Best of me

Чонсон строго оглядел себя в зеркале, поправляя полы пиджака. Выглядел он с иголочки, если бы не одно «но»: от въевшегося в кожу запаха серы никак не удавалось избавиться — годы мытья адских котлов давали о себе знать. Люцифер, проявив невиданное благодушие, сократил его срок с тридцати лет до четырех за примерное поведение и разрешил вернуться к прежней работе. И как только Пак вновь оказался в мире людей, то поспешил проведать его. Глаза, отвыкшие от солнца, слезились, а дуновения прохладного ветра ощущались просто восхитительно. Чонсон зажмурился, подставляя кожу солнцу, как выползший на крыльцо, чтобы погреться, кот. Он уже успел отвыкнуть от этих простых, но приятных ощущений. Его место в филармонии было чуть слева в третьем ряду. Билеты на отчётный концерт всегда шустро раскупались, студенты были очень талантливыми, но Пака интересовал один конкретный пианист. Время тянулось как хвост никуда не спешащей черепахи, но чем ближе было выступление Чонвона, тем волнительнее становился момент. Наконец на сцене появился он, и Джей затаил дыхание, пытаясь запомнить каждый шаг, жест, взгляд. И почему он не додумался купить камеру! Хотя в аду эта штука все равно бы не работала. — Выпускник третьего курса Ян Чонвон выступает с произведением собственного сочинения «Воспоминания о юности», — объявила ведущая. Чонвон играл, расправив плечи, а его пальцы бегали по клавишам с неимоверной скоростью. Поначалу лёгкая и беззаботная мелодия обрастала все новыми аккордами, то ускоряясь и становясь более острой с помощью стаккато, то льясь из-под пальцев плавно и неспешно. Постепенно к радостным мажорным мотивам присоединился другой — тревожный, резкий, будто композитора что-то очень волновало и даже пугало. Но и он отступил, проигрывая в неравной борьбе живому и светлому лейтмотиву, который и ознаменовал юность музыканта. И Чонвону так замечательно удавалось передать каждую из эмоций, что это вызывало восхищение. — Браво! Чонвон скромно поклонился, с улыбкой пробегаясь взглядом по присутствующим и коротко махнул кому-то в толпе. Пак не знал, была то мама, учитель или кто-то из друзей, но был рад, что есть человек, который Яна поддерживает. Пускай было горько, что этот человек — не сам Чонсон. Зрители не скупились на аплодисменты, а Пак и вовсе стёр руки, хлопая что есть мочи. Он наверное выглядел как дурак, смотря на пианиста с жадностью и обожанием, но сейчас его это мало волновало. Он пытался запомнить этот момент, но не мог насмотреться на парня перед собой, выросшего и превратившегося в мужчину. Чонвон стал ещё привлекательнее, подтянутее, сильнее вытянулся в росте и потерял прежнюю подростковую худобу, став крепче. Черты его лица заострились, на место чуть пухловатых щек пришли острые скулы, что сделало его мимику ещё выразительнее. Чонсон не мог отвести от него глаз до того самого момента, пока Ян не скрылся за кулисами. И даже потом Пак только и делал, что проматывал те фрагменты, почти не обращая внимания на следующие выступления. Его разум был не на сцене, а где-то там, в глубине театра, с Чонвоном. И даже по завершении концерта Джей, как зависимый, топтался около здания филармонии, в надежде хоть одним глазком узреть того, о ком думал бесконечными адскими сутками. Он знал, что это неправильно, но не мог отказаться от выпавшего ему шанса стать в жизни Чонвона хотя бы сторонним зрителем. «Мне помогают мысли о тебе. О том, то ты бы гордился мной, если бы я поступил. И о том, что может, когда-нибудь ты бы увидел меня на сцене. И мы бы встретились.» Но тем вечером демон Чонвона больше не увидел и вернулся в ад не солоно хлебавши. А следующим утром он задумчиво шел по улицам Милана, ища сам не зная чего. Пак ждал распоряжения Люцифера — тот должен был доверить ему какое-то поселение или район для обработки. Но отчего-то дьявол тянул с решением, и Чонсон не смел торопить его. В глубине души Джей предполагал — а что, если Джеюн намеренно даёт ему шанс, чтобы понаблюдать за Чонвоном чуть дольше? Пускай это было что-то из области фантастики, Паку втайне нравилось в это верить. Он решил попить кофе и перекусить в одной из кафешек недалеко от