Сроднились

Легион пытался вмешаться. Пытался остановить злую тяжелую руку карателя, пытался закрыть Ивана от жестоких ударов плети. За это беса скрутили и высекли снова, превратив спину в сплошное кровавое месиво со свисающими лоскутами кожи. Чародействовать Легион к тому моменту уже не пытался – последние крохи едва вернувшейся после прогулки по Святой земле колдовской силы ушли на то, чтоб забрать боль Ивана, пока того секли. И теперь бес, в упрямом молчании снося сыплющиеся на него удары, мог лишь надеяться, что сумеет исцелить раны этого блаженного дурачка, к которому неведомым образом так глупо, так по-человечески беззащитно привязался. О своих ранах Легион не слишком задумывался: как-нибудь да переживет. Должен. В глазах темнело от боли. Подрагивающие руки порхали над чужой окровавленной спиной. Сил не хватало. Бессмертная душа покидала смертное тело. Вот она уже отлетела, устремилась вверх сияющей сферой. Но когда долгие годы совращаешь праведника, волей-неволей учишься не сдаваться. Даже сейчас, едва живой, почти теряющий сознание от боли и истощения сил, Легион не отступил. Вознесся к потолку, поймал упорхающую душу, осторожно, точно птицу. Святость обожгла ладони, проела вмиг кожу, точно кислота. Душа рванулась прочь, стремясь к богу. Легион не отпустил. Рухнул на пол, лишившись напрочь сил и бесовских, и человеческих, зарычал от боли в истерзанной плетью спине, но хватка его осталась прежней: столь же крепкой, сколь и бережной. – Тебе ж со мной лучше… – почти умоляюще прошептал Легион душе в своих руках. Та рванулась снова, будто не услышав – никогда-то Ваня его не слушал… Легион держал его душу, едва замечая, как сжигает себе ладони до самых костей, и пытался собраться с мыслями: что делать с нею теперь? – Тебе со мной лучше… – тихо, ласково повторил бес севшим от боли голосом. И вложил обжигающе-праведную душу в свою грудь.

***

Легион горел изнутри. Он горел изнутри каждый миг с тех пор, как принял душу Ивана в свое тело. Святость человека жестоко выжигала сущность беса, но Легион сносил боль безропотно и спокойно. Отирал рукавом то и дело выступавшую на губах кровь, сводил брезгливо колдовством алые пятна с рубахи – и шел дальше: искал пути сотворить то, чего прежде не случалось сотворить никому. – Придумаем что-нибудь, Вань, придумаем, – обещал Легион, касаясь кончиками пальцев пылающей болью груди. – Достанем тебе новое тело, да получше старого, вот увидишь. Иван не хотел нового тела. Не хотел ни заботы Легиона, ни его защиты. Никогда не хотел – а Легион никогда не спрашивал. Оберегал как умел, по своему разумению – хоть и не всегда мог уберечь. – Отпусти меня к богу, и не нужно больше ничего, – отвечала праведная душа на все обещания беса. – Об этом и не проси, – отрезáл Легион. – Что-нибудь другое – всё что хочешь. Душа вздыхала укоризненно и замолкала: ничего другого Иван не хотел. Трудней всего приходилось, когда за Иваном спускались ангелы. – Не станет он слушать ваши песни, – рычал Легион, отчаянно обороняясь. – Не дождетесь! И душа, окутанная непроницаемым коконом бесовской силы, могла лишь наблюдать за жестокой борьбою, точно через стекло, да видеть, как истекает черным ихором израненная сущность Легиона. – Отпустил бы ты меня, Легиоша, – в который раз попросил Иван, когда бес тяжело привалился к дереву, выдержав очередное сражение. – Не отпущу, – отчеканил Легион, сплюнув наземь кровь. – Нас ждут великие дела, забыл? – не то чтобы он думал сейчас о каких-то великих делах, но надо ведь держать лицо. – Только ведь мучаешь себя, – в этих словах сквозило сожаление, и Легиону показалось, что о нём, враге рода человеческого, Иван сожалеет куда больше, чем о себе. – А это уж моя забота, – мрачно ответил бес. Он знал, что с праведной душой в груди протянет не больше пары тысячелетий – после в Рай попадут они оба. Иван познает вечное блаженство, а Легион – вечные муки. Но до тех пор бес был твердо намерен бороться. Нет, он давно уже не жаждал заполучить душу Ивана – и без того ее в себе носил, чего уж – желал лишь, чтобы тот жил. – Отказываться от жизни – грех перед господом, – наставительно напоминал Легион, когда Иван особенно сильно артачился. – Можно подумать, я тебе убить кого предлагаю. – Можно подумать, – выразительно отвечал Иван, вызывая у беса невольную улыбку. – Не стану я никого убивать, – обещал Легион устало. – Даже чтоб тебя оживить – всё равно не стану. А то ведь ты во мне, глядишь, совесть разбудишь – а наши с таким не живут. – Прямо-таки не живут? – недоверчиво спрашивал Иван. – Ну… так говорят, – признавался бес. – Сам видеть – не видел. У наших совесть, знаешь, не водится. Слово-то такое не все знают – только те, кто в школе хорошо учились… Так понемногу они снова стали говорить друг с другом. Сначала только ругались, потом – спорили. И медленно, незаметно, точно робкий нежный росток, пробивающийся сквозь снег, стала в их спорах рождаться истина.

