Грехи на обочине

Ночь в доме стояла тихая, почти зловещая. Дейв, после долгого дня, сидел у камина с чашкой кофе, размышляя о грядущих делах. Он всегда был мастером в управлении временем и силами — как в своих криминальных операциях, так и в обычной жизни. Демоны, как ему казалось, были чем-то вроде назойливых соседей — можно игнорировать, если достаточно силен. Но грехи не собирались просто так отступать. **Джейс**, воплощение гордыни, был первым, кто не выдержал. В его глазах Дейв был слишком самоуверенным, слишком спокойным. Джейс не мог стерпеть мысли, что кто-то может быть выше его. Он привык видеть в людях слабость, которую легко можно использовать. Но перед Дейвом все его попытки доминировать, показывать свое превосходство, разбивались о стену безразличия. Однажды ночью, когда Лололошка сидел у окна, Джейс подошел к нему, сложив руки на груди, в его глазах пылал вызов. — Думаешь, ты сильнее меня? — прорычал Джейс, его голос резонировал с каждым словом. Дейв поднял глаза, не отрывая взгляд от книги, которую держал. — Я вообще не думаю о тебе, Джейс, — его слова прозвучали тихо, но с явным пренебрежением. Это вызвало у демона приступ ярости. Его гордость была задета, и он сжал кулаки, готовый разрушить всё, что было в комнате. Но Дейв лишь усмехнулся и добавил: — Гордыня, как правило, ослепляет. Ты бы больше смотрел по сторонам, а не только на своё отражение. **Люциус**, демон гнева, наблюдал за этим обменом издалека. В отличие от Джейса, он не мог терпеть, когда его раздражали. Гнев был его природой, и каждый момент, когда кто-то превосходил его по силе или власти, взрывал в нём бурю. Дейв с его спокойствием и уверенностью вызывал у Люциуса желание разрушить всё, что тот создал. Однажды ночью, когда вся остальная компания уже ушла спать, Люциус появился перед Дейвом в огненной вспышке. — Ты думаешь, что твоя власть здесь что-то значит? — прорычал он, его глаза светились яростью. — Я — огонь, я — разрушение, и ты не сможешь спрятаться за своим спокойствием вечно! Но Дейв не дрогнул. Он медленно отложил книгу и посмотрел прямо в глаза Люциусу. — Если бы ты хотел уничтожить меня, сделал бы это давно, — его голос был настолько холоден, что казалось, он мог заморозить само пламя. — Но ты не можешь. Потому что понимаешь, что я не просто человек. **Джодах**, демон похоти, был другим. Он наблюдал за тем, как Дейв спокойно справляется с гордыней Джейса и гневом Люциуса. Это вызывало у него странное восхищение, смешанное с желанием. Похоть Джодаха не была простой физической — она была желанием владеть и управлять. Дейв стал для него вызовом. Он хотел его не потому, что не мог получить, а потому что это было почти невозможно. — Ты можешь игнорировать их, — однажды сказал Джодах, появившись возле Дейва. Его голос был бархатным, полный скрытого обещания. — Но я знаю, что ты не сможешь устоять перед мной. Дейв медленно поднял глаза, на мгновение задумавшись. — Ты переоцениваешь свои способности, Джодах. Желание? Это слабость. А слабостей у меня нет. Эти слова, казалось, разозлили Джодаха. Он привык, что все поддаются его чарам. Но Лололошка был исключением. Каждое взаимодействие с ним только усиливало в нём желание взять верх. **Сдерик**, демон чревоугодия, был другой крайностью. Он обожал роскошь и изобилие, стремясь заполучить всё больше и больше. Каждый раз, когда Дейв накрывал на стол, Сдерик не мог устоять перед желанием съесть всё, что видел. Но в присутствии Лололошки даже его страсть к чревоугодию казалась мелкой и несущественной. Он пытался обратить внимание Дейва на изыски еды, но каждый раз сталкивался с тем, что мафиози не поддавался на искушение. — Тебе нужно расслабиться, — как-то сказал Сдерик, пытаясь уговорить Лололошку разделить с ним богатый ужин. — Наслаждайся жизнью, вкусами... это ведь настоящая роскошь. — Моя роскошь в контроле, — ответил Дейв, откладывая бокал вина в сторону. — И я её не отдам ни тебе, ни кому-либо ещё. **Эбардо**, демон зависти, не мог оторвать взгляд от Дейва. Он завидовал всем вокруг — власти Джейса, гневу Люциуса, даже спокойствию Сдерика. Но больше всего он завидовал Дейву — его способности быть выше всех этих страстей. Внутри Эбардо разгоралась зависть к той уверенности, которой Лололошка обладал. — Ты же понимаешь, что всё это — временно, — однажды сказал Эбардо, подходя к Дейву. — Все, кто обладает властью, однажды теряют её. Завтра ты будешь никем. — Завтра — это слишком далеко, чтобы думать об этом сейчас, — хладнокровно ответил Лололошка. — Но если это когда-то случится, ты будешь первым, кого я пригласил на эту вечеринку. **Кавинский**, демон лени, оставался наименее активным из всех. Он наблюдал за событиями издалека, предпочитая не вмешиваться в разборки. Но даже он чувствовал странное притяжение к Дейву. Кавинский ценил покой, и в Лололошке видел нечто похожее — умение сохранять абсолютное спокойствие в любой ситуации.