Неудача

Посраться с родителями — дело привычное. Посраться с родителями будучи в подростковом возрасте запросто. Посраться с родителями, когда тебе уже вот-вот девятнадцать немного тяжелее. Тем не менее, он отлично преуспевает. Поругался с родителями, брат на звонки не отвечает, младший, засранец, не уважает, одноклассники не любят, общество мнение не учитывает, парень, который нравится, в ответ не любит — ну а как ещё он мог поступить? Стоя перед главным архангелом, Чонин не может придумать ответ. Кажется, вроде всё и просто, ну надоели все и что? А с другой стороны — жизнь же одна и дорога. И не так уж все ему и надоели. Разве что чуть-чуть. Но уже нет смысла жалеть. — Ты раскаиваешься о содеянном? — светлым, грузным, мощным голосом спрашивает его главная тетька всея этой местности. Он, если честно, не понял. — Да нет, — пожимает плечами, — чё расскаиваться-то? А крылышки у меня такие же будут? Чонин заглядывает архангелу за спину, в прочем, они и так бросаются в глаза. Огромные, добротные, ослепляющие, прямо как у павлина или курочки с его двора, — крылья. Архангельский писарь, стоящий рядом, громко ударяет себя по лицу. Да уж. — Ты грешник, — верещит дамочка, — все суицидники грешные. А грешные отправляются в ад. «А ещё ты гей, Ян Чонин» — третьей мыслью закрадывается в голове. Честно, перед сном, каждую ночь он думал: какого это? Если он умрет, ну вот, допустим, как сейчас, придет стоять перед главной тёткой между раем и землей, а она ему: ты пидор, таких не берём. И что тогда? — Твоя влеченность не имеет никакого отношения, — устало произносит писарь. Ян ждёт, когда она опять начнет фейспалмить. "Я тебя щас фейсом оф тэйбл" — её же голосом проносится в голове, заставляя испуганно отшатнуться. Вау, это было круто. Лицо архангела перед ним кривится до невозможности. — Ты первый не жалеющий грешник передо мною, — оповещает она, пока Чонин думает, когда же его отправят куда-нибудь подальше. Так скучно. — Ох уж этот мальчишка. А мальчишка и не стыдится, ну прыгнул и прыгнул, с кем не бывает? Наверное, его брат там ржёт, младший кидается помидорами в его могилку, побукивая, а мама качает головой, причитая отцу в их схожести. А любимый парень места себе найти не может от отчаяния и горя. Ну а Чонин предупреждал? Предупреждал. — Отправляй, — заключает злобная ведьма (как показалось юноше..), презрительно хмыкает, небрежно махнув рукой. — Пусть идёт к черту на куличках. В самые недри ада его. А потом Чонин падает. Прямо в пучину бездны.

***

— Мне скучно. Почему вы все такие невесёлые? Главный демон, то бишь Сатана, непрерывно дёргает ногой. У него нервный тик на левом глазу, отморозшие нейронные клетки в правом полушарии мозга и заебанное выражение лица и примерно всего его вида вот уже какую неделю. Всё из-за чертяги, поселившегося здесь совсем недавно. Боже, даже Господа достанет. — Что ты хочешь? — когда ему привели очередного суицидника, ожидалось всё: от эмо-панков с розовыми блестящими ногтями, до депрессивных подростков с грустной музыкой в ушах и неправильным миром вокруг. Но не этот монстр. — Может поделаем что-нибудь? Я устал сидеть на месте. Демоны рядом, бездыханные, уже отжившие свое, желают снова умереть, переродиться и оказаться где угодно подальше от Ян Чонина. Ручушки этого чудовища тянутся к одному из хвостов демона. Господи ж, ты, Боже мой. — Мы могли бы поиграть? — этот взгляд. Ничего хорошего. Сатана, мать его, сам сатана, напрягается. Лишь бы не его хвост. Чон Ми — хороший некогда парень. Умер относительно недавно, пять лет назад, отжил хорошую, хоть и короткую жизнь. Дьявол думает, что лично поставит ему свечку в церкви. Удачи погибшим. Руки их мучителя за последние две недели бессовестно забираются выше, а потом.. — Блять! Крик Чон Ми достигает до самых ворот рая. — А когда нас переведут в другой отдел? — Какой, твою мать, отдел? — Дьявол быстро шагает, отворяя очередную дверь. — Просто до этого мы были только в корейском, — и останавливается. — А что? Мир же не крутится вокруг нас? Пришел, а тут одни корейцы! Где остальные? Значит мы попали в корейский отдел, следовательно есть и другие. Тысячелетнее существо хочет выколоть себе глаза. И уши. — Забирай его, — молодого, недавно приобретенного титула демона парня, швыряют к ногам Божественной дамочки. Писарь снова фейспалмит. — Люди боятся вступать на земли ада из-за него, а не из-за меня. Чтобы ноги его больше здесь не было! И уходит. Чонин ярко улыбается знакомой и уже ставшей такой родной тётке. — Тебе лучше помолчать, — шипит на него ангел-писарь. Демон поднимает руки в знаке капитуляции. — Ты даже их там достал? — тетка обводит его внимательным взглядом, подмечая слишком счастливый вид. — Мне было скучно. Со мной никто не хотел веселиться, — снова пожимает плечами. Так легко и просто. Почему люди до сих пор поражают? — Смотрю, ты всех на земле побесил, решил и здесь устроить вакханалию? — писарь открывает свой записной пергамент (интересно откуда он у них..), что-то активно выискивая. — В раю его держать нельзя, он нам всё разрушит, — ангел-девушка согласно кивает. Ян ковыляет ботинком деревянный пол, вдавливая вмятины. Ох, какие дощечки.. — Мы приставим к тебе надзирателей. И пару охранников. Смотри, не доведи моего лучшего ангел-хранителя за последнее столетие. Чонин лишь ярче улыбается. Несомненно.

***

Рай намного красивее, чище, белее, цивилизованнее.. у них тут даже училище есть. Куда его и отправляют. Мило. Чонин один единственный демон во всем этом белом и красивом. Заходит в помещение — красивое, обрамленное всякими узорами, с кучей молодых и не очень ангелов. Все взоры устремлены на Чонина. Когда он заходит в класс, замолкают все, даже, очевидно, преподаватель. Со своим надзирателем он ещё не познакомился, а вот с охранниками и будущими коллегами по учебе — да. — Здравствуйте, — улыбка до ушей обрамляет всё его лицо. — Меня зовут Ян Чонин. Надеюсь, мы подружимся. Коллеги на него смотрят с непониманием, преподаватель косо, а Чонин — с добродушием и улыбкой на лице. Да начнется же веселье.