Песнь Серафима

      Проследив за тем, как Куникудзуси скрылся за тенистыми ветвями деревьев, чтобы перейти дорогу к своему дому, Кадзуха присел на корточки, накрывая глаза руками.       Душа в нем продолжала стучать, да настолько сильно, что захотелось вырвать ее с корнем, чтобы больше не мучать себя и воспаленный разум. Очень хотелось спать. Демон чувствовал, что не протянет и пары минут, не отключив собственное сознание. Если бы он только знал, что подобное может произойти, не стал бы поглощать душу убитого им человека. И все же. Это был не его Скарамучча, это был совершенно другой человек. Похожий, но другой. И с ним творилось что-то действительно странное, то, что не был в силах объяснить даже демон, который видел достаточно самых разнообразных душ. — «Ты в порядке? Что это вообще было? — спросила Кусари. — Похоже, что в нем смешались сразу две личности. Ну… зато ты получил то, что хотел так долго». — Нет… — Каэдэхара судорожно вздохнул, закрывая собственные глаза. — Это не он. Это…       Парень и сам не понимал, что пытался сказать. Он лишь протер ладонями лицо, чтобы хотя бы немного привести мысли в порядок. Его бы душа точно не отозвалась на другого человека, на другую душу. Это был Скарамучча, в нем точно еще был он. И чтобы освободить его, нужно убить Куникудзуси. Но рука до сих пор не была достаточно тверда для того, чтобы занести меч над головой того, кто так сильно был похож на возлюбленного. — «Не понимаю я тебя, всего-то нужно убить мальчика. Ты мог это сделать еще в первую встречу». — Да, всего-то нужно убить, — выдохнул про себя Каэдэхара.       В любом случае он уже сделал непоправимое: он не смог защитить мать Сумирэ, договорился обо всем с Баал — поворачивать назад было нельзя. И он сам не мог этого сделать. И единственное, что нужно было сделать в данную секунду, — лечь спать.       Кадзуха растворился в воздухе, попадая в место, которое, вероятно, мог назвать домом. Корни клена уже стали привычнее кровати, ветер, гулявший вокруг, изредка опадающие листья. Это немного напоминало о сезонах осени, которые приходилось переживать, когда он был еще человеком, и о той осени, в которую он встретился со Скарамуччей. — Друг мой, тебя не было несколько лет, не расскажешь старому клену интересную историю? — тут же поприветствовало его древо и словно специально раздвинуло свои корни, позволяя генералу упасть в ворох листьев.       Ответить демон не успел. Его разум вновь отключился, перенося его в момент смерти человека, в момент его ужаса и страха перед неминуемым. Наблюдая за этим из раза в раз, Каэдэхара более ничего не чувствовал, и все же стоило представить, что то же самое должен будет пережить Скарамучча, находящийся внутри Куникудзуси. Или же ему было жаль мальчишку, что так на него походил? Кадзуха чувствовал, что настолько спутанными его мысли уже давно не были.       Открыв входную дверь квартиры своим ключом, Куникудзуси прошел внутрь, насвистывая какую-то мелодию себе под нос. Наверное, стоило переодеться. На него и так очень странно смотрели прохожие, останавливающиеся и бросающие наполненные тревогой взгляды на проходящего мимо парня. Его футболка все еще была залита материнской кровью, на лице расплывалась странная улыбка, смысл которой Сумирэ не мог определить даже сам для себя. Он просто почувствовал себя свободным, почувствовал себя живым, наблюдая за страхом в глазах других. И нужно было больше. Гораздо больше. Казалось, тело просто требовало того, чтобы все в панике разбегались от него, как когда-то он убегал от Кадзухи.       Размазав по лицу все еще изредка стекающие из носа капли крови, Куникудзуси увидел перед собой темную пещеру. В ней, словно омываемая божественным светом, на постаменте стояла статуя будды. Небольшая, наспех вырезанная явно не мастером из серого камня, она словно благословляла на принятие и смирение.       «Точно, я тут уже был», — пронеслось в мыслях у Сумирэ. Его слуха коснулся шум прибоя, доносившегося из открытой двери, ведущей на городскую улицу. Но это была насмешка. Чистая насмешка над разумом и тем, что пришлось испытать. Ненависть вновь забурлила в крови.       Пройдя в глубь, парень только успел замахнуться, чтобы сбить это чертово изваяние, и желательно вовсе разбить его, как голос позади окликнул: — Куни? Вы вернулись? Где Миюки? — спросил отец, вышедший из своей комнаты.       Видение растворилось в воздухе, и Куникудзуси вздохнул, пряча руки в карманы. Он не хотел поворачиваться в сторону единственного близкого человека, который у него остался, но бурлящее в крови желание посмотреть на его выражение, когда он узнает о том, что мать погибла по вине сына, заставило Сумирэ усмехнуться. — Она… Она погибла, — парень медленно развернулся в сторону отца, снова вытирая лившуюся из носа кровь. — «Не забывай, что ты тоже не безгрешен, Ку-ни-ку-дзу-си», — раздался голос со стороны.       Парень резко развернулся, осматриваясь по сторонам, но, заметив дернувшуюся в сторону тень, почувствовал трепет предвкушения. Это была его тень, и его тень говорила с ним, заставила пустить в себя, принять глубже. Можно ли сказать, что теперь они были неотделимы? — В каком смысле погибла? — практически шепотом произнес Даичи, подбегая к сыну, хватая его за плечи. — Что случилось? Почему ты весь в крови? — на грани паники продолжал спрашивать он, даже не замечая, что обронил небольшую статуэтку, стоящую на угловой полке.       Упав с громким стуком на пол, тело кошки, которая ранее украшала интерьер квартиры, раскололось на десятки черепков, разлетаясь по полу костяной россыпью. — «Давай же, ты ведь хочешь остаться в одиночестве. Оно сделает тебя сильнее, скажи, что ты убил нашу мать, — зашептал голос прямо над ухом, и Куникудзуси почувствовал, как невидимые руки обхватывают его за плечи, словно забирая последние частички сознания. — Отдай мне всего себя». — Я убил ее, — вторя голосу, прошептал Сумирэ, замечая, насколько сильно исказилось лицо его отца.       Он отталкивал его. Где-то в глубине души Куникудзуси противился этому, но наблюдать за тем, как мужчина растерялся, как его пальцы задрожали, как глаза постепенно начали наполняться яростью и неверием, смешиваясь с чувством страха, оказалось достаточно интересно. — Что? Что ты сделал? — переспросил Даичи, но, не услышав ответа, замахнулся рукой, готовясь хотя бы так вразумить полностью потерявшего связь с этим миром сына.       Вот только, заметив пустой взгляд отчего-то изменивших свой цвет глаз Куникудзуси, мужчина замер. Он почувствовал, как все его тело сковало страхом перед школьником. Сложно было сказать, что именно было не так, но глаза парня полнились неудержимым безумием. Смотря в них, Даичи и впрямь начал верить в то, что сын мог что-то сделать с его женой. — Где?.. Где она?! — воскликнул мужчина, все же опуская свою руку, но в ответе не нуждался. — Осталась в храме, — отрешенно ответил парень, словно вовсе не придавая своим словам значение.       С сумасшедшим ребенком он разберется позже, неверие и паника захлестнули Даичи с головой. Что случилось? Почему это произошло? Наверное, стоило набрать в полицию, но вдруг оставался шанс того, что сын просто вновь начал видеть видения, не в силах отличить правду от вымысла? Наверное, стоило осмотреть его самого для начала, но сердце неудержимо стучало в груди и рвалось из нее.       Куникудзуси неотрывно наблюдал за тем, как его отец быстро подхватывает со шкафа в прихожей свою сумку, затем впрыгивает в обувь и забирает его ключи, кидая лишь: — Ни шагу за порог! Не смей выходить из дома! — грозным рыком бросил мужчина, захлопывая за собой входную дверь и запирая ее.       