
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Доминик — получеловек-полудемон, росший с отцом среди людей. Ничего не зная о своей сущности, он попадает в неизвестное ему окружение. Он не готов к таким разительным переменам в своей жизни.
Преодолевая себя, он принимает то, кем является, заводит друзей и обретает первую любовь.
Сборник историй про обычного подростка с привычными проблемами в лёгком налёте фэнтези. Для удобства статус будет — завершён.
Примечания
Мой тгк: t.me/AutorOfTheBadPlots
Надеюсь, я смогу развить идею и довести её до полноценной истории. Все мои пожитки о сюжете и персонажах будут там.
Дерево (о Доминике, Августе и их чувствах)
03 января 2025, 09:46
На территории академии рос большой величественный дуб. Доминик полагал, что этот дуб, по возрасту своему, не сильно уступал самой академии, а здание было возведено, по меньшей мере, тысячу лет назад.
Что наиболее сильно привлекало внимание Доминика — кленовая роща, в которой дуб произростал. Не было понятно, как он там оказался, и оттого интереснее он становился.
Большинство студентов, изнуренных тяжёлой учёбой, не сильно жаловали неспешные прогулки вокруг академии и вдоль её окрестностей. Каждый стремился как можно скорее покинуть учебные классы и разбрестись в разных направлениях. Кто прятался в лабиринтах библиотеки, кто спешил в свою комнату в общежитии.
Доминик, которого никогда особо не заботила успеваемость и общение с друзьями, с детства познал прелесть прогулок на свежем воздухе. В средней школе, после окончания учебного дня он часто гулял по набережной, затерявшейся на окраине его родного города. Эта набережная давно была забыта, и, заброшенная, густо поросла травой и низким кустарником. В поросли рогоза поселилась маленькая семейка уток: мама-утка и выводок утят. Каждый раз, блуждая вдоль берега, Доминик намеренно забирался в рогоз, рискуя по обмытому берегу угодить в воду по самое колено.
За годы средней школы он привязался к утиной семейке и каждый свой приход знаменовал вкусностями. Обычно он приносил яблоки и собирал дикие ягоды, растущие на местных кустарниках, реже по пути забегал в продуктовый и брал овощей.
За несколько месяцев в академии Доминик успел глубоко соскучиться по оставленным утятам. Ему нравилось следить за тем, как каждый год подросшие утята покидали родные края и больше никогда не возвращались, их место занимал новый выводок. Ему думалось, что его место на набережной стало пристанищем для кого-то другого, как заросли рогоза каждый год принимали новых жильцов.
Наверное, именно поэтому Доминика так привлекал дуб, выросший среди кленов. Он также выбивался из толпы одинаковых деревьев, как и он сам не мог влиться в учебный коллектив. Они оба не были одиноки, но оба выделялись своей неприглядностью.
Доминик лишь тихо фыркал, стоило этим мыслям затесаться в его голове. Его забавляло то, до чего свелась его обыденность — вспоминать свое прошлое, в котором он сам не стремился расставаться с комфортным одиночеством, и соотносить с настоящим, в котором это самое одиночество начало его тяготить. Все такое же умиротворенно тихое, но теперь эта тишина давила на виски, селя в ушах болезненный звон.
Будучи "не таким" среди людей, он был свободен и не тянотил себя чужими предрассудками. Став "не таким" среди святых, он окостенел и грузом пошёл ко дну.
