Будни крысолова

— Я туда не пойду, — Йен останавливается перед входом в дом, упёрто игнорируя Брагинского и его рвение разобраться с работой побыстрее. Врачи выходят из дома с закрытыми носилками, выпуская на улицу сладковатый запах гнили, от которого Йен морщится и как-то бледнеет, но хотя бы не зеленеет. Как минимум пока что. — А куда ты денешься? — интересуется Иван, приобнимая Йена за плечо и увлекая в дом, игнорируя слабенькое сопротивление. Если бы священник действительно не хотел — не мог — войти, то мог использовать для своего освобождения железный кинжал в ножнах на бедре. Обычной нежити бы хватило и серебряного креста, но для особо упёртых созданий именно кинжал представляет большую угрозу. Демоны, призраки, феи и фейри, твари леса и пара других конкретных видов Тёмного мира, контакт с железом для которых был смерти подобен или, как минимум, очень болезнен. В доме Йен достаёт из кармана платок, прижимая его ко рту, из-за усилившейся вони, чётко обозначающей, что труп — один из них, по крайней мере — гнил и делал это достаточно долгий срок. Брагинский чувствует зловоние трупной жидкости и пепельный привкус разлагающейся костной структуры. Две недели, может больше. Второй труп они встречают в кухне, провожая взглядом пару ничего не добившихся сотрудников Третьего отдела. Девушка, накрытая тонким одеялом, смотрит на них широко раскрытыми глазами, заметно напрягается, но при виде Йена — его колоратки, если быть точным — чуть ослабляет свой страх. — Окно? Пожалуйста? — шёпотом просит священник, стараясь не сделать лишний вдох. Брагинский его просьбу выполняет, проворачивая пластиковую ручку окна, чтобы то открылось. Пара шагов в сторону, и Йен начинает дышать нормально, едва не закашлявшись. Девушка продолжает смотреть на них немигающим взглядом, чуть склонив голову к плечу. Ивану хватает минуты осмотра, чтобы заметить даже под одеялом причину трупной вони. Сердце у сидящей на стуле не бьётся, сломанные кости в местах перелома скрежещут друг о друга при крошечных движениях, лёгкие представляют из себя сдутые мешки, свистящие в попытке работать, а в местах обнажённой плоти достаточно громко копошатся личинки прилетевших на запах падали мух. Хорошо, что ей выдали одеяло. Йен бы точно не выдержал подобной картины. К каким-то травмам он уже успел привыкнуть, но первая встреча с зомби — это всегда попытка выблевать собственные внутренности. В отличие от кадавров, методично собранных трупов, сохраняющих свою свежесть и воскрешенные магией, зомби восстают от сильных эмоций и продолжают гнить, пока не превратятся во всё ещё живые останки, пока их душу не изгонят из тела. Тут как раз нужен священник, обладающий достаточной силой, чтобы отпустить душу в иной мир. — Здравствуйте, — Йен берёт один из свободных стульев, усаживаясь рядом с девушкой. Бледное лицо медленно наполняется привычным цветом, когда он приободряюще улыбается, складывая руки на коленях. Люди привыкли доверять священнослужителям, это факт. А священнослужителям без привычной для них формы люди доверяют ещё больше, потому что это уже не просто святой отец, а святой отец снизошедший до обычных людей. — Могу ли я узнать, как вас зовут? — ...Джоана... — тихо отвечает девушка, сжимая пальцами края одеяла. — А вас? — Йен, — представляется священник. — Рад познакомиться. Джоана слабо улыбается, кивая. — Простите, если мой вопрос причинит вам боль, но... вы можете рассказать, что произошло с вами? — Мой... — девушка начинает и прерывается, пытаясь сделать судорожный вдох, но вместо этого получается конвульсивный хрип. — Мой парень. Я попыталась с ним расстаться, потому что он мне изменял, потом я его прощала, но он продолжал, и мне это надоело, и я сказала ему убираться— И он... Он напал на меня. Схватил нож со столешницы и ударил меня, а потом ещё и ещё, я попыталась убежать, но он догнал меня и снова начал бить, а потом, — она тянется рукой к шее. Чёрные следы, похожие на нательный тест Роршаха, пачкают шею и ключицы. — Он меня убил? — Боюсь, что так, — подтверждает Йен. — Вы умерли, но ваш гнев вернул вашу душу обратно в тело, дав вам возможность отомстить. — Я убила его? — голос Джоаны подрагивает, и священник в поддерживающем жесте кладёт ей руку на плечо. — Но