Храню для Тебя

      Пару недель проходят для Дина, заключённого внутри себя, как несколько лет. В тот день, когда охота удалась, отец сразу уехал искать полученный дорогой ценой адрес. А появившись вновь через несколько дней, отец плотно занялся подготовкой к предстоящей битве вместе с Бобби. Дина, несмотря ни на что пытавшегося поймать на себе его взгляд или случайное касание руки, отец не видел в упор… Специально не замечал тяжкие вздохи израненной им же души своего сына и даже не думал будто, поощрить его хотя бы словом. Дин всё больше бичевал себя версиями о том, что снова неугодно отцу, и, как он может это исправить. Но сын боялся. Боялся, что физически не вытерпит наказание за то, что попросит ласки, находясь в доме у Сингера. Ведь отец чётко объяснил, что здесь это совсем не к месту. Да и… Попросить ласки? Остатки здорового сознания говорили ему не унижать себя подобным поведением. Но требующая любимого отца душа, истерически спорила с разумом и нещадно толкала нарушить заведённый отцом устав.

…

      — Докладывай, — сурово рыкнул отец, вошедшему в дом Дину. — Я всё сделал, отец, — кивнул послушно Дин. — О́бе машины помыл? — сидя на диване с чашкой кофе, шире поставил ноги охотник. — Да. Внутри тоже. — Хорошо. — Уже более мягко, но всё равно строго. — Можешь отдохнуть. Когда брат закончит с Бобби в подвале, поможешь ему со школьным проектом. — А, может, я могу помочь вам с подготовкой? — с энтузиазмом вопросил сын. — Нет. Тебе не стоит влезать в это, — строго запретил Джон, и кивнул идти в свою комнату. — Папа… Быстро сообразив, что поиск информации среди пыльных потрёпанных книг в подвале, это надолго, Дин переступил с ноги на ногу, решаясь. Коротко кивнув сам себе, он сделал шаг вперёд и опустился на колени. Упёршись на руки, сын посмотрел тоскливо на родителя. Джон кивнул, разрешая приблизиться к себе. Медленно подобравшись к отцу, Дин преданно поцеловал его лежащую на колене руку… — Говори, Дин, — негромко приказал Джон. — Мне нужно, — опустив взгляд, на выдохе проговорил он. — Я хочу… — Я понял, что тебе нужно, — давящим на плечи взглядом посмотрел охотник… — Я же запретил устраивать подобное в этом доме. — Папа… Но я постоянно в этом доме. У меня нет возможности подойти к тебе где-то ещё. — Ясно. Собирайся. С надеждой посмотрев на отца, Дин коснулся кисти его руки. Джон отнял ладонь от колена, позволив сыну взять руку в свои, чтобы коснуться губами, а после кивнул подняться и идти. Затем начал собираться и сам. Дин стоял готовым к поездке уже через пять минут. Отец написал записку остальным жителям дома и, оставив листок на столе, подхватил сумку, кивнув сыну на выход.

…

— Пап, мы… Домой? — спросил Дин, наблюдая сквозь лобовое стекло уже знакомую магистраль. Отец коротко кивнул, продолжая сосредоточенно вести машину. — Да. Такой короткий ответ был почти единственным, что отец сказал Дину за всё время пути, не считая пары магазинов, где они останавливались, чтобы купить еды.

…

      Дом встретил их привычной уже пустотой покинутой обители. Зная своё дело, сын прошёл на кухню и разобрался с продуктами. Вскоре, Джон тоже появился на пороге кухни… Он держал в руке одноразовый медицинский набор для клизмы. — Ты знаешь, что это. Бросив Дину пакет, он кивнул заняться делом. А сам прошёл и налил себе любимый виски. Стоя уже у порога, Дин посмотрел боязливо на стоявшего спиной к нему Джона… От понимания, что отец собирается, судя по этому жесту, прикоснуться к нему, дрогнули колени. Но то, как папа ведёт себя сейчас… Всем своим видом показывая, что для него это словно обязанность и не больше. Такое его отношение заставляет сына тосковать по отцу, по тому, который был здесь с ним раньше. — Ты… Можешь не одеваться после душа, — оглянувшись через плечо, обыденно указал отец. Дин кивнул и вышел. — И не вздумай растягивать свою дырку, — сказал отец ему в спину.

