Рождественское чудо

С мрачной торжественностью ритмичный бой церковного колокола разносится по маленькому городку, знаменуя рождение Христово своим тревожным обратным отсчётом секунд до свершения чуда. Во мгле тёмной ночи свечи в руках клиросников, несмотря на мороз несущих службу господу, зловеще сияют беспокойными огнями. Голубое пламя, колеблемое резкими порывами ледяного ветра, освещают их лица, искажённые тенями, создающими поистине ужасные черты лица каждому певчему. Рождественский венок из грубой хвои висит на приколоченном к массивной двери - входу в обитель господню - гвозде, приятно отдавая запахом леса. Освещение есть лишь на городской площади, в самом центре маленького поселения, напоминающего городок с картинки, которые принято рисовать на новогодних открытках, пока все остальные улицы погружены в беспросветную темноту ночи. В каждом из маленьких домиков с пушистой шапкой снега на крыше в окнах виднеется лишь зияющая пустота, в некотором роде символизирующая духовную пустоту и страх горожан перед невиданными силами дьявола, который, видимо, вознамерился похитить рождество у верующих любой ценой. Пропаже овец, случившейся ещё ранней осенью, когда сочные яблоки градом сыпались на головы прохожих, никто не придал значения, посчитав несмышлёного пастуха виновным, однако неожиданная пропажа богатого, казалось бы, урожая уже нельзя было так легко объяснить. Тыквы, прежде превосходившие по размерам все рекорды прошлых лед, были уничтожены и изгрызены изнутри. Вскоре дикие животные потянулись в город с неясным желанием загрызть всех, кто попадался им на пустынной улице. Последней каплей стали постоянные похищения младенцев и найденные охотниками обескровленные трупы - та дрянь, которая учинила столько хлопот горожанам, явно была не прочь полакомиться свежей ребяческой кровью. Все смекнули, что были это проделки дьявола, собрались на главной площади, да и умылись святой водой, однако это ничуть не помогло. Молодой священник из дальних краёв был озадачен этой чертовщиной и перепробовал многое, однако безрезультатно. Паника росла, каждый день лица граждан тускнели, а улыбаться в людных местах стало попросту неприлично. В этой атмосфере безысходности народ хмуро готовился к новому году и рождеству. Казалось бы - пока столь удручающие события свершаются на малой родине, праздники становятся неуместными своей пышной торжественностью, однако люди готовились с энтузиазмом, тщательно выбирали украшения и даже покупали подарки. Надежда на свет и рождественское чудо поселилась в сердцах потерянных рабов божьих, каждый чувствовал духовный подъём. Будто открылось второе дыхание в борьбе со злом. Люди восхваляют Господа в песнопениях, каждый тихо молится и ставит свечу в церкви, прося апостолов и святых даровать счастливый год их маленькому городку. Матери, потерявшие детей, роняют скупую слезу, ставя свечи за упокой, пока остальные женщины, коих подобное несчастье не коснулось, спешат помолиться за здоровье и скромно отойти в сторону, проявляя сочувствие чужому горю. По извилистой улице, покрытой полуночным куполом тьмы, со всех ног бежит юноша, позабывший в такой мороз надеть шапку. Его перемещения не особо шумны из за мягкой подушки снега, лишь тихий скрип и шуршание разносится по переулку. Пар валит изо рта, горячие дыхание, участившееся из-за бега, начинает доставлять боль - в лёгких колит от ледяного воздуха, но это не способно помешать целеустремлённому парнишке: он упорно игнорирует холод и боль, спеша на главную площадь, в церковь. Когда силы практически покинули хрупкое тельце, ладонь потянулась к груди, и пальцы, нащупав крестик, сжали кусочек металла, мотивируя молодого человека на дальнейшее движение. Звали парня Сигмой, был он простым рукодельником - мастерил своими умелыми руками игрушки или полезные в быту предметы, а потом продавал в своей небольшой лавочке. Его отец - лучший в городе пекарь - недавно захворал по неизвестной причине, отчего Сигма был на нервах и даже стал реже вырезать искусные узоры на мягком дереве и шить изящные кружева. Всем казалось,что болезнь отца - единственная причина, по которой Сигма стал столь рассеянным и задумчивым, но это было грубейшей ошибкой. Душа его вовсе не была чиста, а теперь юноша и вовсе засомневался, что сам он не может считаться воплощением невинности. Именно поэтому сейчас он нёсся в церковь, прикладывая все силы, чтобы успеть на исповедь до наступления нового года. Наконец-то Сигма оказывается в просторном холле церкви и, параллельно стараясь перевести дух и прийти в себя, ищет глазами священника, который стоит поотдаль от церковного хора, переместившегося в церковь с холодной площади. Юноша подбегает к облачённому