Оказавшись в полной удушающей тишине, Куникудзуси разжал кулак, в котором до сих пор был смят платок, который дал ему демон. Тот уже перестал быть белым, оставлял за собой отпечаток крови, но в то же время, сминая его между пальцев, Сумирэ не мог не думать о том, что теперь ему точно нельзя было оставаться в этом мире. — Ты Эребос, правильно? — спросил мессия, уходя в сторону своей комнаты, вот только ответ так и не услышал.       Все вокруг будто бы замерло, показалось очередной иллюзией, но как смел этот демон внутри него не отвечать на вопросы?!       С размаха ударив кулаком по столу, Куникудзуси в один рывок скинул с него учебники и тетради, упавшие прямо на пол и рассыпавшиеся в беспорядке, открыл окно. Спустя пару мгновений в него полетели иконы и библия. Дверь в его жизнь для них закрылась резко с громким хлопком, а после — лязгом задвинутых штор.       Сумирэ зарылся пальцами в свои волосы, оттягивая те у корней. Его матери больше нет. Отец точно возненавидит его. Жизнь больше никогда не станет такой как прежде, и наконец он почувствовал, что создал вокруг себя ад, поджег его со всех сторон, не оставляя себе даже малейшей возможности сбежать.       Стянув с себя куртку, затем майку и штаны, Куникудзуси встал перед зеркалом. Его тело до сих пор было обвязано обрывками ткани рубашки его матери, все еще защищали раны от попадания инфекций или же просто делали вид.       Проведя пальцами по рваным краям, Сумирэ почувствовал, что внутри него все скрутило истошным воплем отчаяния. Он был так близко, к тому, чтобы получить то, чего он больше всего желал, — спокойной жизни, но, кажется, это были лишь мечты, которым не суждено было осуществиться. — «Какой ты слабый, — насмешливо хмыкнул голос из тени. — Боишься все вспомнить до самого конца?» — Нет! — воскликнул в ответ Куникудзуси, опускаясь на пол. — Закрой рот, или я… — «Или что? Убьешь себя, чтобы умер и я? Но я буду всегда в тебе. Потому что ты — это я, — посмеялся демон, но в конце цыкнул. — Почувствуй это, разве ты не хочешь снова внушать страх людям, не хочешь, чтобы они страдали так же, как и ты?»       Сумирэ усмехнулся на слова тени, зачесывая пряди волос назад и полностью укладываясь спиной на холодный пол. Он поморщился от соприкосновения ран с твердой поверхностью, но вместо шипения из груди вырвалось несколько смешков, позже перерастающих в истерический смех, едва удерживаемый в груди. — Страдали, как и я? Ты хочешь, чтобы я вызвал цунами и утопил всех в природной стихии? Смешно, — Куникудзуси закрыл ладонями свои глаза, продолжая посмеиваться. — Ты не получишь мое тело и в конце концов будешь лишь наблюдать за тем, как я целую того демона. Это любовь, да? Ты так сильно его любишь, что это чувство передалось и мне? Любишь сильнее, чем ненавидишь этот мир? — «Ты…» — прошипел демон в ответ, изнутри натягивая свою тень.       Судорожно вздохнув, Куникудзуси сложил свои пальцы на собственной шее, пытаясь снять с нее невидимую петлю, лишающую его возможности вздохнуть. Грудь наполнил страх от этого удушья. Тень могла бы его вовсе не отпустить, заставить умереть, и никто бы не обнаружил следов преступления. Смерть вертелась сладким привкусом на языке. — «Я позволяю тебе это делать лишь для того, чтобы вернуть свои воспоминания. Ты не заберешь у меня его. Я первым отниму твое тело», — прошипел демон, сильнее сдавливая шею мессии, но после отпустил.       Закашлявшись, Сумирэ перевернулся на бок, потирая кожу, на которой точно должны были остаться следы. Однако менее смешно ему не становилось. Он чувствовал эту слабость в своей тени, чувствовал эту слабость в самом себе, и слабость лишь перед одним-единственным именем — Кадзуха.       