…

Когда Дин закончил в ванной и вышел, отец ждал его на диване в гостиной. — Это… Имеет какой-то особый смысл для тебя? Джон насмешливо приподнял подбородок, увидев на сыне ту самую свою зелёную рубашку, что они оставили здесь. Дин не застегнул её, видимо, решив что так, это не считается одеждой. Сын тяжело сглотнул, изо всех сил пытаясь выдержать такой его взгляд… Уничижающий, подавляюще-насмешливый. Надменный. — Да, — опуская взгляд, тихо ответил Дин. — Хорошо. Надеюсь, это поможет тебе выдержать то, на что ты подписался. Иди сюда. Когда Дин подошёл, жестом руки отец приказал повернуться спиной к нему. Неловко переставив босые ноги, сын развернулся. Положив руки на его ягодицы, отец развёл половинки в стороны, сильно сжав руками. — Хорошо. Резко оборвав контакт, Джон поднялся с места и кивнул идти за ним. Он завёл сына в уже знакомую комнату под лестницей. И сразу кивнул на то самое кресло у южной стены. — Н-нет… — со стыдом, страхом и с просьбой, Дин покачал головой, босыми ногами отступив слегка. — Нет, пожалуйста, папа. Удар кулаком под дых вышиб весь воздух из дыхательных путей… Вместе с желанием продолжать попытки вернуть себе прежнего Джона. — Я не спрашивал, хочешь ты этого или нет. Урок четвёртый: моё слово — для тебя закон, независимо от твоего мнения об этом. Выполнять всё и беспрекословно. Или ты забыл, что ты отдался мне во всех смыслах? Ты моя личная вещь, Дин. А вещи не решают, в какое место мне стоит их положить. — Да, хозяин, — с глубокой виной в глазах, ответил сын и встал на колени. — Я прошу наказания, хозяин. Я виноват. Опустившись низко, Дин поочерёдно поцеловал тяжёлые ботинки отца и, опустив голову, замер. — Уже лучше. А теперь встань, и займи указанное место. Поднявшись, сын прошёл и взобрался на проклятое кресло, как на Голгофу. Он свесил ноги и упёрся спиной, с замиранием сердца ожидая, что будет. Отец снял с себя рубашку в серую клетку и, оставшись в хаки футболке, подошёл. Он приподнял и настроил подставки, а затем поочерёдно разложил на них ноги сына и развёл широко в стороны так, что всё сокровенное, что обычно скрывает бельё, Джон видел сейчас, как на ладони. Рукава рубашки на нём, он закатал до плеч, чтобы полностью оголить руки. Если бы отец не спрятал свои чувства под множество замков, ему бы жгло и пекло сейчас то обстоятельство, что от его прикосновений, пока не означавших ничего интимного, у Дина моментально встал… Ему было бы больно то, что сын стесняется, боится его, но хочет его. Хочет его касаний, не важно, как. Но та сторона Джона, что он выпустил в своё сознание, плотоядно усмехается и смотрит на сына, как на добычу, ожидая собственного удовлетворения его болью. Руки сына Джон пристегнул наручниками к спинке кресла, подняв над его головой. Он ухмыльнулся жестоко, осмотрев проделанную работу и достал с полки позади розгу. Тонкую и гибкую. — Десять. Считай. Дин кивнул обречённо. Отец примерился, коснувшись розгой внутренней стороны его руки от плеча до локтя. Затем второй руки… Словно обозначив для сына, чего ожидать. И, замахнувшись, со свистом обрушил на Дина два первых стежка — на каждую руку. — А-ай!!! Ай, как больно-о! Дин закричал отчаянно, срывая горло и дёргая прикованными руками. — Я приказал считать. А кричать я не разрешал. Я добавляю тебе ещё два удара. Соберись, Дин. Джон проговорил это так обыденно, будто для Дина это должно выглядеть так же. Он словно забыл, что Дин впервые с ним в этой комнате, в качестве одного из его «мальчиков» и он словно забыл, что Дин — не один из них. Сын кивнул, отчаянно приказывая себе молчать. Отец замахнулся снова и обсыпал обжигающими ударами его кожу… — Два. Три! Четы-пять-шесть! — считая удар на каждую руку, как