И только смерть разлучит вас

— Всё. Он отрубился. — Говорит Лидия, позволяя последним капелькам молока упасть на губы демона. Очень хочется спать, но такой ужасный запах расходящийся по всему дому невозможно терпеть. — Переехать нам всем с демоном в отель — не очень хорошая идея, так ведь? — говорит Делия, — Да… боюсь что именно так… — отвечает Чак. — Джизас … — говорит Делия осматривая комнату и демона, — Да если кто-то об этом узнает нам конец… Давайте его помоем хотя бы, ради всего святого! Или закроем в ванне! Если уж мы не можем его изгнать и даже выкинуть на улицу, и раз уж мне придется находиться в одном доме с ЭТИМ! Чак! — требует Делия, — помогите дотащить его до ванной! — закатывая рукава своего платья и на ходу снимая каблуки, Делия направляется к телу Демона. Чак и Адам бросаются обгоняя её. —Предоставь это нам, дорогая, — говорит Чак. Делия с ухмылкой подмигивает Лидии, — Учись, пока я жива. Пока мужчины отмывают сверхьестественного гостя, Лидия, Делия и Барбара моют комнату в дальней части дома от пока ещё не окончательно запекшейся крови. Хотя бы убрать запах, пятна уже не так важны. — Тут как-будто снимали «Техасскую резню бензопилой»‎, — говорит Лидия, выжимая тряпку с кровью демона в ведро, Барбара хмыкает в ответ. Лидия пытается осознать, что сейчас происходит. И молит всех духов и богов, о которых читала в ведьминских книжках и в священных писаниях, чтобы Битлджус как можно дольше не приходил в сознание. Бог знает, что с ним произошло, но это было спасением. И она думает, что видимо Бог всё-таки существует, ибо когда демона несли из ванной, он всё ещё был без чувств. Краем глаза Лидия видела его полуголого. Бледное тело, с неестественным для живого человека, фиолетовым оттенком кожи. Без крови на лице и без заскорузлой грязи. «Бог не только существует, но ещё и любит нас», — саркастично проносится в голове Лидии, так как шёл уже третий час ночи, Демон не собирался приходить в себя, и при этом Лидия не умирала. Она не смогла уснуть и расслабиться и даже принять все события прошлого вечера она была все ещё не готова. Сидя на своей кровати и стиснув зубы, обернувшись в одеяло, напряжённо смотрит в пустоту. Прокручивает по пунктам события вечера. А что будет, когда он очнётся? Неизвестность взращивает страх. Если бы она была мудра и хитра, как Делия, то сказала бы, что с Битлджусом нужно дружить. Лучше быть в тёплых отношениях с таким непредсказуемым и могущественным, кем бы он ни был. Она очень испугалась, когда папа плюнул в него, и до сих пор боится, что Битлджус обязательно это припомнит. Для него ничего не стоит взмахнуть рукой, и снести кому угодно голову. Правда, он этого не сделал. Он даже боли никому не причинил, только когда её отшвырнул, но в этот момент с демоном явно было что-то не так. Может и нечего его бояться? Вспоминает слова священника — всё, что произнесено в слух, это сделка и обещание. Значит их брак и правда формальность, Лидии не о чем беспокоиться. Демон не тронет её. Иначе сделке конец. «Стоп. Стоп. Стоп». Если сделке конец — демон умрёт. Если демон умрёт — она тоже умрёт. Так ведь? «Как это всё вообще работает? Нужно у него всё узнать. Нет. Не у него. Нужно узнать в их этом справочнике, будь он не ладен. Где его найти? Нужно разыскать его обязательно. Как же много вопросов и ничего не понятно.» Она даже не знает, успеет ли привести