Сумрак над Невой

      Свисток не сводил глаз с лежавшего на покрытом снегом тротуаре упыря. Тот выглядел как совсем обычный мертвец — обычный человек, сражённый самой простой пулей. Такой же смертный, как все здесь присутствующие. Удивляло лишь то, как его голова не разлетелась на ошмётки. Несколько раз пальцы мертвеца дрогнули — как и должно было быть. Свистку доводилось видеть множество раз, как конечности только-только убитых жутковато вздрагивали ещё какое-то время после смерти — остаточные рефлексы.       Девчонка суетилась над телом упыря, пыталась приподнять, непонятно, зачем, а тот то ли к земле прирос, то ли реально для мелкой школьницы был неподъёмен. Их коллеги по банде перешучивались, приговаривая: «Не такой уж и бессмертный этот вампир! Даже кол не нужен!»       Но Свисток чувствовал, что что-то тут нечисто. Его тело немного подрагивало: незаметно для других, но ощутимо для него самого. Случись что, то ноги бы сами его понесли прочь от этого места — от этого трупа, от которого исходило что-то незаметное глазу, но всё же ощутимое тем, что некоторые называют фибрами души. Что-то зловещее и тяжёлое, как болотный туман.       — Не нравится мне всё это, — коротко сказал он, не сводя глаз с неподвижно лежавшего упыря.       — А может реально сдох? — подхватил Бурый, что тоже внимательно смотрел на труп.       Так и не двинулся. Больше не дёргался. Колени, руки, куртка, обувь и лицо Кристины были измазаны в тёмной крови этого беловолосого парня с пробитой головой. Её уже силой оттащил лично Пастух, но девчонка сопротивлялась и брыкалась:       — Отпусти! Отпусти меня!       — Замолкни. Эй, увезите-ка её. На монетную. Давайте, бегом-бегом.       — Не поеду я никуда!       Но слушать Кристину никто не стал. Свисток переключил внимание на неё, на то, как два рослых мужика в кожанках запихнули хлипкую девчонку в чёрную бэху, особо не церемонясь — разве что совсем не наглели — всё-таки дочка главного! Машина тут же тронулась и со свистом шин унеслась прочь.       — Эй, смотри-ка! — Бурый толкнул его в бок.       Упырь зашевелился. Все в шоке распахнули глаза и уставились прямо на него, выбрасывая ругательства и хватаясь за имевшееся при каждом оружие. Только Олег, казалось, сохранял спокойствие. Украдкой взглянув на главаря, Свисток увидел, как у того лишь немного дёрнулся глаз.       Довольно сдержанная реакция для человека, наблюдавшего, как труп с дырой в голове, мозги которого кашей выбросило на лёд Невы из-за выстрела, поднимался на ноги, чуть пошатываясь. С него всё ещё капала кровь вперемешку с ликвором и сгустками того, что, скорее всего было ошмётками от розово-серых мозгов. Лица упыря не было видно: их закрывали слипшиеся и окрасившиеся в бордовый от крови длинные волосы. Уши, точно волчьи треугольники, торчали из-под них. Его плечи резко и неестественно вздрагивали, словно собственные кости ему мешали — в собственных мышцах и коже было тесно — это злость рвалась из него наружу. Он ссутулился, руки безвольно повисли.       Кто-то из банды с криком ужаса выстрелил из пистолета и попал упырю в корпус, но тот лишь качнулся — не упал.       — Вот тебе и сдох… — вырвалось у Свистка, который тоже всё это время, сам того не замечая, держал демоническую тварь на мушке.       Олег же тем временем слышно усмехнулся, нацеливаясь на упыря.       — Так вот ты какой, хитрец.       Вампир резко мотнул головой, показав своё вымазанное кровью, снегом и грязью лицо, на редких чистых участках которого проявились синие вены. Он казался осунувшимся и ссохшимся: кожа плотно прилегала к костям, очерчивая каждую острую линию, щеки запали, под глазами, горящими точно два раскалённых угля в костре, образовались глубокие тёмные круги. Под истончившимися губами отчётливо вырисовывался контур жутких, нечеловеческих зубов. Такой жуткой твари никто из присутствующих ещё не видел прежде.       