Под Белой Звездой воды

—Мне нужно уйти,–Юнхуа кланяется практически до самого пола, стараясь не смотреть на родителей лишний раз. —Но почему, Юнхуа?–матушка обеспокоенно смотрит на неё, не выпуская из рук ладонь отца. Это так очаровательно–смотреть, как бывший государь, на лице которого уже отпечаталась смерть, смотрит на неё со страхом. Впервые за столько лет. —Решила сбежать и устроить себе нормальную жизнь вдали от нас?–спрашивает отец после недолгого молчания и смотрит так проникновенно, так напуганно-презрительно, что становится по-настоящему неприятно. Юнхуа казалось, что к неприязни с его стороны она давно привыкла, но, видимо, поспешила с выводами. —Вы заблуждаетесь,–девушка произносит это холодно, безразлично, твердо. С такой интонацией сообщают приговор самым ужасным преступникам, но не родителям. Но и правду им сказать она не может. Пусть лучше считают распоследней сволочью, которая бросила на произвол судьбы, чем...чем... Юнхуа сглатывает. —Так нужно. Прощайте. Дверь захлопывается за спиной, девушка выходит на улицу, но далеко отойти не успевает, потому что слышит обеспокоенное: —Ваше Высочество, вы вернётесь? —Нет,–она смотрит на Фэн Синя тепло, с молчаливой благодарностью и печальными огоньками на дне глаз. Будто ничего особенного не происходит. Будто всё в порядке. Будто она не собирается умереть в ближайшее время. —Но почему?.. —А ты думаешь, что мне лучше остаться здесь?–легким движением Юнхуа оттягивает ворот, и со стороны телохранителя слышится пораженный вскрик: —Неужели!.. —Ты понимаешь, что я не могу остаться. Прощай,–она лёгкой, слегка подпрыгивающей походкой направляется дальше, к узкой тропинке между деревьями, и на ходу продолжает,–не говори никому, пожалуйста. Позаботься о них за меня. Остановить её не пытаются. План в голове сомнителен до ужаса, наивен до невозможности и самонадеян до звонкого удара по лицу. Впрочем, это теперь в её духе. Юнхуа страшно, и этот страх можно увидеть по дрожащим пальцам, тяжёлому дыханию и суженым зрачкам. Девушка не из тех, кто легко расстается с жизнью, но сейчас это кажется единственно возможным вариантом. А ещё она боится боли. Ненавидит её всей душой. Причмокивающее спящее лицо мужа под ключицей Юнхуа ненавидит больше, и ей искренне жаль, что всё происходит именно так. Оставлять Се Ляня–жестоко, хоть брат и ходит непонятно где. Ещё хуже–оставаться с родителями и Фэн Синем с таким сюрпризом над сердцем. Девушка доходит до реки и, присев на берег, достает из небольшого кармана немного погнутый от частого использования нож. Перехватывает поудобнее, замахивается и... Останавливает руку перед самой шеей. Не потому что передумала, а потому что из ниоткуда появился уже знакомый огонёк, который судорожно заметался перед глазами. Будто запаниковал. Впрочем, всё может быть. —Что такое? Неужели решил меня остановить?–Юнхуа опускает руку лишь на время. Она ещё вернётся к незаконченному делу. —Конечно! Вы не можете так поступить! Ого. —Почему же ты так считаешь? —Потому что есть люди, которым Вы дороги! Им будет больно, когда узнают о Вашей...Вашей... Грустная улыбка сама расцвела на лице: —Они не узнают. Если Фэн Синь не скажет, конечно. —... —Присмотри за Се Лянем, пожалуйста. Ему очень тяжело,–Юнхуа подняла было руку, но со стороны полыхнуло таким острым отчаянием, что она просто расплакалась. Разревелась и даже не пыталась вытереть стекающие по щекам слезы. Ей ведь было чертовски страшно. Она не хотела умирать. Она хотела жить. Хотела дышать. Чувствовать. Видеть. Она любила мать, любила братьев, даже отца любила, пусть и где-то в самой глубине сердца. Она не хотела уходить, не хотела их бросать. Ей было больно даже представить, что будут чувствовать родители и брат, если узнают о её смерти. Не предательство ли это? Что ж, с какой-то стороны можно считать и так! —Я не хочу этого, не хочу!–слова вырвались сами собой. Юнхуа вцепилась ногтями в юбку настолько крепко, что, кажется, дернет чуть сильнее–расползется.–Я хочу быть со всеми. Хочу с ними просыпаться, с ними есть, с ними смеяться и плакать, да даже умереть вместе с ними! И да, это чрезвычайно эгоистично, но что делать? Есть другие варианты?! Если и есть, я о них не знаю, понимаешь?! Последнюю фразу она, кажется, прокричала слишком громко, потому что горло резко кольнуло. Огонёк нерешительно подлетел близко-близко. Обрети человеческую форму–непременно коснётся, но и Юнхуа, честно, в этот момент была бы не против вцепиться в кого-то и почувствовать прикосновение, наполненное поддержкой. Может быть, еле ощутимой. Может быть, не совсем искренней, но поддержкой. —Знаешь о чем я подумала, когда увидела эту гадость, огонёк? Я подумала о том, что нет ничего хуже, чем мучительно умереть в таком возрасте в доме, где за стенкой спят родители. Это же ужасно! Ещё хуже из всех возможных лиц видеть на своём теле омерзительную морду этого подонка! Слезы течь не переставали, и ей становилось спокойнее. Юнхуа не до конца понимала, что стало этому причиной– то ли то, что ей удалось в коем-то веке выплакаться, то ли то, что рядом находился невольный слушатель, но... Сейчас этот огонёк... —...Спасибо тебе. —Ваше Высочество, за что же Вы меня благодарите?! —За присутствие. Иногда простое присутствие рядом куда значимее многочисленных слов. Я надеюсь, что вернусь. Я слишком люблю жизнь и некоторых людей, чтобы просто так уйти отсюда. —Вы же не собираетесь стать демоном или призраком? Юнхуа кивнула: —Именно это я и собираюсь сделать. Хотя бы попробовать. Не получится–что ж, так тому и быть. Огонёк затих. То ли пораженно, то ли опечалено–понятно не было. —Мне хочется верить, что мы с тобой ещё встретимся. Ты хороший,–девушка протянула руку к яркой неупокоенной душе и провела ладонью так, будто погладила. Кожи коснулся могильный холод. —... —Присмотри за братом, пожалуйста. Тебе я почему-то хочу доверять. Я думаю, ты даже сейчас сможешь его найти, так что... Отправляйся к нему. —Но!.. —Лети. —Я не могу Вас!.. —Лети. Я вернусь.–огонёк сильно потускнел, но отлетел немного назад, к деревьям. Пора. —Спасибо! Быстрый взмах. Звук разрезаемой плоти. Вскрик и наступившая тишина. Последнее, что увидел неупокоенной солдат–улыбку. Мягкую. Нежную до невозможности. И он уверен, что, будь он в состоянии, почувствовал бы не только запах крови, но и сладкий аромат слив. Последнее, что видела Юнхуа–резко потемневшее небо, которое, несомненно, несло исключительно смерть, такую же черную и всепоглощающую. Последнее, что Юнхуа почувствовала–жуткий ветер и сильное, удивительно ледяное давление.

