Ключ

«Не правда ли, странное и горестное смешение представлений: необходимость и бесцельность…»

Томас Манн «Доктор Фаустус»

      Все было распланировано: движения, жесты, позиционирование на сцене. Все строго, расписано поминутно. В служении Владыке нет места экспромту и импровизации, нет места надежде на удачное стечение обстоятельств. Их группа всегда работала как идеальный механизм, в этот раз ничего не должно было измениться. Каждый концерт — это шоу, театральное представление, которое обсуждалось заранее. Эротизм всегда сводил фанатов с ума, заставлял их бесноваться — ха – в экстазе. Тонны эдитов в тиктоке, топы твиттера, арты, фанфики, мерч, раскупленные в первый день анонса билеты… Все это популяризировало Владыку, позволяло обратить людей в праведную, истинную веру. Зачем им такой далекий и жестокий Бог, если есть Люцифер! Путеводная звезда, сильнейший и добрейший, принимающий и понимающий… Для каждого гуля честь быть призванным в мир людей, а Дью не был исключением из правил.       Хотя в некоторых случаях, как это замечали состайники, конечно, был. После принудительной смены стихии он так и не смог оправиться. Искра огня не вспыхнула в нем, появился лишь маленький, тлеющий уголек. Только на сцене, соответствуя образу огненного демона, Дью был агрессивен и пылок, сочился той несокрушимой, порабощающей властностью. То, как он душил Рейна, то, как смотрел на Фантома, распластанного перед ним на коленях, то, как он гордо стоял, пока Папа льнул к его бедру — все это было чертовски хорошей игрой. Всего лишь.              Факт того, что Дью не интересует никто, не задевал стаю. Все относились с пониманием, принимая его таким, какой он есть, и демон был благодарен за это. Может, ему и хотелось того, что он когда-то, будучи еще водным гулем, испытал с Эфиром. Сейчас Дью был не в силах даже вспомнить, что конкретно ощущал тогда. Было ли это желанием, страстью или чем-то еще? Дью не знал, он давно забыл то, что значит весь этот набор существительных, несущих номинативную функцию.              В этот раз план был надежен, как швейцарские — Дью даже глупо хихикнул, когда Копиа выдал каламбур – часы: нужно было поднять популярность Свисса, чтобы привлечь больше фанатов подобного — Свисс обиженно вскинулся – типажа. Долго думать над тем, за чей счет будет осуществляться этот перформанс, не пришлось. По количеству эдитов с Дью мог посоревноваться только Папа, но, увы, идея была отклонена Сестрой Император по причине «нарочитости».              Дью вполне устраивал расклад того, что ему, в сущности, не придется ничего делать, Свисс должен был исполнить все сам. Дью был уверен, что после этого финта Свисс получит тонны внимания, что точно скажется на рейтингах, а это его устраивало больше, чем полностью.       