***

Рука Легиона неестественно изогнулась и отрывистыми ломаными движениями запустила пальцы в мошну. Не с первого раза, но выудила-таки оттуда монету и так же ломано, неловко бросила ее в шапку нищего. – Мстишь мне, значит, – криво усмехнулся Легион. Рёбра ломило от сотворенного доброго дела. – Живу по совести, – невозмутимо отвечал Иван. Его душа то и дело захватывала власть над телом Легиона, как прежде сам бес овладевал телом человека, и вытворяла такие вот добрые мелочи, от которых у Легиона ныло в груди и давило виски́. Первое время бес злился. Потом забавлялся – вот ведь глупость, тратить столько сил да на такую ерунду! Пока в конце концов не пришел к мысли, что это в некотором роде справедливо. – Вот где у меня уже твоя совесть, – огрызнулся для виду Легион, проведя ребром ладони по своей шее. Он давно уже огрызался лишь для виду. Слишком уж радовали Ивана эти крошечные добрые дела, пусть и сотворенные чужими руками, чтобы Легион мог всерьез на него злиться. В конце концов, не так уж это и больно, если подумать, вполне терпимо. И не так уж противно, когда привыкнешь. Так шли годы, менялись одежды и обычаи, города и страны. Человек и бес заново притирались друг к другу – медленно, постепенно, порой с большим трудом, но Легион иногда ловил себя на мысли, что и труд этот ему в радость. Это было по-новому. И это новое было хорошо. Легион шагал по узким мощеным улочкам Санкт-Петербурга двадцать первого века и обсуждал с Иваном новые веяния в архитектуре (за время, проведенное в теле беса, человек успел постигнуть кое-какие науки). Забавлялся удивленным, временами даже перепуганным лицам прохожих, оборачивавшихся на него, будто бы ведущего беседу с самим собой, спорил с Иваном просто потому, что им очень уж сильно нравилось друг с другом спорить. И это и впрямь было бесконечно хорошо.