его в чувства, если он опять начнет себя разрывать на куски и крушить дом. «Постельный режим. Молоко. Забота», — вдруг пролетает у неё в голове. И она цепляется за эту мысль, как за тростинку. «Молоко-то хоть есть?» Она решает проверить. Спускается в кухню. Холодильник освещает часть комнаты, когда Лидия в него заглядывает. Вытаскивает двухлитровую полупустую пачку молока. «Мало». Желудок урчит, она берет ветчину, джем, майонез, достает арахисовую пасту с хлебом из шкафчика. Делает себе бутерброды и заваривает чай. Отправляется со всем этим на второй этаж, засунув молоко подмышку. Шагает по скрипучей половице и, стоя перед дверью в его комнату, мешкает. Стоит ли быть рядом, когда он придёт в себя? «Может, было бы разумнее просто уехать, пока он не в сознании?» Если он не умер за пол дня кровотечения и разрывания своей шкуры — может и без неё жить сможет. И он бы её обязательно потом нашёл, но до этого они были бы в безопасности какое то время, скатались бы за помощью в Ватикан или куда ещё. «А что, если он умрет тут один?» Она, конечно, допускала суицидальные мысли, но вчера, столкнувшись лицом к лицу со вполне себе реальной преисподней, ей вдруг захотелось жить. Вчера, когда демон отбросил её, с этой бешеной силой, она почувствовала, что имеет все шансы умереть сейчас — уже окончательно. И именно в этот момент она ощутила всю свою жажду жизни. Бешеную. — Ну уж нет, ты будешь жить — проговорила она под нос слова, адресованные демону. Она толкает дверь и входит в комнату, наполненную лунным светом, который софитовым потоком бил через одно чудом уцелевшее окно в пол. «Полнолуние. Как иронично». Получается, сегодняшний день — её второй день рождения. Рамы оставшиеся от разбитых окон не достаточно герметично перемотаны пищевой плёнкой и скотчем, что даёт волю сквозняку, колебавшему пошлую золотистую бахрому на вельветовых гардинах, доставшуюся от прежних хозяев. Делия просто не успела добраться до этой «комнаты Дракулы», как она её называла. Но теперь, видимо, и вовсе не доберется. Она пододвигает стул к изголовью кровати, которая подразумевала наличие балдахина. Ставит на пол молоко, а тарелку с бутербродами себе на колени. Разглядывает лицо демона. Он укрыт до подбородка одеялом. Лежит готовый четвертованию… Куда-то исчезли рваные раны, даже шрамов нет, неужели ей все почудилось? «У страха глаза велики». Откусывает бутер с джемом и прихлебывает горячего чая. «А так, когда он мирно лежит, не двигая своим языком особенно, он вполне даже обычный. Нормальный человек.» Может и нечего бояться? Он выглядит безобидным. Во всяком случае сейчас, пока спит. Грудь приподнимает, воздух вдыхает и выдыхает. И волосы его на вид мягкие, когда его несли, отмытого, на свету она точно видела светло-пшеничный отлив. А если убрать круги смертельной усталости из-под глаз, то, может быть, Лидия даже смогла бы найти его симпатичным. Она трясет головой из-за этой мысли. «Фу. Фу. Нет». Какая же она оказывается голодная. Даже не понимала этого. Когда она проглатывает последний кусочек и допивает последний глоток чая, то чувствует затылок. Она трогает его и шипит. «Вот же зараза, будет шишка». Перед рассветом всегда так холодно становится, она кутается в одеяло, которое за собой приволокла. Первый луч солнца падает на пол, Лидию начинает клонить в сон, она поддается и засыпает, свернувшись на стуле.