один. Джон остановился. Дин тяжело дышал, хватая ртом воздух, и сжимал крепко зубы, чтобы не выдать предальский крик. Несколько секунд подождав, чтобы сын отдышался, отец коснулся орудием пытки внутренней стороны бедра, дав понять, куда придутся следующие стежки и снова замахнулся… — Семь! Восемь-девять-десять!!! А-а-а! Не удержался… Чем заслужил ещё три удара на каждую ногу. Отец отложил розгу на место. Дин судорожно вдыхал и вздрагивал. В его глазах читалась любовь… Обиженная, заболевшая любовь, что всё ещё жила. Ужаленные розгой места горели огнём и уже проявился красный переплёт рубцов на коже, но член всё равно стойко прилегал к животу. — О, да тебе понравилось, — издевательски произнёс отец, заметив это. — Можешь сказать. — Нет… — Неудержавшиеся на ресницах слёзы скатились к его вискам. — Нет, мне больно. Мне очень больно, папа. — Да-а… В этом и состоит суть наказания. Если бы ты слушался… — Да… — сын быстро кивнул. — Я буду слушаться. Я буду, папа. — Хорошо… Маленькая шлюшка. Будешь послушным, и я дам тебе то, что тебе нужно. — Папа. Но я… Не говори так. — Ты́ настолько хочешь член, что готов на что угодно, если понимаешь, что я трахну тебя. Да? — до боли сжимая в руке нежный мешочек его мошонки. — … Да. Дин хотел сказать, что всё немного иначе обстоит в его голове. Сказать, что хочет прикосновений папы, не важно, какой частью тела, лиш бы кожей к коже. Но подумал, что невозможно объяснить что-нибудь тому, кто не хочет понимать, и ответил просто. Ведь… По большому счёту, всё это и сводится к «да» — Да. Вот видишь. Папа прав, малыш. Но сегодня ты не заслужил мой член. С этими словами, отец достал откуда-то снизу силиконовый член, натурального цвета и чуть меньше своего объёмом, но длиной больше раза в два. — Нет, — сквозь слёзы прошептал сын. — Ты собираешься?.. Папа. — Да. — Джон склонился над его ухом, нарочно задевая губами мочку. — Я собираюсь трахнуь твою дырку этой штукой. Взяв с полочки над креслом бутылочку смазки, отец налил содержимого себе на ладонь и обильно покрыл гелем искусственный фаллос. Джон не медля приставил к боязливо сжавшейся дырочке этот инструмент и сильно надавил, с трудом проталкивая игрушку внутрь. — А-а-а!!! — со звоном металла сын дёрнул пристёгнутыми руками и по инерции сжался ещё сильнее. — Мне больно! Больно, отец!.. — Я знаю, — хищно усмехнулся Джон, наслаждаясь его бессилием. — Терпи молча, сын. Один звук без приказа, и э́та боль, покажется тебе щекоткой. Расслабь свою жопку, будет легче. Каждое произнесённое сейчас слово прозвучало для сына, как капля раскалённой смолы, упавшая на его душу. Он посмотрел на отца затравленно и его взгляд потерял сейчас половину привычного блеска. Таким безразличным к его страданиям, Джон никогда ещё не был… Более того, теперь отец сам и является причиной этих страданий. Теперь Дин верит, что отец говорил серьёзно, насчёт того, что сделает из него подстилку. Теперь он верит в это, но еле-еле замечает ещё на самом дне обожжённой души, голос веры в отца… Что-то неуловимое почти, шёпотом кричит ему не сдаваться. Что-то, что Дину сложно теперь замечать, говорит ему терпеть, и не закрываться от отца, оставаться с ним, несмотря ни на что. «— Любишь меня? … Даже так?» «— Даже так» — вспоминает Дин, каким был отец тогда, здесь. И выливает новые потоки горячих слёз по вискам, ощущая, как боль разрывает его совсем не растянутую до этого попку, проталкиваемым всё дальше искусственным членом. — Дин. Расслабься, — повторяет отец, пропихая игрушку всё дальше и шлёпает сильно по малиновым рубцам на бедре, чтобы отвлечь от основного действия. Получается. Как только Дин на миг расслабляет мышцы, штуковина оказывается в нём больше чем до