***

– Эй, поосторожней! – возмутился, уворачиваясь, пришедший за Иваном ангел, когда Легион дохнул огнем, едва не опалив кончики белоснежных перьев. – Ну так и пошел вон, – едко усмехнулся бес. – Тогда и будет тебе поосторожней, – он умело передразнил недовольный, почти испуганный высокий голос ангела. – Говорю же, ордер у меня, – попытался воззвать к его благоразумию вестник господень. – На эту вот душу, – ангел указал пальцем на грудь Легиона, прожигаемую праведной человеческой душой. – Постановление свыше… – Засунь свое постановление себе в за… – начал было бес. – Легиоша! – возмутился Иван. – Разве ж можно так с ангелом! – …В задний карман, – нехотя смягчил запланированную грубость Легион. – Разве в одеждах ангелов есть задние карманы? – простодушно удивился Иван. – Хочешь посмотреть? – услужливо предложил бес. – Что посмотреть? – не понял ангел. Легион в который раз вспомнил, что Ивана слышит лишь он, в то время как его самого слышно всем вокруг, и пояснил: – Мой друг любопытствует, есть ли в твоем хитоне задние карманы. – У меня и передних-то нет, – пожаловался ангел. – Не положено… Постой, твой друг? – спохватился он. – А… кхм… кто-нибудь кроме тебя его видит? – Разумеется, нет! – воскликнул Легион. – В этом-то и проблема! – Я и не знал, что у бесов такое бывает, – сочувственно покачал головой ангел. – Мне очень жаль, правда… – Какое – такое? – не понял Легион. – Ну… эм… – ангел замялся, видно, пытаясь подобрать слова, – воображаемые друзья. – С чего ты взял, что Ваня воображаемый? – удивился бес. – Будь он воображаемым, был бы посговорчивей. – Но ты ведь сам сказал, что видишь его только ты, – недоуменно ответил ангел. – Да не вижу я его, только слышу, – поправил Легион, всё еще мало что понимая в этом странном разговоре. – Да, понимаю, это в разных формах может проявляться, я читал, – закивал ангел, продолжая глядеть на беса с неясного происхождения сочувствием. – Что – это? Ты из меня дурака не делай, это моя работа, – хмуро напомнил Легион. – Ну… – ангел снова замялся, – психические расстройства. Нет, это ни в коем случае не делает тебя хуже! То есть, я хотел сказать, лучше… То есть… Легион разразился хохотом, с наслаждением ощущая, как Иван смеется вместе с ним. – Ты слышал, Вань? – проговорил бес сквозь смех. – Ты у нас теперь – психическое расстройство! А я тебе говорил не пить из того колодца! Легион снова расхохотался. – Послушай, я в этом не специалист, – осторожно начал ангел, не без доли испуга глядя на беса, – но душу всё-таки придется вернуть. Постановление… Всё веселье Легиона вмиг испарилось. – Пришей себе задний карман и засунь туда свое постановление, – сурово отрезал он. Ангел неосмотрительно сделал шаг к бесу. Легион снова дохнул на него огнем, с некоторым неудовольствием прикидывая, что дальше придется схватиться врукопашную: носить в груди нестерпимо-праведную душу Ивана с каждым годом становилось всё трудней, чародейские силы беса иссякали всё стремительней, а безуспешные поиски способа вернуть друга длились уже без малого два века. – Да поосторожней же! – ангел отскочил, беспорядочно хлопая ладонями по тлеющему хитону. – Мне так новое тело придется творить! – Новое? Тело? – раздельно спросил Легион. – Господь благословил нововведением, а то работать совсем некому стало, – пояснил разговорчивый ангел. – То есть. Ты. Можешь. Обзавестись. Новым. Живым. Телом. Бес говорил медленно и четко, пугающе-спокойно. – Легиоша… – начал было Иван, явно порываясь отговорить Легиона от безумной затеи. Тот и слушать не стал. – Веди, – хрипло велел он ангелу. – Куда? – не понял тот. – Туда, где вы себе новые тела творите. – В Рай? – опешил ангел. – Да хоть к самому престолу господню, – выплюнул бес – точно выругался. – Веди!

