My own deep sea demon

2. На базаре с утра всегда шумно. Все занимают свои места, готовят прилавки и раскладывают товар, иногда ругаясь на залётных торгашей, которых раньше никто в глаза не видел в наших краях. Но такое бывает редко и с такими быстро разбираются. О методах утилизации залётных нахалов я предпочитаю умолчать, но порой на белом снегу можно увидеть чужие зубы, окроплённые красной юшкой. Зрелище не для слабонервных! Нам повезло, и наше место в середине рынка никто никогда не занимал. Думаю, боятся Васьки. У него тоже есть пара крепких, ничего не боящихся пацанов в кентах. Да и в основном расположение друг друга все хорошо знали и порой очень яро защищали места тех, кто уже который сезон соседствует рядом. Подхожу к Васяну. Он смотрит на меня с хитрым прищуром и усики свои, припорошенные инеем, приглаживает. — Ну как? Что скажешь? — Иди нахуй, Васян! Ты что за ересь мне подсунул? Я-то думал там про чувства, про любовь, а там чьи-то больные фантазии. Жаль, что мои оказались намного хуже! Но делаю вид, что мне категорически не нравится. Он удивляется, причём делает это так искренне. Из-за его сморщенного лба и живой мимики даже ушанка задвигалась на макушке. — Тю ты! Я думал, оценишь. Знаю, ты не приветствуешь использование морских обитателей для удовлетворения похоти. Толик мне рассказывал, но ведь «ууух!» — выдыхает и снова тянет лыбу. — Это пытка, а не удовольствие. — продолжаю противиться и кривиться. — Ну! Будет тебе. Это пытка удовольствием и ведь не по-настоящему. К тому же, ни один осьминог при съёмке данного фильма не пострадал. Ладно, торгуй давай. Сегодня до двух. Потом уже темно будет, а я освещение не подготовил. Всё… побежал. Скоро его судно отплывает. — Васька берёт сумку с кассетой и видиком и машет мне. — Хорошо. Вадиму привет от меня. Тихого плаванья и богатого улова. Васька кивает и уходит, а я начинаю работать. По правде говоря, я бы продал намного больше, если бы зазывал активнее, а не большую часть времени пялился на бочку с осьминогами. К двум часам вернулся мой друг. Сумерки уже раздражали настолько, что хотелось вырвать себе глаза — торговать было невозможно. Начали собираться. Васян оставил меня сторожить бочку, а сам понёс в гараж ящики с оставшейся форелью. Пиз…ц! Дожились! Ворую у друга осьминога, хотя нет… Я честно положил за него деньги в кассу и теперь буду жить на сухарях, но зато… Васян возвращается и мы вместе затаскиваем бочку на склад. — Ты не идёшь на автобус? Вместе можем поехать… — Васька закрывает полубарак, а я в голове придумываю сотню отговорок и выбираю, какую сказать, чтобы не идти с ним, ведь мне нужно забрать осьминога. Забрать из тайника и в целости и сохранности, а ещё желательно живым донести его домой. — Не. Я к сеструхе пойду. Мысленно каюсь, что так бессовестно вру своему другу. — Что ж ты сразу не сказал? Раечке надо было хотя бы баночку икры в качестве презента от меня взять. Васёк он так-то щедрый очень, но особенно для моей Райки. Был влюблён в неё в своё время. Они учились с ней в одной школе, но она младше на два года. — Ничего страшного. В другой раз, дружище. Передам от тебя привет. Он кивает, выпрямляет свои усы, но подкручивает их кончики. Блять! Смешной такой. Не могу! Но что-то в нём есть — девки ведутся и даже на этот жест с усами. Попрощались. Возвращаюсь на рынок и на то место, где спрятал осьминога. Забрал тихонько. Хорошо, что бутыль в нескольких тряпчаных сумках стоял, и рыбница Галя, что торгует всегда по соседству, по доброте душевной