Город неудачников: падение, проклятие, свобода.

      Никогда не задумывались о том, что вас ждёт после смерти? Может быть рай или ад? Суд божий и млечное пение ангелов святых? Нет... Точно нет. У каждого смерть своя. Рано или поздно она вскоре явится за каждым в свой обозначеный срок, ровно по расписанию, что написано у неё в записной книжке. И придет она в любом облике. Но у неё точно будут знакомые глаза. А пока не стоит заострять на этом внимание. Попробуйте насладиться моментом, который даётся в данную секунду, минуту, час, пока ручьём течет жизнь. Пока есть возможность дышать.       Но, однако, всем ли легко сделать глоток свежего воздуха в непростые, порой несправедливые времена для человека? Интересный вопрос. Каждый сам в ответе за себя, и точно так же каждый в ответе за то, каким путём ему пойти для выхода из ситуации.

***

      В горах и на зеленых волнистых лугах Шотландии всегда царит покой. Но это только до тех пор, пока ты не дойдешь своим ходом пару-тройку киллометров вдоль вытоптаной временем и ногами тропы, ведущей прямо к отстраненному домику в глубинке зеленого поля, откуда позади виднеется заход лучистого солнца. Там всё совсем по другому, не так, как у всех.       Только детским лепетом и мелкими шагами наполнен дом, да не весело от них. И ведь другие жители, живущие в цивилизации, знали про этот дом и семью, живущую там, но не совались наведаться. Мактавиш... Говорящая фамилия, однако. И приходилось всем не сладко. Мать семейства стала уж совсем больна, отца и вовсе не было, умер ещё пару лет назад оставив после себя трёх детей с больной матерью, за которой впоследствии все дети пытались ухаживать и лечить, да только без толку. Дина — средняя дочь; Маккена — младшая дочь, и наконец Джон — старший в семье. Не смотря на неординарную и тяжелую ситуацию дети между собой всегда были во владах, без ссор и детских конфликтов. Все рано повзрослели, выбора не было. Детства тоже. Джон пытался в малолетнем возрасте, даже будучи старшим, тащить на себе тяжелый груз. Груз ответственности. В тёмном и холодном углу лежит пошарпанный футбольный мяч, которому не так далеко до большого слоя пыли. Джон изредка с грустью смотрит на него, пытаясь забыть своё рвение к игре в футбол, ведь на развлечения времени нет.       Лечение матери пошло коту под хвост. Джон навсегда запомнил тот день, когда она просто тихо ушла, издав лишь еле слышное "простите", после этого исчезнув насовсем. Он всё ещё помнит её опустевшие в тот миг глаза, с одного из которых стекала последняя слеза.       С того момента Джон сам взращивал девочек на себе, а с каждым днём их отношения становились крепче прежнего, но финансовое состояние заставляло желать лучшего. Парень поникал, но счастливые лица сестер придавали ему уверенности, тем самым он забивал на себя, желая скрасить их неудавшееся детство.