***

Легион стоял перед обшарпанной дверью, обтянутой растрескавшимся черным кожзамом, и пытался примериться, как попасть за нее с наименьшими потерями. Ясно было, почему ангел не сунулся сюда сам, а решился на сделку с Легионом: всё пространство вокруг двери было заполнено грубовато выполненными сатанинскими символами, а ровнехонько над нею красовался криво, но вдохновенно выцарапанный на посеревшей известке знак Бафомета. Ангел в этой квартире чувствовал бы себя не лучше, чем бес в церкви – а уж как чувствует себя бес в церкви, Легион имел неудовольствие выяснить на собственной шкуре. Итак, ему предстояло проникнуть в квартиру сатанистов и вывести детей, похищенных для принесения в жертву Легионову начальнику. Легион поморщился с некоторым омерзением: разумеется, по долгу службы он одобрял дьяволопоклонничество в целом, как явление, но никогда не одобрял таких методов. После длительных попыток вытряхнуть из ангела его святой дух тот поклялся собственным именем, что при благополучном исходе предприятия Легион окажется в Раю и сможет воспользоваться машиной, творящей ангелам новые бессмертные тела взамен не подлежащих восстановлению. Впрочем, при неблагополучном исходе предприятия Легион тоже окажется в Раю… навечно. – Может быть, всё-таки… – в который раз начал Иван. – Не мешай, – процедил сквозь зубы Легион – как можно тише, чтобы не услышали в квартире. – Я думаю. На некоторое время на лестничной клетке воцарилась тишина. – Ну как? – спросил Иван спустя несколько минут. – Придумал? – Нет, – ответил Легион. И нажал на звонок. – Здрасьте, – бес лучезарно улыбнулся открывшему дверь мужчине в грязноватом черном балахоне, с всклокоченными также черными, явно крашеными волосами (Легион машинально отметил чрезмерно забитые краской концы) и не менее черными, словно бы в дополнение образа, кругами под глазами. – Пиццу заказывали? – Какую еще пиццу? – хрипло, раздраженно спросил сатанист, почти безумно вращая глазами с характерно расширенными зрачками. – Вот эту, – всё так же лучезарно улыбаясь, ответил Легион. И залепил в лицо сатанисту только что сотворенной пиццей. – А-а-а, соус!!! – завыл невезучий сектант. Легион с дьявольской усмешкой прошел мимо него в квартиру – соус в пицце действительно был прямо-таки адски острый, уж бес в этом знал толк – и почувствовал, как Иван завладел его ртом, неумело шевельнул его губами, его языком: – Про-о-мой… гла-а-за, – и добавил, немного подумав: – ирод! – Чего ты с ним нежничаешь, с душегубцем? – раздраженно пробормотал Легион, когда его язык вновь оказался в его власти. – Всё ж таки создание божье, – назидательно ответил Иван. Легион устало вздохнул и устремился в глубь обители упомянутого и прочих «созданий божьих». Чем быстрее он найдет и выведет детей – тем быстрее рёбра перестанет ломать боль от творимого добра, разливающаяся в груди, точно расплавленный свинец, ангел исполнит обещанное, и, что самое главное, Ваня обретет плоть. Разумеется, быстрее не получилось. Получилось как всегда. Во-первых, пройти по незнакомому полутемному помещению, не споткнувшись о кучу ритуальной атрибутики, о назначении большей части которой даже бес предпочитал не догадываться, у Легиона не вышло. – Родное притягивает, – сострил Иван. – А ты, оказывается, язвить умеешь, – шепотом