***
На этот дуб Доминик наткнулся совершенно случайно, в последних числах августа. В тот день он заселялся в общежитие. К его огорчению, администрация академии селила по двое: ангел и демон. К чему было такое распределение, он так до сих пор и не понял, ведь конфликтов никогда и не было. Его соседом стал до чёртиков, как бы иронично это не звучало, энергичный ангел, Альберт. Он не затыкался ни на минуту. Без устали рассказывал одну историю за другой, непрерывно задавал вопросы и ни на один не дожидался ответа. Кажется, Альберту собеседник не особо был и нужен, его разрывало от собственного желания завалить Доминика кучей неважной информации. Наспех раскидав свои вещи по полкам выделенного шкафа, Доминик попросту сбежал от навязчивой болтовни соседа, набатам стучащей в ушах. Именно в тот, первый вечер во владениях академии, Доминик набрел на пустующую рощу. В ней не было ничего, кроме бесчисленного количества ярко-зелёных кленов. Говоря откровенно, Доминик сомневался в принадлежности этой рощи к территории академии. Она, как буд-то, была сама по себе. Не менее получаса хотьбы от кампуса. Блуждая между кленам, он не ожидал наткнуться на самый обыкновенный дуб. Скопившаяся за день усталость обрушилась на него также внезапно, как и тёплая морось, путающаяся в густой кроне дерева. В тот тёплый августовский вечер, впервые за долгое время, Доминик заплакал, тихо, спиной опираясь о мощный ствол, а лицом уткнувшись в колени. При всем желании, сейчас он уже и не вспомнит как тогда вернулся обратно в общежитие. Помнит только беспокойство Альберта, свои тихие заверения, что все хорошо и холодные простыни, на которых впервые засыпал вне дома. В первые дни учёбы роща стала его отдушиной. Сразу по окончании занятий он сбегал и до самого ужина скрывался за яркой листвой и тонкими ветвями. Казалось, само здание на него давит и гонит прочь, как можно дальше от тех, к кому он на самом деле не принадлежит. Мама редко рассказывала ему о себе и после её смерти отец не заикался о нечеловеческой природе своих жены и сына. Сейчас Доминик сам себе казался чужим и даже попытки Альберта наладить общение обходили его стороной. Он не хотел знать, кто он. Он не хотел знать, что он. Родители казались предателями, лишившими его тихой человечкой жизни, а человекоподобные существа, эгоистично зовущие себя священными, ангелы и демоны, стали для него злодеями. Сентябрь пролетел быстро и принёс в его душу смятение. Весь месяц он поил почву своими слезами. В октябре он набрел на пруд. В нем не было никакой живности, только прозрачная вода и чистый песок, выстилающий дно. Если Доминик не сидел под дубом, то гулял вдоль берега или со скуки кидал блинчики в воду. С началом октября Альберт усилил свой натиск, и девушку свою привлёк — Арию. Альберт искренне хотел с ним дружить, Доминик это видел. Но он сам, всю жизнь проведя в одиночестве и в детстве имея лишь одного друга, свою маму, не решался кого-либо подпускать опасно близко к сердцу. Отец часто стал присылать, от руки написанные, письма. В каждом он рассказывал о маме. Тихо и неуверенно Доминик двигался к принятию того, кто он есть. Демон полукровка по маме, человек полукровка по отцу. Однажды, в конце октября, Доминик уснул на берегу пруда. Глубоким вечером, когда осенний воздух стал пронизывать мороз, его разбудил Альберт. Чужое беспокойство так и рвалось наружу, тёплые слова разгоняли холодяшую дрожь. Всю дорогу до общежития Доминик осоловело моргал и грелся в чужой кофте. — Как ты меня нашёл? Вопрос не давал покоя. Он не понимал, с какой целью Альберт метил в его друзья, почему был приветлив и всегда спешил на помощь. Альберт остановился и заглянул ему в глаза. Доминику показалось, что тот смотрел прямо в душу, видя абсолютно все. — Думаешь, я не замечал, куда ты все время сбегаешь? Светлая бровь Альберта взлетела вверх, как бы продолжая заданный вопрос. Визуализируя его, ожидая ответа. Доминик тогда промолчал, он попросту не нашёлся с ответом. Они молча дошли до своей комнаты, молча же разошлись по кроватям. Доминик так и