Атмосфера страха повисла в воздухе. Она была такой густой и осязаемой, что у Свистка спирало дыхание при попытке вдохнуть.       — Ты, что, всё это время прикидывался? — Олег говорил с мертвецом так, будто ничего не случилось, словно его совершенно не волновало то, что он лично выстрелил в этого парня, в буквальном смысле вышибив из него мозги, а тот встал с земли, как ни в чём не бывало.       Упырь схватился за голову, сильно надавив ладонями в области выстрела, и помотал ею — рана исчезла! Осталась только кровь. В его черепе не осталось никакой пробоины. У Свистка всё внутри похолодело, разум отказывался принимать ещё и это чудесное исцеление сверху. Фокус. Какой-то жуткий фокус.       — Кретины, — выругался упырь. — Безмозглые твари. Ох, Олег Николаевич! Если бы не Кристиночка и её нежное сердце, я бы вас уже несколько раз приложил рожей об асфальт, расколол бы ваш чёртов череп и сожрал мозги.       Тварь свирепо оскалилась, обнажая два ряда острых зубов.       — Ну попробуй. Что? Давай! — бесстрашно ответил ему Олег, нацелившись. — Перед этим я тебе ещё раз пробью башку, а потом по-быстрому разберу на составные части — будешь у нас конструктором! Во век не соберёшься, урод.       Обычный человек, как это говорится, в штаны бы наложил от угроз Пастуха, за спиной которого стояло ещё десять готовых к бою бандитов, каждый из которых и в одного размазал бы белобрысого простака по тротуару. Но этот парень был непрост, и он знал это, отчего смел нахально улыбаться, скаля до омерзения жуткие зубы и с прищуром глядя на бандитов.       Долгих и вычурных разговоров не последовало.       Раздался оглушительный выстрел. Не желая смотреть на ещё одну пробоину в чужой голове, Свисток и Бурый посмотрели на стрелявшего. Свисток, как и Бурый, ожидал увидеть ту самую улыбку босса — диковатую, бешеную, животную — эмоцию победителя. Но вместо этого два бандита смотрели на искаженный гневом и недоумением профиль Олега.       «Акелла промахнулся!» — пронеслась в голове Свистка цитата, сказанная глумливым шакалом из советского мультфильма «Маугли».       Он не попал. Хотя, казалось бы, упырь не двинулся с места. Пастух никогда не промахивался.       Свисток чувствовал себя наблюдателем в цирке, которому, как и других присутствующим, дали возможность посмотреть с первого ряда на драку двух хищных зверей. От Пастуха исходила такая сильная злоба, что она заполняла собой воздух точно отравляющий газ — хотелось отстраниться, отойти — убраться подальше, чтобы просто не сдохнуть от удушения. Это чувствовали все — Свисток это видел по напрягшимся напарникам: они как будто бы не хотели стоять к Олегу слишком близко и попасть под горячую руку. Но их участь — быть зрителями в первом ряду.       — А ты хорош, — удивительно спокойно отчеканил Олег, но тон резал и протыкал холодом ещё живые мышцы всех присутствовавших.       Свисток непроизвольно чуть попятился назад. От явного шага назад, а может и от двух, его остановила застывшая на месте здоровенная туша Бурого, который как оцепеневший от света фар олень стоял позади него.       Они оба это видели и чувствовали. И не хотели быть тут. Никто не хотел. Бывалые бандиты по-настоящему испугались.       Упырь терпеливо выжидал. Он замер, не дышал, не моргал. Только его странные глаза выдавали в нём подобие человеческого существа, способное на движение. Если бы не они, то можно было бы поверить в то, что на набережной установили новую статую, разве что больно убогую и отталкивающую, особенно в загустевшем мраке ночи, сквозь который будто бы не просачивался ни один спасительный огонёк уличного освещения. Всё вокруг заволокло неестественной темнотой.       — Понять не могу… — шепнул Бурый.       — А? — Свисток от неожиданности чуть не подпрыгнул.       — Темно как-то.       — Есть такое.       Ещё один выстрел. Вспышка на долю секунды окропила своими светом и искрами тёмный воздух, очертив оранжево-белым светом контуры всех присутствовавших — зрителей и двух зверей.       Звери.       Отчего-то всё же так Свисток видел и ощущал не только клыкастого упыря-альбиноса, но и своего босса, сливавшегося с чернотой ночи. Ему даже подумалось в один крохотный миг, что будь у Олега клыки, он бы прямо ими вцепился в глотку наглецу, что посмел приставать его дочери. Что посмел посягать на его территорию.       Точно.       Началась бы самая настоящая собачья драка.       Но тот факт, что Олег всё же человек, очевидно сдерживал их обоих. Во всяком случае, Свистку так казалось — он так чувствовал, пропуская через себя эти короткие мгновения, растянувшиеся из-за спутанного страхом восприятия времени.       — Босс, что делать будем? — спросил косоглазый бандит, стоявший ближе всех к Олегу.       — Превратим его в решето.       У какого-нибудь обычного парня не выдержал бы мочевой пузырь и на глазах навернулись слёзы, после чего последовали бы мольбы о пощаде и тщетные попытки выкупить у Пастуха свою жизнь — это обычно видел Свисток на улицах города в моменты кровавых разборок. Но не сегодня. Упырь широко и довольно улыбнулся — он насмехался над Олегом. Как только смел? От этого у Свистка побежали мурашки по коже и всё дело пробило крупной дрожью.       — Огонь!       Каждый нажал на курок. Звуки выстрелов били по барабанным перепонкам. Едкий и горький запах горящего пороха заполнил холодный сырой воздух. В какой-то момент силуэт упыря будто бы затерялся в полупрозрачном облаке серого дыма. Они не могли промахнуться с такого близкого расстояния, и тварь не успела бы сбежать! Но когда очертания снова появились перед глазами у каждого, все с ужасом поняли, что упырь стоял как ни в чём не бывало. Словно ни одна пуля не вошла в его гнилую трупную плоть.       Вампир рассмеялся, без стеснения обнажая своё главное уродство, — нечеловеческие зубы, от вида которых у Свистка кровь стыла в жилах. Это точно не человек. Урод какой-то. Из ада. Свисток перекрестился.       — Не повезло тебе, Миллер… — мысль слетела словами с уст как-то невзначай, и из-за неё Свисток тут же вспомнил о милиционере: «Что же там с тобой? Не сожрал ли он тебя ещё? А что если…»       — Сергий? Ты знаешь Сергия? Точно! Я тебя видел! Видел! — вдруг оживился упырь.       Все снова нацелились на упыря с дрожащими от ужаса руками, кроме разве что Олега: он оставался довольно спокойным и не торопился брать тварь на мушку. Свистка всегда поражала уверенность их главаря. Наверно этим Пастух и завоевал авторитет среди других бандитов — своим бесстрашием, граничащим с безумием. Даже сейчас, когда все буквально в штаны наложили при виде ходячего мертвеца, Олег даже бровью не повёл.       — Что ещё за Сергий? — холодно спросил Олег, не взглянув на Свистка.       — Сергей. Мы когда-то давно работали в одном отделе милиции.       — Вы ходили ко мне на могилку!       — Так у тебя могила есть? — На лице Пастуха блеснула ядовитая улыбка. — Так может мы тебя туда и закопаем?       — Не получится. Это склеп, — вставил Бурый.       — Слышь, умничать будешь, я тебе твою бестолковку отремонтирую, — рявкнул на Бурого Пастух, заставив здоровяка стушеваться. — Ты не нападаешь в ответ. В чём дело? — вдруг Олег заговорил с упырём. — Надоело с надгробиями болтать о жизн… ах, да, о смерти. Ты же уже не живой. Хочешь поболтать с нами?       