В пятнадцатый день седьмого лунного месяца

Крошечный сад у дома Лань Ванцзи был уютным и милым. Разбитый с опорой на традиции, он всё же казался чуть более запущенным, чем нужно, и в нём оказалось больше цветов. Оглядевшись, Вэй Усянь подумал, что этот небольшой участок куда больше говорит о душе Лань Ванцзи, чем что-то другое. — Значит, в покое и созерцании ты видишь для себя счастье, — заметил он, не желая даже мысленно возвращаться к Пещере усмирения демона. — Снова я готов принести извинения, что не сразу рассмотрел это… — Когда-то мне казалось, что если разобью сад, действительно найду всё, что мне нужно для счастья, — согласился — и не согласился Лань Ванцзи. — Но теперь сад цветёт, а я всё так же ощущаю только печаль и тоску. Вэй Усянь качнул головой, легко повёл ладонью, и пространство вокруг преобразилось. Все цветы зацвели разом, в срок и не в срок, на крохотном деревце созрела оранжевая хурма, а рядом с ней зацвела розовой пеной мэйхуа. — А так сад доставляет тебе больше радости? — украдкой спросил он, заметив, что Лань Ванцзи будто потерял дар речи. — Если посчитаешь наш договор исполненным, то таким сад и будет до конца твоей жизни. Он почти не солгал, хотя, когда до конца осознал, что именно сказал, немедленно рассердился на себя. Это всё же была ложь. Если договор будет назван исполненным, он заберёт душу Лань Ванцзи, и сад, конечно, увянет, просто его хозяин этого не увидит. — Прелесть в том, чтобы смотреть, как цветение приходит с весной, как розовое скрывается за зеленью, как плоды набирают силу, а одни бутоны сменяют другие, — покачал головой Лань Ванцзи. — Да, сейчас сад оделся иллюзией, это красиво — но больно, что от настоящего здесь ничего и нет. Впрочем, я не виню тебя, ты дал мне пищу для размышлений. — А? — удивился Вэй Усянь, да так сильно, что магия его в один миг рассыпалась, и бурное цветение исчезло. Лань Ванцзи молча смотрел на него. *** «Я и сам — как этот сад. Надо же, заключил от отчаяния договор с демоническим лисом, чтобы разом испытать все оттенки радости. Но иллюзия не способна наполнить душу, — рассуждал сам с собой Лань Ванцзи. — Извне вызванное цветение, нарушившее всякие законы, истощает сад. А разве душу не истощит обрушившееся иллюзорное удовольствие? Когда я сажал первое дерево в эту почву, разве я не считал, что порадуюсь его цветению? В позапрошлом году мэйхуа зацвела впервые, отчего же я прошёл мимо и даже не остановился перед ней? Я сам — причина собственных несчастий». Неутешительный вывод взволновал Лань Ванцзи. Сердце заныло и затосковало даже сильнее, чем до встречи с демоническим лисом, и только взгляд на него немного развеял эту печаль. Такой красивый! И зачем только ему истощённая и лишённая всякого цветения, радости не знавшая душа? Будто бы с неё будет какой-то толк… И всё же Лань Ванцзи упрямо не хотел разрывать договор. Несмотря на то, что его раздирало чувство вины, он не желал так просто отпускать демонического лиса. В нём осталось только одно эгоистичное желание — и состояло оно в том, чтобы как можно дольше наслаждаться обществом Вэй Усяня. Раздираемый противоречиями, Лань Ванцзи вдруг подумал, что в таком смятённом состоянии духа люди обычно и обращаются к небожителям. Сам он вовсе не собирался просить о помощи незримые силы, только с грустью признал, что, возможно, и в этом когда-то ошибся. Вэй Усянь мягко коснулся его плеча, и от этого дрожь пробежала по спине. — Эй, Лань Ванцзи, да что же с тобой? О чём таком ты начал размышлять, что совсем помрачнел? — Только о собственной жизни, ничего более, — отозвался он. — Она всегда была лишена радости, но, похоже, этого мне никак не избежать. Причина всегда была во мне. И то, что ты предлагал, возможно, повеселило бы другого, но я ни в чём не вижу радости, так что все твои усилия пропали даром. — Не могу поверить, что это так, — Вэй Усянь не убрал руки. — Невозможно, чтобы пришедшая в этот мир душа обречена была только на печаль и страдания. Горести случаются, но и радостям должно быть место. Может, небожители спутали свитки твоей судьбы? Может, кто-то совершил ошибку, и оттого… — он оборвал себя, будто бы на самом деле уже сказал чересчур много. Его искреннее участие так тронуло Лань Ванцзи, что он не сдержал порыва. Взяв чужое запястье, он легко поцеловал тыльную сторону руки Вэй Усяня. Кожа его казалась невероятно горячей, точно сам он был солнцем. И закрыв глаза, Лань Ванцзи, почти не отдавая себе отчёта, пожелал узнать это солнце как можно ближе. В тот же миг загудел, ударил колокол даосского храма.