присмотрела. Тридцать девять минут, и я дома. Вообще, я мог бы намного быстрее дойти, но боялся поскользнуться и разбить бутылёк. Сегодня выпало много свежего снега. Припорошил тот, что стал грязно-серый и эти незатейливые жёлтые узоры чужой мочи у нашего дома. Вот же свиньи! Срамота! Даже животные и те чище! Ругаюсь про себя и, испытывая отвращение, захожу домой. Быстро раздеваюсь и прохожу на кухню. Достаю бутыль с осьминогом и ставлю на стол. Живой. Решаю, что объявления снова подождут. Купаюсь и спешно надеваю свои байковые штаны и такую же рубашку. Рассматриваю чудное живое существо, пока что через стекло бутылки. Мотя боится и не подходит, с опаской выглядывает из-под стола. Мне тоже немного страшно, но так хочется попробовать. С другой стороны… Блять, он же живой, и это я за него решил. Это я решил надругаться над бедным беспозвоночным. Стыдно, но осторожно достаю из бутыля. Он такой мягкий на ощупь и очень склизкий, на щупальцах множество достаточно крупных присосок. Его голова помещается в мою ладонь. Предполагаю, что вес не более четырёхсот граммов. Скорее всего, это достаточно молодой осьминог. Сразу обвил мои пальцы и я ощущаю каждую его присоску, втягивающую мою кожу. Ааа! Холодный. Не знаю, что за вид и название — я не очень разбираюсь. Может быть, схожу в библиотеку на днях и возьму энциклопедию ещё раз. Или подождать передачу о животных? Кстати, вспомнил ещё один интересный факт: осьминоги очень игривые, а ещё они могут запоминать, но не так, как мы. У них отличная зрительная память. К сожалению, эти головоногие моллюски не видят цвета, зато прекрасно видят поляризацию света, что позволяет им различать контрастные отличия между фоном и объектом их интереса, например, будь то добыча, сородич или же хищник. Изучаем друг друга. Я его, а он меня. Соскользнул с моей ладони и шлёпнулся бедолага на стол. Ой, надеюсь, тебе не больно. Снова беру в руку и рассматриваю его. А ещё читал информацию, что осьминогов можно приручить, типа прикормить и они в некоторых случаях поддаются дрессировке. Вспоминаю, что едят эти головоногие моллюски, и роюсь в холодильнике. У меня есть свежая мойва, которую я так и не пожарил, а ещё сегодня взял немного креветок. Они, кстати, живые. Достаю и кладу несколько на стол. Вот, зараза! Одна прыгнула на пол. Достаю ещё и наблюдаю. Подпихиваю добычу ближе к хищнику. Пока я отвернулся, чтобы убрать пакет, смотрю — исчезли. Я даже у Моти три раза спросил. Хотя знаю, что он точно бы не стал есть усатых колючих ракообразных. Такое ему не по вкусу. Поиграться может, но есть не станет. Глажу осьминога по голове и разговариваю так, будто он меня понимает. Ох, совсем уже ебанулся от одиночества! Достаю ещё креветок, ведь хочу воочию понаблюдать, как питается. Опускаю его и креветку в банку с морской водой. О, так ему привычнее, так он, можно сказать, дома. Помогает щупальцами и клювиком-ротиком поглощает добычу. В общем, этот обжора сожрал почти двести грамм креветок. Смотрю, как он пытается вылезти из бутыля. И тут я думаю о том, о чём я думал изначально, когда решил его принести домой. Стягиваю штаны вместе с бельём и без промедления бережно беру осьминожку в руку. После воды прохладный и склизкий. Опускаю его себе на член. Ух! От холода вздрагиваю и жду. Жду собственной реакции организма и анализирую свои ощущения. — Эй-эй! Ты что делаешь? Это не еда! Ты зачем пытаешься сожрать мой хер? Снова разговариваю и глажу скользкую голову моллюска. Тыкаю его немного пальцем, и он перестаёт делать