Гарри Поттер и демон кошмаров

      Замок Хартстил находится к северу от Абердина. Старое имя было потеряно, и, в небольшом городке поблизости, зовется просто имением Рэддлов. Богатая семья выкупила замок, но не прожила там и пятнадцати лет: вся семья умерла в одну ночь. Несмотря на популяризацию туристических поездок по заброшенным дворцам и поместьям, этот замок не пользовался популярностью. Гарри предположил, что атмосфера здесь слишком давящая, такую не смогут полюбить маглы, не говоря и о смерти целой семьи, а маги сторонятся мест с темной аурой. Но Димон не мог принять этот ответ, ведь его замок, его дом, был светлым местом. Местом, где он впервые встретился с ним.       В начале 1290 года, сразу после убийства Маргарет, началась «великая тяжба». В награду за убийство юной королевы, Димону Греигсону даровали замок и обещали рассказать, от кого поступил заказ. Тогда его не сильно заботило ни королевство, ни собственные преступления. Он не умел жить, лишь выживал, кидаясь с места на место, в поисках чего-то. Единственной отдушиной в сердце юного рыцаря была война. В битве он забывал обо всем, уподобляясь неудержимому потоку воды, что неуклонно течет через скалы и преграды, превращаясь в неистовую реку, сметающую всё на своем пути.       Когда ему предложили убить Маргарет в обмен на поддержку некого Иоанна и собственные имения, Димон согласился скорее из безделия, нежели поддержки политики неизвестного кандидата на престол. Ему хотелось стать частью чего-то, стать кому-то нужным. Ненавистный ребенок, от которого отреклись даже собственные родители, ищущий признания и, быть может, любви. Что может быть банальнее?       К нему заявился лорд Галлоуэй, благодаря за содеянные преступления и распевая речи об оправданном доверии и о том, как сильно он понравился этому самому барону Иоанну Баллиоль. Димон лишь распивал принесенное вино, не особо беспокоясь людьми. Ему были далеки интриги и политика, но он понимал ставки. Тех, кого посылают драться вместо себя, обычно считают пешками или братьями. Братом ему барон точно не был.       Принять у себя высокопоставленную фигуру дело нелегкое. Банкет и застолье были организованы на высшем уровне, а сам Димон, известный под именем, данном ему стариком Стиллмэном, лишь наблюдал со стороны, не особо разбираясь в подобных вещах. К приезду гостей он надел свой обыденный наряд на важные мероприятия, ослушавшись слуг, что приготовили ему новые одежды.       Позднее эта встреча приобретет гораздо большую значимость, и вся жизнь Лилиана будет разделена на до и после. Это воспоминание он мечтал выжечь и никогда не вспоминать, как и самого мужчину, но возвращался к нему каждый день, мыслями, снами, мечтами.       Он вошел в его жизнь, переступив порог замка и его домыслов, врываясь беспардонно, одарив его лишь коротким незаинтересованным взглядом. Черные шелковистые волосы были собраны в ослабленный низкий хвост, длинные ресницы обрамляли черные бездны ада, в которые он неумолимо пал. О его скулы хотелось вскрыть вены и преподнести свою кровь, свою душу, превратить в вино, лишь бы удостоиться глотка его чарующих губ. В тот момент Лилиан исчез, пропал в игривом разрезе глаз, в изгибе губ, длинных пальцах, что в жизни не видали труда. В тот момент он осознал, что жизнь его нашла кончину, что его смертью станет он.