я... Почему..? — Я не могу сказать. — Вы помните что-нибудь после того, как потеряли сознание? — девушка вздрагивает от голоса Брагинского, и в ответ неловко пожимает плечами. — Я помню, что хотела сделать ему больно, как он делал мне все эти три года, — она сжимает кулаки в бессильной ярости. — Он точно мёртв? — Я не буду говорить подробности, но, судя по полученным данным, мертвее всех мёртвых. Даже если бы он хотел, то не смог бы восстать, чтобы отомстить вам, — ещё одно отличие зомби от кадавров и тем более от фантастических заражённых зомби-вирусом: убитые зомби не поднимаются. Совсем. Ни при помощи того случайного стечения обстоятельств, которое воскрешает человека в виде зомби, ни при помощи магии, ни при помощи техники. Цикл «око за око» оканчивается на первой мести и не продолжается дальше. — И что мне делать дальше? — она раскрывает одеяло в гневном порыве, обнажая загнившие ножевые ранения, отвалившуюся на костях плоть и белые тельца насекомых, шумно пирующих на останках. Брагинский морщится скорее от ожидаемой реакции, чем от вида. Он к этому привычен. За несколько столетий работы даже подобный вид не вызывает реакцию отвращения и страха, в конце концов он видел вещи и похуже. Но Йен... Йен бледнеет, затем заметно зеленеет, а после и вовсе отворачивается, сгибаясь пополам, но сдерживая естественный порыв опустошить желудок. А ведь ещё утром Иван предупреждал его о том, что с завтраком лучше повременить, но кто будет слушать тварь? — Ой? — Джоана скрывает тело под тканью, переводя непонимающий взгляд со священника на Брагинского. — А почему..? — Опыт, — отвечает на неполный вопрос Иван. — И навык. — А почему я не блюю от вида? Я же гнию. — Потому что все ваши эмоции и чувства мертвы вместе с вашим телом. Единственное, что вы можете почувствовать, — это гнев, который вас воскресил, и его аспекты. Страх, отвращение и омерзение вы больше никогда не сможете испытать. Как и физиологическое удовлетворение. — Звучит грустно, — Брагинский пожимает плечами. Возможно. Ему никогда не станет известно, каково это: восстать из мёртвых, смотреть на своё разлагающееся тело, осознавать этого и не иметь даже возможности испытать страх из-за этого. — Йен? — Нормально... — хрипит он, даже не думая поворачиваться. — Пару минут... Четыре... — Может тебе воздухом подышать? Йен качает головой. Ну, тут действительно воздух не поможет. Психолог разве что. Опытный и с хорошей, твёрдой психикой, которого не удивят рассказы о живых гниющих трупах. Иначе Йена отправят в места не столь отдалённые, откуда его, конечно же, Ватикан вытащит. Не дело это, тратить двенадцать лет на подготовку помощи Демоническим отделам, чтобы затем эта помощь отправилась в психбольницу. — Вы же мне поможете? — спрашивает Джоана после трёх минут тишины, разбавляемой громким сердцебиением, с силой отдающим где-то в горле. Надо будет не забыть дать Йену таблетки из машины после дела. И выпросить ему пару дней выходных на встречу с психологом для обсуждения возникшего у бедного священника посттравматического синдрома. — Да. У вас есть выбор, но, боюсь, он иллюзорен, — девушка кивает. — Вы можете остаться в своём теле и пытаться жить. В таком случае спустя какое-то время все мышцы в вашем теле сгниют и вы не сможете передвигаться, и в конце концов окажетесь душой, запертой в костях. Или же вы можете покинуть это тело и упокоиться с миром. То есть, умереть. — Снова? — Да. — Я могу подумать? — Конечно, — Брагинский кивает, — в любом случае упокоить вашу душу может только он, — тварь переводит взгляд на Йена. Тот потихоньку приходит в себя. Иван мысленно аплодирует его силе воли. Через ещё минуту, тридцать секунд и восемь миллисекунд, Йена отпускает, возвращая почти в норму. Взгляд и бледность, правда, остаются. — Ладно, хорошо, — священник делает пару неровных вдохов и выдохов, возвращаясь в прямое положение. — Я готов. Вроде бы. — Итак... Ваше решение? Джоана сжимает одеяло, смотрит в пол, но затем поднимает глаза: — Я готова уйти. — Хорошо, — Йен достаёт серебряный крест, и движением головы к плечу просит немного времени в уединении. Брагинский кивает и покидает комнату, закрыв за собой дверь. Обычное изгнание ему в любом случае никогда не нравилось наблюдать.