Демоны бандитского Петербурга

Арина подскочила на кровати, распахнув глаза. Руки дрожали, пока она пыталась прийти в себя после очередного однообразного кошмара, который обещал преследовать её каждую ночь в ближайшем будущем. Хоть в одном из снов демон говорил, что скоро всё закончилось, с каждой ночью Арина верила в это всё меньше и меньше. На часах почти шесть утра, самое время встать и приготовить завтрак на себя, маму и Ромку, но Гордеева чувствует себя хуже, чем пропущенный через соковыжималку лимон. Недосып, слабость и неприятные ощущения по всему телу, будто ночью её отпинали. Подняв руки, Арина стала себя осматривать — после пережитого за последние полторы недели, она вряд ли бы сильно удивилась, обнаружив на коже синяки и царапины. При свете пробивающегося через шторы утреннего солнца кожа выглядела ровной, выбивались лишь пара застарелых шрамов и синяк на предплечье после игры с Ромкой. Осознание, что внешне вроде ничего не изменилось, принесло небольшое облегчение, но Арина и не думала расслабляться — следы могут появиться позже, либо же она их просто пока не заметила. Она несколько минут осматривала себя, прежде чем всё же встать с кровати. При шевелении саднящее ощущение на коже стало только сильнее, хотя внешних признаков так и не появилось, чему Гордеева была очень рада. Двигаясь осторожно, чтобы не спровоцировать чего похуже, она накинула халат на пижаму и вышла в коридор. Заглянув в комнату, где спали мама с Ромкой, она улыбнулась — единственная причина для радости. Инна Михайловна перевернулась, лёжа на диване. Заметив Арину в дверном проёме комнаты, тут же приподнялась. — Ариш, ты уже встала? — Она потёрла глаза и повернула голову в сторону настенных часов. — Сколько сейчас? — спросила сонным голосом. — Уже шесть, мам, — ответила Гордеева. — Лежи пока, я всё приготовлю. Всё ещё чувствуя себя не очень хорошо, она решила, что ей стоит таким образом разгуляться с утра и хоть немного прийти в себя. Её немного покачивало, но с каждым движением становилось легче. Моментами Арина действует машинально, даже не задумываясь: открывает холодильник, достаёт яйца, молоко, томат и бекон, начинает жарить яичницу и одновременно варить кашу для сына. Она развернулась от плиты к стойке и вздрогнула, увидев Инну Михайловну, наблюдающую за ней. — Мам, ты меня напугала! — выдохнула Арина, прижимая руку к сердцу. — И давно ты там стоишь? — Да почти с самого начала, — спокойно сказала Инна Михайловна, но Гордеевой удалось уловить нотку волнения в голосе. — Так увлеклась, что меня даже не заметила? — Смотря на дочь, она стала подходить ближе. — Ариш, может быть и сегодня не пойдёшь на работу? Ты всё ещё неважно выглядишь. — Ну спасибо, — она усмехнулась. Внутри проскользнуло раздражение, но выразить его сил не хватило. Она понимала, что мама просто волнуется и не без оснований — вернувшись ночью со среды на четверг, Арина выглядела так, будто разгружала вагоны несколько часов подряд, чем сильно её испугала, — но ничего не могла поделать с внутренними эмоциями. — Я и так четыре дня из дома почти не выходила, меня Завьялов живьём съест. Инна Михайловна хмыкнула, садясь за стойку и следя за её действиями. — Я не понимаю, почему ты не припугнёшь его Даниловым? Ты всё-таки крестница главы района, неужели не хочешь как-то это использовать? — Мам, давай не будем! — немного резко ответила Арина и тяжело вздохнула, на несколько секунд прервав помешивание каши в кастрюльке. — Мы об этом уже говорили: я не буду использовать это в работе, тем более для устрашения Завьялова. Я не отрицаю, что это может сработать, но мне же потом в отделе житья не будет. Это моя работа, и я не хочу пользоваться положением крестницы Данилова. Несмотря на её твёрдую позицию в таком вопросе, Инна Михайловна не видела ничего такого в том, чтобы пожаловаться и приструнить полковника. Тем более ради здоровья и в целом состояния дочери, которые очень сильно её тревожили. Покачав головой, Инна Михайловна положила на стойку телефон и вновь посмотрела на Арину. — Давай я с ним поговорю. Тогда тебе Завьялов ничего предъявить не сможет. — Никаких разговоров, — твёрдо произнесла Арина и сняла яичницу и кашу с плиты. — Прошу тебя, не лезь в это, хорошо? Получив вместо ответа лишь громкий вздох за спиной, она обернулась и посмотрела на мать. — Хорошо? — повторила Арина. Ей очень не хотелось, чтобы Инна Михайловна вмешивалась в её дела и работу, потому надеялась на то, что она всё же согласится. Даже несмотря на то, что у такого вмешательства были свои плюсы, Гордеева предпочитала видеть скорее минусы, чтобы иметь возможность их избежать. — Хорошо, Арина, — всё же сдалась Инна Михайловна. — Обещаешь? — Обещаю. — Она качнула головой в подтверждение своих слов, но Гордеева не сильно в это верила. И всё же решила не продолжать и оставить разговор, сосредоточившись на других вещах. Быстро позавтракав и покормив сына, Арина стала собираться на работу. Рядом постоянно ходила Инна Михайловна, будто в напоминание о недавнем