Алое и чёрное

Был ли на Земле кто-то, бесивший Себастьяна больше, чем (временами, конечно) – его собственный контрактор, осознавший сладость власти над демоном? Да, конечно же, был. Вернее, были. Жнецы. В особенности некоторые из них. А в частности – конкретно один. Но про него речь пойдёт чуть позже. Потому что, если уж сравнивать между собой представителей этого не столь славного (для демонов) класса; если выбирать из них лучшего среди худших – то Себастьян указал бы на Уильяма Т.Спирса. Нельзя сказать, чтобы тот вызывал у него какую-то особенную симпатию. Отнюдь. Качеств, раздражающих Себастьяна, в господине Т.Спирсе было гора-а-аздо больше. Тот же махровый бюрократизм, непрошибаемое упрямство, отсутствие гибкости мышления и нежелание хоть на ноготь мизинца поступиться своими жнеческими принципами. Даже если следование этим драгоценным принципам вредило поставленной задаче. Себастьян прекрасно помнил, сколько лишних проблем доставил им с Сиэлем этот упёртый жнец в деле о циркачах «Ноева ковчега». С дубовой прямолинейностью, достойной лучшего применения, он чуть было не выдал их с головой. Едва открытым текстом не рассказал, кто он сам, и кто такой Себастьян – ему не было дела до реакции окружающих на подобные откровения. Он упорно отказывался сотрудничать, даже временно не желая идти на перемирие с демоном, тогда как Себастьян предлагал ему действовать сообща, ко взаимной пользе. Уильям Т.Спирс едва не провалил их с Сиэлем миссию. Из-за этого твердолобого жнеца пришлось тогда искать обходные пути, чтобы они смогли выполнить своё задание. Так что – да. Этот очкастый бюрократ раздражал, мягко говоря. Однако у них с Себастьяном было хоть что-то общее. Пара точек соприкосновения, пусть и не столь очевидных. Мизер, конечно, но он всё же имелся. Например – то же наличие принципов, которые Т.Спирс не желал нарушать. Это выводило из себя, но одновременно и вызывало уважение. У демона тоже были принципы, которых он всегда придерживался, и это чем-то объединяло их. Второе – консервативный стиль в одежде. Да, «дресс-код» Себастьяна – его неизменный фрак и перчатки – диктовался избранным им воплощением в облике дворецкого. Он не мог позволить себе выглядеть иначе рядом с аристократом Сиэлем Фантомхайв. Дворецкий – «лицо» всего поместья, он должен всегда оставаться безупречным. У Уильяма Т.Спирса не было особой необходимости носить именно строгий чёрный костюм – другие жнецы одевались, как хотели. Но Уильям выбрал классический стиль, и это тоже в какой-то степени было Себастьяну по душе. Он не любил излишеств, ценил лаконизм. Единственный раз, когда Т.Спирсу пришлось облачиться в другую одежду, был во время расследования того же дела, связанного с цирком «Ноев ковчег». Этот случай показал, что у Уильяма совершенно нет вкуса в одежде. Выбранный им для этого задания костюм был чудовищным в своей пошлости – диктатор мод Нина Хопкинс пришла бы от него в ужас. Определённо, отказываться от классики жнецу не стоило. Словом, он был, конечно тем ещё занудой... и всё же при случае Себастьян скорей предпочёл бы иметь дело с ним, нежели с его коллегой и подчинённым Греллем Сатклиффом. А уж этот Алый жнец способен был довести до белого каления кого угодно, не только своего начальника... Длинная копна алых волос, доходящая до пояса, острозубая, как у акулы, улыбка, высокие каблуки ботильонов, мощная бензопила в качестве модифицированной Косы смерти; красный плащ, однажды навсегда позаимствованный у убитой им Анджелины Даллес, у той, кем он когда-то восторгался, пока однажды она не вызвала в нём приступ лютого гнева и разочарования – таков был жнец Грелль Сатклифф. Ему следовало дать кличку Бешеный – она наиболее полно отразила бы его неукротимый нрав и взрывной темперамент. Сатклифф был воистину больным на всю голову – причём явно в те ещё времена, пока жил в облике человека, прежде чем совершил самоубийство. Перерождение в качестве жнеца ещё больше усилило все его природные склонности. Он отдавался работе по сбору душ с пылом и страстью маньяка-убийцы. Наверняка эти наклонности при жизни не раз приводили его в лечебницу для душевнобольных – но похоже, исцелить эту душу было уже невозможно. Она постоянно хотела убивать. В его зелёных глазах за модерновой оправой очков так и горела жажда крови, желание кромсать и резать свои жертвы – хотя ему, как жнецу, надлежало лишь собирать души, которым предстояло покинуть тело; и просматривать плёнки человеческих воспоминаний. Конечно, в этом плане демон и сам был не подарок. На его счету имелось столько смертей, что Сатклиффу это число и не снилось. Для Себастьяна не было ничего проще, чем убить. Но он-то никогда не рождался человеком, он был лишён присущей людям сентиментальности. Однако – откуда такая жажда крови берётся у того, кто и сам совсем недавно был таким же человеком – для него всегда оставалось загадкой. Кроме того, имелось ещё одно обстоятельство, заставлявшее Себастьяна Михаэлиса на дух не выносить Грелля Сатклиффа и стараться держаться от него как можно дальше. Когда Грелль встретил его впервые – в его мозгах что-то переклинило, и он воспылал к демону крайне странной страстью. Вероятнее всего, он и будучи человеком, имел подобные отклонения. Сатклифф называл себя «дамой» и признавался Себастьяну в пылкой любви, буквально преследуя его повсюду. Он лип к демону, как банный лист и доставал воплями и дифирамбами с заламыванием рук. Впрочем, в то же время он горячо желал перерезать предмет своей страсти пополам собственной бензопилой. Это оружие и в самом деле могло быть весьма опасным для демонов, и Грелль не раз при встрече с Себастьяном пускал её в ход – так что их поединок, когда у одного в руках была зловеще жужжащая бензопила, а у другого – остро заточенные серебряные ножи и вилки – превращался в смертельный танец на крышах и улицах Лондона. Грелль гонялся за ним – ликующий и опасный, как алая чума, восторженно вопил о своих чувствах и (спаси Ад) – о желании иметь общего ребёнка. Правда, одновременно он угрожал распотрошить его и окрасить в любимый цвет – вероятно, чтобы довести до совершенства своеобразное полотно своей любви. Демона выводили из себя дурацкие ужимки Сатклиффа, манерный голос, привычка строить глазки и вечное: «Себастьянчик!» из его уст. А также­ – на полном серьёзе выдвигаемое требование «не бить «даму» по лицу» и смертельная обида, когда оно игнорировалось. Горячо любить и зверски убить демона – вот чего Грелль Сатклифф жаждал с равной силой в одно и то же время. Два этих взаимоисключающих желания прекрасно уживались в его взбалмошной красноволосой голове, никак не конфликтуя между собой. Себастьян хотел бы, чтобы их пути с Алым жнецом никогда не пересекались.