***

— Подъем, сони. Солнце уже давно встало, а вы, как четыре часа, нет! — через доброту проговаривал Джон, чуть ли не с грохотов только что ворвавшись в комнату девочек. — Ты! — запуская перьевую подушку в Джона начинает только отошедшая ото сна Дина. — Балбес! — Действительно, выходные же. Чего пристал, — продолжая нежиться в кровати бормочет сквозь сон и свою подушку Маккена, совсем необращая внимания на вошедшего брата. Её мозг среагировал только на голос, но глаза девочка не открыла.       У Джона с Диной разница в возрасте что-то в районе двух лет, тем временем как с Маккеной у него разница в четыре года. И всё равно Джон ведет себя с ними так, будто он им кровный отец, хоть девочки точно будут не против такого, ведь отца они, ка ки Джон, совсем не помнят. — Хорошо, тогда я пойду есть один в одиночестве вафли, — хитрая нотка в голосе повлекла за собой закрытие двери в комнате, а после злобный тихий смех Джона и его отсчет до того, как дверь опять распахнется и из неё вылетят сестры.       Те, конечно, моментально подскочили, но не забыв при этом заправить за собой постель. И, как и предсказывал старший брат, девчонки выскочили ровно через минуту. Все потрепанные, лохматые после сна, с хлопающими спросонья глазами, но с такими счастливыми лицами, и стоящие в предвкушении долгожданной вкусности.       Эти самые вафли можно назвать деликатесом у них. Достать ингридиенты – одна финансовая трудность, приготовить — другая. Но в конечном итоге десерт получается неимоверно ароматным и вкусным, что своим запахом заставляет проснуться весь шаткий дом. В этот раз всё вышло намного вкуснее, от чего на лицах девочек весело читаемое "Вкуснотища!". — Боже мой, Джон, ты лучший! — срывается с чмокающих уст Дины, запросто уплетающей горячие вафли. — Да-а, самый лучший! Твои вафли — лучшие на свете, — уже нахваливает брата Маккен, точно так же поедая кусочек за кусочком утренний редкий десерт.       А Джон, оперевшись щеками о кулаки, стал наблюдать за довольными лицами, чувствуя, насколько же он счастлив делать сестер счастливыми, даже когда всё совсем плохо. И как же ему приятно слышать слова благодарства, получаемые от родных людей.       В конце концов девочки подбегут снова обнимать и тискать брата, а после убегут в поле, при этом захватив с собой тот самый футбольный мяч, которого пришлось сто раз зашивать и надувать. А старший так и останется сидеть за столом на скрипящем стуле, к которому как на зло вновь придут гнетущие мысли о том, как выживать.       В итоге пришла одна не совсем хорошая мысль, в которую Джон не верит, но деваться уже некуда. Он в дерьме и не хочет того же для своих сестер. Гнёт долгов за ту же еду настигает и загоняет в тупик. Куда же деться...