половины… — Нет-нет-нет! Нет! Папа!.. Пожалуйста! Больше не могу. Больше… Не надо прошу! Опасно посмотрев сыну в глаза, Джон нагибается и достаёт из нижнего кармана штанов тонкую иголку. Подступив к одной из ступней Дина, он быстро и ловко протыкает между подушечками большого и среднего пальцев. От резкой боли по всей ноге аж до паха, сын выгибает позвоночник и мычит. Но кричать больше не смеет, поняв ошибку. — Какой умный мальчик, — с улыбкой наслаждаясь его болью, говорит отец. — Жаль, что твоему телу доходит быстрее, чем слуху. Ни звука больше. Таких болевых точек в твоём теле ещё очень много, Дин. Резкая боль в ноге сменяется ноюще-терпимой и Дин быстро кивает, что понял. Джон снова встаёт на место между ног сына и начинает всё быстрее растрахивать уже свободнее принимающую попку. Анус уже достаточно растянут и Дину почти не больно там. Но из открытых глаз слёзы, чистые и праведные, льются всё новыми потоками. Там, где-то за грудной клеткой, больнее намного. Дин вздрагивает и дышит носом, сцепив зубы крепко. Он полностью открыт перед отцом, распяленный и растянут его руками, и обездвижен им… Дин полностью отдал ему себя. Всего себя. Но теперь ему страшно и обидно, потому что он уже не уверен, что отец оценил такой дар. Отец причиняет боль… Намеренно. Истязает сына, за светлое желание близости. И… В сознании сына, вдруг, что-то меняется и он приходит к пониманию, что отец поступает правильно. Дину горько и очень больно, во всех пониманиях, но к сознанию упорно подбирается мысль, что отец прав всегда. А значит, Дин должен терпеть. Он помнит, как отец сказал, что любит и… Это воспоминание не даёт ему сейчас потерять надежду, что отец и сейчас поступает верно. Всё быстрее двигая рукой силиконовый заменитель члена, Джон намеренно касается пальцами кожи сына, зная, как это влияет на его Дина. Отец взял угол проникновения снизу-верх, проезжаясь по нервным окончаниям внутри и одновременно освободил его руки. — Подрочи себе. Я хочу это видеть, — скомандовал Джон. Без раздумий Дин положил руку на член, неосознанно приняв темп, с которым разрабатывает его дырочку отец… Сжигая себя стыдом в таком положении, Дин смотрит на губы папы, думая о том, что короткий поцелуй облегчил бы его страдания. Заметив просьбу в его глазах, отец смягчился немного: — Говори, Дин. Разрешаю. — Папа… Убери, прошу. — Кивнув на болевшую ногу. — Нет, — терпеливо пояснил Джон. — Ты должен помнить, что я предупреждал тебя: моя любовь — это больно. И… Я должен наказывать тебя, за такие желания. — Да, хозяин, — покорно кивнул сын. — Ты согласен с этим? — Да… Да, — шмыгнув носом, ответил парень. — Скажи, тебе нравится, как этот дилдо трахает твою дырку? Тебе хорошо? Продолжай ласкать себя в том же темпе. — Да. Да, мне нравится, что именно Вы, хозяин, делаете это своей рукой, — осмелился пояснить Дин. — Нравится, что это я? — отец усмехнулся победно. — Хорошо… Давай. Можно, кончай. Дин сам удивлялся, что даже его тело выполняло команды отца прежде, чем он успел бы обдумать приказ. После слов Джона, он неконтролируемо кончает… Вымученно и долго, с болью. Наконец, достав иголку и прекратив ноющую боль в ноге, отец просунул игрушку ещё глубже в его попу и начал снимать с подставок ноги сына… — Хозяин!.. — Дин распахнул глаза удивлённо. Потому что фальшивый член всё ещё наполовину торчал из его задницы. — Нет, Дин, эта штучка пока останется внутри, — с издёвкой в глазах проговорил отец. — Ты пока достаточно узкий, чтобы он не выпадал из твоей жопки. Давай… Джон подал сыну руку, помогая слезть и, когда он стоял уже на полу, отец снял с Дина свою вещь и сильно укусил его сосок. — Вс-с-с, — Дин втянул воздух сквозь зубы, помня, что нужно молчать. — Ты