Как у людей

      Рвущие тишину взвизги проезжающих по Балаклавскому проспекту машин постепенно сменяет обречённый гул Варшавки. Встала намертво, несмотря на поздний час. Опять какой-то большегруз без цепей выперся по гололёду, в себя поверил. Вот вам и спальный район. Не спит одержимый жаждой контроля большой город: копошится уличным зверьём в подворотнях, бренчит арматурой на брошеных стройках, следит жёлтыми окнами глаз за разбредающимися по бетонным коробкам припозднившимися прохожими. Все дойдут, кому-то не повезёт — городу без разницы, город живёт властью над массами, плевать он хотел на отдельные жалкие жизни. Развалившийся на дорогом кожаном сидении демон город этот когда-то хорошо понимал. Город и сам — тот ещё демон.       День рухнувших надежд и несбывшихся ожиданий медленно, но верно близился к завершению. С одной стороны, туда ему и дорога, с другой... Дней-то, может, вообще мало осталось. И к сокращению их количества Азику, хочешь-не хочешь, руку приложить придётся. С некоторых заданий так просто не соскочишь. Завтра вот...       Нет. Бес в раздражении сжимает зубы. Не об этом, только не сейчас.       Вечер неожиданно вышел вполне приемлемым, неплохим даже. Пусть и подтвердил ещё раз мысль, которая весь день на подкорке зудела: "всё — не то, чем кажется, всё сложнее". Словно весь его, Азика, жизненный опыт по щелчку обесценился, ухнул куда-то в пустоту на бирже достижений. Вот и чек-ап сокровенных желаний близкой родственницы антихриста стал достойным заключительным аккордом, удостоверил несостоятельность прежних убеждений.       «Забавно, — думает Азик, пропуская меж пальцев найденную в кармане пальто алую атласную ленту, — так долго со смертными в одном котле вариться и так фатально не угадать, с точностью до наоборот».       Такого он не ожидал.       «Не такой, как все хочет быть, особенной», — передразнивал себя, тихо притворяя облезлую дверь её квартиры, спускаясь по гулким ступеням в полутьме лестничных клеток.       А вот этого она как раз и не хотела. Это бес сразу понял, едва проник незваным гостем в святая святых её подсознания, чуть только коснувшись причудливых переплетений нейронных связей.       Ничего Варвара Валерьевна, урождённая Баженова, шестнадцати лет от роду так не хотела, как самой обычной быть. Абсолютно заурядной, средненькой такой, чтобы вот прям как все — быть, жить, существовать.       Таких, как все, не травят. Над ними не издеваются и не смеются. С такими, как все, общаются, болтают по телефону, зовут на вечеринки, приглашают в общий чат и на свидания. Делятся жвачкой и стикерами на переменах. Такие, как все, хихикают с подружками, меняются джинсами и кофточками, ходят стайками в туалет и бегают друг к другу на ночёвки. У таких, как все, есть друзья. Они болтаются вместе по улицам, курят, сидя на спинках уличных скамеек и на подоконниках в подъездах, пьют дешёвое пиво, то и дело взрывая тишину раскатами буйного беззаботного хохота. Таким, как все, жить проще.       Вот и Варя так хотела. Хотела, но не могла. Потому что как раз обычной она и не была никогда. Не получалось у Баженовой быть как все, и эта её "нетаковость" вечно ей всё и портила. Лезла из всех щелей, прорывалась сквозь судорожно сжатые губы, сквозь поры сочилась, ни промолчать, ни глаза закрыть не давала, ни в какие рамки не вписывалась. И Варя вместе с ней.       И разгадка жажды ею смены имиджа вмиг обнаружилась. От причины Азик знатно охренел. Точнее от собственных давних скоропалительных выводов. Ну никак не вписывался в бегло составленный им образ Баженовой-младшей — придуманный, получается — что не выделиться она решила экзотическим апдейтом, а наоборот, слиться с массой. Даже цвет, оказывается, был выбран не случайно. И надо признать, стратегия была неплохая. Если в условной стае ярко окрашенные волосы - признак крутости, почему бы это не использовать? Отличный способ мимикрировать, прикинуться своей. Тем более в этом случае так удачно совпало, что и личным Вариным предпочтениям это решение вполне соответствовало. Не помогло, правда.       