уснул, кутаясь в мягкость чужой кофты. Каждый день первой половины ноября начинался проливным дождём. Каждый клен в роще налился насыщенно-красным, один дуб перстрел желтизной. Постепенно остывающая почва не предполагала сидения на земле, даже если, уже слегка пожухшая, трава под дубом оставалась сухой. Отец стал реже писать о маме, теперь письма были о нем, Доминике. Обида ослабла, но так никуда и не ушла. Он не мог понять страх отца, но пытался его принять. Полюбившаяся за два месяца роща продолжала манить его к себе. Все чаще он просто гулял, петляя из стороны в сторону, не имея конкретного маршрута. Бывало, к нему присоединялся Альберт. После того вечера он, как-то совсем незаметно, вошёл в его жизнь. Если в начале осени Доминику казалось, что Альберт с ноги пытался выбить запертую дверь к его душе, то сейчас он планомерно снимал все замки собственной связкой ключей, которую Доминик добровольно вручил ему в руки. В середине ноября выпал первый снег. Как застыли слезы природы, так и высохли его собственные. Альберт уже твёрдо воспринимался как друг и Ария маячила рядом. Ещё в сентябре Доминик понял, что среди священных принята традиция называть ребёнка на ту букву, с которой начинается их вид. Поэтому, стоит ли говорить, какого было его удивление, когда Ария скромно призналась, что она, вообще-то, демон. В декабре пруд сковал тонкий лед, под деревьями выросли сугробы. Вся листва давно опала, обнажая тонкие ветви. И даже так дуб выделялся, его исполинские размеры бросались в глаза, на фоне стройных стволов кленов и их изящных веток. Такой грубый с виду, дуб нагло вторгался в прекрасный пейзаж. Ария познакомила его со своим двоюродным братом, Августом. Тогда Доминик узнал о высших, детях ангела и демона. Обычно, ангелы и демоны создавали пары с подобными себе, редко ангел мог понести от демона, и наоборот. Если от такого союза рождался ребёнок, он считался высшим чудом из-за своей редкости. И к высшим принадлежал Август — ангел, зачатый от демона. В преддверии рождества и новогодних каникул Ария словно сошла с ума. Она вытаскивала их всех гулять и неустанно осыпала снегом, за что получала от брата. Альберт лишь смеялся над её драматичными обвинениями в предательстве, но от гнева Августа и не думал спасать. Полюбившаяся Доминику роща стала местом для четверых. На каникулы Доминик принял решение вернуться домой, хоть у него и была возможность остаться в общежитии. Перед своим отъездом он впервые получил подарок на рождество от кого-то, кто не был членом его семьи. Тонкая фенечка плотно облегала широкое запястье, а зелёные глаза парня напротив выжигали на его скулах румянец. С каникул Доминик вернулся с лёгким сердцем. Они с отцом во многом объяснились, и Доминик смог простить страх отца за будущее своего ребёнка. Заглядывая в прошлое, именно январь Доминик считает переломным месяцем в своей жизни. Не август, когда пришло письмо о его зачислении в неизвестную академию и стала известна его принадлежность к святым. Не сентябрь, когда он потерялся в обиде к окружающим и себе, за то, что упрямо отрицает очевидное. Нет, это был именно январь. Месяц полного принятия, давший толчок к новой жизни. Человеское представление об ангелах и демонах совершенно не соответствовало той реальности, которая перед ним предстала. Священные никакие не эфемерные существа, посланные богом, между ними никогда не было ненависти и неприятия, отличие лишь в роде деятельности. Одни работают с погибшими душами, другие с перерождёнными. Одни задают курс при перерождении, другие не дают с него сбиться. Один судят, другие карают. И именно этому Донимику предстояло обучиться — взаимодействовать с чужой душой через природу. А природа отзывалась охотно, тянулась на малейший призыв. Доминику стало интересно постигать грани своих возможностей. Озеро в январе промерзло насквозь. Альберт, не любящий сидеть на месте, предложил кататься на коньках. Оказывается, в стенах академии была целая база со спортивным инвентарем, в том числе зимним. Доминик помнит, какой непоседой была его