конечно, как и дружеская связь. Но сейчас эти эмоции кажутся принципиально другими. Он не идиот, чтобы не понять то, что почувствовал в чужой комнате несколько минут назад. И отдает себе отчет, что действительно увидел привлекательность в мужчине, как видел раньше в женщинах. Но ровно так же Влад не понимает, в какой момент его отношение к соседу изменилось настолько сильно. И что с этим новым знанием делать, куда его впихнуть?       Череватый, будучи не только чернокнижником, но и энергетическим магом, прекрасно знает, что люди притягиваются друг к другу на уровне не тела, а души. Даже проституток выбирают в первую очередь по резонирующим вибрациям душ. Пусть и не подозревая этого. В любом союзе людей всегда есть «магическая» составляющая, а влечение к физическому телу — это лишь последствие. Поэтому он никогда не имел претензий к тем, кто выбирает партнера своего пола.       Но лично никогда не встречался ранее с подобным. Никогда не хотел касаться и смотреть на мужское тело. Даже при просмотре порно его увлекал внешний вид девушек, парни же в его глазах были каким-то блеклым пятном, инструментом. А сейчас он сам прокручивает в голове все моменты с Ильёй — мужчиной, понимая, что тот никогда не был абстрактным персонажем, просто пятном. Влад понимает, что постоянно думал о нем, постоянно хотел внимания, будучи далеко или близко. С самой первой встречи.        Но что это? Новый «опыт» на фоне общих перемен или, всё-таки, что-то большее? Может, у Влада просто давно не было секса? Может, стоит подобрать кого-нибудь в ДайВинчике — и дело с концом? Но ведь он совершенно не хочет заводить отношения, совсем не горит желанием говорить с кем-то даже просто ради одной ночи. При чем ни с женщиной, ни с мужчиной. То есть, визуализировать картину «свидания» с девушкой он еще может. А с мужчиной это вообще как происходит? И секс с мужчиной… Как? Это типа просто дрочите друг другу? Ну, если опустить все мерзкие шутки про анальный секс.        «Блять... О чем я думаю…»       Влад обладает отличной фантазией, но представить себя, целующим мужчину он не может. Вот взять того же Олега Шепса, с которым он пол детства продружил. Они в каком только состоянии друг друга не видели, о чем только не говорили, а лишнее случайное касание коленкой или руками заставляло только одёрнутся, как от огня. И даже мысли похожей на сексуальное желание или симпатию у Влада не возникало.       Череватый в свое время задумывался на тему собственной ориентации, как и, наверное, каждый человек. Но всегда приходил к выводу, что мужчины его не интересуют от слова совсем. А тут Илья. Разве, он сделал что-то особенное, чтобы Влад на него смотрел не так, как на других? Прокручивая воспоминания, парень не находит ничего необычного. Просто Ларионов более открытый и очень легко идет на контакт с незнакомцами. Просто Ларионов добрый и заботливый. Просто веселый. Просто умный и с ним интересно разговаривать о самом разном, будь то бытовуха, сериалы или религия.       Олег тоже был таким, но возбуждения Влад к нему не испытывал. Или, к примеру, Ленка. Но она же женщина — это логично. А с Ильей вообще всё нелогично. Потому что Илья мужчина, а привлекает как женщина. На секунду Череватый представляет образ жизни с ним, как жил с бывшей: сон в одной кровати и объятия, совместные походы по магазинам, держась за руку, долгие взгляды глаза в глаза в самые разные моменты, просмотр кино, сплетя руки и ноги так, что не понятно, где начинается один человек и заканчивается второй. Ссоры, когда хочется придушить, но в итоге прощаешь и целуешь. Когда целуешь… Представив себе поцелуй с этим человеком, Влад совсем забывается. Он закрывает глаза и пытается нарисовать картину в голове, как он охватывает ладонями его лицо и тянет к себе, чтоб коснуться своими губами.        