Легенда о Волке и лекаре

Юноши причалили к порту через несколько дней. Так началась бурная городская жизнь, которой так хотелось Мори. Соответствовали ли мечты реальности? Нет. Ни капли. Мечты разбились о суровую реальность, в которой они были никому, кроме друг друга, не нужны. Поначалу было сложно. Не было работы, следовательно, денег. Из-за отсутствия денег не было еды. Но опускать руки не пытался ни Мори, ни Фукудзава. Огай брался за любую, даже самую грязную работу, разве что в Квартал Красных Фонарей не пошёл. Стирал, мыл полы, сидел с детьми господ. Все, до чего мог дорваться. Фукудзава же занимался физической работой, а потом, через несколько месяцев, помог случай. Его взяли на службу ко двору одного господина. Обучили военному делу. Он стал мечником. Тогда жизнь пошла. Появился свой, пусть небольшой, домик. Еду не нужно было добывать на улице и рыскать в мусоре. Фукудзава заставил Мори отказаться от работы, за которую он и не слишком-то держался, поэтому при первой же возможности стал домохозяином. В спокойствии прошло около двух лет. Мори стукнуло восемнадцать, Фукудзаве двадцать три. Все бы продолжалось дальше, вот только Юкичи откуда-то поймал мысль, что ему просто необходимо хоть на пару дней, но отправится на родную землю, о чем он незамедлительно сообщил Мори за ужином. — Зачем? — слегка надув губки спросил он, наклонил голову и потыкал палочками рис. — Мне кажется, это будет правильно, — честно сказал Фукудзава, осматривая Огая, — Да и я бы очень хотел вновь попытать удачу и… — Попросить его о благословении? — закончил Мори. Ему уже не было важно согласие Нацуме. Он, что называлось, переболел. — Давай просто обвенчаемся? — Мори… — Юкичи, пожалуйста, хватит, — сказал Мори и ударил кулачком по столу. Фукудзава сразу поменял своё местоположение за котацу, пересев ближе к нему и обняв, после чего начал гладить и осторожно целовать его руку, чуть покрасневшую в местах удара. — Я и не начинал, — постарался ретироваться мужчина. — Прекрати. Мы спим вместе. На одном футоне. Ты целовал меня. Ты видел всё, что я скрываю от всех. Не надо возвращаться. Это уже бессмысленно. Не стоит. Раньше, да, можно было вернуться, умолять о благословении. Но теперь… Мне нет дела до Нацуме. Ты помнишь, что сказал мне, когда мы отплыли? Фукудзава вздохнул и сжал оберег, который ему всучила старуха, вспоминаемая им с теплотой. — Я помню. Она просила не возвращаться. А еще говорила, что, когда мы будем чего-то ждать, я должен отдать тебе его, дабы все прошло хорошо. Мори вздохнул и поднялся, бросив: — Поговорим позже. Юкичи встал и, придерживая его за руку, повёл в комнатку, которую они называли спальней. — Давай не будем торопиться. Ты слишком бурно реагируешь, — попытался оправдаться Фукудзава. Будто что-то тянуло его туда. — Я не хочу возвращаться, — отрезал Мори и вдруг зажал рот рукой. Юкичи среагировал мгновенно, придерживая его. Тот вдруг согнулся. Естественно, ладонь не смогла удержать все то, что так рвалось изо рта. Не до конца переваренный ужин начал выходить, хоть Огай и сопротивлялся, стараясь затолкать, проглотить все обратно. Желудочный сок с рисом капали на пол, оставляя разводы. Разговор о возвращении сам сошёл на нет, но, конечно, себя не исчерпал. Об этом — и о возвращении, и о тошноте, — не заикались следующие пару часов, дней, недель. Рвоте нашли объяснение, хоть и далеко не сразу. Через, примерно, месяцев пять, оно всплыло на поверхность само и Фукудзава уже наблюдал не столько за самим Мори, сколько за его округлившимся животом. В доме вновь стало преобладать спокойствие. Только какой толк от спокойствия, если голова забита навязчивой идеей вернуться в деревню. Затянувшийся разговор всплыл вновь. Только инициатором был уже сам Мори. — Прекрати. Фукудзава сначала и не понял, что от него требовалось. Багровые глаза смотрели в его зелёные, кончики