Сердце ангела

      Хидан аккуратно ступал по бледно-бурой траве босой ногой. Искренне не замечая пристального взгляда, буравящего его голую задницу, обрывал плодовое дерево. Инжир, иссиня-чёрный снаружи, и ярко фиолетовый, практически сверкающий изнутри словно жеода, источающий сливово-персиковым запах. Соцветие ещё не полностью созрело, из-за чего слегка кислило, но ангела это не останавливало. Повинуясь резкому приступу голода, он ободрал уже добрую четверть склонённых к земле веток.        — Если ты голоден, я велю слугам накрыть нам стол, ни к чему тиранить бедные деревья, — лениво подал голос Какузу, даже не удосужившись приподняться.       — Я голодный, но я не хочу, чтобы кто-то сюда пришел, — Хидан встал на цыпочки, схватив ещё не ощипанную ветку, — это наше местечко.       Какузу насмешливо фыркнул. «Их местечко» — это небольшая полянка, скрытая от тропы густым кустарником и укрытая кроной инжира и черешни. Небольшой островок вытоптанной, если точнее примятой телами, травы они застелили ковриками из-под сёдел для ровности и собственной одеждой для мягкости. Дьявол лежал на этой импровизированной кровати, мечась между ленью и желанием в пятый раз учинить разврат. Из-за виляющей перед глазами голой попки второе желание постепенно перевешивало.       — Ангел брось ветку, иди ко мне, — Дьявол приподнялся, прижавшись губами к бледному копчику. Мягко обнял наложника, попытавшись утянуть на лежанку, но тот воспротивился.       — Подожди, я есть хочу, — Ангел сдавлено хихикнул, набив рот инжиром, похлопал по держащим его рукам.       — Я тоже хочу есть и мой голод фрукты не утолят, — Какузу игриво куснул сочную ягодицу.       — АЙ! Не кусайся, — Хидан обернулся и легонько поцеловал мужчину в лоб, пытавшись освободится. Но столь невинному поцелуя было слишком мало.       — Я буду кусаться, пока ты не обратишь на меня внимание и не бросишь эти блядские фрукты, — затащив к себе на колени наложника Какузу выдернул из его рук надкушенный плод.       — Но я такой голодный, — ангел надул губы, при этом даже не попытавшись выхватить инжир силой.       Дьявол расплылся точно патока от одного только подрагивания этих губ. Он сам поднес соцветие к ним. Хидан откусил кусок вместе с кожурой, намеренно лизнув чужие пальцы напоследок.       — Ты стал таким прожорливым? Ты хорошо себя чувствуешь? — Черная аура сорвала самые крупные плоды инжира и черешни, подала на себе, точно на подносе, — моя вина, ты же ещё не до конца восстановился.       Ангел радостно вспорхнул и принялся набивать черешней рот, точно хомяк. Надкусил и замер под волной боли разошедшейся по телу от зубов. Он ожидал мелких, хрустящих косточек как у зёрен граната или винограда, но косточки черешни оказались твёрдыми точно камни.       — Ай-ай-ай, ну куда же ты торопишься, — сжав пальцами нижнюю челюсть Хидана надавил на щёки, вынудив открыть рот. Тонкие, чёрные щупальца вынули косточки, часть которых деформировалась и раскололась, — косточки вишни и черешни очень крепкие, их стоит выплёвывать. Зубки целы?       Всхлипнув ангел кивнул, накрыв ладонями ещё пульсирующую болью челюсть. Какузу потёрся носом о нос наложника.       — Я в порядке, — громко сглотнув ангел зажмурился, — думаю, всё дело в том, что раньше я черпал энергию непосредственно с небес, а сейчас, когда я потерял к ним доступ приходиться восполнять недостаток едой. Я привыкаю к этому, постепенно. — Если хоть немного станет плохо, сразу скажи мне, — в самые губы произнёс Какузу, — хоть какое-то подозрительное чувство или ощущение, что угодно.       — Умм, у меня в животе тяжело время от времени, — Хидан положил обе ладони на низ живота, — в последнее время всё чаще.       — Низ живота, — заторможено повторил Дьявол, положив свою ладонь поверх ладоней наложника, — тебе нужно медленнее есть и получше разжевывать. Если это, конечно, не та тяжесть, о которой я грежу.       — О чём ты? — Ангел вытянулся на настиле, убрав руки за голову.       — Ребёнок. Может быть ты в положение и это наш ребёнок вызвал у тебя тяжесть, — Какузу лёг рядом, подперев рукой щеку.       — Я не ел детей, — уверенно ответил Хидан насупившись.       Какузу рассмеялся.       — Нет-нет, я имею ввиду что ты готовишься родить ребенка, маленького ангелочка, — Дьявол раскрыл ладонь на которой возник миниатюрный, сотканный из эфирного света ребёнок с ангельскими крылышками, — не знаю, как ещё объяснить. — Ангелы сразу созданы взрослыми, не бывает ангелов детей, — безразлично, даже холодно ответил Хидан и закрыв ладонь убрал иллюзию.       — Значит у нас не может появиться ребенка? — Какузу сжал кулак крепче и откинулся на лежанку, — досадно.       — Что-то не так? — Ангелу не понравилось каким печальным стал взгляд зелёных глаз.       — Всё хорошо, — Дьявол погладил нежную щеку, — даже если ты не подаришь мне ребёнка, ты не перестанешь быть мои светом.       — Зачем тебе ребёнок? — Хидан изогнул брови, — Дейдара тоже говорил о чем-то таком в первый день. Почему это так важно?       — По многим причинам, для начала, — Какузу остановился, поджав губы, — нет, пожалуй, это не важно. Не забивай…       — Свою милую головку, да-да, я помню, — обиженно прогудел ангел, подперев щеки кулаками, — заткнись.       — Ты затыкаешь меня? — Дьявол аж отдернулся от удивления, — кажется, я излишне балую тебя, ангел.       — Перестань вести себя со мной так, словно я неразумный и пустой, — возмутился Хидан нависнув над Какузу, — то что я многого не знаю, не значит, что я не хочу ничего знать.       — Я не… — Какузу запнулся, сглотнул глядя в колкие, но такие искренние глаза, — ты неверно меня понял, свет мой, это правда не важно. Не потому что я считаю, что ты не поймёшь или что ты слишком глуп, чтобы понять, а потому что раз ты не способен подарить мне ребенка, значит это не важно.       — Я не понимаю, — ангел опустил брови, его раздражение заметно схлынуло, — когда я что-то не понимаю, я хочу услышать объяснение, а не чтобы ты от меня отмахнулся.       — Хорошо, хорошо, я заслужил это «заткнись», — Дьявол поднял ладони в примирительном жесте, — шехзаде, наследник, нужен любому правителю, в особенности Дьяволу. Чтобы был тот, кто продолжит править после его смерти. И я бы хотел, чтобы это был наш с тобой ребёнок, но раз это невозможно — это не важно. Правда.       — Смерти? — Спросив Хидан не смог сомкнуть рот от удивления и растерянности, — ты способен умереть? — Конечно, я же жив. Всё что живо способно умереть, — Какузу пожал плечами, — демоны не стареют, тем не менее меня всё ещё может убить стрела, колдовство, меч, зубы и когти.       — Ты же Дьявол, — практически крикнул Хидан.       — Это лишь мой титул, физически на меня это никак не влияет. — Нам всегда говорили, что Дьявол противоположен Богу, но также бессмертен и всесилен, — ангел продолжил значительно тише, задумчивей.       — Я сильнее прочих и жизни во мне тоже на порядок больше, правда до бессмертия и всесилия мне очень далеко, — Какузу сдул севшую на белую прядь волос мушку, — первым Дьяволом был Мадара Учиха, он был падшим ангелом и его вполне можно было назвать всесильным, но как ты понимаешь, не бессмертным.       — Учиха? Того падшего ангела тоже звали Учиха, — Хидан даже не обратил на это внимание, повернув голову только услышав знакомое слово.       — Да, Итачи Учиха, он его дальний потомок, — Дьявол задумчиво потёр подбородок, — относительно дальний, у них очень разросшиеся семейное древо, от Мадары к Итачи поколений пять, может шесть, но не сильно больше.       — Если этот Мадара был могущественным Дьяволом, почему он умер? — Ангел лёг, положив голову на сложенные друг на друга ладони. Наблюдая за жуком с чёрным брюшком, медленно ползущим по травинке.       — В легенде говориться что умер от тоски по любимому, — Какузу дёрнул плечом и заметив жука щёлкнул по травинке пальцами.       — Разве можно умереть от тоски? — Хидан нахмурился, — эй! За что?       — Думаю это лиричное обозначение самоубийства. Его возлюбленный умер на войне, а он выпил яд и умер следом, — Дьявол отвёл взгляд, точно пристыженный за пакость ребёнок, — он мог тебя укусить. Их укусы сильно зудят.       — Это печально, — ангел вздохнул, вытянув руки в траву, — понятно, почему он погружен в уныние, его предки так трагично ушли.       — Его предки? Нет-нет, Мадара его предок, а его возлюбленный нет, у них не было совместных детей, насколько мне известно, — Какузу раздвинул траву освободив небольшой участок земли и взяв прутик начертил две чёрточки, рядом с каждой ещё по одной и от образовавшихся пар повел вниз рисунок напоминающий дерево, — Мадара был первым Дьяволом и естественно имел гарем, у него было пять фавориток, от которых он имел детей, его старший сын заняв трон традиционно казнил братьев, но оставил сестёр, от них род Учиха разросся на несколько побочных ветвей. Итачи произошёл из ветви старшей дочери, сейчас она главная.       — А как же ветвь сына, — Хидан указал на единственную не зачёркнутую линию во втором ряду сверху, — она больше не главная?       — О, мой дед зарезал его сына и внука, так что по мужской линии их род давно прервался, — весело ответил Какузу.       — Не говори это с таким довольным лицом, — ангел фыркнул, — если он был так сильно влюблён, что это привело к худшему из грехов, как у него могли быть дети от других людей?       — Он же Дьявол, он был обязан продолжить свой род, — Дьявол вскинул плечами, — браки по любви большая редкость, удача если супруги не ненавидят друг друга или даже дружат.       — Почему так, — Хидан вздохнул, положив щеку на плечо и раскрыл ладонь позволив редким насекомым проползти по ней, — а возлюбленный? Ему не было от этого обидно?       — Кто знает, — сметя рисунок Какузу нарисовал новое дерево, значительно тоньше и реже, — у Хаширамы была жена, он смог продолжить род до того, как умер, и он всё ещё не прервался. Вполне возможно он не знал о любви Учиха, а тот не сказал и зачах. Ангелы такие нежные и чувствительные.       — Ангелы не нежные, — с долей обиды ответил ангел надув щёки.       — И это говорит тот, кого истощил один день в темнице, — Какузу щипнул надутую щёку, мягко потрепав.       — Там было страшно и сыро, — скинув с себя руку Хидан фыркнул, — и частично в этом была твоя вина.       — Да-да, я виноват, не отрицаю, но это значит лишь то, что мне нужно быть бережным со столь нежным созданием, — Дьявол хотел заправить локон белых волос за ухо, жестом уже ставшим обыденным, но от него отдёрнулись, — ангел, ну что ты? Не обижайся, в чувствительности нет ничего плохого, я буду тебя оберегать, холить и лелеять как самый нежный цветок в саду.       — Но мне обидно, словно по-твоему я беспомощный и слабый, — пробурчал Хидан в ответ и, кажется, обиделся ещё больше поняв, что доля истины в это есть. Он помедлил, с трудом справившись с зачатками гордыни, — мне не нужно чтобы ты меня оберегал, разве что немного помогал.       — Совсем чуть-чуть, — в голосе слышалось беззлобное ехидство, — раз ты просишь.       Ангел улыбнулся и легко боднул лбом линию челюсти, потёрся, невольно отталкивая от себя. Но Какузу быстро сокращал получающиеся расстояние и ластился в ответ. Нечто схожее делали Фобос и Водопад в перерывах между пощипыванием травы. Хидан прикрыл глаза и ткнувшись в шею носом повалил демона на лежанку. Дьявол довольно прикрыл глаза, мягко лаская пальцами окрепшие совсем недавно пёрышки.       — Умм, Какузу, — разомлев от ненавязчивой ласки ангел говорил заторможено, точно нехотя, — если Итачи потомок Мадары, то кто потомок Хаширамы? Он тоже во дворце?       — Ну, — Какузу ухмыльнулся, — ты с ним уже знаком.       Цунаде чихнула, прикрыв нос, расшитым пурпурной нитью, платком. Мягко промокнула, прежде чем передала служанке. Она сидела в беседке из крашеного в чисто белый цвет дерева, с резным ограждением похожим на вьющийся кустарник. Напротив, сидела Мей, элегантно сложив руку на ограждение. Поверх её мраморной ладони лежал полупрозрачный, шелковый платок, оберегающий от солнечных лучей. Она слегка потирала ткань между пальцев, в ожидание.       — Знатным дамам по этикету полагается задерживаться, но я не думала, что Дьявол придерживается этому правилу, — не скрывая едкости заметила Мей, безразлично улыбаясь.       — Прошу простить, с ним впервые такое, — неловко отозвалась Цунаде, комкая в руке золочёную ложку точно тканевую салфетку, — видимо его отвлекли неотлагательные государственные дела.       — Мужчины и их дела, — улыбка Королевы стала понимающей, — до того, как мой муж скоропостижно скончался он регулярно бегал по… делам. Мне не впервой ожидать, — она вытянула руку и в ней тут же оказался бокал вина, — предпочитаю проводить ожидание пьянствуя и убивая. Когда ловчий подготовит нам загон для оборотней?       — Боюсь, что никогда, — осторожно ответила Цунаде, — мы будем охотиться на ланей и зайцев. И нам их не приведут, их выпустят в лес чтобы мы верхом нагнали их и поймали. Это весело, вам понравится.       — Мы будем лично гоняться за дичью? Как дикие волки? — С явной брезгливостью уточнила Мей похлопав пышными ресницами, — надеюсь вы шутите.       — Нет, — ответила Валиде с небольшой задержкой, — это же охота, весь задор и кроется в погоне. Что весёлого в стрельбе по цели что носится в паре метров от тебя и не может убежать?       — Это не весело, это просто приятно, — улыбка Королевы приобрела нелицеприятный оттенок, хотя всё ещё выглядела элегантно и красиво, — видеть поверх арбалетного болта глаза полные отчаянья, мольбы и знать, что только от твоего желания зависит остекленеет этот взгляд или наполнится благодарностью. Что может быть приятнее?       — Если это будут глаза твоего мужа, — сама себе буркнула Цунаде и резко поджала губы, поняв, что сказала вслух.       Мей рассмеялась, мгновенно сведя с себя всю наигранную спесь. Валиде прикрыла рот тремя пальцами, сдержано хихикнув.       — Похоже они подружились, — с нескрываемой досадой заметил Итачи.       Он сидел у окна охотничьего домика, на лавке идущей вдоль всей стены. На ней в нескольких местах были небрежно брошены шёлковые подушки с кисточками на углах. Одну такую Учиха держал на коленях, перебирая волоски кисточек.       — Разве это плохо? — Кисаме сидел рядом, на ковре, подогнув под себя ногу, так и не решившись сесть на скамью. Он легко трепал за ухом охотничьего пса, лежащего перед ним. Пёс довольно щёлкал зубами, вертел головой и лупил хвостом по обе стороны от себя, — мне думалось вы хотели наладить торговые отношения, чтобы предотвратить поход.       — Не надо, — с раздражением и в тоже время усталостью отозвался Итачи, вырвав пару волосков кисточки, — не считай меня наивным и тем более не думай, что в этом дворце есть что-то, что мне неизвестно. Грядущий поход может предотвратить только полная, добровольная сдача территорий Мей. А эта женщина даже, выпавший волосок собственной служанки просто так не отдаст.       — Прошу простить, у меня не было умысла вас принизить, — Кисаме склонил голову, закрыв глаза, точно ожидал удар плети. Учиха вздохнул, отругав себя за излишнюю резкость, мягко положил ладонь под крепкий подбородок, заставив поднять на себя взгляд, Хошигаке помедлил, прежде чем продолжил с заметной робостью, — она вам не нравится?       — А тебе? — Итачи погладил пальцами синюю кожу, слегка щипнув, — тебе она нравиться?       — Я не знаю, — Кисаме едва заметно улыбнулся, — как только мы стали супругами я утратил способность смотреть на кого-либо, кроме вас.       Учиха прикрыл свою смущённую улыбку верхней частью крыла. Руки не убрал, наоборот скользнул ей вниз, по правой стороне шеи, на плечо. Поддел ногтем край кафтана.       — Ты знаешь, что сказать, чтобы утешить мою неспокойную душу, — Итачи потянул за ткань, его палец легко упустил бы её, но Хошигаке этого не допустил. Сев ближе прижался щекой к колену, закрытому холодной тканью шелка, — она мне очень не нравиться. Короли не выступают в роли послов. Она привезла с собой беду, я это чувствую.       — Что бы она не замыслила, я не позволю этому вас коснуться, — Кисаме прикрыл глаза, уже расслабленно.       Супруг гладил его то тыльной стороной ладони, то передней, лишь пальцами и всей ладонью. Учиха сопровождал каждую свою мысль движением руки, неторопливым, но практически беспрерывным. Ощущение грубой кожи, немного напоминающей мелкую чешую, помогали ему сосредоточиться. Кисаме потёрся носом о колено, слегка приподняв край юбки. Итачи покраснел, отдёрнув руку прервал поток размышлений.       — Потерпи до вечера, — вновь прикрывшись крылом так, что только блеснувшие алым глаза было видно, сказал Учиха.       — Что вы, я и не… — неловко начал было Хошигаке, как вдруг прервался и поднявшись сложил руки в замок у живота.       Пёс, успевший задремать на ковре, тоже оживился, подняв голову. Не успел Итачи задаться вопросом, что случилось, как створчатые двери комнаты распахнулись. Забежав Дейдара потоптался на месте, отступил на шаг, выловив глазами Учиха выругался про себя, судя по движению губ, и склонился в приветственном поклоне.       — Что случилось? Что-то горит? — С долей насмешки спросил Итачи.       — У меня нет времени, прошу прощения, — сквозь зубы процедил Тсукури быстро поклонившись. Он хотел было уйти, не смотря, на то, что его не отпускали, как тут щелкнули зубы.       — Прояви уважение, — рыкнув Кисаме вздёрнул верхнюю губу, показав острые клыки.       — Я прошу прощения, — процедил Дейдара уже полноценно поклонился и продолжил, не разгибая спины, — я выполняю поручение повелителя, он ещё не прибыл?       — Нет, — ответил Учиха и с небольшой задержкой добавил, — что это за поручение, что ты так спешишь?       — Мне велено доставить выходную накидку для наложника-фаворита, — ответил управитель, едва скрывая неохоту. Ему хотелось уйти, но зубы Кисаме пугали его слишком сильно. — Выходную накидку? — Итачи аж дёрнулся назад, точно перед его лицом что-то промелькнуло, — только этого не хватало, — он потёр лоб ладонью, — о чём думает Какузу-сама? Чем он думает? У Цунаде прихватит сердце…       Учиха продолжал бормотать, натирая лоб словно пузатый чайник. Не отрываясь от этого занятья цокнул, небрежно махнув рукой.       — Ты можешь идти, — озвучил жест супруга Хошигаке, слегка прищурившись.       Дейдара быстро кивнул и сделав пару шагов назад убежал громко топая. Кисаме сопроводил его взглядом, после чего плавно опустился на одно колено. Точно опасался, что резкое движение могло напугать сосредоточенного на раздумьях Итачи. Он не звал его, не прикасался, никаким иным образом не отрывал от мыслей, просто сидел на одном уровне предлагая свою поддержку.       — Какузу-сама помутился разумом от этого увлечения, — заключил Учиха наконец отняв ладонь от лица.       — Вы можете его понять, — сказал Кисаме поражаясь собственной дерзости.       