Свисток вжал шею в туловище. Казалось, эта фраза должна была вывести упыря из себя, но, ко всеобщему удивлению, тот всё ещё улыбался. И правда: почему не нападает? Почему не отвечает на выстрелы ничем? Это существо, если верить тому, что было известно о его деле, крошил людей похлеще многих бандитов — грыз и жрал как волк овец, даже сожрал каннибала и его мамашу, за которыми менты охотились в течение двух или трёх лет! Это волк, жрущий других волков. Но сейчас он стоял как вкопанный и таращился на Пастуха.       Неужели, и правда всё дело в Кристине? Что ему нужно от девчонки? Хотел бы съесть — съел бы. Не церемонился, не устраивал бы спектакли — с другими он такого не проворачивал, насколько Свистку было известно. Казалось, он размышлял целую вечность, но прошло буквально пару мгновений, и снова раздался выстрел, от которого упырь уже заметно человеческому глазу увернулся, дёрнув плечом. Пастух снова промахнулся — немыслимо! Мужики вокруг охали и ахали, не веря своим глазам: босс никогда не промахивался, а тут ещё и расстояние смешное.       — Олег Николаевич, покамест мы не пролили кровь живых, а не только мёртвых, я предлагаю нам разойтись без боя, — вдруг спокойно сказал упырь.       Свисток даже присвистнуть не успел.       Выстрел.       Олег прострелил упырю живот.       — Сука, промазал.       — А вы куда хотели? — спросил косой.       — В сердце, дебил.       Свисток с трепетным ужасом, словно никогда такого не видел, смотрел на то, как густые струйки тёмной крови лились на землю. Еле слышимый, мерзкий звук ударов капель об тротуар отчего-то вызывал непривычный и несвойственный для бывшего опера такой ситуации приступ рвоты.       В теле упыря красовалась дыра, в которую без малого пролезла бы вся рука Свистка — а то и Бурого. Как раз послышались шаги здоровяка: попятился назад.       Все, кроме Олега, невольно отшагнули назад.       Упырь стоял. Не падал. Глаза его дрожали, а вместе с ними и бесовской алый огонёк. Казалось, его лицо стало ещё страшнее, ещё более мертвецким, клыкастым и сухим.       «Чем больше крови он теряет, тем больше похож на старый труп?» — невольно задумался Свисток.       — Олег Николаевич, прекратите это, — упырь старался говорить спокойно, но скрипучий голос его срывался на хрип. — Я могу перестать себя контролировать.       — Ого, ты мне угрожаешь, урод бацильный?       — У меня не остаётся другого выхода. Простите. И пусть простит меня Кристиночка. Обещайте, что скажете ей, что я не хотел этого!       — Что ты несёшь?       Свисток только и успел выпучить глаза. На площади появился волчий труп, прорвавшийся сквозь толпу бандитов, со скрипкой в пасти, которая в один короткий миг очутилась в руках упыря.       — Я придумал тут кое-что. Надеюсь, придётся вам по вкусу... Легато обычно многим симпатично.       Смычок в правой руке упыря плавно коснулся поблескивающих струн инструмента. Бледные длинные пальцы ловко и умело скользили по тонкому чёрному грифу. Вслед за мягкими касаниями и уверенными движениями рождался непрерывный поток нот, выстраивавшихся с трескучую ледяную, но монолитную мелодию. Чем быстрее он играл, тем гуще становилась тьма вокруг.       В такт ему протяжно и тяжело завыл полусгнивший облезлый волк, но его мёртвый вой едва ли мог заглушить скрипку в руках мертвеца.       Пастух снова выстрелил. Но музыка продолжилась. Она выла и выла, прямо как волк.