Да тут ничего бы не помогло. Это только Азик, из-за своего передаренного имущества до молний из глаз доведённый, да прочими траблами к грешной земле придавленный, ничего сначала не заметил. А вот смертные чужеродный элемент определяли безошибочно. Система распознавания свой-чужой работает безотказно, её цветом волос не обмануть. Не помогли бы Варваре ни такие же, как у одноклассников, брендовые шмотки, ни новый айфон, ни готовность со стенами слиться, лишь бы не трогали, не замечали. Всё равно заметят.       Зато насчёт остального демон не ошибся, с чем и поспешил себя поздравить. Не утратил, значит, прежней сноровки, не совсем безнадёжен. Были там, в мыслях её, и попроще желаньица, куда как понятнее. Дефолтной своей внешностью сестрица сатанинского отродья была, разумеется, недовольна. Ну, не то чтобы у неё причин на это не было, если уж начистоту. Вся она какая-то угловатая, резкая, на лице одни глаза, уши торчат, локти острые. Если ещё и характер паршивый её учитывать, так и вовсе очень на любителя. Любителей предсказуемо не находилось.       На всякой мелочёвке Азик останавливаться не стал, интересного и так было достаточно. Растревоженным, словно расчёсанный нарыв, пятном горело давнее заветное желание отца иметь, на самом дне сознания тлевшее, с детства, видимо, и снова два дня назад вспыхнувшее. До сих пор окончательно не потухшее, уже заволакивалось туманом разочарования, покрывалось струпьями обиды и обманутых ожиданий, но ещё сияло, мучило, болело. Зависть мигала вспышками, то и дело желание бередя, разрастаясь. Не бледная, детская, (Мам, а Вадика папа из садика забирает. А Соня сказала, что она на выходные к папе поедет. А можно мне тоже к папе?). Яркая, опаляющая. Для демона — и вовсе загляденье.       Вообще всё у неё было на разрыв, всё горело внутри, сотрясалось разрядами боли, страхом неопределённости, жгучей неустроенностью. И неудивительно. Получается, что давно безнадёжными казавшиеся желания быть таковыми вдруг перестали и только-только начали в жизнь претворяться — вот оно, руку протяни, чуть-чуть ещё, и сбудется — как прямо из под той руки их и выхватили, втоптали в землю, теперь уж точно навсегда.       Несколько минут всего побыла на равных с популярными одноклассниками, почувствовала себя частью целого. Пусть и понимала, что целое это — так себе. Ну и что? Не просто издеваться прекратили, а самым настоящим признанием побаловали. Жестокий пранк. Изощрённое издевательство. Больно.       Нежданно-негаданно отец объявился, да не кто-нибудь, а сам Владыка Ада, могущественный защитник. Радость была немыслимая, искорки от неё до сих пор не все угасли, носились меркнущими звёздочками в темноте подсознания, оседая бесполезным пеплом. Недолго пришлось радоваться. Ещё больнее. Может как раз оттого, что счастье мимо неё, да к брату. А мечта ведь её была, Варина.       Так и вышло, что несмотря на другую свою тайную грёзу — о по-настоящему близком человеке, о родственной душе, (эту находку Азик ещё успел на бегу краем сознания зацепить, торопясь незамеченным уйти), собственную свою душу, и раньше-то бывшую лёгкой добычей, она теперь была готова демону на блюдечке поднести. Правда Азика такие подношения давно уже не интересовали. Он и прежде обязанностями по сбору душ манкировал изрядно — со всеми этими договорами носиться, грешникам в уши лить, торговаться... На земле и поинтереснее дела найдутся. А как просёк, что можно, не заморачиваясь, соглашение для юзеров переписать и спокойно тем, что нравится, заниматься, так и вовсе расслабился.       Когда-то тщательно выпестованная репутация безупречного сотрудника теперь работала на него. Сатана, Aзиковыми отчётами обычно крайне довольный, ковыряться в ворохе бумаг тоже не горел желанием, вот и проглядел сомнительную аферу. Дал бы себе труд разобраться, тут же понял бы, что Небеса такой эгримент как нехер делать оспорят. Качеством душ Азик тоже не заморачивался. Смотрела его в основном молодёжь, сильно нагрешить в силу возраста ещё не сподобившаяся. Да и выйти из соглашения можно было в любой момент, никому просто в голову не приходило. Необычайная для демонов щедрость, между прочим. Так что растрёпанной, измождённой душонкой случайной своей собутыльницы Азик овладевать не собирался. Вот пару веков назад... тройку... может, ещё дальше...       