то, что он делает. Зато теперь обвивается своими щупальцами вокруг члена и прям крепенько сжимает его. Мне и страшно, и хорошо, и член начинает реагировать. И я думаю, что, вероятно, я долбоёб. Без «вероятно»! Моллюск прекратил любые действия, как и я, лишь мой стояк судорожно подёргивался от возбуждения и холодной склизкой массы на нём. Я привыкаю к прохладе. Глаза сами закрываются и в голове разные картинки и образы, увиденные ранее. Головоногие имеют удивительную способность проникать в самые узкие и маленькие отверстия. Вот и мой может так же, поэтому тоже решил похвастаться умениями. Он кончиком одного щупальца начал проникать в мою уретру. Блять! Я чуть не вознёсся от боли и удовольствия, что наполняли меня и заставляли учащённо дышать и ахать на всю квартиру. Побаиваюсь, что Стас услышит, поэтому затыкаю себя собственной ладонью. С меня никогда ещё так не текло. Собственная смазка смешивается со слизью беспозвоночного. Интересно, а он чувствует? Как я ему на вкус ощущаюсь? Эх, а ведь бедняга вообще не понимает, что сейчас делает, и что я с ним делаю. Жмурюсь, зажимаю губы и шумно выдыхаю, когда осьминог проникает в мою уретру ещё чуть глубже, расширяя её сильнее. Ощущения острые, я чувствую небольшое жжение, но его холодные конечности действуют, как обезболивающее с охлаждающим эффектом. Я точно не знаю, сколько присосок на одном щупальце, но все они двигаются, тянут и сосут мою крайнюю плоть. Помогаю моллюску и кладу руки поверх его рук. Начинаю легонько надрачивать себе. Фантазии уносят туда, где я никогда не был и не буду, к людям, которых никогда не видел и не увижу. Как бы здорово было быть с кем-то… Сейчас и чуточку позже, и завтра, и ночью. Хотелось возвращаться в эту залупную квартиру и не видеть ни обшарпанных стен, ни этого вытертого временем книжного шкафа с литературой, которую никто уже не прочитает. Хотелось приходить домой и видеть кого-то, кто будет затмевать собой всю убогость этого жилья и этой жизни. Кого-то, кто будет разговаривать с тобой или просто молча смотреть в глаза, но этого уже будет достаточно, чтобы чувствовать себя не одиноко. Всё, что остаётся — это разговаривать с Мотей и с этим несчастным осьминогом, которого я так грязно использую для удовлетворения и выплеска накопившейся похоти. Загнанно дышу и ёрзаю на деревянном скрипящем стуле, сидя на кухне в тусклом свете лампы накаливания, которая еле светит и со дня на день перегорит. Мне жарко, и я чувствую, что вспотел. Мой помощник продолжает сжимать член и будто целует меня своими присосками… каждый миллиметр тела ощущает прикосновения. Думаю, именно так бы ощущались около сотни поцелуев одновременно. Замечаю,что осьминог начал менять цвет: то он под цвет моей головки, то под цвет стола, то коричневый. Я в ахуе. Я такого никогда не видел и не совсем понимаю, что он хочет мне сказать. - Оох, потерпи, дружок. Уммх! Стону, кажется, так же громко, как тёлки моего соседа.... Наверное, мне будет стыдно, но не могу сдерживаться. Слишком хорошо. Моё желание уже на пике, и я хочу получить разрядку. Только теперь нужно, чтобы мой морской друг извлёк своё щупальце, а не пытался загнать ещё одно. Я глажу его и прошу, будто он меня понимает. Ххаха! Теперь думаю о том, что я долбоёб и, не дай Бог, ещё скорую придётся сейчас вызывать. Задыхаюсь от этих необычных ощущений, от этого нового для меня опыта. Пытаюсь сдержаться, ведь вот-вот и спущу. Уже чувствую, как подходит, и спешу снять осьминога, чтобы выпустить семя. Аккуратно беру его и