***

      Пролетел год. Джону стукнуло семьнадцать. Всё стало намного хуже за этот промежуток времени.       Он пытается держать состояние семье в норме, да правду подальше от девочек. Но всё слишком сложно. Уже толком не хватает на обычную еду, не то, чтобы там на фирменные вафли, в доме совсем сыро, всё обветшало. Он хотел держать скот, но в тот момент даже козу или кур было тяжело найти в доступности.       Это провал. Конец...       Но, кажется, у Джона всё ещё осталась последняя надежда на светлое будущее для сестер. Он всё ещё не верит, но попробовать стоит.       В ночь, когда луну полностью скрыли тучи, он отправился в город, куда хотел, чтобы семья перебралась ещё давным-давно. Его местом назначения стал перекрёсток. В дрожащих руках он нёс потрескавшуюся шкатулку с различным содержимым внутри. Глаза его были полны горьких слёз, а внутри скреблись не то, что кошки, а самые настоящие черти, одни призывают к совершению задуманного, другие напротив, отговаривают.       Джон решился на сделку. Даже не на деловую. Он решился на сделку с дьяволом.       На перекрестке Джон принялся в самой середине раскапывать голыми руками твердую землю, пока под ногти неприятно забивается грязь, после сажая в небольшую яму шкатулку. Сделав глубокий вдох, а после и выдох он принимается к зачитыванию призыва демона-контрактника, совсем не думая, что можно предложить взамен.       Джон хлопает глазами. Совсем пусто. — Твою мать. Ничего не вышло, да чтоб вас... — неуспевает договорить парень, как тяжело ощущает чужое присутствие позади себя и такую же, но уже холодную, руку на плече.       Джон, естественно, вскрикивает, отпрыгивая на метр дальше, падая на остывшую к ночи землю. — Джон Мактавиш. Верно? — без одиного движения телом, лишь передвигая глаза с пустоты на Джона говорит странный незнакомец. — Вызывал демона? Я к твоим услугам, — восклицает он. — Позволь узнать... что тебя отправило на такой отчаянный шаг? — его голос сладок и так таинственн, всё это мелодично разбивает слышный акцент, по видимому русский. — Я.. Я... — пытается что-то вымолвить Джон, но его тело несщадно пронзил насквозь страх и ужас перед неизвестным. — Телись быстрее, у меня время не резиновое. — Ты можешь сделать так, чтобы у моих сестер всё было хорошо? — Могу. Могу тебе даже мешок деньжат вручить, видимо, ты очень нуждаешься в этом. Я не жадный, нисколько, — чуть ли не мурчит демон. — Только дай мне что-нибудь взамен. — Что ты имеешь в виду? Что я могу дать? Скажи! Я отдам всё, что у меня есть, — кричит и рвется в душе на куски Джон, поднимаясь на колени и хватаясь за чёрный пиджак демона. — Душу. Ты отдашь мне душу.       Демон жадно осматривает парня. Наивный, молодой, несчастный и глупый... Просто замечательный пример для жертвы. — Но как я могу? — О нет, Джонни, разве не знаешь все прелести сделки с нами? — саркастично и драматично проговаривает нечто.       Джон показательно кивает "нет".       И вправду. Данный ритуал ещё давным давно пылился у семьи Мактавиша, где-то в далёком и тёмном углу на высоком шкафу. По правде никто не помнит его появления. Мать лишь строила догадки, что это ей досталось от бабушки, когда та приговаривала, что в один момент ритуал обязательно сгодится в добрых руках. Но не уточнила, что эти добрые руки будут делать и для кого. — Чтож, раз не знаешь, то вот что: ты можешь сейчас жить, но через десять лет я приду за тобой вновь, чтобы забрать тебя с собой вниз, — глаза парня округляются, смотря на демона снизу вверх. —... Но раз уж ты попался именно мне, то я заберу тебя под своё начальство. Когда-нибудь. Когда вновь найду тебя там, внизу.       Джон задумался. Ему чертовски страшно. Но спустя пару мгновений он, взглотнув, кивает, поднимаясь с колен. — Я согласен. — Отлично, — ухмыляясь говорит демон. — Тогда подпиши здесь, — в воздухе огнём проявляется документ и перьевая ручка, что протягивается всё Джону. — И давай уже пожмем друг другу руки.       Парень чутка помедлив крутит в пальцах ручку, после на скорость чиркнув подпись соглашается с всеми бредовыми условиями сделки взамен на светлое будущее для сестер. Он жмёт руку с демоном и вся жихнь пробегает перед глазами, все те ужасы, что были, есть, и уже никуда не уйдут точно. Демон с нечеловеческими воплями испаряется с бумагами, оставляя после себя целый мешок с деньгами, которых точно хватит на долгое время, и тяжелый осадок на проданной душе Джона.       С той поры их жизнь и вправду пошла в гору. Джону даже наконец-то пришла весточка от двоюродного брата, с предложением посетить армию и боевые курсы хотя бы на пол года. Трудное решение, но девочки сказали, что без вопросов справятся тут и сами, пока тот будет в отъезде. Со слезами на глазах они простились, с какими, собственно, и встретились обратно. Но всё же парня мучала совесть и постоянные мысли о том, что с ним будет через несколько лет. А что останется после? Одни отголоски в его сестрах. Как они отреагируют на его исчезновение и какова на вкус смерть?       Неважно, это всё неважно. Сейчас он хочет начать ценить и наслаждаться моментом. А вот, что будет потом — другое дело, нет времени до этого.