восхитился Легион, потирая ушибленную ногу. – С кем поведешься, – отозвался Иван без особого, впрочем, недовольства. Во-вторых, то ли на шум, произведенный незадачливым бесом, то ли на крик еще более незадачливого сектанта сбежались товарищи последнего. Тут-то и началось: – Держи его! – Опять соседи ментов вызвали, чтоб их черти драли! («Больно надо!» – оскорбился Легион.) – Сам Люцифер посылает нам жертву, ему угодную! Готовьте ритуальный нож! Последняя реплика не понравилась Легиону и Ивану особенно сильно. Все чародейские силы беса ушли на недавнее сражение с ангелом, а потому полагаться теперь можно было лишь на собственные кулаки. Против толпы увлекающихся запрещенными веществами, а потому давно и бесповоротно потерявших страх сатанистов с ножом это не особенно обнадеживало. Легион выхватил из груды ритуального барахла устрашающего вида заржавелые шипастые кандалы и принялся размахивать ими, как кистенем, угрожая сектантам сотрясением мозга и заражением крови. Несколько мгновений повертевшись на месте и нанеся пару ударов импровизированным оружием, бес приметил единственную дверь, из-за которой никто не вышел на шум. Решив, что там и держат детей, Легион, игнорируя пульсирующую боль от глубокого пореза, оставленного-таки на его плече ритуальным ножом, и нравоучения Вани, недовольно ворчащего о недопустимости насилия, приложил еще парочку сектантов и проскочил сквозь образовавшуюся в кольце врагов брешь. После чего без особых раздумий впечатался плечом в упомянутую дверь. ДСП жалобно хрустнуло, замок поддался. На беса глянули восемь пар перепуганных глаз. Мальчик лет семи задвинул за спину девочку двумя-тремя годами младше – видимо, сестренку – с таким видом, будто собирался оторвать Легиону руки, если тот попытается ее тронуть. – Хотите жить – пошли со мной! – бросил бес, тяжело дыша. Не то чтобы он хорошо умел разговаривать с детьми, и не то чтобы у него было сейчас время этому учиться. К счастью, дети послушались, торопливо затопали к выходу из комнаты, хоть и глядели на Легиона по-прежнему боязливо – едва ли их можно было в этом винить. – Пиццу любите? – подмигнул Легион. Дети энергично закивали. В следующий миг уже дышавших бесу в спину сектантов накрыло самой большой на памяти всех присутствующих пиццей – разумеется, с острым соусом и, разумеется, начинкой вниз. Легион покачнулся, схватившись рукой за дверной косяк – после недолгой, но интенсивной драки с ангелом даже такое невинное чародейство далось с большим трудом. – Бегите! Живо! – прорычал он. Сатанисты барахтались в пицце и выли на разные голоса: «Со-о-о-у-ус!!!» Дети бежали прямо по пицце, стремглав вылетая из квартиры. Легион неторопливо зашагал следом, тоже не преминув пройтись по колышущейся на полу пицце с живой начинкой и всё равно ощущая, как рёбра ломает мучительной жестокой болью: кара за содеянное добро. Бес знал, что ангел ждет внизу у парадной, но определенно не предполагал, что тот, окруженный перепуганными детьми, укоризненно скажет: – Дети рассказали, что ты обещал им пиццу. Имей в виду, я не одобряю вредную пищу, но, полагаю, обещания следует выполнять. Легион, ошарашенный таким приемом своей весьма героической, по его мнению, персоны, даже спорить не стал. Лишь бросил хмуро: – Сам об этом не забудь.