***

      Сергей спал до самого приезда в отделение. Стоило ему открыть глаза, как на тело обрушилась тяжёлая волна бессилия, сковавшая от макушки до ног: сил едва ли хватало, чтобы просто пошевелить пальцами на руках — настолько он был уставшим и изнеможённым. Сердце быстро и тревожно билось в груди, от каждого удара голова начинала кружиться всё сильнее и сильнее. Неужели, снова отключится?       — Эй, ты чего сидишь? — толкнул его Солод.       Спиридонов уже вышел из машины и вместе с собакой отправился ко входу в здание.       — Что-то нехорошо…       — Неудивительно. Сиди. Сейчас помогу.       Заглушив машину, Антон вышел из неё и, подойдя со стороны пассажирского сидения, открыл дверь и еле успел подхватить Сергея, который как набитый чем-то тяжёлым мешок чуть не вывалился наружу.       — Мда… Серый, ну ты вообще расклеился.       Но Сергей ничего не ответил: казалось, даже язык онемел и потяжелел граммов на сто-двести. Он еле-еле переставлял ватные ноги, держась за Солода.       — Может в больничку?       — Нет, — казалось, на этот глухой ответ Сергей потратил все свои силы. — Я просто устал.       Солод удручённо качал головой. Наверно думал: «Вот дебил».       Но Сергей правда не чувствовал недомоганий — он чувствовал тупую, тянущую усталость. Даже свежий, хорошо забинтованный Мариной укус на плече не болел, однако старый рубец подло поднывал и тянул, словно его тугие волокна дотягивались до кости и врастали в неё.       Андрей вернулся довольно быстро. Сергей ума не мог приложить, куда и кому он так быстро сбагрил собаку, что всю дорогу свирепо рычала на заднем сидении, то и дело пытаясь достать до его головы или шеи.       — Может ты его уговоришь на больничку, а? — обратился к Андрею Антон, буквально волоча за собой Сергея. — Его что-то совсем расхеровило, не находишь?       Сергей, ожидая увидеть в лице друга и товарища поддержку, устало взглянул на него, с трудом удерживая глаза открытыми, но вместо хотя бы спокойствия — что уж говорить об уверенности — он увидел тревогу. Андрей не смотрел на него та́к даже, когда Миллера впервые покусал упырь.       — Серёг, ты что-то реально… Не очень…       — Гррр… — только и рявкнул себе под нос он в ответ.       — Ну всё, звереет, — съязвил Солод. — К вам его в кабинет?       — Пока да.       Сергей уже ничего не отвечал: пускай сами решают — ему хотелось просто оказаться хоть где-нибудь, где можно прилечь, вытянуть потяжелевшие ноги, предварительно выпив крепкого чёрного чаю. Да. Чай. Ему нужен был чай. Ужасно крепкий. Невыносимо крепкий. В жизни он так не хотел хлебнуть живительного, горького и вязкого чифиря. Чтоб прям в мозг дало кофеином.       Глаза его уже закрылись. Он едва ли переставлял сам ноги, и, кажется, теперь уже и Андрей подхватил его со второй стороны, чтобы помочь Антону. Вместе они уложили товарища на узкий жёсткий диван в кабинете — только в этот момент Миллер нехотя приоткрыл глаза. Вид знакомого пожелтевшего потолка искренне обрадовал его — уютнее было только дома.       — А что если он вот тут так и помрёт? — где-то в стороне слышался голос Антона. Сергей даже головы не повернул в его сторону, продолжая глядеть в потолок.       — Отключится, повезём.       — Может скорую?       — Думаю, это разумно… Он совсем бледный. Никогда не видел его таким бледным.       — Щёки-то как впали. Он как будто по лесу там месяц бегал без жратвы, а не несколько часов. Ужас.       — Так он сколько крови потерял. Хотя бодрячком был вот же…       — Не орите, — прервал их разговор Сергей.       Двое милиционеров тут же замолчали.       — Ты, конечно, прости, — не столько раздражённо, сколько удивленно начал Антон, — но мы и так тут тихо-тихо, чуть ли не уши друг другу лижем.       — Ага, Серёг, прям шепотком.       — Звучит так, будто орёте на весь этаж, — раздражённо и вяло пробурчал Миллер, повернувшись к ним спиной.       Звуки действительно стали громче. Даже скрип пружин в побитом жизнью диванчике звучал так, будто внутри трещали арматурные каркасы из стали. Этот отвратительный скрежет побуждал лишний раз не шевелиться, и Сергей замер, носом уткнувшись в потёртую спинку дивана.       