сам начинаю трогать: поглаживаю, слегка массирую и неторопливо тяну. Особенно необычно и приятно его руки ощущаются на яйцах. Медленно… присоска за присоской убираю с себя, пытаясь вытянуть кончик скользкого щупальца из уретры. Ох, чёрт! Упёртый малый! Не хочет извлекать кончик щупальца, и мне приходится снова немножко тыкать его пальцем и трогать под мантией. Наверное, ему неприятно, и он постепенно начинает менять положение щупалец-рук и выходит из моей уретры. Пересаживаю осьминога ниже и помогаю себе немного рукой, ощущая при этом, как морской обитатель снова обвивает меня и, пачкая в свою слизь, сжимает мои яйца. Едва успеваю схватить кухонное полотенце, чтобы излиться в него, а не обкончать всю кухню. Ну, пиз…ц! Сам с себя охуеваю, ведь понравилось. А что если? Нет-нет-нет! Даже не думай об этом. Останавливаю себя и осторожно возвращаю беспозвоночное животное в бутыль. Думаю о том, что мне с ним делать. Переживаю, чтобы не погиб. Нужно его каким-то образом вернуть в море. У себя оставить не смогу, ведь не имею даже двадцати литрового аквариума, а насколько я помню, им нужно как можно больше свободы и места, ведь эти существа очень любознательны. — Мотя, выходи! Испугался? Ну прости. Кис-кис! Иди жрать. И самому бы пожрать. Доедаю остатки, затем пью чай с хлебом и вареньем. Мысленно благодарю сестру за её золотые руки. Застирываю в старой и немного ржавой раковине полотенце и там же хорошенько мою член с хозяйственным мылом, а затем с ландышевым. Умываюсь. Смотрю новости и засыпаю прям там в зале, на продавленном временем крошечном диване-кресле. Ночью просыпаюсь оттого, что замёрз. Слышу, Мотя шипит. Я испугался. Шлёпаю босыми ногами к выключателю — чёрт его знает, где оставил тапки. Хочу поскорее включить свет и посмотреть, в чём дело. Да будет свет! Мотя запрыгнул на стол-тумбу у мойки и весь вздыбился. Шипит, агрессивно мяукает, но я никого не вижу. Подхожу ближе и наблюдаю кое-что занятное. Мой беспозвоночный гость залез в оставленную мной в раковине пустую чашку и там сидел, а кот таким образом реагировал на него. — Мотя, ну ты чего? Это совсем неопасное создание. Он и сам тебя боится, хотя может это она — самка. — успокаиваю и поглаживаю кота, первый раз задумываясь о половой принадлежности осьминога. Внезапно моллюск покинул чашку и быстро пополз в мою сторону. Я охуел, когда он залез на мою вторую руку, которой я держался за край мойки. Заполз и не двигается. Мне немного ссыкотно, и я думаю о том, что так оставлять его небезопасно. Успокоив кота, несу головоногого обратно в ту бутылку и думаю, что нужно бы чем-то прикрыть горлышко, но крышек подходящих у меня нет. Нашлась какая-то не совсем по размеру. Прикрутил, как смог, сверху проволокой и улёгся туда же на диван, а не в спальню, только одеяло принёс дополнительное, а то замёрз очень. ...................... За окном первое декабря. Открываю резко глаза. Вместо будильника крик соседей, живущих слева. Они собирались на работу. Я их не особо близко знаю, но их рутина, увы, мне теперь хорошо знакома. Он орёт на неё, что снова пересолила яичницу, а она на него, что из-за этого не успела накрутиться на бигуди. Детей у них нет пока что, но думаю, это и хорошо. Потягиваюсь и пытаюсь вернуть к жизни свою затёкшую руку, которая сейчас весит тонну, не меньше. В комнате совсем темно, кажется, что ещё ночь, и так будет почти два месяца. Неуютно, не хочется открывать глаза и выходить на собачий холод. Хочется остаться в постели. Внезапно распахиваю одеяло и ужасаюсь — мой член распух и там всё холодным ощущается. Как всё странно, и я не чувствую привычных по утрам ощущений. А вдруг за ночь мой член отсох? Стаскиваю свои семейки и пугаюсь. Ебать-копать! Осьминог прилепился на мой член и неподвижно лежал на нём. У меня парочка вопросов! Во-первых, каким образом он вообще смог вылезти из банки, а во-вторых, как он пробрался именно сюда, и в-третьих, что он делает на моём хуе? Он что, спит? Осьминоги вообще спят? Однозначно спят. Им же тоже нужно спать иногда. Размышляю про себя и вздрагиваю от трели. Кто-то звонит на домашний. Забываю обо всём, вскакиваю с постели и так с прилипшим моллюском на члене иду к красному дисковому телефону. У моей сеструхи новый импортный с кнопочками. Она говорит, даже мелодия есть. Звучит приятно. — Алло! О, Васян звонит. — Как украли? Всю бочку? Пиз…ц! Мы же вместе на склад её заносили. Вот же паскуды? В милицию заявишь? Не заявит, конечно, потому что не хочется с мусорами связываться, ведь по сути, он и сам не чист на руку и торгует краденым, и я вместе с ним. — Чего говоришь? Пока не выходить. Ладно, позвонишь, если буду нужен. Давай, покеда! Держись там! Вот Васька влетел. Ну как можно было взломать замок на складе и украсть целую бочку? Там же двадцать литров. А самое интересное — украли только осьминогов, а форель, икра и сельдь вся целая. Пока я размышлял о краже, осьминог, кажется, проснулся и пытался завтракать моим членом. — Ух! Перестань! Ай! Больно! — разговариваю, будто с человеком, и смеюсь. Удивляюсь, как вообще до утра смог дожить. Мотя снова шипит и лапкой будто бьёт меня по ноге. — Ааа! Троглодиты! Подождите! Не сожрите меня, сейчас всех покормлю. Зажигаю конфорку и кипячу себе воду для чая. Я могу съесть рыбный суп — всё равно ничего больше нет, — а Мотя поест головы с него. Снимаю с себя морского обитателя и достаю креветки из холодильника, как и вчера кладу их на стол. Мотя снова шипит и орёт. Запрыгнул на стол и уже выпустил когти в попытке напасть на моллюска. — А ну-ка брысь! — кричу на своего кота и сбрасываю эту наглую морду со стола. Бедный осьминожка, даже цвет поменял. Испугался, что ли? Похоже на то. — Смотри, что ты наделал! Испугал нашего морского гостя. — продолжаю ругать пушистую морду. Мотя, опустив хвост и пригнув ушки, уходит проигравшим и наказанным. А осьминог вернул первоначальный окрас. Креветки не тронул. То ли так испугался, что завтракать перехотелось, то ли предпочитает свежачок. После завтрака и наблюдения за любопытным беспозвоночным созданием, я решил, что лучшим вариантом будет — это поехать к морю и отпустить его, а на обратном пути всё-таки расклеить объявления и заняться поиском соседа. Отправил моллюска в банку и хорошенько прикрутил крышку. Собираюсь на улицу и одеваюсь. — Пришлось раскошелиться из-за тебя на автобус. — говорю осьминожке с небольшим упрёком и улыбкой. На часах скоро одиннадцать, но солнца нет, и не будет по-нормальному ещё два с половиной месяца, хотя из-за белого снежного покрова пока ещё терпимо, но уже через пару часов на Морянск опустятся неприятные глазу сумерки. Нужно успеть вернуться домой до этого времени. Немного переживаю за свой груз, поэтому бутыль держу ближе к себе, чуть ли не к самому сердцу прижимаю. Немного смешно. В идеале бы сидеть, но все места заняты либо пенсионерами, либо женщинами с детьми. Доехали за сорок минут. От остановки по береговой линии нужно пройти минут семь, и можно выйти к портовой зоне. Наш порт никогда не замерзает, а всё благодаря тёплому