молодец, — одобряюще кивнул охотник. — Выдержал всё, что я для тебя назначил. Поэтому я разрешаю тебе говорить и кричать, когда нужно. — Благодарю Вас, хозяин. Отец протянул ему руку ладонью вниз, и Дин с благодарностью, трепетно коснулся губами запястья. Стоя перед одетым отцом полностью обнажённым и сознавая, как видит его отец — с силиконовым членом, торчащим из задницы на сантиметров двадцать, Дин горел стыдом и смущением настолько, что, казалось, кожа на его лице скоро начнёт шелушиться, перегорая. — На колени, — скомандовал отец. Сын исполнил немедленно. — Ползи на кухню. Джон открыл дверь, с удовольствием наблюдая, как его сын на четвереньках ползёт через гостиную на кухню и, шагая следом, предвкушающе улыбался, глядя как колышется при движении игрушка вставленная в его попу.       Дин ждал, стоя на коленях у ножки стола и тихо хныча, пока отец готовил ужин. Потом Джон, не позволив сыну сменить положение, кормил его сам. А после приказал следовать за ним в гостиную, где заставил ждать его из душа опираясь на локти и широко расставив колени, стоя перед диваном. Всё это настолько утомило сына, что, когда отец вышел из ванной комнаты, Дин уже лежал головой на сложенных в замок руках. Увидев его, сын немедленно исправился, снова расставив локти и подняв голову. Уже в махровом синем халате, охотник обошёл сына и сел на диван сзади него. — Я не разрешал сменить позу. — Отец наклонился и больно шлёпнул ладонью по заднице. Дин инстинктивно дёрнулся, подавшись слегка вперёд. — Не двигайся… Джон почти что нежно погладил его спину, почувствовав при этом волну дрожи, что прошлась по телу ребёнка. — Тебе идёт, — с похабной улыбкой в голосе озвучил он. — Ты скулишь, как течная сучка, только представив себе мой хуй… И такой «хвостик» прямо подтверждает этот статус. Сказав это, отец увидел, как задрожали плечи сына и ему не нужно сейчас видеть его лицо, чтобы догадаться, что оно в слезах. Но Дин всё ещё стойко молчит. — Давай… — Джон указал пальцем сделать круг по комнате. С болью в уставших конечностях, Дин упёрся ладонями в холодный пол и медленно пошёл на четырёх по кругу… Со светящимся похотью горячо-карим взглядом отец смотрел на сына, бессознательно прикусывая нижнюю губу, когда игрушка, вставленная им в его задницу, колыхалась при движении бёдрами. Приблизившись, сын уткнулся лбом в его колено и замер. — Хозяин… Пощадите, — глядя в пол, глухо произнёс он. Отец протянул руку и поднял его лицо за подбородок, вынуждая смотреть на себя. — Устала, шлюшка? Дин плавно кивнул, уже смирившись с новыми выражениями в его сторону. И Дин начал верить, что отец прав, как всегда. — Хозяин… Отец. Вы сказали, что я молодец. Может быть… Может… — Дин запнулся, не зная, какие слова помогут сейчас. — Ты хотел спросить, не заслужил ли поощрение? — догадался отец, обнимая ладонями его лицо. — Попроси меня, и я подумаю. — Скажи: ебливая сучка хочет большой хуй в свою жопу. — Н-нет, я… Я не могу. — Не можешь? — пробравшись ступнёй сыну между ног, отец начал гладить подъёмом стопы его яички. — Или не хочешь? Хочешь… Да. Вижу, — усмехаясь тому, что от его действий член сына моментально затвердел. — Давай. Попроси, и я дам тебе то, что ты хочешь. — Я… Вы сказали, что я на сегодня не заслужил… — внутренне уничтожая себя за то, что опускает таз, в попытке потереться членом о подставленную ногу. — Ох. Ну точно сучка. Смотри, насколько ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, — продолжая ласкать ногой его гениталии. — Да, я сказал, что ты его сегодня не получишь. Но ты… Даже не попытаешься? — М-м… М! Не в силах удержать стон, Дин отключает все здравые смыслы происходящего и откровенно трётся членом всё сильнее, вывернув