Он стоял за невысокой партой, на которой стопкой были разложены несколько книг. Библия. Как это было смешно, чтобы демон, да притворялся следователем. Но чего было ни сделать, лишь бы выслужиться перед правительницей? Он мог лишь тяжело вздохнуть.       Осмотрев всех присутствующих, взгляд остановился на светловолосом парне, который что-то выглядывал в окне. Усмешка расплылась по лицу, стоило лишь понять, что именно мессия в нем увидел. Для обычного человека, вероятно, станут ударом подобные вещи, как призраки, демоны, нежить. Было крайне интересно посмотреть, как же отреагирует Кадзуха.       Резкий стук, с которым упал парень, показался демону даже забавным. Прерывая чтение своей проповеди, Эребос метнулся в сторону послушника, помогая ему подняться. Вот только хотелось бы избежать лишних вопросов со стороны окружающих. Никому не следовало знать о том, что мессию от ада приняли за мессию от рая, и следователь потянул за несколько струн души, давая понять Каэдэхаре, что говорить о таком не стоило. Но его лицо было так прекрасно в этот момент. Эребос даже удивился тому, насколько сам по себе он чувствителен к эмоциям, и в этот же момент голову поразили первые мысли о том, насколько большим упущением было находиться в роли лишь его надзирателя.       Резко открыв собственные глаза, Куникудзуси почувствовал, как со лба стекает холодная капля пота. Перед глазами стоял полумрак, а светлый натяжной потолок квартиры, в которой он уснул, сменился темной каменной кладкой. Внутри него зародилась тревога. Как он мог тут оказаться? Что это было за место? Но, попытавшись пошевелиться, не смог поднять и руки. Повернуть голову так же не получалось. Единственное, что Сумирэ чувствовал, это озноб, разошедшийся по все еще оголенному телу. — Ох, ты проснулся? Все хорошо? — спросил знакомый голос со стороны, и мессия еще раз дернулся, пытаясь повернуть голову в сторону. — Что ты делаешь? Я не собираюсь больше играть в ваши игры! — воскликнул парень на вопрос Барбары.       Тихие шаги раздались прямо рядом с ухом, и наконец Куникудзуси смог увидеть лицо девушки, склонившейся над ним. Это не могло не вызвать в нем новую тревогу. От одной мысли о том, что он снова будет молиться без устали, мессию затошнило едва ли не до рвоты. Из-за этого безумства, из-за слепой веры он оказался на пороге того храма. Отвратительно, хотелось плюнуть в сторону ангела прямо сейчас, а еще лучше — разорвать на мелкие клочки. — Прости меня, я не сохранила тебя, — выдохнула Пегг, аккуратно прикладывая свою теплую ладонь к похолодевшему от пота лбу. — Иди к чертовой матери! Оставь меня в покое! — снова попытался выкрутиться Сумирэ, но вновь не смог сдвинуться с места.       Его прижимало к чему-то настолько крепко, словно все тело припаяли. Даже дрожь не могла пройти сквозь эти странные путы, которые обвивали каждую частичку мессии. И лишь сейчас, пару раз моргнув, он смог примерно предположить, где именно он находился.       Это была та же самая комната в церкви, в которую ранее Барбара уже приводила его. Свет фонаря, стоящего на улице и проникающего в помещение через небольшое окошко под потолком, это лишь подтверждал. Снова церковь, снова это тошнотворное место. Куникудзуси чувствовал себя так, словно его силком заставляли пихать в рот грязь. Хотелось согнуться в тошноте, а после — избить каждого, кто посмел сыграть с ним в эту «шутку». — Куни, хватит говорить такие неподобающие слова! — в ответ воскликнула Барбара. — Это лишь небольшое помутнение, в тебе еще осталась вера к Богу, нужно лишь ее немного подтолкнуть, чтобы изгнать окутавшую твою голову тьму. Я верю в то, что твоя любовь к Господу нашему все еще находится рядом с тобой, не волнуйся, я не сделаю тебе больно. Только помоги мне. — Хватит с меня этого! Отпусти меня! Неужели так ангелы решают свои вопросы с людьми?! Сводят их с ума и заставляют насильно восхвалять Бога?! Тогда в вере совершенно нет никакого смысла! — проорал Куникудзуси, резко смыкая челюсти, как только почувствовал, что рука девушки касается его груди и проходит сквозь нее.       