Сердце заходится ударами, а дыхание замирает. Влад открывает глаза, чтобы посмотреть в зеркало, и теперь видит там себя. Себя, с алеющими щеками и бешеным взглядом. И это действительно он, который хочет Илью. Даже если это значит хотеть мужчину. Даже если это значит вступить в отношения, которые ему сейчас ни к чему. Даже если от него заставляют отречься высшие Силы.       Но хочет ли этого Илья? Влад же уже выяснил недавно, что для Ларионова он особенным не является, что мужчина просто сам по себе такой человек — общительный и радушный. И к Череватому тот относится хорошо, как относился бы к любому другому человеку. Может, Илья воспринимает его как друга? Надо же ладить с соседом по квартире, чтобы в ней было комфортно находится обоим. Влад совершенно ничего не знает о личной жизни Ильи, понятия не имеет, что он предпочитает. Может, он с женой развелся недавно, поэтому и съехал? Может, у него девушка есть, с которой они пока что не готовы жить вместе?       Владу очень-очень сильно хочется залезть в голову к Илье и узнать, что тот думает, как относится к нему. Но Череватый не может даже элементарное считать с Ларионова из-за его каких-то космических защит. А еще больше боится сбить эти защиты, чтобы не открыть прямой проход чертям, которые уже пометили его своей жертвой.              Черти. Влад Вдруг вспоминает, с кем он работает и как это может быть опасно. Вспоминает, что каждая его мысль доступна нечисти. И, думая на два шага вперед, он дает возможность им думать на десять шагов дальше. Пока Влад спит, они кошмарят Илью ночами, выворачивают вверх дном его комнату, и неизвестно какие еще гадости подкидывают. А теперь, выяснив, что для Влада Илья дорог (в каком угодно смысле), они незамедлительно начнут шантажировать им, давя на слабости. Давя на Ларионова.       Однако Череватый вдруг думает, что готов бороться, и может постараться отвоевать право быть с Ильей. Пусть даже он будет его единственной наградой.        «Неужели я действительно сейчас принимаю это? Так просто? Мне нравятся мужчины? Мне нравится Илья? Я правда сейчас выбираю его?… Что я делаю?»

***

      В конце концов, Влад ничего не решает, не дает себе никаких ответов. Проведя за рассуждениями почти всю ночь, он действительно устает и с мигренью сидит на кухне до утра. По итогу решает, что на сегодня хватит, глотает таблетку от боли, и, дожидаясь её действия, так и засыпает на стуле в углу.       Его уже привычно будит Илья. В полудрёме парень послушно топает до спальни, держась одной рукой за пульсирующую болью голову, а другой — за Ларионова. Без пререканий выпивает еще таблетку из рук мужчины. Засыпает быстро, загипнотизированный размытым силуэтом Ильи, сидящего на краю кровати. Не помнит теплую ладонь на своем лбу. Не помнит, что его осторожно гладят по голове и лицу, а затем укрывают одеялом поплотнее.       Зато помнит, как уже днём очнулся в пустой и тихой квартире с одной четкой идей, которую тут же пополз выполнять. Едва отойдя от сна, опухший и злой, со слабостью во всем теле Влад садится на колени перед своим ритуальным зеркалом и отчаянно просит Силу выйти на связь. Это почти как пьяным звонить бывшим ночью, а в ответ слышать одни только гудки. Совсем наплевав на горячий воск, стекающий по руке, чернокнижник читает призыв, до рези в глазах глядя в зеркало. Но никто не отвечает.       Мучительно долго Влад зовет нечисть на переговоры, а вместо ответа получает лишь усиливающуюся боль в голове. Измученный, он бьет прямо об пол другое зеркало, купленное специально для этих целей, и осколками режет ладонь одним быстрым движением, продолжая начитку, не останавливаясь ни на секунду. Кровь стекает на могильную землю, рассыпанную на черной ткани, служащей алтарем для работы, смешиваясь в бордовую кашу. Влад бессильно опускает голову всё ниже, пока лбом не упирается прямо в это месиво. И уже ничего не видит вокруг себя, утопая во тьме под закрытыми веками.       — ПоднимайПоднимайПоднимайДьявола, поднимайподнимай духа Дьявола, не во имя Отца, не во имя Сына, не во имя Святого духа, поднимай говорю, поднимай… Выходи, говорю, выходивыходивыходи… Кровью тебе плачу своей, кровью плачу… ПриказывайПриказывайПриказывай ты, через тело, через рот, приказывай… Приходи, Нечистый, приказывайприказывай… Кровь моя тебе, ни одна паскуда тебе больше не даст, чем я… ВыходиВыходиВыходи-и-и… Не во имя Отца, не во имя Сына, во имя Духа Нечистого… ПоднимайПоднимайПоднимай…       Словно бесконечная запись одной и той же молитвы, которая всегда работала, как часы. Но не сегодня. И всё равно чернокнижник без перебоя продолжает вторить самому себе. Поднимая глаза в зеркало, Влад раз за разом надеется увидеть хоть что-то, хоть малейшую тень. Никого нет. А спазмы в голове становятся чаще, невыносимее. И он знает, что это его наказывают так, что наслаждаются его мучениями. Напоминают, кто хозяин. Знает еще, что обязательно отзовутся, когда насмотрятся вдоволь. Влад прекрасно понимает, что закуп сегодня берут не кровью, не деньгами, не водкой, а его болью, его эмоциями. И эту плату он отдаёт сполна, едва ли не рыдая от ощущений мясорубки внутри черепа. Хочется оторвать себе голову, чтобы всё прекратилось.       Когда свеча догорает, Череватый чувствует резью лопающиеся капилляры в глазах, стекающую с двух ноздрей кровь и вместе с ней — силы, покидающие его тело, чтобы уступить место Нечистому Духу. Парень почти теряет сознание, становясь безвольной оболочкой, ватной куклой. Роняет тело на пол, не дыша, не моргая, не двигаясь. Со стороны можно спутать: жив или мёртв? Жив. Влад не в состоянии контролировать своё тело, ведь отдал при заговоре его на власть бесам (что позволяет делать редко, потому что слова и действия этих тварей предсказать не возможно, а вернуть себе управление очень сложно). Но он не в отключке. Его удерживают на тоненькой ниточке, дабы слышал и видел. А он теперь и слышит, и видит бестелесных бесов, скачущих по комнате через него, по нему. Боль стихает волнами, заменяется белым шумом в ушах, который тоже быстро успокаивается.       Постепенно до него доносятся несколько хриплых, непохожих друг на друга голосов, не то смешивающихся в единый хор, не то разбивающихся поочередным эхом:       — Приполз! Приполз! Блудная псина вернулась! Ха-ха! Что ты, паскуда гнилая?! Забыл меня? Меня?! За подстилку эту решил вступиться, да??       Не дожидаясь ответа, Владу выкручивают все мышцы судорогой внутри. Он корчится и хрипит в попытке избежать боли или, хотя бы, вздохнуть. И не осознаёт, что это его губы шевелятся в гневной речи, что это он сейчас улыбается с нечеловеческим оскалом.       — Я тебе всё дал! Силы, деньги! Я сделал всё, о чем просил! Петлю твою оборвал! Это так?! Так ты благодаришь?! — новый спазм в теле. — Отцом! Братом стал тебе, мразота! А тебе всё мало! Подавись теперь!       На одну короткую секунду всё замирает — голоса, боль, переливы мрака — чтобы чернокнижник смог сделать такой нужный вздох. А следом сразу на шее сдавливается что-то, похожее на петлю, сдавливает разом так сильно, что перекрывает поток кислорода и крови в венах. Влад хватается пальцами за удавку, пытаясь сорвать её, но та как врастает в кожу, отнимая любые шансы спасти себя. За считанные мгновения Влад теряет все человеческие повадки, превращаясь в дикого зверя в предсмертной агонии, которая горячим ужасом расстилается по шее и затылку. Цветные мушки, бегающие перед глазами, потихоньку гаснут, поглощаемые подступающей темнотой.       Парень перестает дергаться и издавать какие-либо звуки. Руки, ноги, губы немеют и ворох мыслей, наконец, унимается. Влад даже успевает порадоваться этому.       — Проси! Проси, давай! Попробуй выпросить еще шанс! А то ж я тебя сейчас убью. Слышишь?! Сдохнешь! Верну тебе то, что забрал тогда! Что ты заслуживаешь!       Нечисть отпускает удушье совсем немного, чтобы Влад не сдох (пока), чтобы унизился и просил пощады. Резким поворотом головы заставляют смотреть в зеркало, смотреть глаза в глаза. И Влад смотрит (не то что бы у него был выбор), смотрит на глаза, краснеющие от изливающейся внутри крови, на чернеющие ореолы вокруг век, на синие губы, искривлённые в безумной гримасе, поверх которой уже высохла кровь из носа, на вздувающиеся вены на шее, щеках и на лбу. Смотрит и начинает верить, что это его последние секунды.       И одними только мыслями просит. Ничего конкретного, лишь словом: «Прошу». Контуры в отражении размываются, сливаются разводами силуэтов. А он через «не могу» просит, едва складывая буквы в своей голове:       «Прошу»       «Про-шу»       «Про…шу»       «Про…»       «П…»       Кажется, проходит несколько часов, прежде чем к Владу возвращается возможность дышать. Со всхлипом он приходит в себя и открывает глаза, надеясь только, что не умер. Видит свою комнату и от того смеяться сразу начинает радостно, хоть и звучит это, скорее, истерично. Потом трогает шею онемевшими пальцами, чтобы снять удавку, ведь затянуться заново она может в любой момент. Его удивлению нет предела, когда он нащупывает гладкие бусинки минералов и древесины. Влада душили теми самыми бусами, которые должны были защищать.       «Слушаю», — электрическим разрядом по ушам бьют знакомые голоса.       Череватый всё ещё жив, а, значит, всё еще раб на поводке. И теперь должен больше за неповиновение. Потому против воли берет в руки своё зеркало, с отражения которого на него уже кидаются черти.       — Я…       «Больше так не буду? Конечно, не будешь. Падаль, попробуй только!»       — Я сделаю всё, что нужно. Только мне нужны деньги.       «Борзеть не надо по телефону, пиздеть не надо по телефону. Что ж ты за пидораса своего не просишь, а?»       — Просто не трогайте его. Он не будет мне мешать.       «Да что ты?! Что ты знаешь? Долбаеб, как ты можешь за другого ручаться?!»       — Скажите, что вам нужно, я всё сделаю. Я придумаю что-нибудь.       «Уже говорили, ты ослушался. Любви захотел! Аха-ха-ха! Что, так охота в жопу ебаться? Хуи сосать мечтаешь? Мало быть нашей шлюхой, Владик? Нравится, да, когда тебя имеют?»       — Не надо…       «Так ты пойди, сдайся ментам. Расскажи, что на могилах и в храмах творил. Тебя быстренько засадят и опустят, как петуха последнего»       — Не надо так говорить…       «Слушай, тебе не страшно своего мужика в грех пустить, не? Он же под богом ходит, ему ж нельзя. Не думал? Знаешь что! А давай, давай! Всё, аха-ха-ха-ха! Разрешаю! Трахайтесь на здоровье, пидоры. Мы и тебя, и его там подождем. Ебать вас всей оравой будем!»       Влад об этом не думал совсем. И уж точно не хотел бы навредить душе Ильи собственноручно.       «Так что? Остаёмся, Владик? Давай, мы тебе особую медальку выпишем, если затащишь своего ангелочка к нам!»       — Я его не трону, и вы не лезьте. Я съеду и займусь обучением Иры. Дайте мне только денег и время.       «Не, чего уж. Оставайся здесь. Посмотрим, как ты ручки грязные при себе держать будешь! И хули выебывался? Фу, блять, как ничтожеством бесхребетным был, так и остался!»       Все эмоции с лица Череватого сползают, стоит бесам уйти. Нет уже ни страха, ни боли. Пустота, потихоньку заполняемая отвращением. Он кладет тяжелое зеркало на пол, где всё измазано грязью, обессиленно смотрит в никуда и подавляет подступающую тошноту. Что он теперь может сделать? Сколько еще он будет вырывать из когтистых лап свои права? Сколько его еще будут мучить?