***

      С того дня Димон забыл о битвах. Он всюду сопровождал и командовал войсками Иоанна, слушался каждого приказа, следуя всем указаниям. Целью барона был трон, а целью Димона — лишь он. Прошла пара месяцев, полных поездок между Англией и Шотландией, политики и разговоров. Димону было плевать на все это, он лишь хотел стать чуть ближе к Иоанну, пасть к его ногам, положить рядом весь мир. И вот, по истечению срока, ему довелось вновь встретиться с ним.       Барон принимал у себя людей, заводил связи, плел интриги незаметными движениями элегантных рук. Внутри у Лилиана все скрутило и вывернулось наизнанку при взгляде на эти руки. Его мысли были отравлены самыми порочными видениями, его пальцы дрожали при виде скользящих по плечам шелковых волос, а ноги слабели при виде губ коснувшихся кубка вина.       Воин позорно отступал в тень, в даль, куда угодно, лишь бы суметь вдохнуть воздух, в котором не искриться запах Иоанна. Димон яростно сжимал кулаки, кусая губы до крови. Как глупо.       Как это глупо обезуметь лишь от одного вида незнакомца, которому и дела до тебя нет. Димон знал, прекрасно понимал, что у него нет и шанса даже на уважение, не говоря о большем. Ему не нужны были песни трех ведьм, дабы осознать, что просто стоять рядом уже больше, чем он смеет мечтать. Но он так влюблен, так влюблен, так влюблен. Он проклинал себя и свое глупое сердце, вновь возвращаясь в банкетный зал, зная, что не сможет отвести взгляда от такого далекого мужчины.       Банкет был возможностью наладить связи и пробиться в высшие люди, но Димону никогда не была нужна слава. Ему хватило бы лишь одного человека. Тем не менее, пир продолжался, люди шумели, а сети неминуемого будущего все сильнее душили. Лилиан, все еще не отводивший взгляд от Иоанна, замер подобно тигру перед прыжком.       Чьи-то грязные щупальца окружили тонкую талию, а гнилой взгляд обливал красоту мужчины мерзостью. Жалкое подобие человека касалось его, оно желало его. Из Димона непроизвольно вырвался тихий рык, и он опрокинул в себя кубок с чем-то крепким, впиваясь в ладони ногтями. Иоанн не выглядел словно он против, и это осознание алым ядом души вытекало из полумесяцев на ладони.       Прекрасного полуночного дракона увел протухлый водяной, а он мог лишь смотреть, выглядывая затаившихся за колоннами мужчин. Он тихо следовал за ними, сам не зная зачем, скрываясь в тенях. Вверх по лестнице, далеко от глаз гостей и слуг, его божество зажимали у стены, проникая мерзкими ладонями под дорогие одежды. Димон хотел сбежать от томных вздохов и тяжкого дыхания в тихом коридоре замка, но не мог даже дышать.       Сердце пронзало словно мечом, но он продолжал смотреть, не в силах отвести взгляд.       Виднелась бледная, нефритовая кожа, смоляные волосы разлились на широких плечах, яблоко на красной шее вздымалось к небесам под деяниями Ада. Но вдруг дракон опустил голову, отталкивая рукой мерзавца.       Монстр всё пытался вновь коснуться драгоценной кожи, но его вновь оттолкнули прочь. Душа Димона восстала из пепла, тут же обращаясь огнем — зверь посмел использовать силу против его дракона. Подобно всполоху воды, рыцарь оказался рядом, своим клеймор уперевшись в грудь врага.       — Проваливай. — прорычал Димон не своим голосом, не позволяя отребью даже взглянуть на Иоанна за его спиной.       Поганец наколдовал небольшой огонь в ладони, видимо решив, что справиться против него, но Лилиан одним движением порезал его предплечье и приставил меч к горлу, убивая не лезвием, а взглядом.       В те времена маги жили среди людей, и их силы были редкостью, но не чем-то сверхвыдающимся. За неимением сосредоточения магии, вроде волшебных палочек, их умения зачастую ограничивались легкими заклинаниями владения стихий. Через несколько поколений маги научились все лучше и лучше управлять своими способностями, и после гонений волшебников постепенно было решено разделить два общества. Однако, в его времена более талантливые люди могли легко превзойти магов.       Дождавшись, пока ублюдок не исчезнет из виду, Лилиан припал на колени перед бароном, не смея поднять взгляд. Он позволил мужчине привести себя в порядок, прежде чем взглянуть ему в глаза.       — Объяснись.       Ох нет, его голос вовсе не был медом, он был силен и властен, беспощаден. Димону оставалось лишь дышать, стараясь выдать штиль за место шторма.       — Мой долг как вашего рыцаря — защищать вас. Я лишь хотел убедиться, что вы в безопасности.       — Сэр Фуил. — темные очи окинули меня придирчивым взглядом. — Человек, на которого вы направили меч в моем доме, был бароном из Англии. Как вы собираетесь уладить созданный конфликт?       — Я понесу любое наказание и совершу любое деяние, но не сожалею о моем поступке. Безопасность моего господина для меня превыше всего.       — Но вы не состоите в моем ордене, вы даже не мой человек. Просто один из многих соучастников грязных дел, к которым я не имею никакого отношения.       Димон знал, что это проверка. Официально он действительно не имел никакого отношения к Иоанну, поэтому и был идеальной пешкой для полулегальных действий. Он знал, что стоит барону решить, что он свое отыграл, как его бросят на растерзание народу. Знал, но в груди глупой птицей билась о клетку ребер надежда.       — Моя жизнь в ваших руках, Барон. Я лишь преступник, собирающий грязь с ваших подолов, но душа моя всегда будет верна лишь вам, а меч расчистит любые дороги.       Иоанн рассмеялся, словно услышал балладу о счастье и приказал Димону подняться с коленей.       — Так и быть, будешь сопровождать меня, раз хочешь защищать. Тебя ведь Лилиан зовут? Будешь собирать грязь с моих сапог, как и хотел. Твоя жизнь теперь полностью принадлежит мне.