***

             В гримерке пахло приторной мятой — вэйпом Свисса – и терпким табаком — сигаретами Дью. Свисс пытался собрать дреды в приемлемый пучок, чтобы они поместились под маску. Дью пытался справиться с этой треклятой шнуровкой концертных штанов — чей гениальный дизайнерский мозг придумал разместить ее на спине? Он раздраженно выдохнул, когда наконец справился с изъебистой частью гардероба и, понаблюдав за страданиями Свисса еще несколько секунд, подошел к нему:        — Давай я, — Дью сжал большущую ладонь — чем его только в Аду кормили – Свисса.        — Спасибо, — демон облегченно кивнул. — Обычно этим занимается Аврора, но сегодня все идет совсем не по плану. Ее плащ потеряли реквизиторы, прикинь?        — У Маунтина пропали сапоги, — Дью перетянул дреды резинкой. — Я только час назад нашел свои рукава.              Свисс раздраженно покачал головой, крутанулся на стуле, повернулся лицом к Дью. Он задрал подбородок, чтобы установить зрительный контакт — эта привычка уже давно перестала раздражать Дью, ему даже иногда нравилось разглядывать коричневые крапинки на янтарной радужке.        — Слушай, ты как?        — А? — Дью непонимающе моргнул — его не настолько расстроила пропажа вещей, чтобы у него таким беспокойным тоном спрашивали о самочувствии.        — Я про то, что сегодня наш перформанс, — Свисс сверкнул желтыми глазами, расплылся в улыбке, оголяя острые клыки. — Это ведь первое подобное взаимодействие. — Свисс ещё пристальнее вгляделся в лицо Дью, будто пытаясь найти подтверждение чему-то.        — Все нормально, — демон пожал плечами. — Главное — не накосячь.        — Конечно, босс, — Свисс смешливо отсалютовал. — Как скажете, босс.              В гримерку вбежал запыхавшийся Папа.        — Стартуем через пятнадцать минут. Свисс, связки прогрел? — Копиа лихорадочно обшарил помещение взглядом. — Дью, пластырь наклеил? Аврора все нашла? — Второй босс сегодня не в духе? — Свисс осклабился. — Не переживай, все под контролем.        — Ты забыл про второй глаз, — Дью помахал рукой, демонстрируя залепленный мизинец. — Копиа, остынь, этот концерт такой же, как и сотни до него.              Копиа чертыхнулся и выбежал из гримерки гулей, Свисс поспешил за ним, бурча что-то про настройку микрофона.              Дью остался один, его раздражала суматоха и суета, царившие сегодня на площадке. Все эти мельтешения и громкие крики мешали сосредоточиться, собраться с мыслями перед выходом на сцену. Он тяжело осел на стул, закурил — ему предстояло два безникотиновых часа, а дурная людская привычка прилипла к нему слишком крепко, чтобы он мог их спокойно вынести, — но тут же противно пропищала рация, лежавшая на столе. Дью недовольно цыкнул, поспешно затушил окурок, натянул тонкую черную балаклаву, которую носили все, кроме бэк-вокалистов и Маунтина, надежно спрятанного за барабанной установкой. Ему понадобилась еще минута, чтобы нормально надеть маску и случайно не проткнуть ее рогами. В конце-концов все было как обычно, поэтому Дью глубоко вздохнул и пошел выполнять свою прямую обязанность: развращать человеческие умы, спасая их от божественного влияния, заставляя выбрать правильную сторону.       