***

      — Ну что, как сегодня дела на работе? — Влад лучезарно улыбается, пока Ларионов снимает ботинки, доверху облипшие снегом. Парень ничем не выдает саднящее горло, окольцованное кровоподтеком. Новая желтая водолазка пришлась кстати.       — Я прислушался к твоему совету, и, знаешь, действительно стало полегче. На генпрогоне они показали все косяки и у режиссера сдало нервы.       — Тебе тоже досталось?       — Ха! Нет, наоборот. Меня еще и отпустили, вот, пораньше. А что? Другим можно, а мне нет, разве?       — Ну я ж говорил, — самодовольно лыбится Влад от того, что оказался прав. Хоть где-то.              Илья в ответ молча улыбается, рассматривая собеседника, а потом констатирует:       — Какой вы солнечный сегодня, Владислав!       Череватый хмыкает, опустив глаза. Думает о том, как сильно Ларионов ошибается. Эпизоды произошедшего старается не вспоминать, но они сами лезут наружу. Он снова заходится сухим кашлем, фантомно ощущая на шее стягивающиеся бусы.       — Что такое? Ты простыл? — тут же подхватывается Илья, но Влад делает шаг назад, отмахиваясь, между вздохами:       — Та не, нормально всё. Пошли уже, а то всё закроется.       — Успеем! Сейчас, мне надо надеть что-то потеплее. Ты, кстати, тоже свитерок бы накинул, лишним не будет.       Влад смотрит вслед Ларионову печально, но с легкой улыбкой. Думает, что рядом с ним не нужен свитер, потому что и так тепло. Потом представляет отдельную квартиру, в которой без него будет темно и холодно       Ехать в машине на переднем сидении, но не на месте водителя — для Влада стресс. Илья водит, вопреки своей правильности, совершенно безобразно: превышает на все (не)допустимые 20 км/ч, подрезает других, забывает про поворотники, агрессивно сигналит водителям, которые справедливо его матерят, заносит машину на поворотах, еще и весело напевает песни с радио. Его дурацкая шапка-ушанка добивает образ сумасшедшего Гринча, который сейчас должен достать топор и испортить всем Рождество. У Влада волосы дыбом от этого путешествия. А мужчина на его возмущения отвечает:       — Ладно тебе, я же никого не сбил!       И Череватый начинает сомневаться в том, что доедет до пункта назначения в целости. Тем не менее, они приезжают в центр без единой царапины на машине и без набитых ебальников, что для парня остается загадкой.       — Я больше с тобой ездить не буду! — беззлобно, но по-настоящему встревоженно говорит Влад, вылезая из авто.       — Будешь, куда денешься! — уверенно отвечает Илья, ехидно посмеиваясь. — Итак, куда пойдем? Ты предпочитаешь сначала отморозить конечности и уже потом отогреваться в кафе, или наоборот?       — Отогреться я и дома могу. Пошли гулять.       Ларионов выводит Влада по заснеженным тротуарам из сомнительных и темных дворов прямо на улицу, сплошь увешанную роскошными гирляндами. Украшенные здания сияют, как в сказке, а над головой свисают большие фонарики, в которых путаются новогодние шары, сияющие ярче звезд в августе. Больше волшебства еще придают медленно танцующие в воздухе хлопья снега. Влад никогда такой красоты не видел. От восторга у него замедляется шаг и едва ли не открывается рот.       Вся дорога забита людьми, которые также восхищаются прелестью, фотографируются, смеются, кто-то в толпе даже начинает петь знакомую песню: «День за днем всё бли-и-иже праздник к на-а-ам идёт…», и девочки с другой стороны подхватывают: «Вместе с кока-ко-о-ола встретим Новый год-о-од!». Незнакомые друг с другом люди, не сговариваясь, объединяются в песенный флешмоб.       Илья останавливается рядом и рассказывает, что они сейчас на Никольской, и что у него скоро кровь из ушей пойдет от этой песни. Влад смеется, но чувствует, что вот-вот запоет сам, хотя и совсем не умеет. Только он помнит эту песню немножко по-другому. Тихо шепчет на родном: «Свято наближається…», — и дух праздника охватывает его сердце, как в детстве.       