ситуацию в своём сознании так, чтобы меньше обжигало душу и, чтобы хоть что-то получить для себя. Получить хотя бы то, что даёт ему отец. Дин ловит возможность соприкоснуться с его телом хоть так. Ведь это отец… И он — святой для сына. И каждое его прикосновение, это великое благо, не зависимо, какой частью тела отец его касается и как, Дин старается запечатлеть каждый такой момент. Всё громче стоная и расслабляя сознание ощущениями в теле, Дин решает, наконец, что если папа так хочет, то он пойдёт до конца. Ведь в этом и состоит смысл того, что он сейчас здесь. — Боже… Я знал, что лучшая шлюшка всегда была рядом со мной, Дин. Видел бы ты себя… Хочу заметить, что все остальные уже забились бы в угол и дрожали от страха. — Джон сменил ногу, подсунув под сына правую, и начал несильно шлёпать его упругую мошонку. — Но ты сильный… Мой мальчик. Может… В этом вся суть, что ты мой сын. — Папочка!.. М-м! Папа… Ебливая сучка хочет твой большой хуй в свою жопу! — разгорячённый, едва осознавая это, Дин выкрикнул отчаянную просьбу. — Пожалуйста, папа! Прошу, хотя бы… Он развернулся и подставил задницу. — О. Совсем отчаялся и согласен даже на это? — нагнувшись, чтобы обхватить ладонью торчащий из его задницы член. — Хорошо… Джон вновь начинает грубо трахать подставленную ему задницу этой штукой, резко и всё быстрее. Другой рукой он потёр нежный шов под яичками сына, а потом резко и больно ущипнул нежную кожу мошонки… — Ай-й! — от неожиданности Дин дёрнулся вперёд и замер, непроизвольно горячо кончая на холодный пол. В доме прохладно… Но сын всё равно вспотел и дрожит. Он и сам удивлён поведением своего тела, при взаимодействии с отцом. Того, что возможно кончить при такой боли, он не предполагал даже. Оглянувшись через плечо, Дин видит восхищённую улыбку на лице папы. Джон теперь избавляет его натруженную, покрасневшую дырочку от приносящей уже неудобства игрушки и прячет вещь в стол. — Хозяин… — Развернувшись, Дин вновь упирается лбом в ноги отца. — Теперь Вы довольны мной? — Да, — пошло ухмыльнулся охотник. — Ещё немного дрессуры, и из тебя получится первоклассная личная шлюха. — Подняв его лицо ладонью, Джон надменно улыбнулся сыну в глаза. Отец доволен… Он улыбается. Пусть и не так, как хотелось бы Дину — ласково, по-доброму. Но сын рад даже таким его проявлениям. Ведь он думает, что для отца эти эмоции положительны, а значит, папа хоть на время забыл с ним о непосильной ноше охотника — спасении мира, человечества. Глубоко внутри, за всеми выжигающими кратеры на душе обидами, унижениями и оскорблениями, Дин рад, что смог заставить отца отвлечься от своей войны. Дин рад, что отец может проявить такие эмоции… Что он не угрюмый и тихий, молчаливый, как бывает обычно. И сына очищает словно то, что причиной этих эмоций он, Дин. Отец позволил себе возвыситься… И его преданному сыну нравится это. И становится второстепенным понимание того, что возвысил он себя над Дином. Дин хочет больше эмоций от любимого, от папы. Ведь… Своими горячими руками, отец так прекрасно касается его тела… А своими эмоциями… Он соприкасается с его душой. Горящей стыдом и влажной от слёз щекой сын потёрся о его шершавую ладонь. — Да, папочка… Я теперь твоя личная шлюха, — согласился он. — Я хочу радовать Вас, хозяин. И я хочу, чтобы Вы научили меня, как. Дин и сам не знал, откуда только набрался таких слов, фраз… Но он выразил сейчас то, что действительно думал и чувствовал. Джон похлопал себя по бедру, приглашая на колени, и Дин поднялся с болью во всём теле, чтобы немедленно воспользоваться поблажкой. Когда, оказавшись на руках, сын робко обнял его шею, Джон прижал его крепко к себе и потянулся к губам, для нежного, благодарного поцелуя.