***

      А вот и десяток лет проскочил быстро. Джон даже не заметил, как выросли сестры. Стали совсем взрослыми и самостоятельными, какими их было не назвать прежде. Однако он всё равно начал ещё чаще вспоминать то, что скоро его часы совсем закончатся. — Джо-он! Мы уже не маленькие дети. Нам пора уже съехать, сам понимаешь, — качая головой из стороны в сторону бурчит Дина. Её нахмуренные брови и надутые щёки говорили сами за себя, но глаза выдавали то, что ей очень приятно видеть заботу за себя.       Позади девушки стояла младшая Маккена, которая смотря на это всё тихонько хихикала. — Для меня вы навсегда так и останетесь маленькими девчушками, — говорит парень, вздыхая. — Слушайте... странно, но...       Дина и Маккена насторожились. В последнее время их брат стал совсем нелюдим и депрессивен. Кажется, у него что-то вновь случилось, но загвоздка в том, что он ничего и никогда о себе не рассказывает. Девочки совсем потеряли смысл чего-то добиваться от него. Признания или что бы он наконец поделился своими переживаниями. — Мне уже двадцать семь, я, кхм, каждым днём всё старше и ближе... к смерти, — умолкает он под конец. — Что? Да брось ты! Двадцать семь это ещё не старческий возраст. Совсем придурок что ли? — начинает Дина. Она всегда была чутка вспыльчивой, но здесь, кажется, её это совсем вывело из себя. — Не говори подобного! — Подожди. Я вот о чём хочу спросить, — опускает глаза в пол Джон. — Если я вдруг уйду насовсем, что с вами будет?       Послышался хлопок. Дина хорошо влепила Джону пощечену, а после крепко, на пару с Маккеной, обняла брата. Сестры залились горькими слезами, всё крепче и крепче прижимая к себе Джона. На щеке парня сначала начал розоветь отпечаток руки, а после по той же потекла скупая соленая слеза, которую тут же он и вытер оголенным запястьем. — Дурак...       Даже в таком возрасте они всё равно остались близки в этой небольшой семье. Джон был искренне счастлив в ту минуту так, как не был никогда. Сестры — последнее, что у него было и осталось за короткую жизнь.       Очередным вечером Джон сидел у окна, всматриваясь в огни, горящие из домов в городе. В мыслях он прокручивает то, как мог бы заявиться на помолвку сестер, как радовался бы за них. Или, к премеру, если бы у них появились дети, — племянники Джона, как бы их звали? Парень расплывается в улыбке, а после и вовсе, чуть ли не засыпает прям у окна.       В тот момент Дина и Маккена решили сходить до рогатого скота, что поселились не так давно по прихоти Джона, но сразу же всеми полюбились. Дверь хлопнула, а Джон даже не заметил, он продолжил зависать о своём.       В момент послышался лай. Собачий, а может быть волчий... Не совсем понятно, что-то мутное, Джон так и не понял, кому он принадлежал. Единственное, что он знал, так это то, что таких зверей вокруг не водится. Стало не по себе, это даже напрочь отвело от благих мыслей. Вой, лай, рёв, рычание — всё это становилось ближе и ярче. Джон сильно насторожился, стало страшно. Неужели время пришло?       Он знал, на что шёл, но точно не мог предугадать, что перед концом будет настолько неописуемо страшно. Неизвестность пугает. Джон подлетел с места, стал будто бы искать место, где можно спрятаться, однако всё бестолку. Входная дверь начала трестись тогда, когда по ней кто-то начал водить острыми когтями. Неминуемая гибель. Джон затрясся от страха, глаза намокли и брызнули слёзы, зубы начали стучать друг об друга, да так, что парень смог прикусить язык. Дверь с треском отворилась, но на пороге никого не было, кроме холода, жуткого рычания и смерти. Застыв Джон попятился назад, а за ним ринулось нечто, вылетевшее из-за угла. Что-то лохматое, чёрное, с налитыми кровью глазами и острыми клыками. Он попытался в последний момент сбежать, но его нагнали. Это конец его начала. Джона рвали на части, пока он всё ещё пытался бороться за свет. Бестолку. Уже валялись вокруг обрывки от одежды, всего лишь клочки, там же и кровавые кусочки, жестоко вырванные собачьими зубами. В пасти зверя человеческое сердце. Зверь нашёл то, за чем пришёл. Выдрал лакомый кусок, преподнесенный хозяином.       Джон больше не сопротивляется, даже не дышит. Перед смертью он сто раз пожалел о том, что совершил сделку, а не попытался своими силами выбраться из тяжелой ситуации. Однако ему ни чуть не жаль, что теперь девочки не будут знать печали.       Пёс с радостью тащит падшее тело вниз, с собой. Туда, откуда пришёл.       А сестры вернутся в дом и лишь увидят на полу разбросанные клочки одежды Джона. Они зальются горькими слезами, начнут убиваться по нему, выйдут на поиске — всё окажется без толку. Поиски оказались тщетными. Его нигде нет. И Джона больше нет.       В людском мире. Спустя столько лет скитаний Джон всё ещё не сможет отыскать своих сестер. Ему будто что-то мешает это сделать. Он даже знает что. Хотя, точнее, кто.