мама. Кажется, на коньки он встал даже раньше, чем начал связно говорить. Мама любила спорт, но лед был её особенной страстью. Доминик так и не воспылал той же любовью, но традицию каждую зиму выходить на лед, они с отцом не решились нарушить даже после её смерти. Он понял, что это плохая идея, как только Август ступил на лед. Тот был нелеп, почти смешон в своих попытках хотя-бы сохранять равновесие. Он не мог отвести от Августа взгляд, улыбка сама ползла на тонкие губы, а в груди теплело. Альберт и Ария тогда его кинули, увлеклись друг другом и отдали Августа ему на попечение. До сих пор Доминик помнит жар чужой ладони, держащей его запястье, о кожу которого стучали бусины с коротких завязок браслета. Август медленно скользил по льду, то и дело хватаясь за него. В тот день они оба бесчисленное множество раз были близки к падению, но Доминику в последнюю секунду удавалось выравнивать их положение. Август тихо бубнил ругательства себе под нос каждый раз, когда, неуклюже, всем телом наваливался на Доминика, крепко держась за его плечи. Его уши и лицо заливала стыдливая краска, и Август был благодарен колючему морозу за маскировку. Терпеливо Доминик учил Августа кататься. Альберт и Ария лукаво улыбались, но отказывались присоединяться к ним, говорили, мол: "Августу ни к чему дополнительные факторы для отвлечения". Начало февраля выдалось на редкость снежным. Август набил не одну шишку, но продолжал упорно выходить на лед, уже увереннее держа руку Доминика в своей. На время, проведённое с Августом, Доминик забывал об одиноком дубе и своих сравнениях с ним. Ему казалось, что теперь-то он как клен, свой в этой огромной роще. Близился день всех влюблённых и Альберт не затыкался, до звона в ушах трещал о своей неземной любви к Арии и их совместных планах на четырнадцатое февраля. Доминик уже откровенно не выдерживал, месяцы, проведённые в одной комнате, так и не даравали ему иммунитет к болтовне друга. Доминик тихо ускользал и у самой рощи его обязательно нагонял Август. Тепло его ладони уже не ощущалось чем-то странным, вес в руке, ставший привычным, оберегал от мороза надёжнее любых перчаток. Вечером четырнадцатого Альберт нагло выставил Доминика за дверь. Для Арии был подготовлен романтический ужин при свечах, в лучших заветах романов. В ярком свете луны дуб казался ещё более могучим, даже без всей своей листвы. Мощный и сильный среди тонконогих коленов. — Тебя он тоже поражает? Холодные пальцы Августа спешно вплелись в его собственные. Доминик начал растирать крупные костяшки, едва касаясь кожи, но принося тепло остывшей руке. Он обернулся к Августу. — Он слишком обычный для этого леса. Пальцы Августа крепко сжали его руку, не позволяя двигаться. Чуть нахмуренные темные брови выдавали замешательство. Изо рта то и дело вырывались облачка горячего пара, словно Август хотел что-то сказать, но тут же забывал все слова и был вынужден молчать. Доминик никак не мог оторваться от блестящих в темноте глаз. Он подумал, что даже после смерти это мгновение будет для него самым ценным. Наконец Август собрался с мыслями и произнёс то, от чего сердце Доминика пропустило удар, а после бросилось вскачь. — И вовсе он не обычный. Он как мы с тобой. Союз человека и священного столь же редок, как и союз ангела с демоном. Август говорил уверенно, он твёрдо верил в свои слова, и пытался добиться от Доминика той же веры. Он обхватил вторую ладонь Доминика, переплетая их сцепленные руки в замок. Наклонился вперёд и сбивчиво зашептал в самые губы. — Среди всех этих великолепных кленов дуб может показаться обычном, но это не так. Он выделяется, а значит, что в обычной кленовый роще самое необычное — этот дуб. "Вот оно как" по кругу вертелась в мыслях Доминика, клейкой лентой приставая к коре мозга. Распаленное речью, дыхание Августа опаляло его лицо. И Доминик первый подался вперёд, утягивая Августа в первый неспешные поцелуй. Без огня и страсти, они просто делились нежностью, в объятиях снегопада, озарённые луной. "Быть обычным среди необычных — тоже своего рода необычно"