носов почти соприкоснулись. Тонкие руки Мори лежали на плечах Фукудзавы. Сам Огай сидел на его коленях. Конечно, по большей части, колени занимал живот. — Прости? — Я всё вижу. Ты не оставил эти мысли. Мне это не нравится, — слегка жалобно сказал юноша. Фукудзава помотал головой, зажмурился и со вздохом ответил: — Я не могу не думать об этом. Юкичи вновь сжал оберег и вдруг снял его под удивлённый взгляд Мори. — С какой целью? — Я понял, что имелось ввиду под ожиданием, — и с этими словами оберег оказался на шее Мори, — и если кому и нужна защита — это вы двое. Огай кивнул и положил голову на его грудь. — Тебе так важно вернуться? Фукудзава задумался. Важно? Да, важно. А почему? Не знает. У желания всегда должно быть какое-то обоснование. Нельзя сказать: «Я хочу вернуться», — не имея причин для возвращения. Ещё раз убедиться, что Нацуме не обрадуется такому решению? Что его оскорбил побег? А если все наоборот? Вдруг вид беременного сына способен его разжалобить? А зачем нужна эта жалость? — Юкичи, ты провалился… — прошептал Мори. Фукудзава вздрогнул. «Провалами» Мори называл моменты, когда Фукудзава замирал. В последнее время такие провалы стали его буквально преследовать. На работе все было нормально, такое случалось только дома. — Прости. Ты спросил о возвращении? Да. Мне важно вернуться. Я хочу вернуться, чтобы попытать удачу. Я хочу попросить благословение. В последний раз. Если он откажет, то обвенчаемся без его согласия. Я поеду один. Вам будет лучше в городе, — поглаживая волосы и живот Мори ответил Фукудзава. — Я тебя не отпущу одного, — моментально среагировал Огай. — А я не потащу своего беременного мужа туда. — Тогда останешься и ты. Мне хватило нервов и в прошлый раз, когда тебя чуть не смыло. Да и… — Мори вздохнул и отвернулся, — я соскучился по отцу. Фукудзава прижал его к груди. Мори дрожал. — Два года назад мы случайно попали в шторм. Этого не повторится. Я не утону. Что до Нацуме, я уверен, что он в порядке. И тоже соскучился. Но поеду я один. — Или ты берёшь меня с собой, или остаёшься. Третьего пути нет. Если и умрём, то только вместе. Я не хочу ждать чего-то в надежде, если ты утонешь. И Фукудзава, что называется, прогнулся. На свой страх и риск согласился взять его с собой. Он хотел плыть один, желая, чтобы Мори остался жив, если произойдет какого-либо рода фарс. Но раз Мори упёрся, то спорить бесполезно. Остаётся надеяться только на удачу. Если смотреть из плюсов, то лодочка стала теперь довольно хорошей лодкой, где можно спать и даже разместить поклажу — Фукудзава позаботился об этом и купил новое судно, как только смог себе это позволить и не нанести ущерб деньгам, водящимся в семье. А возможный шторм он переживёт. Теперь у него есть опыт. Он не сопливый юнец. Старуха уже не отругает его за то решение, которое он примет. Её, скорее всего, уже и в живых нет. А если она жива, то нужно собрать ей чего-то. Денег или вещей. Благодарность ещё никого не убила. По крайней мере, в это можно верить, в отличии от надуманного шторма. — Собирай вещи. Выдвинемся через пару дней, как разберусь с работой, — прошептал Фукудзава. Мори вскочил и взвизгнул, обнимая сам себя. — Я люблю тебя. Я знал, что ты не откажешь, — Мори хитро сощурился. — Я сам хотел напроситься туда. Только вот не знал, что смогу уговорить. Теперь вздыхал уже Юкичи. Нет, ну что за человек ему попался в мужья? Впрочем, жаловаться в его ситуации — грех. Сам напросился на это. *** Коë влетела в комнату Мори. — Фукудзава, он выпустил его! — крикнула бакэнэко, не обращая внимания на спящего Мори, которого прижимал к себе Юкичи. Тот посмотрел на неё так, будто своим заявлением Коë решила его убить. — Как? С чего ты взяла? — только и выдавил он. — Решила проследить. Фукудзава, он направил его сюда. Нужно бежать. Юкичи кивнул и поднялся, прижимая Мори. Поместье разразил дикий рёв.