центра. Почему-то она привлекла его внимание, пускай он никогда тут раньше не был. За годы в аду Джей успел позабыть вкус человеческой пищи, и признаться, он не был большим кофеманом, но сейчас почему-то захотелось. Приветливая девушка предложила ему столик в помещении или на улице, на что Чонсон выбрал второй вариант. Погода располагала, и столики удачно располагались в тени соседнего здания, а солнце не слепило глаза. Пак был увлечен изучением меню, пытаясь вспомнить, что же значат позабытые названия, когда его от размышлений отвлек голос. До боли знакомый голос. — Доброе утро, господин, уже готовы сделать заказ? Чонсон медленно сглотнул вязкую слюну и поднял голову, как в замедленной съёмке. Перед ним стоял Чонвон, живой, настоящий, из плоти и крови, он находился так близко, что можно было прикоснуться. Молодой мужчина был облачён в лёгкую белую рубашку с закатанными рукавами — местную униформу. И ему очень шло. — Пожалуйста, капучино, — еле выдавил из себя Чонсон, называя то, что первым пришло в голову. Все мысли моментально покинули его воспалённый разум, а о том, что собирался заказать, он безвозвратно забыл. — И блинчики. — С какой начинкой? У нас есть шоколадные, клубника со сливками и банан, что пожелаете? — вежливо уточнил самый очаровательный официант. — Пускай будет клубника, — признаться, Чонсону было абсолютно все равно, с чем будет десерт. Принеси ему Чонвон блинчики со стеклом, он бы съел и не подавился. — Отлично. Кофе принести сразу или вместе с десертом? — Сразу, — выпалил Пак. Он не мог отказать себе в возможности увидеть Чонвона как можно большее число раз. Ян, поблагодарив посетителя за заказ, шустро удалился, оставив Джея в растерянности. Если вчера он намеренно ждал и искал встречи, то сегодня никак не ожидал столкнуться с Чонвоном. Ну не насмешки ли это Люцифера? К счастью, долго томиться в ожидании Паку не пришлось: кофе Чонвон принес довольно быстро, желая приятного аппетита и удаляясь к подошедшим к соседнему столику клиентам, чтобы принять заказ. Джей скрипнул зубами: ему бы очень хотелось, чтобы Чонвон уделил ему больше времени, а не умилялся прелестной болонкой, которую на руках держала престарелая дама. Разумеется, Джей мог бы привлечь внимание Яна намеренно: разбить кружку, заявить, что кофе отвратительный или потребовать дополнительные салфетки. Но ему не хотелось доставлять студенту консерватории неудобств, а потому он лишь украдкой наблюдал, как шустро Чонвон снует меж столиков, даря посетителям яркую улыбку. Наверное день каждого из этих людей становился лучше лишь потому, что им посчастливилось перекинуться с ангелом в человечьем обличье парой слов. Быть может, Яну и правда суждено стать ангелом в следующей жизни? Почему-то Пак задумался об это только сейчас. Но участь ангела не была такой уж и лёгкой, на самом деле. Впрочем, как и человеческая. — Ваши блинчики с клубникой, — Ян вновь прервал его размышления, заставляя Джея вздрогнуть. — Быть может, повторить вам кофе? Пустая кружка говорила сама за себя, и Джей лишь с благодарностью кивнул. Через несколько минут Чонвон вернулся с новым капучино, желая мужчине приятного аппетита, и вновь упорхнул. Капучино, к слову, был совершенно обычный, но принесший его официант делал напиток гораздо лучше. Джей мог бы с уверенностью заявить, что это был самый вкусный кофе в его демонической жизни. Уходить не хотелось, но и задерживаться смысла не было. Чонсон не хотел вмешиваться в размеренную жизнь Чонвона — прошлое его вмешательство не принесло юноше добра. Демон позволил себе понаблюдать лишних пять минут, мечтая о том, что бы было, если бы Чонвон его вспомнил. Наверное, он бы расплакался, а потом стал судорожно рассказывать все, что с ним произошло и расспрашивать Джея о его жизни. Скорее всего, юноша обнял бы его или взял холодную руку Джея в свою теплую ладонь. И разумеется, Пак бы обнял его в ответ, наслаждаясь коротким моментом близости и впитывая подаренное самым важным человеком тепло. Но мечтам, даже демоническим, суждено оставаться лишь мечтами. Потому, когда официант пробегал мимо, Чонсон остановил его и спросил: — Можно счёт, пожалуйста? — Конечно, господин. Через