Послышались шаги — ужасно громкие, — а затем открылась и закрылась дверь кабинета: это Солод и Спиридонов вышли из него, чтобы поболтать о чём-то. Ушли довольно далеко, потому что Сергей больше их не слышал, или их голоса смешались со всем остальным навязчивым шумом. Большое жёлтое здание РУВД Ленинского района никогда не казалось ему самым тихим местом в городе, но сегодня весь этот гам с такой силы бил по ушам, что хотелось пробить перепонки чем-нибудь острым и оглохнуть с концами.       А сердце всё колотилось.       Неужели, настолько сильное переутомление?       А что если вот так тут и помрёт? Да уж. Умереть от инфаркта, не дожив парочки дней до тридцати четырёх лет, — определённо не то, о чём он мечтал, но мысль стала навязчивой, въедливой и пугающей. Сергей не мог перестать думать о том, что прямо тут и скопытится от болей в сердце, а попытки успокоить себя не увенчались успехом — стало хуже.       Дыхание сбивалось. Воздуха как будто бы не хватало. Он устало глянул на узкое окно: закрыто наглухо. Может и стоило бы открыть форточку, но сил встать с дивана не осталось. Значит, тут и помрёт. Предложение товарищей вызвать скорую или поехать в больницу перестало казаться абсурдным.       «Зато работать не надо будет. Больше никаких патрулей…» — пронеслось у Миллера в голове.       — Но кто тогда с тобой разберётся? — само собой сорвалось с его губ. Ощущалось это так, будто слова были сказаны не им.       Продолжить монолог не получилось: губы как окаменели, а мысли разбегались, точно крошечные мальки на мелководье, стоило коснуться рябящей поверхности чёрно-бурой реки. Сергей с огромным трудом — невероятным усердием — открыл глаза, чтобы не видеть эту полноводную багряную реку, кишащую мыслями в образе мелких скользких рыбёшек. Роговицу будто щипало, а веки норовились сомкнуться.       Нет. Нельзя. Это значило снова провалиться во тьму, а там что-то пряталось. Сергей уже не понимал, где сон, а где реальность. Все смешалось и стянулось шёлковыми паутинами теней. В темноте, в тёмных углах помещения — везде ему мерещилось что-то. Чьё-то душащее присутствие. Какие-то диковатые звериные глаза — они смотрели прямо на него.       И вот снова.       Просто моргнул.       А красные глаза уставились на него во мраке. Они светились алым пламенем в непроглядной черноте.       Клац.       Зубы.       Два ряда острых влажных клыков щёлкнули прямо у него перед лицом!       Под сильный удар сердца, отдавший в горло, Сергей вскочил с глухим криком. Но ничего. Он был в кабинете совсем один. Лампочки не горели: кто-то заботливо их выключил, явно надеясь, что он поспит. Поняв, что всё это лишь короткий и очень скверный сон, Сергей снова устало упал на диван, уставившись в потолок.       Казалось, вот оно! Сон так близко. Неужели, он поспит хоть немного. Самую малость. Тьма оказалась пустой. Тихой. Неподвижной. Всей своей плотной массой она окутала сознание.       Дзынь, дзынь.       Что-то звенело в пустоте. Как колокольчики, которые колыхал лёгкий ветерок. Всё чётче вырисовывалась мелодия. Нота за нотой. Красные вспышки. Одна за другой. Алый свет не рассеивал тьму, а съедался ею — терялся, как пара капель крови в густой чёрной жидкости, напоминавшей нефть. Непроглядно. Темно. Тяжело. Не вдохнуть полной грудью. Но в то же время бесконечная пустота, в которой был только он.       И он.       Сергей готов был поклясться, что напротив него стоял Серафим! Косматый и сгорбившийся, как зверь, пригнувшийся перед атакой. Глаза его горели как два красных фонаря, зубы казались больше и острее, с их острых концов стекала блестящая прозрачная слюна. Едва ли лицо парня, искажённое чудовищным уродливым оскалом, можно было назвать человеческим.       