***

Мягкий и шелковый голос ласкает его слух, «Лоуренс… Лоуренс. проснись. пора.» Не видно лица. Она убирает его прядь за ухо. Пахнет розовыми цветками шиповника. Её любимые кусты на заднем дворике, и эти цветки. Иногда можно было наткнуться на пушистого шмеля, спящего прямо в серединке… «Лоуренс, у нас не так много времени… слышишь лай?» Он напрягает слух. Пытается уловить, но слышит лишь грачей. Они кричат нудящими и осуждающими голосами, мелкими осколками осыпаясь на крышу дома и полуголые деревья. Сомнительно-дружелюбное солнце, из-за октябрьских тяжёлых облаков, подглядывает, намекая на начало нового дня. Ленивый луч перебирается на подоконник, спрыгивает на пол, по ковру на край одеяла, а оттуда заползает на бледное лицо, облизывает сухую кожу нежеланного гостя, и задевает веки разукрашенные совсем не авитаминозом, но самой смертью. Сон дурацкий был. Такой длинный, что можно подумать, будто и не сон это вовсе. Одно из двух. Либо он жив, и весь «отпуск длиною в десять сотен лет» ему приснился. Либо… И второй вариант ему кажется дико странным, только что очнувшееся сознание не принимает. «Просто уснул перебрав с морфием. Да. Именно так всё и было. Вот и звон в голове и ломит всё… И галлюцинации. Просто морфий…» Он решает так, потому что в последний раз он засыпал будучи живым. «Мёртвые не умеют проваливаться в сон.» Он ожил — поэтому уснул? Даже думать дальше эту бредовую мысль не хочет. Просто один из тех снов, которые ещё дымкой над головой всё утро парят, и заставляют думать и сомневаться, сон то был, или взаправду? Эта комната, солнечный свет… «В гробах нет солнца.» Значит это не сон? Или он ещё спит? Что правда, а что обман его больного воображения? Если он мертв, он не мог уснуть, это было не возможно для его существа, призраки не чувствуют усталости и спать они не умеют — но он то сегодня спал! …Но если это все лишь часть сна то и правило о засыпании просто плод его воображения… С чего бы ему тогда знать, хоть что-то о мертвецах. Мысли жужжат в голове, он только очнулся, и уже был бы рад снова провалиться в беспамятство. Пить. Он хочет пить. И он всё ещё не понимает, кто он и где граница реальности. Всё так эфемерно. Чересчур тонко, не надёжно. «Пить.» Он пытается встать, тело ноет. Постепенно усиливая напор, боль начинает напоминать о себе, «Чёртово тело» Он чует вкусный запах, видит пакет молока и тянется к нему но не может двинуть руку, только сейчас обращает внимание — связан. Он дергает чуть сильнее и отрывает канат. И совершенно его это не смущает. Выхлебывает молоко залпом за несколько секунд. «Вкусно. Сладко. Так сладко. Ещё.» Мысли совершенно беспорядочные и тупые. Как у животного. Запах кондиционера на простыни и розовый аромат духов очень сильно нюх режут. Почему такое ощущение что он не чувствовал вкуса на языке и запахов целую вечность? Всё очень яркое. Как будто дополнительное измерение, от которого он отвык — вновь открылось для него. Даже этот свет из окна кажется ярче чем… «…при жизни?» Он отгоняет это. Он всё ещё сомневается в правде и собственных воспоминаниях. Кажется он начинает мириться с мыслью, что весь прошлый бред во сне — не бред, и не сон. …А может всё-таки сон и он просто перебрал с морфием, по какой нибудь причине? Например из-за этой боли. «Блин, хреново то как…» Начинает ломать тело, голова трещит с самого пробуждения и теперь это только набирает обороты. Только сейчас замечает — девушка на стуле, прямо перед ним. «Она же из сна!» Он там женился на ней, вдруг вспоминает он. Смотрит на неё. И события прошлого вечера проступают легонечко …Или сна, всё-таки. «Как можно спать в таком положении?» Он даже не включается в момент, действует на инстинкте — щелкает, как делал это всегда, по привычке. О ужас. Все срабатывает, как в том бреде. Спящая уже не сидит, а лежит в постели. Там он был демоном и ему было подвластно волшебство. Элементарный алгоритм. Лишь мысль, щелчок и что бы он ни вообразил — сбывается в ту же секунду. А потом. Потом он всё-таки понимает. Моментально, после этого машинального жеста и чуда. «Не сон. Чёрт подери, это не сон.» Он правда сдох и правда блуждал. Воспоминания плавно нанизываются, одно, второе… видимо, он у них дома. Он спал, получается? Прямо как настоящий живой? Со дня смерти он никогда не засыпал. Даже не отрубался и не падал в обморок, все эти сотни лет — как один не прекращающийся день. Мысли перестают плестись так складно, сознание плывет, мышцы как вата, боль не режет… И он снова проваливается в дрёму, оказавшись не в силах даже перекладывать из стороны в сторону свои тягучие смыслы и слова в голове.