Итачи поднял на него глаза, в алых радужках которых на миг скользнула возмущение, а после расплылась нежность. Такая всеобъемлющая, безграничная нежность, которую Хошигаке был не в силах понять. Куда ему. В его долгой жизни едва ли набралась бы крупица этого чувства. Тем более направленного на него, принадлежащие исключительно ему. Учиха протянул раскрытые ладони к супругу. Кисаме непроизвольно дёрнулся, миг возмущения он понимал гораздо лучше и реагировал на него рефлекторно. Итачи не спешил, но и не отступал, осторожно коснулся щёк, огладил большими пальцами жабры на скулах. Хошигаке прикрыл глаза, можно было подумать, что расслабился, но Учиха чувствовал, как напрягались под пальцами мышцы лица.       — Да, могу, — согласился он, после нескольких минут ласки. Сократив расстояние между ними поцеловал.       Кисаме не позволял супругу править в поцелуях, хотя его воспитание этому противилось. Искреннее желания уберечь Итачи было сильнее рабского мышления. Вполне возможно именно благодаря нему рабское мышление начало ослабевать.       Погрузив крепкие пальцы в шёлк чёрных волос Хошигаке вынудил голову Учиха наклониться, так, чтобы им обоим было удобно. Ласковыми движениями языка направил подальше от острых зубов, причмокнул. Итачи не сдержал сладкий стон, продолжая припадать к чужим губам даже когда поцелуй завершился и Кисаме начал отстраняться. Обхватил крепкую шею повис на ней.       — Подними меня, — попросил он, стянув руки точно питон кольца.       Хошигаке немедля ни секунды подхватил супруга, усадив на сложенную руку, так чтобы их глаза оказались на одном уровне. Итачи прикоснулся губами к линии челюсти мимолётным поцелуем. Положил щёку на плечо, умиротворённо прикрыв глаза.       — Приласкай меня, — шепнул Учиха, едва-едва оторвав губы от влажной после поцелуя кожи, — мне нужно набраться мужества перед грядущим скандалом.       — Вы думаете, случиться скандал? — Спросил Кисаме направившись в выделенные лично им покои.       — Он совершенно точно случиться, — Итачи прошелся пальцем по нижней челюсти, легко стукнув подушечкой пальца у жабр, — без криков, ругани или драки, безмолвный скандал. Сначала все мышцы на лице Цунаде застынут…       Валиде стиснула зубы, и каждая мышца на её лице натянулись словно канаты на реи.       -… она улыбнётся как шакал ждущий, когда ты повернёшься боком, чтобы вгрызться тебе в печень…       Натянула уголки губ показав ровные, белые зубы с парой аккуратных, коротких клыков.       -… затем её глаза нальются кровью так сильно, что у остального тела случиться анемия…       Её персиковая кожа стала бледной словно самая дорогая бумага. Казалось словно через неё можно было прочитать карту сосудов плетущеюся в теле. Янтарные глаза окутала красная дымка, густеющая с каждым мгновением всё сильнее и сильнее, пока алый не сменился чёрным.       -… а в завершение всего, она сожмёт кулаки так, что когти пробьют ладони насквозь.       Костяшки сжатых кулаков побелели так сильно, что складывалось впечатление словно они пробили кожу. А когти прорвали восемь дырок в золотом подносе, который она схватила, чтобы выместить гнев на чём-то неживом. К сожалению слуги беса, хвост которого она вжимала каблуком, поднос попался на глаза не сразу. Всё её внимание было сосредоточено на Какузу, ведущего под руку наложника.       Дейдара успел принести выходную накидку. Ангел покрывала белая ткань, скрывающая его лицо, тело и даже силуэт, оставляющая открытой лишь глаза. На крылья она была не рассчитана, поэтому их покрывала другая накидка, такая же белая, но с другой бахромой на подоле.       Движения ангела были непринуждёнными, лёгкими, точно он не чувствовал на себе ни грамма лишней ткани. Не успел Какузу подвести его к Дьявольскому шатру, как Хидан отпустил его руку и вспорхнув радостно бросился на шёлковые подушки. Какузу улыбнулся, самолично задернул шатёр, полупрозрачная занавесь которого скрыла ангела от любопытных глаз. Но не полностью, тёмный силуэт сохранялся и все, от Валиде до слуг, могли видеть, как наложник подкидывал над собой подушки и слушали его громкий хохот.       — Приношу свои извинения, я был вынужден задержать, — Дьявол положил ладонь на грудь, склонив головку, — надеюсь, Валиде не позволила вам скучать.       — Что вы, нет, мы прекрасно провели время, — отмахнулась Мей, при этом не отводя глаз от силуэта в шатре, точно замершая в траве змея, наблюдающая за копошащейся в пыли полёвкой, — а это… — она запнулась, указав коготком на шатёр, не зная, как корректнее задать вопрос.        — Это мой наложник-фаворит, — Какузу указал ладонью в сторону ангела, кувыркающегося в подушках, — прошу не беспокоить его, он немного утомился после конной прогулки, это его первый раз в седле.       Дьявол снисходительно кивнул и тоже скрылся в шатре, отогнув занавес так, чтобы было видно его, но не наложника. Не успел опуститься на подушки, как Хидан накинул ему на шею руки, всё ещё излучая невинный восторг. Какузу коснулся его лба поцелуем. Поднос в руках Цунаде лязгнул и разломился пополам. Улыбаться при этом она не прекращала ни на минуту.       — Валиде сказала, что никто не может видеть ваш гарем, — не опуская палец произнесла королева, торопливо и в тоже время осторожно.       — Это так, тот кто взглянет на моего наложника один раз лишиться глаз, тот кто взглянет дважды лишиться головы, — Дьявол чиркнул когтями по горлу и улыбнулся, скрылся за шторой подарив ангелу ещё один поцелуй, в этот раз в скулу, — поэтому он будет либо в шатре, либо в выходной накидке и постарайтесь воздержаться от прямых взглядов. Вы наши дорогие гости, но закон не терпит исключений.       — Значит, сейчас я могу её снять? — Шепнул Хидан, так громко, что это услышали все.       Мей навострила уши, точно хотела рассмотреть наложника благодаря его голосу.       — Можешь, — Какузу кивнул.       Ангел завозился в шатре, сбросив накидку сладко потянулся, расправив крылья. Размера шатра позволял сделать это, не тревожа занавеси. Радостно вскрикнув завалился на спину, подкинув пару подушек в воздух. На мгновение за спиной Дьявола мелькнули белые перья. Глаза королевы расширились, она уж было открыла рот, чтобы спросить, но вовремя прикусила язык. Глаза ей всё ещё нужны. Какузу несколько раз щёлкнул, покрутил пальцем отдав немой приказ. Пара слуг принесли широкие подносы, заполненный жареным мясом до краёв. Рёбрышки, грудинка, вырезка, щеки, при большом желание и упорстве из содержимого блюд можно обратно собрать быка. Больше как украшение, нежели в качестве дополнительного блюда, принесли чаши с фруктами. Дьявол взял одну из чаш, но даже скрыть за шторой не успел. Наложник издал отрицательный звук и требовательно указал на поднос с мясом, показав одну фалангу пальца. Какузу прыснул лёгким смешком, отставив чашу взял указанный поднос. Мей невольно дёрнула головой от удивления, не сразу вернув на лицо незаинтересованность.       — Итачи ещё не прибыл? — Поинтересовался Какузу, держа поднос за занавесью шатра, при этом постоянно опуская взгляд то на него, то на берущего кусочки мяса наложника.       — Он отдыхает в своей комнате, я уже послала за ним служанку, — ответила Цунаде, мягко и легко, несмотря на то, что на её искорёженным гневом лице, проступали желваки, — он отказался учувствовать в охоте.       — Он никогда в ней не участвует, — Дьявол отмахнулся, уже не переключая взгляд с ангела, — а вот Кисаме её не пропустит.       Итачи показался у выложенной крупным камнем дорожки ещё до того, как Какузу скрылся со своим спутником в шатре. Но подходить не торопился. На мгновение выглянул из-за остриженного в форме лепестка пламени куста и тут же отступил. Ему требовалась ментальная подготовка перед ещё одной встречей с королевой. Кисаме его не торопил, стоял чуть поодаль, сложив руки за спиной и молча ожидал. Пару раз, во время отступлений, он становился для супруга прибежищем. Тот утыкался в широкую грудь, спрятав кончик носа в складочку между парой пуговиц кафтана. Вздыхал и снова шёл к кусту. Возможно он метался бы так до самого захода солнца, но в какой-то момент пересёкся взглядом с Валиде. Её янтарные глаза обрамляла сетка полопавшихся от напряжения сосудов. Итачи мог её проигнорировать, но боялся, что при добавлении ещё одного раздражителя у неё попросту лопнут глаза.       — Здравствуйте, Какузу-сама, — подойдя Учиха учтиво поклонился сначала Дьяволу, а после дамам, — Валиде, королева, — и сел в беседку, по праву сторону от Цунаде.       Какузу щёлкнул за занавесью шатра, убрал поднос, не дав наложнику взять очередной кусок. Ангел возмутился, издав возмущенный звук, потянулся за подносом, позволив Мей увидеть чисто-белое запястье.       — Хидан, — прикрикнул на него Дьявол, хотя это с трудом можно было назвать криком, — ты ничего не забыл?       Хидан что-то пробурчал, лениво сел прямо, вытянув крылья за спиной. Глубоко вздохнул, с явным нежеланием говорить.       — Я должен принести извинения, — Какузу усмехался, благодаря шторке только он видел, что наложник говорил, закатив глаза, — не так давно я повел себя грубо, как оказалось. Хотя грубить, я не хотел, мне жаль.       — Я принимаю эти извинения, — не сразу, но согласился Итачи слегка качнул головой.       Он смотрел прямо на силуэт ангела, в то место где у него должны быть глаза. При этом стараясь не поворачивать взгляд в сторону Дьявола. Тот пристально смотрел на него, в безмолвном ожидание. Итачи знал, чего конкретно он ждал.       — Я тоже должен извиниться, я был излишне резок, — медленно, с едва скрываемой натугой произнёс Учиха.       Мей бегала заинтересованным взглядом от Великого визиря к шатру и обратно, иногда поглядывала на Валиде.       — Кажется, я пропустила что-то интересное, — с лёгкой досадой произнесла Королева, хлопая пышными ресницами.       — Что вы, ничего стоящего внимания, — аккуратным жестом отмахнулась Цунаде. Её голос не отражал и капли напряжения, сконцентрированного на лице, которое практически выцвело, — в гареме часто случаются конфликты, если тратить время на каждый, времени не останется вовсе.       Мей вежливо улыбнулась, наблюдая за реакцией Итачи так же внимательно, как и за реакцией Валиде. Она насторожилась, точно мангуст нечаянно забредший в пещеру полную змей. Поджала лапу, не став делать шаг вперёд, увидев сухую и явно хрустящую листву, но и назад не пошла.       — Как я понимаю, господин визирь в охоте участвовать не будет, — королева учтиво кивнула, — но будет его супруг. А кто ещё к нам присоединится?       — Визирь Джирайя-сан будет нашим ловчим, нас сопроводит лекарь и слуги, на это всё, — пояснила Цунаде прикрыв глаза. В этот момент её лицо стало совсем немного живее, — присутствовать на охоте Дьявола большая честь, мало кто её удостаивается.       — А я, могу пойти? — Хидан подал голос осторожно, но громко. Едва ли он умел просить, его словам больше походил эпитет «требовал».       — Конечно, ты будешь со мной, — ласково произнёс Какузу и занавесь едва ли скрыла как он погладил щеку наложника, убрал за ухо короткие волосы, что сразу же высвободились назад.       Цунаде, не смотря на плотно сжатые губы, упустила звук, схожий с вскриком упершей птицы. Причём не подстреленной или больной, а мгновенно издохшей, раздавленной в собачей пасти. Осознав, что звук принадлежал ей, стыдливо опустила голову и упорно притворилась, что не причём. Дьявол бросил на неё взгляд исподлобья, но практически сразу вернул всё своё внимание к фавориту. Хидан держал руку, ласкающую его, чуть ниже локтя и тёрся точно признавший хозяина кот.       — Мне кажется или вы бледны? — Взгляд Какузу не покидал шатра, но всем было очевидно к кому он обращался, — вы хорошо себя чувствуете? Не заболели?       — Что вы, я вполне здорова, — Валиде не успела этого произнести.       — Если вам нездоровиться, лучше останьтесь здесь, составьте компанию Итачи, — закончил Дьявол, нехотя оторвав руку. Он выпрямился, гордо подняв нос. И по одному только этому движению истинный смысл сказанного стал очевиден всем, за исключением невинного ангела.       Лицо Цунаде, до этого напряжённое, поплыло какой-то скорбью. И она, видимо почувствовав это, отвернулась, ничего не произнеся и тем более не возразив.       Лошади, запряженные для охоты, отличались от тех, на которых они прогуливались. Значительно меньше и ниже в холке, жилистые, резвые, но при том столь покладистые, что конюшему не приходилось к ним прикасаться, чтобы править ими. Пыльно-рыжие, точно накрытые цельным полотном ткани. И только у одного на морде промеж глаз красовалось белое пятно, напоминающие очертание голого черепа. С лошадьми поравнялся белый волк, столь громадный, что его спина доходила до конского крупа, а стоило ему поднять голову, вовсе возвышался над ними. Но несмотря на это кобылки не боялись его, даже не дёргались, когда зверь неслышно петлял промеж них.       