Всплывшее в мозгу окно с подсказкой ехидно возвестило, что тогда Ангелу Смерти интересоваться сиблингом очередного антихриста, лезть куда-то, любопытничать и в голову бы не пришло. Ни пару веков назад, ни даже пару дней. И что связано это желание главным образом с конкретной особой. Окно это Азик торопливо скипнул. Ересь какая лезет. Трэш. И хватит уже о ней, сколько можно?! Своих проблем хватает, вообще-то. Вот что там было... про работу что-то...       — Отчёты-ы-ы-ы, — стонет он внезапно в тишине звукопоглощающего салона премиум-класса.       Угодливый водила в дорогущем безвкусном костюме оценивающе пялится на пассажира в зеркало. Соображает, с какой стратегией шансы на хорошие чаевые возрастут — развлечь клиента беседой или не лезть. На самом деле стараться было не обязательно. Чаевые Азик оставлял только в исключительных случаях, чаще же давал до смешного мало или вовсе ничего. Забавно было наблюдать, как рабы должностных инструкций агрятся, а ни сделать, ни высказать ничего не могут.       — Вы что-то сказали? — всё-таки решается водила, заискивающе поглядывая на Азика.       — Ага. — демон, позванивая браслетами, лениво закидывает руки за голову, — Совет есть. Ботинки из Англии не заказывай, смысла нет. Твоим пассажирам насрать. Не смотрим мы туда.       — Ч-что, простите? — лицо таксиста непонимающе вытягивается.       — И костюмы на заказ шить бросай, — позёвывает Азик, бездумно пялясь в россыпь подсвеченных огнями фар мокрых капель на стекле, — ты их выбирать не умеешь всё равно. Дешёвые понты. Таксист таксистом и остаётся, что бы ты там той блондиночке из Отрадного про бизнес свой вчера ни заливал. Обслуживай качественно, вещи стирай, и достаточно. Нашёлся тоже Дерипаска с шашечками. Лишнее на чистку салона потрать лучше, куревом пиздец как несёт.       Так, грёбаные отчёты. Теперь-то, когда Сатана всю непосильным трудом нажитую Aзикову подписоту одним махом заруинил, легко отделаться больше не получится. Опять придётся подвиги по искушению и порабощению сочинять. Пока подготовка к Апокалипсису полным ходом, шефу не до того, но надолго ли?       Итак, если бы бес собственной душой обладал, она бы к розничным покупкам не лежала. Но, несмотря на это, статус лучшего работника, правой руки шефа закрепился за ним прочно, во многом благодаря великолепным отчётам. Особенно хорошо с этим церковь помогала. Да что там, эффективнее многих Aзиковых коллег работала. Наконец-то приятные воспоминания!       Особенно Мессиру телевизионные передачи от церковных каналов нравились. Азик и рад был стараться, добывал эксклюзив, сам каверзные вопросы в студию посылал и потом с удовольствием слушал, как священники ужами изворачиваются. Людишки, правда, и здесь его порой обскакать умудрялись. Так на одном из эфиров какая-то ярая христианка спросила с придыханием:       — А вот у меня зарплата в среднем восемьдесят тысяч. Подскажите, батюшка, сколько жертвовать на храм?       И вопрос-то был совсем простецкий, ничего не предвещало, но давний Азиков любимчик протоиерей Смирнов без промедления ответил:       — Все восемьдесят тысяч! Взять и все сразу истратить!       Его напарник по эфиру отец Александр, заметно побледнев, издал нервный смешок и попытался было перевести сказанное в шутку:       — Ну да, и весь месяц потом ходить побираться...       Но Смирнов руки помощи не заметил и окончательно себя закопал, добрую часть доверия к институту церкви с собой прихватив:       — Нет, ну почему, дома-то есть... крупа! — брякнул он, не замечая отвисшей челюсти напарника, и продолжил, запинаясь, попытки выплыть самостоятельно: — Так не бывает, чтоб... наверняка... Ну... эээ... хозяйственная женщина... наверняка у неё дома порядок... ну, у женщины этой... вот даже по вопросу чувствуется. Ну, в смысле... она даже если всю зарплату отдаст, ей на месяц запасов-то хватит.       