разговоре. Ходила молча, лишь следя со стороны, но Гордеева прекрасно понимала, что она хочет продолжить тему. Поправив форму, Арина подошла к матери, державшей Ромку на руках, чмокнула их в щёки и вышла из квартиры, скрываясь от взгляда. Спускаясь по лестнице к дверям парадной, Гордеева достала телефон, собираясь вызвать такси, чтобы быстрее добраться до опорного пункта. Но стоило ей оказаться на улице, как на глаза попался знакомый чёрный Гелендваген, припаркованный напротив. Арина даже затормозила от удивления, едва не споткнувшись о собственную ногу. После всего, что произошло в заброшенной церкви, они ни разу не виделись и не разговаривали: Гордеева практически не покидала квартиру, Комолов тоже особо не отсвечивал — по крайней мере она о нём ничего не слышала. Арина успела сделать несколько шагов, прежде чем Джокер её заметил. Выйдя из машины, привычно широко улыбнулся с намёком на издёвку. — Арина Ильинична, карета подана. — Открыв дверцу, указал рукой внутрь салона. — Прошу. Посмотрев на него с суровостью, которая скорее была наигранной, чем настоящей, Гордеева закатила глаза, но всё же села в машину. В какой-то момент ей показалось, что они сейчас разыгрывают спектакль перед зрителями, которые могут наблюдать за ними из окон квартир или соседних автомобилей, а может прямо сейчас идти по дорожкам мимо домов. Появилось ощущение, что за ними действительно наблюдают, но Арина списала это на разыгравшееся воображение, уже не раз сыгравшее с ней злую шутку. К тому же они и правда вели себя сейчас как актёры на сцене театра под сотнями пристальных взглядов. И лишь когда автомобиль отъехал от дома, они смогли выдохнуть — за кулисами. — Как себя чувствуешь после того случая? — опередил Джокер, когда Гордеева только рот успела приоткрыть. — Не уверена, если честно. — Она вздохнула и продолжила: — Из-за постоянных кошмаров не могу понять: отпустила меня эта… «церковная» чертовщина или ещё нет. Хотя в целом уже полегче с принятием всего происходящего. — Повернув голову, Арина посмотрела на него и невесело хмыкнула. — Ну а ты? Неужели затаился на все эти четыре дня и вёл себя как хороший мальчик? Комолов в ответ посмеялся, качая головой, а у неё за секунду как от сердца отлегло, словно он сказал, что всё закончилось. Не отводя взгляда, Гордеева присматривалась, подмечая внешние изменения. Только сейчас она увидела, что и волосы у него заметно темнее стали — и дело не в освещении внутри салона, — и черты лица заострились как у человека, который долго голодал, и глаза… — Хороший мальчик, — пробормотал Джокер, отвлекая её от внимательного и задумчивого рассматривания. — Если бы. Ты, видимо, про два трупа на хате с огнестрелом не слышала. Арина чуть нахмурила брови и сглотнула, чувствуя, как начинает немного мутить. Информация до неё дошла от коллег, хотя про фигурантов по делу никто не рассказывал. Жертвы, очень неприятные детали, от которых ей тут же стало нехорошо. Но о потенциальных убийцах ни слова. — Рочкин и Гиладзе, я так понимаю. Мошенники, вымогатели, ещё и каннибалы в добавок. Опера сказали, что в квартире обнаружили сгнившие останки нескольких человек. Застрелены с близкого расстояния, но пули не нашли, насколько я знаю. — Ну да… — Саша вздохнул, сворачивая на перекрёстке. — И не найдут. Кивнув, Арина стала понимать, почему он начал этот разговор. — Так это ты их, — произнесла она как факт, а не вопрос. — Ну, можно и так сказать. Задумавшись, что это почти очевидно — убиты враги Ворона в районе Ворона, — Гордеева на фоне услышала ответ Джокера. И тут в голове что-то щёлкнуло. Прищурившись, она медленно повернула к нему голову. — Это ещё что значит? Шрам? — Прозвучало логично и правдиво, и всё же Арине казалось, что всё не так просто. Что-то явно не так. — Я. Но не совсем. Вздохнув, он заговорил быстро и чётко, словно пересказывая краткое содержание. Гордеева прекрасно знала, насколько хорошо он умеет врать и выкручиваться, но сейчас слова Комолова звучали как самая чистейшая правда. Арина не могла даже себе объяснить, почему верит каждому его слову, как будто в голове сработал детектор лжи, который ни разу за всю историю не среагировал на обман. Где-то на периферии мелькала табличка «Попытка использовать», но Гордеева в упор её игнорировала. Потому что внутренний голос и интуиция твердили, что Джокер говорит правду. — Я попробую что-нибудь сделать, — произнесла Арина раньше, чем успела обдумать. — Не надо ничего делать, — тут же ответил Комолов, заворачивая к опорному пункту и притормаживая. — Я не для того тебе всё рассказал, чтобы ты мне помогла отмазаться. Я лишь хочу, чтобы ты была в курсе всего, что происходит, и понимала больше остальных. Потому что никому другому, кроме тебя и Шрама, я о таком рассказать не могу. Он вышел из машины и открыл перед ней дверь, помогая выбраться на улицу. Прежде чем уехать, Джокер посмотрел на неё и добавил: — Ничего не делай, а-то ещё сама себя подставишь. Твоим коллегам на меня эти трупы всё равно не повесить, уж я об этом позабочусь.