Какузу подошел к лошадям первый, положил ладонь на белое пятно, погладил, пару раз одобрительно похлопал. Затем в одно, отточенное движение заскочил в седло. Кисаме поприветствовал свою лошадь похожим жестом, так же быстро заскочил в седло. Чтобы же королева заняла место на кобыле потребовалась целая процессия. Она заранее переоделась в куртку и штаны из ошпаренной кожи, предназначенный как раз для конной прогулки. Этот костюм должен был облегчить движения и скрыть кожу от солнца, но судя по скованности Мей — в громоздком и большом точно двухъярусный торт платье ей было комфортнее. Пара слуг крепко держали несопротивляющуюся лошадь, ещё двое сопроводили королеву к ней, помогли наступить на другую пару служанок, вставших на четвереньки чтобы послужить ступеньками. Какузу бросил на действа самый короткий взгляд. Большего оно было недостойно.       Хидан всё ещё стоял в стороне, выглядывал Фобоса, но вместо него ему привели пыльно-рыжую кобылку с едва проглядывающими яблоками на шее. Лошадь была красивой, изящной, ангел погладил её, перебрал шёлковую, короткую гриву. Но залазить не стал. Это бы не Фобос. Заметив заминку, волк хлестнул хвостом, точно плетью. В один прыжок оказался рядом, буквально перетек из волчьей шкуры в человеческую кожу, подал руку слегка поклонившись.       — Окажите мне честь, — просил он, погладывая на наложника из-под прикрытых век.       Выходная накидка скрыла вздёрнутую в недоумение бровь. Хидан отпрянул от руки, недоверчиво поглядывая то на неё, то на излучающее доброжелательность лицо оборотня. Плеть резанула воздух, ударив по земле острым концом. Какузу подвёл лошадь ближе с заметной тенью злости на лице. Джирайя опустился на четвереньки, ступив на землю уже лапами и торопливо скрылся за лошадьми. Дьявол щёлкнул языком. Лошадь с яблоками на шее опустилась, согнув сначала передние ноги, затем задние.       — Садись, свет мой. Или мне спуститься и помочь тебе? — подтянув поводья спросил Какузу, его лицо смягчилось, просветлело, словно Хидан был его светом в буквальном смысле.       — Могу я поехать на Фобосе? — Ангел развернулся, вновь больше требуя нежели прося, — разреши мне поехать на нём.       — Фобос прогулочный конь, он сбросит тебя, если увидит тень или ветку хоть сколько-то похожую на змею, — Дьявол фыркнул, — нет.       — Фобос не станет, он смирный и кроткий, — заверил Хидан и по одному тону его голоса, можно было понять, что он выставил нижнюю губу.       — Нет, — строгость Какузу таяла, стоило только прозвучать этим обиженным ноткам, но сейчас на кону была безопасность драгоценного фаворита, и он не мог отступить, — то, что он слушал тебя во время прогулки не значит, что и во время охоты станет.       — Если наложника не по нраву лошадь, могу предложить собственную спину, — оборотень изогнулся волной, напоминая ластящуюся кошку. У его ног саданул хлыст, Джирайя тут же отскочил, хихикая гиеной и скрылся за спиной лошади Кисаме.       Хидан успел потянуться к его морде, чтобы потискать. После знакомства с Цербером и Куки, у него выработалась реакция на пушистых зверей. Ангел поджал пальцы, он успел прикоснуться к белой шерсти и готов был поклясться, что ощущение было знакомо.       — Садись на лошадь, ангел, не упрямься, — практически просил Дьявол.       — Не сяду, — воскликнул наложник, топнув ногой, — Фобос будет ревновать, ему будет грустно и плохо.       — Это всего лишь конь, он не может грустить и тем более ревновать, — с долей презрения ответил Какузу.       — Если я залезу на другого мужчину, ты же будешь ревновать, почему конь не может? — То же презрение отразилось и на лице Хидана.       — Ангел! — Рявкнул Дьявол, потянувшись к плети. Не из желания стегануть наложника, а скорее рефлекторно, — не смей сравнивать нас.       Мей рассмеялась, напомнив о своём присутствие. Подвела лошадь ближе, встав перед Какузу. Не смотря на неловки движения на земле, в седле она чувствовала себя более чем свободного. Сидела на мужской манер, перекинув ногу через седло.       — Думаю, такая осторожность излишня, — ещё посмеиваясь вступилась королева, — пусть возьмёт прогулочного коня, он же не будет участвовать в охоте непосредственно, верно?       — Верно, — со скрипом согласился Какузу и отдал слугам приказ.        Как только Фобоса привели, он без каких-либо приказов опустился так же, как сделала это рыжая кобыла. Хидан сел в седло, не перекидывая ногу и конь плавным движением встал на ноги. Ангел припал к его шее, обеими руками погладил. Фобос вытянулся и мотнув головой поравнялся с кобылой. Если Водопаду он позволял тереться о него, прикусывать и даже дёргать гриву, то пыльно-рыжей даме он не позволял даже приблизиться. Шёл рядом, вполне спокойно, но стоило кобылке нарушить невидимую границу между ними головой или копытом, щелкал зубами угрожая укусить. Хидан его не отдергивал, он вытянулся на спине, поглаживая чёрную шкуру и гриву. Из-за накидки складывалось впечатление, словно конь шел накрытый пластом свежевыпавшего снега.        Волк петлял промеж лошадьми, то практически уткнув нос в землю, то вздёрнув к небу. Именно он вёл всадников, но ни разу не заходил вперёд. Во главе, как и полагается, шел Дьявол, по леву сторону, чуть позади от него Кисаме, а по правую, практически не отступая Хидан. Мей же шла позади и это просто не могло ей нравиться. Не выдержав королева пришпорила коня, поравнявшись с Хошигаке. Невольно или нет, соприкоснувшись бедром с его.       — Как я поняла, ваш супруг не разделяет вашей страсти к охоте? — Тихо, точно стараясь скрыть их беседу как великую тайну, спросила королева, вновь ненавязчиво коснувшись чужого бедра.       — Итачи-сан добросердечен и милостив, он не одобряет убийства, если в нём нет необходимости, — Кисаме легко кивнул, прикрыв глаза. Его движения были скованными и осторожными. Итачи велел ему вести себя так, как полагается вести себя супругу Великого визиря, только благодаря этому приказу он мог держать голову прямо, пусть и не хотел.       — Печально, когда супруги не имеют общей страсти, в некоторых случаях это ведёт к утрате страсти в целом, — Мей качнула головой, напоминая скорбящую, но строго воспитанную вдову. Вздохнула и мгновенно воспряла духом, точно с выдохом избавилась от всех тягостей, даже надуманных, — я жизни своей не представляю без охоты, пожалуй, лучшее из возможных развлечений. Ну, исключая постель, конечно же.       Она качнулась в седле, попытавшись соприкоснуться уже плечом. Попытка не удалась, а Хошигаке её даже не заметил.       — Прошу простить, но я не понимаю о чём вы, — он кивнул, делая то, что умел делать очень хорошо, то, что ни раз сохраняло ему голову на плечах — притворялся лишенной разума вещью.       — Ах, так непривычно слышать столь невинные слова от мужчины, — вздохнула королева и хихикнула собственным мыслям, — Итачи с вами так повезло, я даже завидую. Где водятся такие покорные и благочестивые мужчины?       — Боюсь, мне это неизвестно, — Кисаме кивнул, прикрыв глаза.       — Жаль, жаль, — покачала головой Мей, откровенно забавляясь, — придётся мне самой поискать, на невольничьем рынке.       Хошигаке едва заметно дёрнулся, точно дала о себе знать старая рана, но ничего не ответил.       Джирайя внезапно поднял морду, беспрерывно дёргая ушами, в то время как его тело окоченело совсем как статуя. Хидан увидев в этом возможность потянулся к пушистому вороту, так и не оставив порыв приласкать мягкую шесть. Но волк вновь сорвался с места раньше, чем к нему прикоснулись. Побежал так быстро, что его тень не поспевала, неслась следом точно хвост кометы. Какузу пустил коня галопом, вынудив тоже сделать и остальных, но стоило из зарослей выскочить лани, как вовсе перешёл на карьер. Пыльно-рыжая буквально взлетела, а приземлилась в мгновение, когда лань упала замертво. Одним взмахом палаша Дьявол отсёк ей голову.       — Не дали нам ни шанса! — Не скрывая досады выпалила Мей, дёрнув лошадь за поводья.       — Вы думали, я стану играть с вами в поддавки? — Какузу самодовольно усмехнулся.        Кисаме вместо того, чтобы участвовать в беседе отдал слугам распоряжение забрать тушу. Опасно перегнувшись подхватил голову за прямые рога, стряхнув кровь передал слуге. Именно он заметил с каким ужасом наложник смотрел на орошённую кровью траву.       — Зачем ты это сделал, — пустым, безжизненным голосом спросил Хидан, когда Фобос мягкой поступью подошёл ближе.       — Сделал что? — Дьявол мотнул головой, не сразу поняв в чём его обвиняют, — ангел, это охота, на ней убивают. Или ты думал, что мясо на твоей тарелке берётся с поля?       — Я знаю, откуда берется мясо, — строго отозвался ангел, но вмиг стал тише, вкрадчивее, — я не думал, что ты станешь убивать, я думал мы поймаем её… мне не нравиться подобное развлечение.       — Похоже все ангелы добры и милостивы, — иронично заметила Мей, ласково улыбаясь.       — Свет мой, — нежно позвал Какузу, поймав щеку фаворита в ладонь, — не печалься, это лишь лань, она умерла быстро и не страдала.       Хидан мотнул головой, сбросив с себя руку. Фобос, без какого-либо приказа пошёл вперёд, мимоходом зло куснув пыльно-рыжую в шею. Дьявол нагнал его, заходя то с одной стороны, то с другой, для тихого, предназначенного только им двоим разговора.       Следующую лань убила Мей. Подскочив к ней рванула удлинившимися когтями горло, ухватив вену вытянула словно попавшую в волосы паутинку. Крови было в разы больше, чем в прошлый раз, не смотря, на то, что зверь остался с головой. Королева довольным котом облизывала ладонь, наблюдая за тем как слуги пачкаясь в крови убирают тушу.       Хидан не смотрел в их сторону. Практически лежа на коне перебирал белую шерсть оборотня. Джирайя сидел провинившейся дворнягой и прижав уши позволял себя трепать. Прикасаться к наложникам запрещалось в разы строже, нежели смотреть. Тут не искалечат — сразу казнят. Но наложнику прикасаться было дозволено. Наложнику фавориту дозволялось всё. Расстроенному наложнику фавориту дозволялось много больше. Если Хидан был обижен — Какузу был зол. Одним взглядом он отдал приказ, которому никто не смел перечить. Как бы это не было стыдно или позорно — ангела требовалось повеселить.       — Ты хороший, — пробормотал ангел, почёсывая волка за ухом, — прямо как от Какузу, от тебя исходит такое приятное тепло.       Волк заинтересованно дёрнул ухом, надеясь, что жеста будет достаточно, чтобы наложник продолжал. Говорить с наложником наедине он так же не имел права. Но тот этого не считал, продолжая перебирать шерсть, закручивая её в жгутики перетирая между пальцами. Это было немного больно. У Орочимару была привычка в задумчивости выдергивать ему шерсть или волосы, в зависимости от облика. В сравнение с ним, действия ангела были даже нежными.       — Но тепло Какузу принадлежит мне, а это нет, — кажется, фаворит тоже был погружен в раздумья. Может это белая шерсть так влияла на умы, — но это всё равно, хорошее чувство, светлое.       — Вы видите её? — Джирайя тихо, практически неслышно подал голос, поняв о чём ведёт речь ангел, — вы способны видеть любовь?       — Раньше я её ни разу не видел, но здесь её так много, хочешь не хочешь заметишь, — Хидан улыбнулся, что было видно даже по его глазам.       Всем было известна способность падших читать чужие эмоции. Но способность эта была поверхностной, ничего глубже злости или радости почувствовать они не могли. Что уж говорить о таком серьезном и сложном чувстве как любовь.       — Не могли бы вы, — оборотень оживился, вскочив на лапы, забил хвостом, но заметив боковым зрением движение замолк. Сел смирно, поджав уши подобрал хвост, держа при этом морду ровно прямо и всем своим видам напоминал одну из статуй в саду.       Ангел хихикнул, потрепав волка по голове, как раз, когда Какузу подвёл лошадь. Одарив визиря внимательным взглядом он протянул к наложнику руку. Хидан ткнулся в неё, изобразив по началу неохоту. Потёрся носом впитывая тепло, принадлежащем исключительно ему.       — Я велю Кисаме сопроводить тебя в охотничий домик, тебе сейчас не к чему душевные потрясения, — подведя лошадь достаточно близко несколько раз коснулся губами лёгкой ткани, в том месте, где она прилегала к щекам, — ты ещё не полностью восстановился.       — Нет, — ангел мотнул головой, при этом не отстраняясь от ласковой ладони, — всё хорошо, я хочу охотиться тоже, — всё же отстранившись он наклонился, пройдясь ладонью по направление роста шерсти, — ты сможешь найти не лань, а кого-нибудь поменьше, например, зайца или перепела?       Какузу кивнул, согласившись с волей наложника. Джирайя поднялся, отряхнув белую шкуру, точно сбросил с себя роль ручной болонки и подняв нос уже будучи гордым волком бросился по первому пойманному следу. Мей, ещё одурманенная кровью, пустила лошадь галопом, не дожидаясь мужчин.       