в чёрный балахон священнику и, отвесив неловкий поклон, здоровается, резко теряясь. Фёдор Достоевский приехал в их край ещё в июле месяце, однако свыкнуться со взглядом его ледяных глаз Сигма никак не мог... Этот парень был странным, хотя знал всю библию и умело трактовал её на свой лад, делая чтиво более доступным для горожан. — Фёдор, здравствуй. Да прости меня за столь дерзкую просьбу, но позволь мне исповедоваться до начала нового года? — Сигма сглотнул, ожидая негативной реакции на такое. Хоть его намерение оставить грех в прошлом году и начать новую жизнь чистым и непорочным было светлым, молодой человек сомневался, что перспектива рушить планы лишь из-за него понравится расчётливому и чёткому Фёдору. — Какое прекрасное желание, брат мой. Совершим же исповедь прям тут, пока не закончилась песнь хора. — Сигма еле сдержал дрожь в ногах от глубокого голоса Достоевского, проникавшего в сознание и окутывающего разум. Парень на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и начал каяться в грехах: — Да простит меня Господь, ибо я согрешил. Я посмел посмотреть на мужчину, как на предмет обожания, что мерзость и ужаснейший грех. Я готов принять кару божью за такое своеволие и безобразие. — поднял свои светлые очи, встречаясь взглядом с заинтересованными глазами Фёдора. Правда никакого удивления или осуждения в них Сигма не нашёл - Достоевский смотрел лишь с лёгкой заинтересованностью, будто внутренне оценивая, насколько это тяжкий грех. — Не стоило речей, Сигма, ибо ты не согрешил. — спокойно отвечает Фёдор, его пухлые губы складываются в привычной мягкой усмешке. — Любовь - чувство возвышенное, Господь не в праве корать тебя за такое. Может, Сигма, тебе просто хочется оправдаться? Твоё бездействие - вот тяжелейший грех. — священник приблизился к ошарашенному парню, тихо усмехаясь. — Но Фёдор!.. Ведь в Ветхом завете, книге Левита, глава 20, стих 13 говорится "Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них"! — Фёдор мягко смеётся, обходя Сигму кругом и разглядывая его пальто. Достоевский аккуратно отряхнул воротник, смахивая подтаявший снег, и снисходительно улыбнулся напуганному и потерянному Сигме. — Значит, Сигма, вовсе ты не сын божий. Скорее дитя Сатаны. — Сигма крупно вздрогнул и замотал головой, принимаясь тихо отрицать и искать оправдания. — Фёдор, ну полно вам.. Прошу, простите мне грех... — А раз ближе тебе Сатана, то и молиться стоит его посланнику. Ну с этим ты не прогадал... — Фёдор выдыхает на ухо бедного парня, который не ожидал такой близости и отшатнулся на зад, глядя с ужасом на Достоевского. Суть сказанного дошла не сразу, но Сигма, поняв её, начал пятиться назад. Ему резко всё стало ясно - и пропажи детей, и болезнь отца, и прочие беды в родном городе. Наконец-то, впервые за всё время знакомства с Фёдором, юноше удалось отыскать в чужих глазах эмоции, но он был не рад этому. Если раньше непроницаемый взгляд Достоевского напоминал лёд, то сейчас в нём бушевало пламя одержимости. — Я наблюдал за тобой долгие два года, Сигма... Моего терпения не было более, Сатана позволил мне воплотить свою маленькую мечту за века верной службы. Я ждал этого дня.. Терпеливо и трепетно оберегал тебя от невзгод, помогал тебе и был вежлив. Отныне ты лишь мой.. Только мой. Сигма в ужасе пытается убежать, но тонкое запястье перехватывает рука Фёдора и плавно тянет на себя. Он прижал парня к себе за талию, глядя в чужие испуганные очи, и вдохнул аромат волос юноши, закрывая глаза от удовольствия. — Ты ведь влюблён в меня, Сигма... Я прекрасно знаю, я вижу, как ты смущаешься, и как краснеют твои щёки.. Я видел, как ты метался от ненависти к этим чувствам, и как старался переубедить себя.. Но от любви не убежишь. — Фёдор, прошу, отпусти меня.. Господи, не говори такого, позволь мне пойти и утопиться.. — по щекам медленно текут слёзы, Сигма не может ничего сделать со своим смущением от непосредственной близости к Фёдору и ощущения его прекрасного запаха. — Не стоит переживать. Мы отправимся домой, Сигма, ты забудешь невзгоды.. Моя прелесть, мой любимый зайчонок. — Достоевский целует в лоб крупно вздрагивающего от рыданий Сигму и прижимает его к своей груди. — Да благословит нас Господь. Аминь. Церковные колокола начинают трезвонить воодушевляющую мелодию, означающую пришествие нового года. Люди скромно поздравляют друг друга и крестятся, глядя на Иисуса. Ночь стала светлой. Облака рассеялись, звёзды и месяц ярко засияли на небе, знаменуя начало новой жизни. Лишь на следующий день обнаружат пропажу священника и ремесленника, сочтут их смерти последней жертвой Сатаны, и наконец-то смогут спокойно вздохнуть, чувствуя лёгкость на душе без плена дьявольских сил.