***

      Дью был мокрым насквозь. Форменная рубашка прилипла к спине, ступни пылали в мотоциклетных сапогах, по вискам катился пот, впитываясь в ткань балаклавы. Жар — как и диско-пиджаки Копиа – являлся неотъемлемой частью каждого концерта. И дело было даже не в том, что во время «Year Zero» сцена буквально горела, а скорее в том, что униформа гулей, призванная скрыть — насколько возможно – демонические черты, не подходила для интенсивной физической активности. Дью плавился, голова уже начинала кружиться от нехватки кислорода, но, благодаря точным расчетам их команды, как раз сейчас начинался четырехминутный перерыв, во время которого демоны могли спрятаться в платформу Маунтина и хотя бы попить воды, пока Копиа будет развлекать зал очередным эпатажным разгоном.              Они влетели в маленькое пространство толпой, срывая с себя маски, лихорадочно подставляя лица ассистентам, поджидающим музыкантов наготове с полотенцами и водой. Дью жадно присосался к холодной бутылке, выпил залпом половину, попытался отдышаться. Он дьявольски устал, хотя его тело и было приспособлено к большим нагрузкам, но они находились в туре уже месяц, и Дью вымотался, как и вся стая.        — Свисс, ты в порядке? — прохрипел загнанно дышавший Фантом.        — У него просто неразделенная любовь к полетам и огню, — Рейн покачал головой. — Он постоянно падает, я не удивлюсь, если в следующий раз он грохнется лицом прямо на пиротехнику.              Свисс предпочел отдышаться, пока ему представлялась такая возможность, вместо того, чтобы снова напрягать связки. Он оперся затылком о стену и наблюдал, как молодая девушка, сидящая между его широко разведенными ногами, мазала ушибленную икру обезболом. Дью с недоумением заметил, что Свисс выглядел властно, даже как-то по-хозяйски. Самоуверенность, о которой и речи быть не могло, потому что Свисс снова накосячил, снова рухнул — снова опозорился и подвел всех, — смазав идеальное шоу, так и перла из него. Она читалась и в лукавом прищуре глаз, и в покровительственном кивке головы, которым он поблагодарил ассистентку, и в том, как он широко улыбнулся на очередной подкол Рейна.              Время, которого и так не хватало на полноценный отдых, уже подходило к концу. Дью, напоследок обливший голову водой, уже надел гитару и приготовился к выходу, но почувствовал крепкую хватку у себя на плече.        — Готов? — Свисс, раскрасневшийся и распаленный, высился над ним.              За стеклами маски не было видно его глаз, но Дью буквально чувствовал этот хитрый, выжидающий взгляд.        — Конечно готов, — Дью фыркнул. — В конце-концов, это всего-лишь повышение рейтинга. Ты же все сделаешь как надо?        — Естественно, можешь не сомневаться, — Свисс широко — хищнически – улыбнулся.              Голос Копиа затих и все поняли, что пора.              Дью выбежал вслед за Фантомом, в кромешной тьме по памяти дошел до своего правого угла сцены. Прожекторы загорелись голубым. Дым-машины заработали с громким урчанием.              Прожектор ищет наблюдателя в небесах.              Первый удар по струнам, первая барабанная дробь Маунтина и все снова началось: гармония звуков, чистый вокал Свисса, голубой свет, заливающий все пространство зала.              Дью оттянул рычаг-тремоло, гитара взвыла, словно сирена, мурашки побежали по его рукам.              Можете ли вы увидеть то, что вижу я?              Копиа раскинул руки, упиваясь мгновением всеобщего внимания.              Дью прекрасно понимал, почему для перформанса выбрали именно этот трек. Дело было далеко не только в том, что он идеально вписывался в долгое соло, нет; всегда важен контекст.              Можете ли вы увидеть то, что вижу я?              Рейн с Фантомом ударили по басам так, что внутри у Дью все завибрировало. Он выгнулся в спине, остервенело дернул рычаг, раскрываясь перед Копиа, чуть ли не выворачивая себя наизнанку; эмоциональное возбуждение, граница реальности и музыка, орущая в ушах.              Общение — это ключ.              Фантом, Дью и Рейн, стоящие плечом к плечу, синхронно качнулись в разные стороны.              Маунтин грохнул по бочке.              Аврора, Свисс, Циррус, Кумулюс и Копиа вошли в резонанс.              Толпа взревела.              Дью обожал этот момент слияния со стаей, момент, когда все они были едины в порыве, были одним целым. Его выкручивало так же, как сейчас выкручивало Свисса на другом конце сцены, сходящего с ума от сирены, хозяином которой был Дью.              Казалось, что сердце вот-вот проломит ребра, что еще чуть-чуть и катарсис наконец-то настанет. Дью закрыл глаза. Он почти видел, как Свисс спрыгивает со своей платформы и большими шагами пересекает сцену, как он скалится, как сжимает свои дьявольски огромные ладони в кулаки, впиваясь когтями в нежную кожу, сдерживая трансформацию, подстегиваемую адреналином. Такое иногда случалось со всеми членами стаи. Демоническая природа брала верх, инстинкты вопили о том, что сейчас то самое время: время жатвы, время пира, время удовольствия. Так накрывало Фантома, который делил сцену со Свиссом и был вынужден постоянно смотреть на то, как мульти-гуль двигает своими мощными бедрами в такт музыке, как изгибается, как дичает, и в вокале, чистом, высоком — идеальном — вокале Свисса начинают проскальзывать рычащие нотки. С Дью такого не происходило.              Свисс взлетел на платформу и пол дрогнул под его весом. Женский визг прорезал ор фанатов.              Дью вдавил педаль сапогом и тронул первые ноты соло. Пальцы скользили сами, ему даже не нужно было смотреть на гриф гитары, чтобы убедиться в том, что он все делает правильно.              Первое, что почувствовал Дью — жар тела мульти-гуля. Свисс схватил его за бок, дернул на себя, вжимаясь бедрами. Пальцы больно надавили на тазобедренную кость, и Дью закусил губу, чтобы не издать жалобный стон. Кровь зашумела в ушах.              Дью отогнул тремоло, зажмурился до белых пятен перед глазами от чего-то страшного, что заклокотало в его груди.              Свисс навалился сзади, пропустил руку под гитару, задел пах Дью и быстро задвигал рукой.              Этот контакт не был похож ни на один, который огненный демон проворачивал на сцене: это был ни ластящийся Рейн, явно балдеющий от пальцев на горле, это был ни маниакально-нежный Копиа, ни послушный Фантом, ни спокойный Эфир.              Ноги Дью задрожали и он оттянул рычаг сильнее, вжал педаль до упора, но не смог сдержать предательский вскрик, когда Свисс, совершенно потерявший всякий контроль над ситуацией, на мгновение вцепился зубами ему в плечо.              Голова закружилась. В груди взревело пламя, заполыхало, обожгло ребра. Пальцы заискрились. Магия, тлевшая все это время глубоко внутри демона, проснулась, прокатилась волной по его хрупкому телу. Дью показалось, что он сейчас не выдержит и спалит все вокруг себя к чертям, но острая, отрезвляющая боль от шлепка по ягодицам, остановила магический выброс.        — Дью, мать твою, держи себя в руках, — проорал Свисс где-то над ухом перед тем, как отстраниться.              Дью открыл глаза. Свет прожектора слепил.              Общение — это ключ,       Когда вы открываетесь для веры,       Можете ли вы увидеть то, что вижу я?       