Это было странное ощущение. Словно в нем копались тысячи жуков и расползались по сосудам вместе с кровью, проедали изнутри, а после скручивались в тугой узел прямо между легкими. И сейчас этого узла касалась Барбара, делая то, что заставляло испытывать тупую боль, вырвавшую болезненный стон из горла. — А? — Пегг резко убрала свою руку из тела мессии, обеспокоенно осматривая его состояние.       Ей говорили о том, что попытка пробраться в самую душу не будет приятным ощущением для человека, и пользоваться этим стоило лишь в крайнем случае, но о такой боли, заставляющей мычать и дергаться, ей никто не говорил. Ангел в смятении осмотрела свою ладонь. Она уже привела Сумирэ сюда, уже использовала сковывающее заклинание, оставалось лишь немного подтолкнуть его душу к заживлению, но причинять боль ей вовсе не хотелось. — Тебе было больно? Прости, я… — Барбара нахмурилась. — Что ты со мной делала? Хватит пытаться решить все промывкой мозгов! — вновь воскликнул парень,       Девушка глубоко вдохнула. У нее просто не было выбора. Ей нужно было закончить эту жатву как можно быстрее, хотя время еще было. Казалось, ее противница вовсе перестала предпринимать какие-либо действия. Чаша весов практически полностью склонялась в сторону рая, и это было странно. Но думать об этом Барбара не могла. У нее еще оставалось предложение Кадзухи, но убийство… Она не могла на это пойти. Ни в коем случае не могла. Ни одна живая душа не должна была пострадать, но вместе с тем уже умерли как минимум двое — тот странный мужчина и мать Куникудзуси. А она все еще не могла сделать совершенно ничего.       Прикрыв глаза и стиснув зубы, девушка вновь опустила руку внутрь своего мессии, пытаясь ускорить заживление ран его души, из которых исходил смертельный холод демона, уже начавшего пробираться в его душу. — Ммм… — Сумирэ вновь простонал от боли, пытаясь вытянуться. — Прекрати это! Прекрати! Хватит! Я убью тебя! Убью, слышишь?! — Потерпи, еще чуть-чуть, совсем немного, — прошептала Барбара, старательно отгоняя от себя мысли, что поступает неправильно.       Внезапный скрип двери заставил девушку растерянно и встревоженно обернуться. Ей казалось, что она поставила достаточно плотный занавес, чтобы ни одна темная сила не проникла внутрь этого помещения на случай того, если Кадзуха вновь решит вмешаться. Через барьер ангела мог пройти лишь другой ангел, а потому это сильно напугало Пегг. Вдруг ее все же решили заменить? Хотя даже расписав все произошедшее в докладном листе, она получила разрешение на то, чтобы использовать все доступные методы. — Ну что там? — раздался голос из-за двери. — Погоди, это странно, — ответил другой голос.       В проходе показался странный парень, полностью закутанный в темную одежду. Единственное, что было открыто, — это его лицо с голубыми глазами и такими же голубыми волосами. Его светлый облик заставил ангела замереть в растерянности. Нет, этот человек никак не мог быть ангелом, но как тогда он смог пройти сквозь барьер? Неужели он был настолько чист и невинен, как новорожденное дитя? — Что тут… — вздохнул выглянувший из-за его спины священник, но тот в свою очередь лишь уперся рукой о невидимую стену, загораживающую проход в комнату. — Помогите! Помогите мне! — воспользовавшись моментом, прокричал Куникудзуси, но было поздно.       Барбара расправила крылья, отвлекаясь от своего дела и, сложив руки вместе, пропела незамысловатую мелодию, от которой в голове Сумирэ все затрещало по швам.       Окружение резко изменило свой вид, заливаясь ярким солнечным светом, освещающим все помещение вокруг, а после так же резко оказалось комнатой, из которой мессия был похищен.       