Парень оборачивается к Илье с внезапной идеей подначить, чтобы тот тоже подпевал, но видит, что мужчина и так это делает едва слышно:       — Новый год шагает по планете…       Влад не может сдержать улыбки. Просто лыбится, как дурак, то оглядываясь на чудесные фонарики, то просто дивясь такому чудесному человеку в шаге от себя. Илье петь тоже, видимо, не дано, но он без стеснения продолжает это делать, зачарованный одним на всех радостным настроением.       — Веселье прино-осит и вкус бо-дря-щий, праздника вку-ус всегда настоя-щий! — смеясь, завершает мужчина строки, как и все вокруг, после чего народ хлопает в ладоши.       Влад чувствует себя самым счастливым на свете, на секунду забыв обо всех своих бедах. Он спрашивает:       — Уже можно говорить: «с Наступающим?»       — Думаю, можно!       — Тогда, с Наступающим, Илья!       — И тебя, Влад! Надеюсь, у меня получится затащить тебя в новогодний вечер на наш заключительный концерт? Я хочу поздравить тебя лично, а не по телефону. К тому же, с кем тебе еще праздновать? — шокирует Ларионов парня сходу предложением, о котором нельзя было даже думать.       Внутри Влада вдруг закручивается водоворот разных чувств. Он и рад, и удивлен, и смущен, и почти сразу раздосадован. Будут ли они общаться так хорошо и дальше? Что будет аж через две недели, если каждый день с момента приезда в Москву у Влада происходит какой-то пиздец? Не зайдет ли всё слишком далеко? Имеет ли он право сейчас соглашаться?       — Так что, Влад? Или у тебя есть здесь, с кем встречать Новый год? — подстрекает Илья весело, пока Череватый мысленно решает очень сложные задачки.        Находит только одно действительно доступное решение: «Будь что будет».       — Нет, — мягко покачивая головой, чувствуя горечь от неясной досады, отвечает-таки Влад. — Больше не с кем.       — Вот и славно! Компания «Ларионов-Экспресс» бронирует вас на тридцать первое-двенадцатое-две тысячи восемнадцатого года. А теперь пошли на каток!       — К-куда? Какой каток?! Я не умею!

***

      Час они откатывают на льду. Точнее, пока Ларионов откатывает, Череватый выживает. Так сказать, борется за место у бортика. Но на последних десяти минутах Илья затаскивает Влада ближе к центру, удерживая за руки. Парень несколько раз норовит упасть, размахивая руками, как птица, но мужчина его удерживает, стараясь не задохнуться от смеха.       На выходе им вручают дешевые магнитики с изображением коньков и хрюшек в честь символа приближающегося года. Измученные, разгоряченные — оба шагают уставшими ногами в сторону ближайшей кафешки. Потому что, как говорит Илья, снова включая мамочку: «Простудимся на морозе!»       Кафе-кондитерская «АндерСон» встречает их теплом, желтым светом и повсеместными ёлочными игрушками. Тут и там висят украшения, имитирующие еловые ветви, по углам стоят искусственные снеговики и олени, а на фоне не слишком громко звучит рождественская мелодия в классическом американском стиле. Вкусно пахнет корицей и имбирем, а на персонале (даже у администраторов) в качестве формы — смешные фиолетовые свитшоты, красные шапочки, как у Санты Клауса, и полосатые фартуки увешаны значками со всеми атрибутами грядущего праздника.       Людей на входе валом, целая очередь мужчин, женщин и детей всех возрастов. Но свободные места кое-где находятся — Влада с Ильей сажают в уголок за маленький, круглый столик возле книжного стеллажа. Хрупкая и юная официантка Софья предупреждает, что кухня сейчас загружена, поэтому время ожидания блюд будет увеличено. Но это совсем не беспокоит только что пришедших с холода гостей, ведь и погреться хочется, и поболтать подольше.        Через полчаса им приносят фирменные пряники ручной работы и чайник черного чая. Софья говорит, что это комплимент от заведения в честь наступающего Нового Года, и Влад на это ведётся.       — Ну и сервис в этом заведении!       