***

Совсем от себя самой не ожидая, Констанция кидается на него. Рыжеволосая тоненькая девушка. В слепой ярости царапает его лицо, пытается кусаться. Так много боли в ней скопилось. — А-А! Больно же! ВОТ СТЕРВА! - Кричит её молодой господин. — Ублюдок! Просто поиграл с её сердцем и выбросил, с пустыми надеждами и обещаниями. — Вы позвали меня и обещали жениться! Вы сказали, что мы уже муж и жена с того дня! Мы были с вами! Вы не можете так поступить со мной! Люди в таверне слышавшие визг из улицы вышли и принялись растаскивать их, — Да мало ли чего я говорил! Ты голодранка! Ещё на что-то рассчитывать посмела?! Я не женюсь на тебе НИКОГДА! Констанция набирает побольше соплей из носа и глотки и плюет ему прямо в лицо. Задыхаясь от обиды и боли, выкрикивает, прямиком из сердца, всю свою любовь к нему. Все свои надежды. Все свои сладкие мечты, — БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, ЛОУРЕНС ОРЕОН БЕТЕЛЬГЕЙЗЕ! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! Быть тебе вечность одному! И ждать тебе вечность! Как с-собака будешь, верная, ждать свою хозяйку, и сам мечтать о женитьбе будешь! И спать не будешь! И есть не будешь! И жить не будешь! Будешь, как я тебя, всю жизнь — ждать! И ждать! И ждать! Лоуренс меняется в лице, и будто завороженный, смотрит на неё. И стало легче. И боль, что копилась, вышла из неё. Прямиком к тому, кто создал эту боль.

***

- Тьфу ты. Опять какая-то неопытная ведьмочка за языком не уследила. Видишь воронку? Сидящий рядом служитель преисподней скосился, смотря на карту средневекового времени, — Действительно, воронка… — Пфф… придется, значит, размещать где-то этих двоих… в какое время его проклятье перетащим? - спрашивает ангел, — Ну, она говорит в проклятии про вечность… и она не ведьма вовсе, но за шесть лет чистоты и плюс она всё время искренне за него молилась… она довольно много силы накопила и так выпалила в ёмкой фразе… самое ужасное для бедолаги, что это спонтанное заклинание было, думаю хватит на веков восемь скитаний. — Женщины страшны в гневе… Что, думаешь, сейчас запустить или при жизни не будем? — на что собеседник ухмыльнулся и завертел головой, — Не. Пусть пока порадуется. Люблю усыплять бдительность. Мы давай нарисуем сперва очертания его времени, так, примерно. Его жизнь пока не закончилась. Всё равно решать будут на суде. — Смотри, идет сравнение с собакой… пометь себе, что-нибудь про кличку. — Коллега, ты вошел во вкус! А говорили, что у святош нет фантазии… — смеется он своему ангельскому коллеге, — Врали. В общем пишу, чтобы проклятый отзывался по имени. И выполнял приказы. — Блестяще, коллега. А еще пометь условия для разлома печати… — Уже. — Дай-ка взгляну… ага, как всё складно получается, тут и слово хозяйки и женитьба, красиво выходит. — Это заклятье потому что красивое… А когда их столкнуть, кстати? — спрашивает служитель неба.