минуту Ян стоял перед ним с чеком, а Джей доставал из кармана две крупные купюры — гораздо больше той суммы, что была указана на бумажке. — Сдачи не надо, — он положил деньги в шкатулку, но Чонвон, кажется, не обратил на это должного внимания, вглядываясь в лицо Джея, как будто пытался найти в глубине зрачков что-то одному ему известное. — Простите за бестактный вопрос, господин, но мы с вами нигде прежде не встречались? Сердце в тот момент подвело человеческое тело Чонсона, споткнулось и неровно пошло дальше. Дыхание в груди перехватило, и Пак, хватая губами воздух, выдавил: — Нне думаю. Неужели Чонвон…вспомнил? — Простите, наверное с кем-то спутал, — склонил голову Ян и призадумался. — Хотя подождите, вспомнил! Вы же были вчера на концерте, верно? Джей чуть закашлялся, пытаясь привести дыхание в порядок. Сердце билось нормально, ведомое глупым сознанием, которое ещё на что-то надеялось. Конечно же, Чонвон не помнил. Он просто не мог помнить. Не после того, как с его памятью поработал сам Люцифер. — Да, я был там. Вы запомнили? — Я многих зрителей запоминаю. Для меня очень важно, когда приходят на концерты, я конечно понимаю, что это отчетник, и я там не один, но все равно приятно. Скажите, вам понравилось? — Вы играли изумительно, — улыбнулся Чонсон. После этих слов на лице пианиста также разгорелась яркая улыбка. — Произведение вашего сочинения было прекрасно. Я был очарован. Скажите, что именно вы хотели передать слушателям? Я почувствовал многое, но все же хотелось бы узнать из первых уст, раз выдалась возможность. — Ох, вы запомнили! Я польщён и благодарю вас за столь теплые слова, — Ян выглядел весьма удивлённым, будто не ожидал, что Джей окажется так заинтересован. — Вначале я хотел передать лёгкость и непосредственность такой поры, как юность. Дружбу, первую влюбленность, то восхищение, которое я испытывал, когда попадал в храм или когда играл на инструментах. Но к ним примешались и иные чувства — неуверенность в будущем, страх неизвестности, а ещё…есть какое-то странное ощущение, но даже не знаю, как его правильно описать. Как будто я забыл что-то очень важное, какую-то весомую часть моей жизни. Но как бы я ни старался, я не могу ничего вспомнить. И тревогу по этому поводу я тоже перенес в свою пьесу. Ну а конец ассоциируется у меня с поступлением в консерваторию; радость из-за того, что мне это удалось, волнительное предвкушение и новые впечатления. Вот что я хотел передать в своем произведении. Юноша затих, ожидая от собеседника какой-то реакции и смотря на него с волнением. Вдруг рассмеется и скажет что Ян — чудак и фантазер? Но этот Чонвон не знал, что Джей ни за что бы так не сделал. — Чудесные слова. И чудесный смысл. Я действительно почувствовал многое из этого. Вы потрясающе играете. Я думаю, вам суждено стать великим пианистом. И композитором. — Вы что, господин, — официант явно был смущён столь щедрой похвалой, — Я не заслуживаю такой высокой оценки! Было много ошибок и недочётов… — Если и так, сторонним слушателям они не были заметны. Вы чудесно справились, Чонвон, и я желаю вам успехов в будущем. Сразу видно, когда человек занимается любимым делом. — Вы правы! Я так счастлив, что сейчас я здесь, что все именно так сложилось! И очень благодарен своему учителю, который подтолкнул меня к тому, чтобы поступить в консерваторию! Если бы не он, все точно было бы иначе. Верно. Джей сглотнул, сдерживая себя от того, чтобы добавить: «Я тоже был там! Тоже помогал тебе понять, что ты хочешь на самом деле, уговорил следовать за мечтой!» Но вместо этого сказал: — Должно быть, ваш учитель очень вами гордится. — Да! Он был вчера на выступлении, и ему очень понравилось. Он всегда нахваливает меня, аж неловко. — Думаю, он говорит правду. — Вы очень добры, господин. Надеюсь, я не утомил вас разговором, — Чонвон оглянулся по сторонам, видя, как его подзывает грузный мужчина с крайнего столика, — Сейчас мне нужно идти, но быть может, есть шанс, что мы ещё встретимся? Что вы придёте на концерт? — Конечно, встретимся. Береги себя. До свидания, Чонвон.

Ложь ещё никогда не давалась Джею так легко.

Но он же демон, в конце концов.