А Илья ему подсказывает, сдерживая ироничный смех:       — Это они нас так задабривают за задержку нашего заказа, чтобы мы не начали ругаться.       Череватый удивляется пуще прежнего:       — Шо, серьезно?       Илья прячет улыбку за кружкой.       После сорока пяти минут ожидания все заказанные салаты и горячее, наконец, оказываются у них на столе. К тому времени они уже приговаривают подарочный чайник и в замен заказывают уже что-то более существенное. Илья выбирает себе облепиховый чай с апельсином, а Владу советует бокал пино нуар к его стейку.       — Говори сам давай, я в душе не ебу, что эти слова значат, — ржет Череватый.       — Я-я-сно, понял, — с тем же хохотом отвечает Ларионов, выжимая кнопку вызова официанта.       Одним бокалом не обходится и Илья заказывает для Влада еще триста красного полу сладкого, потому что сухое он оценил как: «Фу, кислятина». Разговаривают обо всем и сразу, рассказывают истории из жизни, связанные всё с тем же Новым Годом. Илья больше говорит о том, куда его водили с сестрой, Влад — об отличительных традициях празднования на Украине. Выясняется, что Илья — тот, кому разбили детство раскрытием секрета о несуществовании Деда Мороза, а Влад — из тех, кто раскрывал этот секрет.       В 21:45 к ним подходит официантка, чтобы вежливо напомнить про закрытие заведения через пятнадцать минут, тонко намекая, что пора оплатить счет и съебаться, потому что она сегодня хочет вовремя закрыть смену. Илья быстро интересуется, хочет ли Влад еще прогуляться по улице, и, получив согласие, заказывает в дорогу два глинтвейна в стаканчиках (себе на вишневом соке).       Неспеша они доходят до Манежной площади, где останавливаются, обсуждая архитектуру, культуру и конкретно величественный памятник маршалу Жукову. Влад делится постыдным для себя фактом из жизни, что плохо знает собственный город, мало видел подобных сооружений и всегда мечтал съездить во Львов — культурную столицу Украины, но теперь эту идею можно выбросить в мусорку, потому что пути в родную страну больше нет.       Так они переходят к обсуждению политической ситуации, хотя Влад всячески уклоняется от темы, чтобы ненароком не уйти в спор. Он только слушает, мелкими глотками потягивая свой уже оставшийся напиток, и почти ничего не говорит от себя. Он испытывает тревогу, ловя каждое слово в высказываниях Ильи. Боится, что их мнения на этот счет разойдутся. Но когда мужчина заканчивает монолог словами простого, человеческого сочувствия, Влад выдыхает со спокойствием. Не прозвучало ничего противоречивого. Значит, их общению ничего не помешает. Почти.       Стаканчики пустеют, носы краснеют, перчатки и шапки перестают греть, и молодые люди решают, что пора домой. Они идут к машине Ларионова, то и дело поскальзываясь на нерасчищенных дорожках. После очередного поворота Влад замечает маленькую беседку, у которой гаснут фонари. От неё тянется недлинная оградка, на которую опираются десятки елок, скрученных бечёвкой. Именно елки, а не ветки сосен.       — Илья, давай ёлку поставим у нас?       — Ты хочешь живую? — с сомнением уточняет Ларионов. — У меня, просто, искусственная есть, большая, пышная. А живые осыпаются сильно.       — Зато пахнут классно. Давай купим?       — Он уже закрывается, похоже, — Илья пытается скосится с идеи.       А Влад только и говорит:       — Ща, подожди, — перед тем как мелкими шагами устремится к продавцу.       Дедушка со смешными усами и гирляндой, намотанной поверх шарфа, без проблем соглашается продать последнюю на сегодня елочку, помогает выбрать лучший вариант — самую пышную и аккуратную из всех, подбирает удобную треногу к ней, а потом даже делает хорошую скидку. И Влад, довольный, тащит купленное к Илье, стараясь не навернуться по дороге.       Ларионов на это лишь улыбается, видимо, смирившись с колючими иголками по всей квартире. Говорит:       — Тогда ты пылесосишь три раза в неделю!       