Потеряв опору под собственной спиной, он упал на пол, сильно ударяясь о него спиной, но, не растерявшись, тут же подскочил, подбегая ближе к окну, которое едва успел открыть, чтобы выпрыгнуть со второго этажа и сбежать от сумасшедшего ангела, но его потянули за плечо обратно. — Постой, ты можешь покалечиться, — запричитала Пегг, силком оттаскивая парня от окна.       На эту фразу он лишь обернулся с усмешкой, отвечая: — Покалечиться? Лучше умереть, чем снова становиться сумасшедшим! — воскликнул он, отталкивая от себя девушку со всей силы.       Коротко пробежавшись взглядом по беспорядку комнаты, Сумирэ поднял с пола канцелярский нож, тут же бросаясь на ангела, но стоило лезвию коснуться ее горла, как оно разлетелось на мелкие осколки, заставляя одернуть руку назад и отпрыгнуть в сторону. — Что? Что ты пытался сделать? — шокированно произнесла Пегг, касаясь пальцами собственной шеи. — Куни, Куникудзуси, постой, я ведь не хочу тебе зла, я лишь хочу, чтобы ты смог жить спокойной жизнью в мире людей. — Нахер мне не сдалась твоя «спокойная» жизнь!       Заметив, что девушка начала подходить ближе к нему, Сумирэ отступил на шаг назад, упираясь поясницей в подоконник. Бежать было некуда. Если она так и продолжит свои игры с его душой, он не сможет ничего сделать. Упадет в омут безумной веры вновь, будет из раза в раз отмаливать погибшую мать и в конце концов загремит в психиатрическую больницу.       Судорожно думая о том, что можно было сделать, Куникудзуси зацепился за одну, кажется, наиболее верную идею. Он щелкнул ножом, вытягивая из него оставшиеся частички лезвия, и приставил к вене, тонкой голубой полосой проходящей по руке. — Не приближайся, — шикнул он. — Или я вскрою себе вены. Тогда моя душа точно не будет принята раем, не так ли? — Куникудзуси, постой, не делай поспешных выводов. Это все вина демона. Это демон внутри тебя руководит твоими действиями, — не зная, что делать в таких ситуациях, Барбара подняла руки вверх, так, словно бы это могло помочь. — Заткнись и проваливай! — Сумирэ сильнее надавил ножом на свою руку, морщась о того, как острая боль пронзает место касания.       По коже стекла капля крови, заставляя ангела напрячься сильнее и отступить назад. У нее больше не было ни одного слова убеждения, она была беззащитна перед подобным шантажом и, понимая, что парень вовсе не шутил, вздохнула, стараясь улыбнуться. — Ничего страшного. Я все понимаю. Я не стану больше тебя трогать, хорошо? Только дай мне осмотреть твои раны, — попыталась сгладить ситуацию девушка, но едва ли это могло помочь. — Ты меня не слышала? Проваливай! — на пике эмоций воскликнул мессия, сильнее прижимая нож, закусывая уголок губы.       Дрогнув, девушка отошла еще на шаг дальше, опуская голову. Она готова была расплакаться от чувства собственной никчемности, но в конце концов вышла за дверь комнаты, пропадая в своей вспышке из закрытой квартиры.       Тяжело вздохнув, Куникудзуси опустился на пол, откидывая нож в сторону и прижимая ладонь к образовавшейся ране. Было неприятно. Умирать ему было рано. До момента, пока он не найдет способ убить этого проклятого ангела, он должен был жить. И до момента, когда весь мир будет дрожать от одного упоминания о нем. Все должно было гореть, но не он. Он должен был смотреть на это сверху вниз, а не рисковать собственной жизнью. — «Хорошо придумал, — хмыкнула тень, неестественно перемещаясь вперед и складывая руки на груди. — Ни капли не сомневался в тебе».       От сарказма, с которым демон произнес последнюю фразу, Куникудзуси сморщился, ударяя ладонью по полу так, словно бы это могло хоть как-то навредить неясному силуэту. В ответ тот лишь рассмеялся, заполняя комнату своим голосом, заставляя мессию сжать руки на собственных ушах в попытках сбежать от собственного голоса, не принадлежащего ему.