Что в нём осталось человеческого? Чудовище, от которого тряслись поджилки и стыла кровь в жилах.       Но вдруг Сергей что-то почувствовал. Что-то с ужасом осознал, когда густую черноту стал разбавлять багровый флёр.       Он стоял в той же позе, по его подбородку бежали слюни, а спина выгнулась вверх — была бы на ней шерсть, то встала бы дыбом. По коже бегали мурашки. Мышцы туго и больно вздрагивали от томящего напряжения — наброситься, вцепиться — разорвать!       — Приходи, приходи ко мне! Я жду!       Колокольчики звенели всё сильнее, и вслед им вторила скрипучая мелодия, рождающаяся от скользкого, резкого касания смычком о металлические струны. Едва ли Сергей что-то понимал в музыке, но она чувствовалась ему безнадёжной, скорбной и подавленной. Каждая нота стремилась раздавить его волю, подчинить себе, утянуть за собой в беспросветную мглу.       Его тело желало поддаться. Его одолевал голод.       А Серафим по-прежнему улыбался своим чудовищным оскалом, который то и дело вздрагивал, всё больше обнажая клыки.       — Я так хочу тебя увидеть. Ты мне так нужен, Сергий! Мой дорогой!       Казалось, Серафим даже не двигал губами. Слова сами текли из его широкой пасти вместе со слюнями.       — Я жду тебя. Сожрём их всех! До единого! Тебе же так понравилось мясо! Да? Да?! Гр-р-рах! Мы тебя со свиньёй накормим! Он так хорошо готовит мне! И тебе приготовит!       Упырь оказался пугающе близко в одну секунду, разорвав светом своих красных глаз покров вязкой черноты, и щёлкнул зубами прямо перед носом Сергея, отчего тот в ужасе встрепенулся.       Сон оборвался. Крик рвал горло. Кожей лица он чувствовал холодный пол и собственную кровь под щекой.       Что-то крепко держало его. Он не мог пошевелить руками. Чувствовал только, что ноги дёргались как будто сами по себе.       Перед глазами всё смешалось. Тёмный. Красный. Стены, окна, пол, ноги людей. Ноги?       Сергей только сейчас до конца понял, что его прижимали к полу. Но кто? Зачем? Почему?       — Успокойся! — этот голос — это был Андрей!       Сергей хотел что-то сказать, хотя бы спросить, что происходит, но с губ срывались только надорванные стоны и кряхтение.       Теперь-то он почувствовал, что Андрей держал его сзади, прижимая к полу и заломив ему одну руку. Боль постепенно доходила до мозга от заведённой за спину конечности.       — Что… что…       — Очнулся?       Повторить Сергей не смог, а сказать что-то более вразумительное тем более.       — Вот он дикий. Может это, ему снова прививок? — послышался голос Солода, но Сергей его не видел.       — Отпустите… — с трудом выдавил из себя Сергей.       — Не-не. Хватит с тебя пробежек, — ответил Андрей.       — Что-то тут нечисто…       — Отпустите, блядь! — уже воскликнул Сергей, пытаясь сбросить Андрея, несмотря на заломанную руку. Боль стала казаться какой-то несущественной и едва ли значимой. Важным было только что-то другое. Что-то, что всё ещё звенело и скрипело в ушах.       Оно завывало.       И завывало.       Звало.       Призывало своим жалобным воем.       — Да вы разве не слышите?!       — Чего не слышим? Да, тут шумно, — скептично отозвался Солод.       — Да как же вы не слышите?!       — Чего не слышим? — вопрос повторился, но уже из уст Андрея, который навалился на Сергея всем телом, лишь бы тот не вырвался.       — Может баранки ? — предложил Антон.       — И к батарее?       — Не. Вырвет ещё. Кипятком нас всех ошпарит.       — Да что вы несёте! — рычал Сергей.       — Это ты что несёшь, Миллер, м? — Антон склонился над ним, но едва ли Сергей в этом нуждался: он и без того прекрасно слышал его. Голос опера звучал как крик, от которого вяли и ныли уши. Нестерпимо громко, из-за чего Сергей морщился и безуспешно пытался крутить головой. — Потащили его отсюда. Нельзя, чтобы главный его таким увидел.       — Точно.       — Будешь рыпаться, Серёж, — шепнул ему на ухо Солод, — я тебе так втетерю , что забудешь, как мать родную звали…       Сергей подчинился. Здравый смысл приказывал ему это сделать. Он стал понимать, что действительно выглядел безумно.       — Что? Что я сделал? — спросил он, искренне боясь услышать что-то ужасное, но застёгивавший за его спиной наручники Андрей ответил довольно спокойно:       — Ну, по мелочи. Выломал дверь, она аж с петель слетела, сбил с ног лейтенанта Пичулина, напугал до усрачки сержантку-стажёрку… Ну и нас с Антоном чуть не вынес следом за собой, когда мы попытались тебя остановить. Антона впечатал в стену со всей дури, он чудом голову об стенку не разбил. Мне вмазал в живот. Я думал, кишки выплюну. Болит ещё зараза…       Из-за последнего Сергей почувствовал жгучий укол вины. Хотя то, что он чуть не покалечил Антона, тоже не вызывало в нём радости. Это всё звучало ужасно. Он навредил своим товарищам. Своим коллегам. Чудо, что они тут его обхаживали, а не уволокли сразу под белы рученьки в аквариум. Хотя может таким образом оберегают задержанных, а ему придумывают что-то более надёжное.       Тот факт, что Спиридонов заковал его в наручники, после услышанного, совершенно не вызывал обиды и огорчения. В голову Сергею даже пришла мысль, попросить их связать ему ноги — чтобы наверняка.       — А что если он эти наручники порвёт? — заговорил Андрей.       — Как?       — Ну этот упырь так сделал в Петроградском. Сидим с ним такие, руки у него сзади сцеплены, а он такой раз! И рвёт их! Как какие-то бумажные! А он-то тощенький, а Серёга нет…       — И что ты мне предлагаешь? И свои наручники на него?       — Да, пожалуй, глупо…       — Нет! — воскликнул Сергей. — Неглупо. Давай! Пусть так.       Мужчины удивленно — даже скорее шокировано — уставились на коллегу, уже расслабленно растянувшегося на полу. Могло показаться, что Сергей окончательно пришёл в себя, но он знал, что всё ещё творится какая-то чертовщина: он всё ещё слышал эту дурманящую мелодию.       «Я здесь. Приди ко мне. Сергий. Я так жду тебя. Приди! Приди! Мы славно поедим!»       Едва ли Сергей мог сопротивляться такому заманчивому предложению.       Осознав это, он в ужасе закусил щёку до крови. Рот наполнила солёная тёплая кровь. Она обволакивала язык, раздражала вкусовые рецепторы и побуждала её проглотить. Выпить. Выпить собственную кровь. Вдруг станет легче. Вдруг поможет.       «Зачем, когда можно чужую, Сергий? Она совсем не солёная!»       — Андрей. Вы правда не слышите?.. — Сергей, со сцепленными за спиной руками, встал на колени. Уставший, растрёпанный, истощённый — он дрожал как собака на холоде, по его губам текли слюни и кровь, а на глазах наворачивались слёзы ужаса. Он чувствовал, как сходил с ума. Осознавая свою беспомощность, Сергей еле держался, чтобы не разрыдаться. Товарищи. Испуганные его состоянием товарищи. Они ему не помогут. Они в опасности — из-за него самого прежде всего.       В его голове кто-то безумно хохотал под навязчивый звон колокольчиков и скрипичные сонаты.       «Сожри их всех и приходи! Сожри их всех и приходи!»       — ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ УЖЕ!       Последнее, что Сергей почувствовал, это острую боль в области затылка.                                                                         «Неужели, сон? Может даже навсегда…»                                                                         «Вечных снов не бывает, Сергий».