***

– Ну так где она, эта твоя машина счастья? – спросил Легион нетерпеливо. Беломраморный пол жег ступни даже сквозь подошву туфель, от вездесущей благодати кружилась голова. Вокруг было до неуютного пусто, светло и тихо. «Вот ты какой, Рай…» Не думал Легион, что окажется здесь по собственной воле, да еще живым. Как там Ваня говорил: с кем поведешься… Ваня же благоговейно притих: осматривался глазами Легиона, точно здесь было на что смотреть, прислушивался его ушами, будто жаждал услышать песни ангелов, до которых бес столь упорно не давал другу дорваться, даже словно бы вдохнуть пытался поглубже, отчего у Легиона жгло в груди. – В дальнем крыле, чтобы не мешать логистике, – ответил ангел таким тоном, будто речь шла о самой очевидной вещи на свете. Легион понял, что любимые лаковые туфли едва ли вернутся с небес живыми. К моменту, когда ангел и бес дошли наконец до упомянутого дальнего крыла, ожоги на ногах Легиона успешно перешли из первой степени во вторую и даже начали предвкушать третью. Впрочем, об ожогах он думал сейчас в последнюю очередь. Столько лет бесплодных поисков, и вот наконец возвращение Вани так близко… Казалось, встань пред Легионом теперь целая армия ангелов – и то не смогла бы его остановить. Однако вскоре выяснилось, что бесу предстояло испытание куда более жестокое, чем кровавое сражение. – Пришли, – сказал ангел, остановившись возле огромного сияющего шара, без какой-либо опоры зависшего над полом и будто бы состоящего из чистейшего серебристо-белого света, столь ослепительно-яркого, что Легион едва не зажмурился. – Можешь поместить сюда душу своего… друга, – подсказал ангел, будто бы всё еще слегка сомневаясь в существовании упомянутого друга. Легион подошел вплотную к слепящей сфере и, щурясь от жгучего света, осторожно вложил в нее душу Ивана. – Готово, что дальше? – с энтузиазмом спросил бес, безуспешно пытаясь разглядеть нежный голубоватый огонек души внутри яркого белого солнца. – Молиться, разумеется – что же еще? – отозвался ангел с таким выражением лица, точно Легион задал ему странный риторический вопрос из серии «как есть ртом?». – Молиться? – переспросил бес потрясенно. – Мне? – Это ведь тебе нужно, – резонно заметил ангел. – Гхм… справедливо, – нехотя признал Легион. Даже не спросил себя, когда справедливость успела стать для него весомым аргументом. Медленно, с усилием он опустился на колени. Впервые за свою долгую жизнь сын Преисподней преклонял колени. Впервые же не считал это зазорным. – Господи… не знаю, чего просить у тебя… – неуверенно начал бес, припоминая молитву Ивана, произнесенную на берегу Мертвого моря – единственную, которую знал. Слова ожгли горло, точно каленым железом, и лишь огромным усилием воли Легион не позволил себе замолчать. Слова тянулись друг за другом, сплетались кровавым кружевом, переходили одно в другое, точно звенья раскаленной зазубренной цепи. Слова несли боль. Слова приближали счастье. Легион не заметил, как его глаза стали кровоточить, как кровь пошла горлом, потекла по подбородку, пропитала ворот рубашки. Всё его существо сейчас подчинялось единственной цели: воскресить Ваню. Любой ценой. – Аминь, – последнее хриплое слово сорвалось с губ каплями крови. Они зашипели на белом мраморе пола, точно масло на раскаленной сковороде. Легион поднялся на ноги. Брюки его были прожжены на коленях, сквозь бреши в дорогой черной ткани проглядывала обожженная до мяса плоть. Туфли дымились, пол поджаривал ступни до хрустящей корочки. Бес стер с лица кровь, поднял взгляд, щурясь от яркого, жгущего глаза света. Сияние постепенно угасало, и из него медленно выступала знакомая фигура. Куда моложе, чем в день своей смерти, но всё с тем же наивным, блаженным выражением на лице. Иван часто заморгал, покачнулся с непривычки. Легион, сам с трудом держась на ногах, шагнул к нему, придержал за плечи. – Что?.. – начал было Иван ошеломленно. – Неважно, – отрезал Легион. – Мы уже уходим. Он крепко взял Ивана за руку, коротко кивнул ангелу – сделка была исполнена. И наконец-то позволил себе провалиться сквозь небо.