Бес аж попкорном поперхнулся от восторга. Одиозный отрывок тут же по сетям расшерил хорошенько, и результаты себя ждать не заставили. В комментах кто-то пониманием к большевикам, раскулачивавшим церкви, проникся, кто-то резонно замечал, что сам батюшка явно не на крупе так раздобрел, а кто-то практично интересовался, что за люди по нынешним сытым временам крупу домой такими объемами покупают, что её запасов на целый месяц хватает, если кроме той крупы не жрать ничего.       Искушение попа Азик, конечно, себе приписал, хотя тот и без демонов отлично справлялся. Сатана и не думал что-то там проверять, так над тем отчётом угорал, что все девять кругов штормило, а после пресловутое зеркало подарил, да ещё восемьдесят тысяч деревянных на карточку кинул постиронично.       Зеркало, чтоб его. Не вполне поначалу уверенный, что для человека подарок демона, ещё и Ангела Смерти, чем-то иным, чем дар самого Сатаны обернётся, Азик, поразмыслив, пришёл всё-таки к выводу, что всё делает правильно.       Прежде всего, никаких договоров между ним и Баженовой-младшей не существует. Сердца в фигуральном смысле, тем более чистого, у бесов, конечно, не водится, но дар принесён бескорыстно, по собственному желанию. Прихоти, если угодно. Вот такой каприз. В земной жизни тиктокер Азик Митрохин — личность вполне свободная. Захочет — доллары из окна такси в толпу метнёт, захочет — сестре антихриста волшебную безделушку подарит. А правила...       Да хрен их знает, есть ли они на такой случай. Всех правил Преисподней князь Ада, знаменосец Азазелло в душе не знал. Да и невозможно это — Сатане своих верноподданных просвещать нафиг не упёрлось, столько условий, хитростей, уловок и мелкого шрифта сроду никому не освоить, особенно учитывая, что автор в любой момент финт ушами сделать может.       Это тебе не Рай, где продиктованные Отцом Небесным правила на скрижалях записаны и в природу ангельскую изначально встроены. Это в Раю тебе доступ ко всем догматам, ко всем знаниям открыт был...       «Ага, открыт, — одёргивает себя бес — поплыл ты, Азазелло, давно наверху не был, заностальгировал. Трындят про всепрощение, всепонимание и абсолютную любовь, а на деле лишнего слова не скажи, лишнего вопроса не задай, неловкое движение — и прости-прощай, вали навсегда в бездну. И никакой амнистии, ни малейшего шанса на респаун. Да не очень-то и хотелось!».       Лицемеры хреновы. После низвержения полтыщи лет не прошло, а они там, наверху, такое массовое переобувание устроили, Ад глазам своим не поверил. К услугам грешников теперь — полный сервис-пакет. Можно хоть всю жизнь дичь полную творить, главное под конец успеть раскаяться — и добро пожаловать в Райские кущи. А вот бывшим ангелам — хрен там плавал. И раз второй волны массового ангелопада так и не случилось, то либо зареклись они там сомневаться и вопросы задавать, на чужих ошибках научившись, либо просто мозгов у них не хватает, чтобы параллели провести.       Такси вырвалось наконец в местный аналог третьего круга Ада, именуемый здесь Третьим транспортным кольцом, пересекло Москву-реку и рвануло на север.       Снова успешно избавившись от мыслей об одарённой им ни с того ни с сего Баженовой, Азик прикрывает глаза. Сон демону, в принципе, не требовался, но чтобы ресурсы человеческого, пусть и не совсем, тела попусту не растрачивать, Азик к нему периодически прибегал. Сегодня поводов для ночного отдыха в горизонтальном положении было хоть отбавляй.       Воспоминания о Небесах неизбежно влекут за собой мысли о об их, Небес, непутёвых представителях. Может, к ним сейчас завалиться? В хозяйственном по дороге «Крота» какого-нибудь прихватить покрепче...       Но такси уже подъезжает к Бескудниково, тащиться обратно, опять в какой-нибудь пробке застрять совсем не тянет. Позвонить, что ли?       