течению Гольфстрим, поэтому мне нужно просто подойти как можно ближе к воде и отпустить осьминога. В порту всегда шумно, особенно, когда приходят грузовые и рыболовецкие судна на выгрузку. Я, наконец-то, вышел к пирсу и медленно иду по нему. Краны грохочат, звук ударов металла о металл. Огромные контейнеры летают в воздухе, висящие на тросе, пока их не опустятся на земную поверхность специальные крановые установки. Немного очкую, глядя на большую табличку, где чёрным по белому огромными буквами написано: «Выход на пирс ЗАПРЕЩЁН!» Чем дальше иду, тем глубже в море выхожу и тем сильнее отдаляюсь от берега. Боюсь поскользнуться и разбить бутылёк, а должен бояться за свою башку. Пугаюсь оглушающего корабельного гудка. В доки прибывают суда на ремонт. Я всё равно продолжаю идти и вздрагиваю от громких повторяющихся звуков. Ступаю торопливо и понимаю, что у меня могут быть проблемы, если кто увидит меня. Ёбаный в рот! Уже увидели и бегут за мной, вероятно, принимая, за человека, который хочет свести счёты с жизнью. Ускоряюсь. Человек позади тоже ускоряется и кричит в след не совсем лестное приветствие, но я не останавливаюсь. Моя миссия по спасению осьминожки сейчас на первом месте. Мне реально жаль его и хочется спасти, хочется, чтобы хотя бы он прожил свою осьминожью жизнь счастливо. Не знаю, то ли от одиночества уже крыша начала ехать, то ли просто привязался к нему и не хочу, чтобы его сожрали. Ещё чуть-чуть. Ещё метров десять-пятнадцать. Не оборачиваюсь и продолжаю почти бежать. Вот и край пирса. Впереди плывёт судно. Так как это пирс для швартовки и выгрузки, то мне здесь реально нечего делать, но я почти у цели. Присаживаюсь на колени поближе к краю, открываю крышку и разглядываю моллюска. Шевелится и пытается выбраться. Живой! Это радует! Снимаю обе перчатки и достаю его. Скользит по моей руке, и я пытаюсь отпустить его на свободу. Хочу выбросить в море, но он обвивается щупальцами вокруг моих пальцев и норовит залезть под мою порванную дублёнку. — Ну что ты делаешь? Куда лезешь, глупенький? — смеюсь от абсурдности, ведь разговариваю с тем, кто меня нихуя не понимает. — Давай же, плюхайся к своим сородичам, здесь тебе не место. Оборачиваюсь назад. Чёрное пятно приближается и машет руками, а спереди «Нормандец» оповещает громким сигналом о скорой швартовке. — Пожалуйста, ныряй и удирай отсюда. — достаю осьминожку из рукава. Зачем-то поглаживаю его по скользкой голове красной от мороза рукой и смотрю в его выпуклые и большие глаза с вытянутым горизонтальным зрачком. Кажется, я совсем того… ебанулся! Показалось, что осьминог мне подмигнул. Мотаю головой, ведь такого не может быть. — Ну всё, давай уже плыви и будь осторожен. Не попадись снова в сети. В следующий раз так не подфартит. Наклоняюсь к воде и слегка трясу рукой. Он соскользнул и бултыхнулся в воду. Только я поднялся, как меня резко хватают за шиворот и крепко удерживают, покрывая отборным матом. — Пацан, тебе жить надоело? Что, блять, ты придумал? Читать вообще умеешь? Здесь опасно и запрещено гулять! — кричит крепкий пожилой человек, видимо, работник порта или охранник. Извиняюсь и киваю. Испуганно и виновато смотрю на раскрасневшегося от бега мужчину. Он не отпускает и ведёт меня обратно на берег. Я зачем-то оборачиваюсь и осматриваю бескрайнее и немного неспокойное море. Получив хороший такой подзатыльник и нагоняй, иду на автобусную остановку. Снова трачу деньжата, которых и так нет, зато с чувством исполненной великой миссии. Ох, и придурок! Ну, хоть