***

Оплавившиеся подошвы лакированных туфель оставляли на паркете липкие черные следы. Легион отправил испорченную обувь в небытие и через шаг сотворил себе новую, пряча обожженные Небесами ступни. – Проходи, располагайся, чувствуй себя как дома, – развязно произнес бес, пропуская друга в гостиную. – Между прочим, я тоже здесь жил, – напомнил новоиспеченный бессмертный, после чего в который раз за полчаса запутался с непривычки в собственных ногах и, неловко размахивая руками, уже привычно рухнул в объятия Легиона. – Пожалуй, надо будет купить ковер помягче, – пробормотал тот, приложившись затылком об пол. Когда Иван устроился на диване, где ему угрожало упасть разве что на подушки, если только не постарается как следует, Легион открыл холодильник. – Вискарь? – коротко предложил он. – Неисправим ты, Легиоша, – вздохнул Иван. – Ладно, тогда чай, – хмыкнул бес. Крепкий травяной чай действовал успокаивающе. Некоторое время они пили его в молчании, обдумывая предстоящий разговор. Наконец Иван нарушил напряженную тишину. – Тебе больно было? – спросил он с тревогой. – Что – больно? – Легион приподнял брови, изображая непонимание. За последние две сотни лет не случалось минуты, когда ему бывало не больно, но говорить об этом бес не собирался. – Молиться – я слышал, как ты… – Иван замялся, будто не веря самому себе, и договорил едва слышно: – молился. – А-а, это, – Легион небрежно махнул рукой. – Ерунда. Просто набор слов. – Опять врешь, – мягко пожурил беса Иван. Легион улыбнулся. – Не вру, а подвираю. Они оба рассмеялись, вспомнив. Легион с трудом сдержал кашель: горло горело болью, обожженное святой молитвой, и каждое произнесенное слово драло его изнутри, точно стальные когти. – Что же дальше? – спросил Иван. Легион посерьезнел. – Вселяться в тебя я больше не стану. Слово даю. Я свое слово держу, сам знаешь. – Бес помолчал немного, собираясь с силами, и добавил глухо: – Прогонишь – уйду. Иван нахмурился, растерялся. Немудрено – сколько раз он Легиона гнал, а тот не уходил… – Зачем же… гнать, – неловко покачал головой Иван. – Чай сроднились уже… Сроднились… Какое теплое слово – как огонь в очаге. В этом тепле Легион ощутил, как его отпускает напряжение. – Спасибо, – тихо произнес бес неожиданно для самого себя. Они снова замолчали, но теперь тишина была уютной, а не гнетущей. Чай заканчивался. – Есть хочешь? – спросил Легион. И, не дожидаясь ответа, ленивым взмахом руки накрыл на стол. – Фуа-гра тебе не по нраву, так, может, филе-миньон оценишь. – Опять ты за свое, – покачал головой Иван. – Вань, ну я же его не украл, – устало вздохнул Легион. Иван насупился, демонстративно отвернулся от стола. – Ну хочешь – в магазин схожу? – предложил бес. Меньше всего ему сейчас хотелось куда-то идти, но надо ведь, чтобы этот блаженный поел в конце концов. – Правда сходишь? – Иван недоверчиво сощурился. – Если тебе так больше по нраву, – Легион поднялся, игнорируя боль в обожженных ступнях. – А пошли вместе! – решил Иван. – Не доверяешь? – печально улыбнулся Легион. – Что ж, не могу тебя за это осудить… – Да нет же, Легиоша, – Иван обхватил руками его запястье, точно они снова собирались взлететь. Пальцы его без трудовых мозолей да грязи под ногтями казались почти ухоженными… красивыми. – Любопытно просто – никогда ведь раньше в магазине не был, только вывески видел. И то верно: Легион себя прежде такими человеческими мелочами не обременял. – Идем тогда, – бес шагнул к дверям. – Постой, а на какие шиши? – спохватился Иван. Легион остановился, развернулся к нему, ощущая, как горят болью растревоженные ожоги. – Вань, ну я же их не украл, – повторил он. – Просто сотворил… Иван явно сомневался. – Ну хочешь, половину на продукты, а вторую – на благотворительность? – предложил Легион. Иван призадумался, почесал подбородок. – Благотворительность это хорошо, – одобрил он. – Это дело доброе. Что же ты, доброе дело сделаешь? – спросил он, с сомнением поглядев на Легиона. – Сделаю, если ты поешь что-нибудь наконец, – буркнул бес. И тут же хитро улыбнулся: – «Сделка» называется – слышал о таком? Спустя четверть часа они хаотично слонялись по торговому залу ближайшего супермаркета. Иван разглядывал витрины, дивясь каждой этикетке, а Легион бросал в тележку всё то, чему друг дивился особенно сильно, и старался не хромать. – Легиоша, – позвал Иван встревоженно, – да ты бледный совсем! Нехорошо это. Дурно тебе? – Устал, – коротко, небрежно ответил Легион. Признаваться, что у него в глазах темнеет от боли, бес не хотел. – Это после… Рая, да? – сочувственно спросил Иван. Легион кивнул. – Ничего, пройдет. Ананасов в шампанском хочешь? Иван укоризненно нахмурился. – Понял, значит, возьмем просто ананасы, – не стал спорить бес.

***

– А это и впрямь на доброе дело? – с сомнением спросил Иван, глядя через плечо Легиона в экран его ноутбука. – Доброе, доброе, – усмехнулся бес. Судя по тому, какая жестокая боль ломала ему рёбра, этот фонд отправлял все средства на самые что ни на есть благие цели. Иван изумленно покачал головой. – Коли правду говоришь, ты, выходит, добро сейчас сотворил… – В первый раз, можно подумать, – Легион смущенно дернул плечом. – Ну, ты ведь… – начал было Иван, но вдруг запнулся. В глазах его зажглось понимание, и он проговорил тихо и будто бы даже как-то восхищенно: – Ты не творил зла… всё это время… ни разу… Легион пожал плечами. – Тебе и без того было несладко. – А теперь? Иван смотрел на беса пытливо, пронзительно, будто бы в самую душу пытался заглянуть, как если б была она у врага рода человеческого. Легион задумался, вспомнил перепуганные лица детей и безумные гримасы сатанистов, медленно покачал головой: – Не хочу.