Так, наверное, на свет появляются демоны.

***

Темно. Холодно. Тяжело. Разве после смерти не должно быть иначе? Тут так пусто и одиноко. А что такое одиноко? Что такое пусто? И что такое смерть? Где она находится? Висит в пустоте? Как в пустоте можно висеть? Что произошло? Что происходит сейчас? Как выбраться отсюда? А нужно ли выбираться? Может быть, она и должна сидеть здесь? Нет. Можно, пожалуйста, выйти. Ей тут совсем не нравится. Эй, невидимые хозяева, выпустите! Выпустите из этого заброшенного колодца, будьте так добры! У неё там дела, младшего брата надолго оставлять нельзя. Вместе они, конечно, тоже находят неприятности, но вдвоём не так страшно. Постойте, как она здесь оказалась вообще? Какой брат? Какие дела? И... Кто она?

***

Юнхуа приходит в себя там, где совсем не ожидает–на пустынном поле боя прямо перед воротами, ведущими в столицу Сяньлэ. Бывшую столицу. Девушка осматривается, опускает взгляд на собственные руки и с удовольствием рассматривает длинные пальцы. Значит, получилось? Правда ведь? После недолгого осмотра понимает, что не поменялась совсем. Только на сердце что-то давит, и поэтому Юнхуа с опасением оттягивает ворот залитой кровью одежды. Лица нет. Будто и не было. Получается, она в каком-то смысле обманула саму смерть? Посмеялась бы, да времени нет. Девушка заходит на территорию родного города и смотрит по сторонам мельком, чтобы не видеть того безобразия, в которое превратилась некогда процветающая столица. Кругом пусто, только в редких окнах виден свет. Большая часть домов разрушена, на дорогах валяются перевёрнутые повозки, осколки посуды и истоптанные фонарики. Смотреть на это сил просто нет. И так ясно, что столица умерла. Раздается хруст, и Юнхуа удивлённо смотрит на сиреневый веер под ногами. Поднимает его, вертит в разные стороны и не сдерживает восхищённый вздох: очень красивый и качественный. Сиреневый фон, крупные белые цветы персика, расположенные как никогда удачно, средний размер, удобно ложится в ладонь–это прекрасно. Бесподобно. Невероятно. Юнхуа хочет веер забрать, но останавливает мысль о том, что хозяйка может быть рядом. Хотя... Такую красоту ни за что не потеряешь, так что... —Прошу прощения. Веер окончательно обосновывается в чужих руках, и Юнхуа идёт дальше, ко дворцу. Зайти, однако, не успевает. Что-то резко начинает тянуть назад, к воротам, будто кто-то настойчиво зовёт. С удивлением девушка замечает выплывающие из домов, переулков души, которые, подобно загипнотизированным, устремляются к полю боя. Юнхуа не знает, что ей движет. Она чувствует, что этому непонятному зову может сопротивляться, но всё равно поворачивается и лёгкой походкой направляется туда же, куда и все. Страха нет. Есть какой-то детский интерес и наивная вера в то, что встретит кого-то важного и в этот момент очень нужного. ... Юнхуа замирает, когда видит мужскую фигуру в белом одеянии. Длинные волосы развеваются на ветру, жуткая белая маска выделяется ярким пятном среди темноты, а вокруг неизвестного кружат те самые огоньки. Они один за другим скрываются в широких рукавах балахона, и это выглядит так, будто это существо их поглощает. В самом деле, рукава бездонные что ли?–эта мысль кажется до ужаса неуместной, но Юнхуа почти сразу же отмахивается, стоит присмотреться получше. За белой маской скрыт, определенно, Се Лянь, но что он здесь делает в таком виде? И где все остальные? Вопросы копятся, и Юнхуа не откажет себе в удовольствии их задать и получить ответы, но что-то идёт не так сразу же, стоит подойти ближе... —Диди?       ...брат отшатывается от неё, а потом в одно движение приставляет к горлу подхваченный с земли меч. К такому её смерть не готовила.