Не вполне соображая, что именно собирается сказать, Азик, повозившись, выуживает из бездонного кармана какой-то там по счёту последний айфон (заебёшься менять), прикладывает трубку к уху, искренне надеясь, что небесные снабженцы хоть в этом своих посланников не подвели, базовыми средствами связи обеспечили. Если так, сейчас где-то в недрах зачуханной прикладбищенской гостиницы на экране такого же зачуханного смартфона, (слава Ему, если хотя бы не кнопочной звонилки), должно высветиться самоироничное "Сатанинский Прихвостень".       — Слушаю, — осторожно отвечает мягкий, нездешний голос.       — Привет с нашей стороны на вашу, — с деланой беззаботностью отзывается бес, сам себе не желая признаваться в том, что слышать Новозаветного искренне рад. — Как твоё ничего, коллега?       — Ничего? — недоуменно переспрашивает ангел, — ты о чём?       — Ну дела твои как, как в теле обживаешься... Не цепляйся к словам. — Азик скалится в раздражении, но звуки ангельского голоса тут же успокаивают, словно гладят вкрай разболтанные нервы.       — Мяяяяуу! — требовательно доносится из трубки.       — Дела наши благостно, всё теперь в порядке, — нежно сообщает Даниэль под внезапные звуки перфоратора.       — У вас там ещё и сверлят? — изумляется бес, — В такое время?! Мне позвонить на рецепшн, разъе... ээээ... отругать их?       — Это же Снежок мурчит, — смех ангела льётся из трубки нежным перезвоном, словно кто-то случайно задел добрую сотню рождественских колокольчиков. — Он привет тебе передал, ты слышал?       — Ага, — Азик невольно улыбается, прекрасно при этом понимая, что громогласное кошачье высказывание скорее означало, что за неподобающее обращение с хозяином при следующей встрече демону зад свой кожаный лучше бы поберечь, — Снежку тоже привет. Кстати, сразу хотел спросить, к слову как-то не пришлось: почему «Снежок»? Он же чёрный.       — Да это человек один добрый подсказал, — повествует ангел. В голосе его так и слышится улыбка, — он там на лавочке сидел, где я кошек кормлю, конфеты с могил ел, водкой запивал. Я думал вслух, как бы мне кота назвать, а он «Снежка» предложил. Я вот тоже спросил, мол снег не белый разве, а он и говорит: «Так мы ж в Москве». Только я поискал потом в «Яндексе», вроде и в Москве снег везде белый.       — Это он пошутил так, — поясняет Азик. Искреннее недоумение ангелочка неизменно забавляет. — Ну, типа грязно у нас тут очень.       — А-а-а, — в голосе Даниэля звучит неподдельная радость, — вот оно как! Это значит, так грязно, что будто бы и снег чёрный, да? Это преувеличение называется, я читал!       — Точно, — умиляется Азик его детской гордости, — юмор ты понимаешь, значит.       — А скажи пожалуйста, — чуть не перебивает Даниэль, еле сдерживая волнение, — почему когда я на улице рот открываю, оттуда маленькие облачка вылетают? Это со всеми так?       Чего именно он ожидал от этого невозможного в других обстоятельствах созвона, Азик представлял себе смутно. Экзамена по физике в списке ожиданий точно не было.       — Ну, это, по-моему, конденсат, разница температур... — начинает бес, но, поняв, что собеседник подзавис, рявкает: — У тебя в рту тепло, снаружи холодно, дыхание влажное! Из такого микса облака и получаются, хоть твои маленькие, хоть большие на небе. Дошло? Не боись, это не насовсем, летом не будет такого.       — Летом? — недоумённо переспрашивает Даниэль, — А это что такое? И там, значит, облаков на небе не будет уже?       — А-а-а! — завывает от бессилия Азик, тут же злобно зыркая на обернувшегося водилу. — Слышь, крылатый, ты обороты-то сбавь, я вести курсы по основам жизни на Земле не нанимался. И вообще, — осеняет его вдруг, — ты почему всё это у дружка своего кислорожего не спросишь? Где он, кстати, а то бубнежа его праведного на фоне не слышно.       — Григорий в ванной комнате, кровь смывает, — поясняет ангелок, как нечто само собой разумеющееся, — Ты прости меня, пожалуйста. Просто у него что ни спросишь, он всегда отвечает: «На всё воля Божья» и «Отец наш небесный так задумал». А как задумал, почему — ничего же не понятно. А мне интересно очень. Спасибо тебе за ответ!       — Да погоди ты! — обрывает Азик поток благодарностей. Приятно, спору нет. — Это чью кровь он там отмывает? Грохнул, что ли, кого?       — Да Господь с то... — начинает Даниель, тут же запнувшись, — Да Господь с нами! Свою кровь. Ну, земного тела своего. Он же покаяние путём самобичевания принял за искушение твоё Демьяна без защиты оставить, во грехе отнятия жизни способствуя.       — Подожди, — тянет Азик удивлённо, — А ты со мной вот так спокойно разговариваешь? Не в обиде, что ли?       — Ну конечно нет, — отвечает ангел с начинающей раздражать кротостью, — это же природа твоя, что ты сделать-то можешь? И потом, помыслы и побуждения у тебя были мир спасти. Это правильно. Только всё своим чередом должно идти, сражение честным должно быть. Это тоже правильно.       — Надеюсь, до сражения как раз и не дойдёт, — Азик мрачно усмехается. С такими-то воителями мир просрать — раз плюнуть. Честно сражаться они собрались. С Отцом Лжи.       — А ты зачем звонишь? — задаёт вдруг ангел вопрос, на который у демона нет внятного ответа. — Поблагодарить хотел, да?       — Э-э-э... — не сразу находится Азик, — ну... Если тебе так надо, то ладно... спасибо, в общем, что ты сегодня этого кассира сра... Демьяна то есть, из реки выловил.       — А это сарказм, да? — в голосе ангела слышится искренний интерес. — «Усиленный контраст подразумеваемого и выражаемого», — торжественно декламирует он, — правильно я разгадал? У меня ещё плохо получается. Это значит, ты на самом деле огорчён сильно, что я вмешался, и шутишь так, чтобы я сначала не понял, а потом ка-а-ак понял! Да? Да?       — Ну ты ультанул ваще, — не может не похвалить Азик, у которого шутить, а уж тем более упражняться в сарказме и в мыслях не было. — Сам допёр? А за что благодарить-то тебя тогда, если не за спасение утопающего?       — Не меня — нас с Григорием, — невозмутимо отвечает крылатый, — за то, что душу помогли облегчить, выслушали тебя нечести...горемычного. Ведь легче стало тебе. Пусть и без покаяния, главное — в себе не держать горести свои. Душу излить ведь не только человеку, а и всякой твари разумной полезно. Душу врачевать вовремя нужно.       — Аааа... кхм.., — закашливается припечатанный «тварью» Азик, — ну ладно, тогда это... наше вам эспээс со стразами. С меня в следующий раз "доместос", какой вы там любите?       — Если можно, бирюзовый, — говорит Даниэль мечтательно, — ой, или давай ты мне вместо этого ещё на парочку вопросов ответишь, ладно? Я тут себе набросал...       — Ты бы того... вопросами сильно не увлекался, — хмыкает Азик, — мало ли чего... — И тут же, пока Новозаветный ещё и с вопросами про вопросы не привязался, торопливо бросает: — а так — идёт, забились. Бай!       «В конце-концов, у этих чудес в перьях кредит доверия там, наверху, явно нехилый, — успокаивает себя демон, вываливаясь из такси под угрюмым взглядом оставшегося без чаевых водилы. — Отпустили же их сюда, да ещё, по ходу, безо всякого контроля».       Так что безобидные вопросы о местном мироустройстве Новозаветному никак не повредят. Лишь бы он и прямые свои обязанности с таким же рвением исполнял. Не всё же демону, которому за такое и по рогам прилететь может, за мир впрягаться. Снов бывший ангел никогда прежде не видел. Думал даже, что это прикол чисто человеческий. Но сегодня, едва добравшись до отведённой ведущему тиктокеру Суперхайпхауса комнатушки, повалившись в россыпь разновеликих мягких подушек, забывшись наконец, то и дело упирался он взглядом в два туннеля, тёмных, изредка посвёркивающих в глубине разноцветными огоньками. Страшно не было, хотелось войти, да там и остаться, скрыться от царящего вокруг беспредела, от безнадёги последних дней. Но чем ближе демон подходил, тем дальше от него были загадочные проходы — удалялись, съёживались, пока не превратились в две влажные окружности. Два кусочка яшмы с зелёными прожилками. Два глаза на бледном замёрзшем лице. — Вот ты — ты же меня видишь? — Лучше, чем хотелось бы, — бормочет он в тишине утренних сумерек.