С горем пополам они засовывают ёлку в багажник, поверх задних сидений, и едут домой уже спокойно, умиротворенные хвойным запахом, которым автомобиль пропитывается за считанные секунды. По пути до дома Илья уже не гонит, как ненормальный, на что Влад ему говорит: «Ого, а ты так умеешь!»       По приходе в квартиру возникает вопрос:       — А где мы её поставим?       Ёлка оказывается слишком широкой для кухни — общей зоны. Коридор, само собой, не рассматривается, а выбрать одну из двух личных комнат становится сложно.       — Давай к тебе, это же ты хотел ароматами дышать, — в шутливой форме предлагает Илья.       — А у тебя зато пространства больше, — парирует Влад.       — Нет, я не хочу утром ходить по иголкам!       — Ну що почалось! Давай ее распилим, шоб честно было!       — Нет, не давай. Пусть стоит у тебя!       — Я хочу, что б ты тоже её видел, это же общий праздник. А мне гирлянду повесим и нормально.       — Хорошо, поставим у меня, но ты тогда приходить будешь, ясно?              Влад вдруг теряется и ответить ему резко нечего. Идея же неплохая…       — Всё, решили, — резюмирует Илья и несёт ёлку в свою комнату. — Не стой столбом, тащи сюда эту подставку!       Измазавшись в смоле, они вдвоем кое-как устанавливают зеленую красавицу. Потом двигают мебель, чтобы гармонично все расставить. В комнате становится немного тесно, но куда более уютно. Следом Илья достает две больше, побитые жизнью коробки, набитые всевозможными игрушками и мишурой.       Влад плюхается в кресло и предлагает перенести всё это на потом, потому что сил совсем не осталось. Илья так же усаживается напротив, соглашаясь, но берет обещание с парня, что тот займется украшением дома как можно быстрее, ведь сам он будет на работе.       — Щас колхоз тут нахуеверчу, а тебе тут еще месяц сидеть.       — Я тебе доверяю, Влад, не переживай. Только ты проверь сначала все гирлянды, они могли отсыреть и перегореть.       — Оке-ей, — изнуренно отвечает Череватый, прикрывая веки под натиском сонливости. И тут же сам себя одергивает: — Так, ну всё, пошел я. Тебе ж завтра рано вставать, а уже… ебать. Илья, пол первого ночи!       — Спасибо, — ни с того ни с сего говорит Ларионов, в прочем, так же бессильно. — Хороший был вечер.       Опешивши, Влад не сразу находится с ответом.       — Это тебе… спасибо. Ты же меня выгуливал.       — Тебе точно всё понравилось?       — Конечно.       — Значит, еще сходим как-нибудь.       — Хорошо… Ну, ладно. Спокойной тебе ночи.       — И тебе, Влад.

***

      В ду́ше Череватый долго тупо стоит под теплыми струями воды и думает. Его посещает идея научиться закрывать свои мысли от тех демонов, которые буквально сидят у него в голове. И даже эту мысль стоит прятать от греха подальше. Кажется, он зашел в тупик и ему нужна помощь. Поэтому завтра Владу придется звонить своей единственной наставнице — Романовой Марьяне Михайловне.       Чернокнижник уповает на то, что она еще пока не оказалась в дурке, или не потерялась где-то в лесах Финляндии, или не утонула в реках Болгарии, или еще что угодно, на что способна эта матёрая шаманка.        Завтра вообще очень-очень много придется разговаривать с людьми. В том числе, с Ленкой — что не так уж приятно, как звонок Марьяне. Надо же как-то долг отдавать Силе и планировать работу с Ирой. Но вот с кем общения не ожидает Влад, так это с настоятелем Константином, от которого прилетает сообщение в директ на рабочий аккаунт. 20:00 +1 запрос от пользователя @_constantine_official_msk: «Добрый вечер, Владислав. Или к Вам лучше обращаться: «Чери»? Не желаете зайти в гости и побеседовать? У меня есть к Вам пара вопросов и предложений. Очень жду ответа.»       Парень с квадратными глазами несколько раз перечитывает сообщение в шторке уведомлений, затем смахивает его, чтобы ненароком не отрыть чат. Так много вопросов, и так мало ответов. Из них самое абсурдное недоразумение в том, что у Влада абсолютно везде отключены уведомления от незнакомцев.