Love Stories

— Давай свои ножки сюда, малыш, — низко хрипит Минхо, закидывая на свои плечи чужие ноги. Поцелуи распускаются на бледной коже, покрытой испариной. В номере душно и жарко. Приглушенные стоны звучат в такт поскрипыванию кровати. Минхо любит целовать, гладить и дарить ласку во время секса. Ему нужно выплеснуть все свои чувства, чтобы дальше спокойно существовать в забитом графике, когда нет возможности касаться друг друга так, как хочется. — Я сейчас… — предупреждает Хёнджин, распластанный на кровати как жертва маньяка. Он мокрый настолько, словно попал под ливень. Кожа блестит в приглушенном свете настольной лампы. Даже член весь влажный, утопающий в собственной смазке. Гортанный рык заглушает жалкое хныканье. Минхо наваливается на него всем телом, придавливая к постели, свернув клубочком, и ускоряется на столько, насколько позволяет его уставшее и вымотанное после концерта тело. Хёнджина выгибает дугой, когда Минхо обхватывает его изнывающий член и принимается надрачивать в такт своим глубоким и мощным движениям. — Ах… — еле слышимый судорожный стон срывается с покусанных губ. Не в силах сделать вдох, Хёнджина подбрасывает на кровати и выламывает в прошибающем оргазме. Он бьётся в судороге как рыба, выброшенная на берег, и может только скулить и скулить, взмаливаясь своему богу — имя которого Ли Минхо, что срывается молитвой с его греховных уст. А после следует непроглядная тьма, утаскивающая в свои сети. *** Из сладкого сна его вырывает какой-то посторонний звук, похожий на хлопки. Приоткрыв глаза, Хёнджин щурится непривычному свету в дальней части комнаты, где виднеется какое-то тёмное пятно. Он позволяет себе улыбнуться приятной тяжести в теле, вспоминая, как хорошо ему было под Минхо. Как только они приехали в отель, то сразу же заперлись в номере старшего, сорвавшись друг на друга как голодные звери, а теперь хочется только одного — чтобы Минхо был рядом под боком. Проморгавшись, Джини всматривается, как Минхо сидит в кресле и поедает любимый пудинг перед камерой, иногда его так забавно передёргивает, что он не в силах сдержать мягкого смешка. Доев лакомство, Минхо показывает пустую баночку в камеру и, помахав лапками на прощание, завершает трансляцию. — Я разбудил тебя? — заметив сонную, но довольную мордочку. Минхо плюхается рядом, сгребая запутавшееся тело в одеяле к себе в охапку, и чмокает в лохматую макушку. — М-м, — отрицательно мычит, удобненько устраиваясь на плече любимого, — ты выходил в прямой эфир? — голос спросонья низкий и хриплый. — Ага, пока кушал. — Но я не слышал, чтобы ты что-то говорил, — мурчит, закидывая свои конечности на Минхо. — Это была молчаливая трансляция, — хихикает Минхо, покрепче прижимая к себе своего малыша, — не хотел тебя разбудить. — Боже, Минхо, ты такой пабо, — смеётся с него Хёнджин, — стэй наверное вообще ничего не поняли, что это было, — Минхо на это лишь пожимает плечами. — Я кстати взял тебе покушать ланч-бокс с мясом. — А пудинг? — Хёнджин ёрзает и приподнимается на локтях, заглядывая в глаза. — И пудинг, правда, парочку я уже снямкал, пока ты сладко дрых, но в холодильнике осталось ещё 8 штук, — щёлкает по носу, оставляя после звонкий чмок. — Тебе не жалко делиться со мной? — укладывается на грудь, чтобы было удобно смотреть на красивого хёна. — Я конечно люблю пудинг, но тебя я люблю больше, — улыбается, пока Хёнджин не подскакивает, чтобы затянуть его в чувственный и нежный поцелуй. — Я люблю тебя, — сокровенно шепчет в самые губы, словно это самый страшный секрет, который никто не должен знать. — Знаю, Хёнджини, — целует томно, посасывая сладкие губы, — я тоже люблю тебя, малыш.