Охота на зайца, отличалась от охоты на любую другую дичь. Удар палашом или стрела неизбежно портили итак небольшую шкурку. Зайцев просто гоняли до момента, пока их маленькое, не рассчитанное на такие нагрузки, сердечко не останавливалось. При этом регулярно подстёгивали плетью, направляя бег в нужную сторону.       Как только Джирайя выгнал из норы молодого зайца с бурой шкуркой в едва заметную крапинку, Какузу саданул хлыстом, прижав его к ногам лошади. Мей сделала тоже самое, орудуя плетью, сотканной из крови недавно убитой лани. Они «перетягивали» зверька от одной кобылки к другой, не давая выскочить ни вперёд, ни назад, и тем больнее прыгнуть между мельтешащих копыт. Фобос большими скачками, напоминающими прыжки, нежели бег, приблизился к охотникам и в один большой прыжок перескочил вперёд. Хидан свесился вниз, держась за седло, протянул руку, по которой заяц пробежал словно по дороге, нырнув под белую ткань. Ангел тут же прижал зверька к груди, нежно поглаживая. На всё действие ему потребовалась меньше минуты.       Мей резко дёрнула за поводья, из-за чего её лошадь взрыла передними копытами землю, останавливаясь. Какузу свою замедлил, уведя в право, Кисаме сделал тоже самое, намотав поводья на кулак. Он среагировал последним и смог остановиться более плавно, нежели остальные. Джирайя описал круг всё ещё сохраняя энергию бега. А заяц всё сидел на руках, уткнувшись носом в грудь и прижимал ушки, каждый раз, когда по ним проходилась ладонь. Его сердце постепенно возвращала себе частый, но безопасный ритм.       — Свет мой, что ты… как ты, — Дьявол запнулся, не зная, как правильнее задать вопрос, — Хидан.       — Я поймал зайца, — ответил на так и не заданный вопрос ангел, в очередной раз пройдясь ладонью по прижатым ушам, — теперь он мой.       — Ты хочешь, оставить его себе? — Какузу звучал неуверенно, — живого?       — Да, — легко ответил Хидан параллельно выдернув пару репейников из бурой шкурки, — у тебя же есть и львы, и химеры, почему бы мне не иметь зайца?       — И верно, почему бы ему не иметь зайца, — весело посмеиваясь Мей подвела лошадь ближе к наложнику и её голос из веселого сделался металлически-ледяным, она протянула руку, то ли к наложнику, то ли к зверьку, — как у тебя ловко с ним получается, он точно ручной.       Кролик внезапно взвизгнул точно к нему поднесли топор и оттолкнувшись сначала от рук ангела, затем от крупа коня умчался обратно в лес. Фобос громко заржал и встал на дыбы сбросив наездника и помчался прочь гонимый собственным именем. Лошадь Мей сама отшатнулась, только благодаря этому не получив мощным копытом по голове.       — Хидан! Лекаря, немедленно, — Какузу бросился к наложнику, соскочив с седла, — я пущу эту скотину на барабан. Ангел, сокровище моё, скажи что-нибудь, ангел.       Хидан упал навзничь, растелившись по земле точно белая простынь из шелка, едва слышно кряхтел от боли. Часть его накидки зацепилась за седло и осталась там, а другая часть валялась рядом. Кисаме спешился вторым, на ходу сняв кафтан распахнул перед наложником, спрятав от внимательного взгляда Мей. Сам вздёрнул голову вверх, не смея смотреть. Джирайя завыл и пустился рысью в сторону охотничьего домика, но не успел скрыться из виду, как появился лекарь. Орочимару возник словно сгустился из воздуха, впрочем, как и всегда. Неслышной поступью прошел мимо госпожи, та всё ещё сидела верхом, наблюдая за происходящим, опустился на колени по левую сторону Дьявола. Тот пытался поднять наложника, но был резко одёрнут.       — Его сбросил конь, — пояснил Какузу, теряясь от собственной беспомощности, его немного трясло, но видеть это имел возможность только лекарь.       Орочимару проверил пальцы ног и рук, нажав острым кончиком ногтя на подушечки ладоней и подошвы стоп, заставил их сжаться. Затем осторожными, но жёсткими движениями ощупал шею. Кряхтение сменилось тихим, болезненным стоном, Хидан медленно распахнул глаза что-то шепча или скорее бормоча.       — Мы с~слишком часто встречаемся, не думаешь? — Ехидно заметил змей наклонившись к лицу наложника.       — Фобос не виноват, — ангел едва-едва смог сложить бормотание в цельные слова, — не надо барабан.       — Серьёзных травм нет, — заключил Орочимару закончив первичный осмотр, — небольшие с~с~садины, но они быстро затянутся.       Подняв руку наложника змей надавил у самой кромки небольшой раны, дав грязной крови вытечь. Хидан даже не прошипел, поднялся на локте, а после с помощи Какузу сел. Ветки разодрали ему платье, распороли кожу чуть выше локтей в нескольких местах. Сильнее всего досталось левой стороне, на которую он и упал, царапина длиной с указательный палец была столь глубокой, что за земляной крошкой виднелось мясо. Орочимару промыл рану, лёгкими нажатиями выпустил грязную кровь. Рана зарастала прямо на глазах, пока вовсе не исчезла. Хидан поморщился, выдернув руку уткнулся Какузу в грудь.       — Не трогай Фобоса, прошу тебя, не трогай, — кажется, это было всё, что его сейчас волновало.       — Всё что угодно, всё что пожелаешь, — пролепетал Дьявол, поглаживая ещё подрагивающей ладонью белые волосы, несколько раз клюнул поцелуями лоб, а после рявкнул слугам, — приведите мою лошадь, мы возвращаемся.       Какузу завернул ангела в ткань, поднесённую слугами, точно новорожденного и подхватив на руки запрыгнул в седло. Он ушёл, не проронив ни слова, даже не попрощавшись, за него это сделал Кисаме.       — Дьявол приносит прощения, ему необходимо срочно нас покинуть, — он поклонился и продолжил, не поднимая головы, — мы сможем продолжить охоту позже, если вы того пожелаете.       — Понимаю, — госпожа, обхватив собственную руку чуть ниже запястья слегка потерла, — зверёныш меня оцарапал, мне тоже необходим осмотр лекаря.       Хошигаке кивнул, сделав несколько шагов назад намереваясь позвать Орочимару. Но тот уже оказался рядом с лошадью, приняв в протянутую ладонь аккуратную, женскую руку. Уставился расслабленным или скорее усталым взглядом на гладкий, совершенно целый кожаный рукав. Он чувствовал, как смотрела на него королева, практически проедая дыру в макушке. Но молчал. Мей пробила кончиком ногтя вену на «поцарапанной» руке. Капля крови надулась и вместо того чтобы стечь вниз поползла наверх, выписав тонкими линиями слова:       — Ты принадлежишь мне, — Мей победоносно улыбнулась.       Орочимару так и не поднял головы.