***

      Остаток сет-листа, три трека на бис, путь до гримерки — все это слилось для Дью в одно сплошное марево, словно цветные стекляшки в калейдоскопе, бесконечно собирающиеся в новые и новые узоры.              Дью не помнил, как они оказались одни, не знал, почему он остервенело впивается в полные губы Свисса и жалобно скулит, не понимал, почему его трясет только от осознания того, что он прижат огромным и горячим телом к холодной стене.        — Семь лет, — Свисс с треском рванул полы концертной жилетки в разные стороны, пуговицы с гулким стуком покатились по полу. — Семь гребанных лет, Дью. Бегаю за тобой, слюной капаю, а ты не видишь.              Свисс жадно запустил руки под ткань, вцепился в тощие бока, с силой провел большими пальцами по косым мышцам живота.        — Как ледышка после этого ебаного ритуала, даже своего обожаемого Эфира забыл.              Дью поднял руки, чтобы Свиссу было легче стащить с него рубашку вместе с синтетическими рукавами, покрывающими предплечья.        — Ничем не добудиться, ничем не завлечь, не распалить, не заставить тебя посмотреть, обратить хоть малейшее внимание.              Резинка соскользнула и белые волосы Дью, убранные в хвост, упали на его бледные плечи.        — А мне нужно было, нужно, слышишь? — Свисс припал к его шее, прикусил кадык, лизнул нежную кожу под подбородком. — Вся стая знает, «неразделимая любовь к огню», Дью. Ты понимаешь? Понимаешь, черт тебя возьми? Я с ума по тебе схожу, слышишь меня?              Дью слышал, но не мог ничего сказать. Свисс одуряюще пах феромонами, мускусом, потом и своей идиотской сладкой мятой, от него разило отчаянной злостью и властью. У Дью подкашивались ноги, магия рвалась наружу, рвалась к единственному, кто был важен. Дью корчился от ощущения бесконечной пустоты внутри, которую срочно нужно было заполнить, утолить адский голод, проснувшийся в демоне. Ему нужны были поцелуи, укусы, властная хватка пальцев на шее, вообще все, что мог дать Свисс.        — Возьми, — Дью застонал, прогибаясь в пояснице, притираясь членом к бедру мульти-гуля.        — Что? — Свисс отстранился и снова посмотрел тем самым взглядом.        — Ты сказал «черт тебя возьми», — Дью прохрипел, трения ткани о ткань было недостаточно. — Возьми.        — Если бы я знал, что для того, чтобы пробудить тебя, нужно всего лишь почти выебать на гребанной сцене, я бы сделал это не задумываясь сразу, на первом же концерте, — Свисс провел ладонями по торсу, остановившись на проколотых сосках Дью, обвел кольца пирсинга пальцами. — Ты будешь умолять, чтобы я взял тебя, ясно? — Свисс легко потянул сережки на себя.              Дью выгнулся от острой волны удовольствия, прокатившейся по всему его телу.        — Я, блядь, не слышу. Ты понял меня? — Свисс потянул сильнее, его глаза загорелись желтым в полумраке гримерки.        — Да! — Дью зашипел. — Да, Свисс, блядь, да!              Мульти-гуль разжал пальцы, согнулся, приблизился лицом к груди Дью:        — Хороший демон, — Свисс широко лизнул ореол, нежно, самым кончиком языка, обвел сосок.              Дью забился в конвульсии: резкий контраст ощущений выбил весь воздух из груди. Хвост бешено дергался в попытках освободиться из плена брюк.        — Потерпи, хороший мой, сейчас, — Свисс резко развернул его лицом к стене — Дью сразу же оперся на нее руками – и в пару быстрых движений перерезал шнуровку на пояснице.        — Костюмеры нас убьют, — Дью вильнул бедрами.        — К дьяволу их.              Свисс спустил брюки вместе с бельем, жадно огладил ягодицы и шлепнул с оттягом, наблюдая за тем, как розовеет кожа.        — Блядь, — Дью всхлипнул, попытался уйти от нового шлепка, но Свисс дернул его на себя, нажал на поясницу, заставляя прогнуться.        — Гуль, который стесняется, — Свисс подхватил Дью под живот, проезжаясь костяшками по влажной головке члена. — Какая милая картина.        — Заткнись и сделай уже что-нибудь, Свисс.              Если бы не поддержка Свисса, Дью бы уже упал: его трясло от магии, от голода, раздиравшего внутренности. От неудовлетворенности, желания, гнева, похоти, мазохистского удовольствия, стыда и переизбытка всех этих чувств. Трансформация, которую до этого удавалось сдерживать, перестала поддаваться контролю: клыки удлинились, отросли острые когти, которыми Дью тут же вцепился в многострадальную стену, воздух вокруг заискрился, кожа на лопатках начала частично покрываться чешуей.        — Свисс, если ты сейчас же что-то не сделаешь, то я приму боевую трансформу, я не контролирую эту херню, — Дью повернул голову и наткнулся на совершенно холодный взгляд мульти-гуля.        — Нет, ты этого не сделаешь, — Свисс навис над ним, запустил руку в волосы, намотал их на кулак, оттянул.        — Это не моя прихоть, я не могу! — Дью снова заскулил. Он чувствовал, как по бедрам стекает смазка, выделившаяся из-за предельного возбуждения, его хвост метался из стороны в сторону, пытаясь заставить Свисса сделать хоть что-нибудь.        — Ты этого не сделаешь, потому что я так сказал.              Сирена завыла в ушах, ноги подкосились, и Дью почувствовал, как чешуйки втягиваются назад под кожу.        — Вот видишь, — Свисс убрал ладонь с живота и завел ее за спину, медленно погладил основание хвоста. — Когда ты чего-то хочешь, ты всегда это получаешь. Я ведь прав, Дью.              Демон попытался дернуться, чтобы сместить пальцы Свисса ниже, но хватка в волосах только усилилась.        — Нужно попросить, — Свисс провел пальцами между ягодицами, размазывая смазку. — Какой ты мокрый, черт. Надо было сделать это раньше. Если бы я только знал, Дью. Если бы я знал, что тебе нужна не сила и власть, которой ты упиваешься. Правая рука Копиа, да? Лидер, да? — Свисс отдернул руку, послышался треск ткани. — Тебе, блядь, нужно подчинение. — Он потерся членом о влажную кожу. — Нравится, когда тебя подавляют, когда заставляют испытывать стыд, когда контролируют…              Щеки Дью полыхали. Он ненавидел грязный рот Свисса, ненавидел его болтливость, ненавидел то, с какой точностью он читает все его мысли, все его желания.        — Даже сейчас ты скулишь. Даже сейчас, когда тебя приперли к стенке, когда намотали волосы на кулак, ты испытываешь чистый, неподдельный кайф. — Свисс почти шипел. — А самое ироничное, что тебе мало, чертовски мало. Ты бы хотел, чтобы я перетянул твои запястья ремнем, чтобы распластал тебя на кровати, чтобы наконец-то трахнул тебя, потому что больше ты не можешь, Дью. Где хваленое самообладание? Где вся твоя игра в злобного огненного демона? Где жажда власти? Их, блядь, никогда на самом деле и не было. Актер хренов. — Свисс толкнулся пальцами внутрь, смазка, которой был переполнен Дью, полилась по ногам. — Пиздец, Дью, просто пиздец. Ты понимаешь, какой ты горячий внутри? Какой влажный? И все это только потому, что тебя облапали на сцене, как самого покорного сабмиссива.              Дью проехался когтями по стене, оставляя глубокие царапины.        — Тебя нужно додавить еще? Ты гребанный любитель грязных разговоров, Дью, — Свисс согнул пальцы, надавил на простату. — Я думал, что наш первый секс будет нежным. Я думал, что растоплю твое ледяное сердце свиданиями, томными вечерними разговорами, а потом отдамся тебе на постели, буду обнимать тебя, буду выцеловывать твои ключицы, буду плакать от гребанного счастья единения, Дью, — Свисс агрессивнее задвигал рукой, выбивая из огненного гуля скулеж. — Оказалось, что вместо семилетних ухаживаний с подарками, заботой и трепетом, тебя торкает грязная ебля в гримерке после концерта, Дью. Попроси меня. Попроси меня! — Блядь, Свисс, да! — Дью почти заорал, пытаясь насадиться на пальцы сильнее, пытаясь получить этого физического контакта, прижаться спиной к груди Свисса, но хватка в волосах только усилилась. — Да, так и есть, я хочу, чтобы ты меня выебал, как своего нижнего, черт побери! Свисс, пожалуйста, пожалуйста!        — Хороший демон.              Дью позорно всхлипнул, когда почувствовал, как крупная головка надавила на стенки ануса, как раскрылись мышцы, принимая в себя член. Свисс не стал церемониться, а сразу вошел полностью, одним движением, и громко зашипел от давления.        — Расслабься, Дью, — Свисс отпустил его волосы, вцепился в бедра.              Свисс прижал его к самой стене, впечатывая в нее щекой. Он брал его жестко, с оттягом. Дью было жарко. Ему казалось, что он горит, что каждое движение Свисса, каждое его ругательство, каждый шлепок кожи о кожу, каждый укус превращают его в безумца, в низшего демона-суккуба, жаждущего только секса и магии. В какой-то момент — Дью не понял, как это получилось — Свисс отстранился и подхватил его под колено, заставляя раскрыться еще больше, выставить себя напоказ, а его хвост, тонкий и холодный, обвил шею Дью, надавил на яремную вену. Дью попытался свести ноги, сохранить остатки гордости, но не смог. Не смог отказать себе в удовольствии быть уязвимым. Он обмяк в его руках, безоговорочно повиновался, доверился этому властному голосу, отпустил себя.        — Пиздец, ты стонешь, как последняя шлюха, Дью.       Свисс вцепился зубами ему в плечо.              Возможно, ему будет стыдно потом, когда все это безумие закончится, когда он придет в себя, когда вспомнит, где он и что делает, но сейчас Дью было откровенно похуй на то, что он жадно принимал в себя член Свисса, что он бился в экстазе от того, что его почти распяли, что он закатывал глаза от удовольствия, потому что Свисс кусался и душил, потому что Свисс нес грязную похабщину, потому что он был со Свиссом. С этим страстным, горячим, красивым, властным Свиссом, который делал ровно то, что было нужно Дью, который ломал барьер смущения и стыда, который пробудил в нем истинную демоническую природу. Магия текла лавой по венам, все чувства, притупленные и замороженные, обострились до предела. Дью глухо простонал, когда Свисс развернул его к себе, подхватил руками под колени и поднял, насадил на член снова. Дью чувствовал себя безумно маленьким, по сравнению с мульти-гулем, с легкостью держащим его на весу.              Свисс целовался остервенело и жадно, пытаясь заклеймить и привязать к себе, пытаясь показать и высказать все то, что накопилось в нем за долгие семь лет отчаянья и больной привязанности. Острые клыки царапали кожу, и поцелуи приобрели кровавый, металлический привкус. Свисс вылизывал его шею и уши, ругался и признавался в любви, двигался то яростно, то нежно. Он обвил хвостом член Дью, надавливая на головку, остервенело задвигал им, зашептал на грани слышимости:        — Давай, Дью. Можно, хороший мой. Я разрешаю.              Дью больше не мог выносить этот бешеный темп, эти безумные ласки, этот гребанный танец смерти. Он выгнулся в спине, впился когтями в плечи Свисса и закричал, чувствуя, как катарсис, такой желанный и недостижимый, наконец-то свершился. Как магия, переполнившая его тело, выплеснулась в пространство, заполнив маленькую гримерку удушающим жаром. Как пламя внутри успокоилось, превратившись в сильный, спокойный огонь.       

***

             Они лежали на узком диване, накрывшись чьим-то концертным плащом.              — Будут тебе и свидания, и томные разговоры, и моя постель, и слезы во время секса, — Дью обвил бедро Свисса хвостом, огладил рельефный пресс ладонью.              — Я люблю утренний кофе и белые розы, — Свисс нежно перебирал волосы Дью.              — Заказ принят, — Дью поцеловал Свисса в плечо.              В дверь настойчиво постучали. Дью попытался вскочить, но Свисс только крепче прижал его к себе и вытащил из-под подушки связку ключей. В его желтых глазах плясали смешинки.