какое-то разнообразие. Пока еду, немного согреваюсь. Руки очень замёрзли, хоть были и в перчатках, но до сих пор не отогрелись, ведь были мокрые. Выбираю запотевшее окно, протираю его и смотрю на уже темнеющий город. Съёживаюсь и прячу нос в ворот дублёнки. Наблюдаю за городом и за его активной и не скучной в это время жизнью. Вспоминаю, что должен приклеить хотя бы пару объявлений. Выхожу на своей остановке и с неё же решаю начать. Пришпандёриваю свои каляки на листе в клеточку и иду дальше. Нахожу место с доской объявлений напротив своего любимого гастронома, который, к слову, работает круглосуточно, и тоже клею туда. А почему любимый? Потому что там коньяк продают дешевле, чем везде, и продавщица всегда приветливая и улыбается. Но я догадываюсь, почему… Думаю, она как и я любит этот коньячок. Я бы даже раскошелился сегодня, но пить не с кем, да и повода нет. Хотя есть — я спас осьминога от верной гибели. Можно было бы в наглую завалиться к соседу Стасу и, соврав, что у меня День Рождения, а отмечать не с кем, хорошенько бухнуть с ним. Но вспоминая его внешность, боюсь, что буду всё время пялиться на его ручищи и палку… ту, что в штанах, конечно, а не его клюшку, ведь он хоккеист. Нет, это не вариант, поэтому я в последний раз оглядываю гастроном и плетусь по хрустящему снегу в свой двор. Подготавливаю ключи и осторожно захожу в подъезд. Темно и страшно. Но становится ещё страшнее, когда я слышу, как кто-то тучный поднимается по лестнице позади меня и ускоряется вместе со мной. Всё чаще думаю о том, что лучше бы я жил на первом этаже, ведь пока поднимешься на третий, то можешь быть прирезанным. В пролёте второго этажа меня резко хватают и прижимают к стене. По правде говоря, сперва я почувствовал страх за свою жизнь. Уже даже представил, как лежу на лестничной площадке и пачкаю пол в багровый, медленно истекая кровью... Однако вряд ли меня хотели убить, ведь ощущаю, как к моей заднице прижимаются вполне себе подвставшим членом. Теперь у меня в голове новое предположение: сначала, наверное, изнасилуют, ограбят и только потом убьют. Что ж, если это моя судьба, то в этом случае я хотя бы что-то получу — мужской член в зад, ведь вагины у меня нет. Уже ощущаю, как чужие огромные руки лапают меня и начинают лезть под дублёнку. Слышу тяжёлое дыхание и делаю вывод, что насильник любит покурить, причём предпочитает папиросы достаточно крепкие, ведь от него несёт горьким никотином и смолой. Почему-то вместо того, чтобы вырываться и воспользоваться своим длинным ключом, дабы ранить преступника, я просто замер и жду. Но не дожидаюсь ничего, потому что слышу, как мужик позади чертыхается и внезапно убирает свои руки, ведь не нащупывает сиськи, а спустившись ниже нащупывает мой член. — Ёбанный рот, думал баба попалась. Что ж ты такое худое и щуплое? Жрать надо больше! Охуеваю от такой заботы и не успеваю ничего ответить. Несостоявшийся насильник сбегает вниз и хлопает деревянной дверью подъезда. Только после этого моё сердце начинает колотиться и я понимаю, что будь я девушкой, всё могло закончиться иначе и совсем не весело. А если бы это была тётя Надя со второго этажа или не дай Господь моя сестра? Вот же мусор! Вот же сука! Я злюсь и злюсь настолько, что уже утром иду в гастроном и, посматривая на молдавский коньяк, всё же покупаю лампочки накаливания. Самостоятельно вкручиваю их на каждом этаже, а ещё пишу объявление о возможном насильнике в нашем районе и чтобы женщины не ходили по ночи одни. Чувствую себя героем сегодня!