***

      То, что казалось даром, обернулось для Димона кошмаром. Жизнь в тени своего дракона оказалась пыткой, без просветов счастья. Как если бы кита запереть в пруду, лишив бескрайних вод и даже охоты, он ощущал, как всё словно утекает из его рук. Сперва, он был счастлив стоять позади Иоанна, но, постепенно, его глазам открывалось то, чего он не желал знать.       Иоанн был мужеложцем. Если сначала это знание зародило искры надежды в рыцаре, то позднее все стало даже хуже чем раньше. Барон спал со всеми подряд. Он приводил к себе важных персон, они, совсем как Димон, велись на обаяние и красоту Иоанна, а потом оказывались в плене гнезда дракона. Было очевидно, что мужчина так вел свои дела, не переживая ни о чем другом. Значительная часть аристократии были извращенцами, и их статус позволял им творить что угодно. Лишь простой люд переживал о таких вещах, как прощение Бога и добродетель.       Лилиан честно не желал осуждать своего господина, но иногда легкость, с которой Иоанн совершал что угодно ради своих целей, пугала его. Непоколебимость огня, сжирающего на своем пути дома, леса и животных завораживала, а также устрашала. Димон же всегда стоял там. По другую сторону двери он лишь охранял тыл своего господина, выдвигался по его поручениям, защищал его территории, ездил в Англию за поддержкой их короля.       Главным конкурентом Иоанна был Роберт Брюс, сын второй дочери графа Хантингдона. Сам Иоанн Баллиоль приходился тому же графу правнуком, пусть и от первой дочери. Великая тяжба близилась к своей кульминации.       Тогда Димон впервые задумался над убийством. Вне войны, вне поля боя и захватчиков, а убийства простого человека. Это не могло быть хуже убийства пятилетней Маргарет, но это был заказ, а не его инициатива и цель. Однако убийство Брюса просто бы означало смерть ради личных целей. Смог бы он заслужить того взгляда Иоанна, коим он одаривает своих любовников на одну ночь, если принесет голову Брюса? Сможет ли он коснуться его кожи? Не так, как все эти мерзкие недочеловеки, а подобно скольжению росы по утренней траве — нежно, едва ощутимо. Ох, он бы одарил его ступни поцелуями, словно россыпью лепестков, он бы ласкал его руки как ласкали детей самые нежные матери, он бы любил Иоанна весь день и всю ночь, поклоняясь ему, своему единственному божеству.       Но его господин не вещь и не приз, что он может выиграть, обставив других. Он не смеет думать о нем как о вещи, что может заслужить его взгляд убийством и кровью, так что Димону оставалось лишь запихнуть демона внутри себя глубже в глотку, притворяясь хладным стражником.

***

      В один из дней Иоанн пригласил его к себе без очевидной для Димона причины. Барон вдруг загорелся идеей обучиться самообороне и навыкам владения меча, для чего ему была нужна помощь рыцаря. В тот же день двое мужчин стояли на тренировочной площадке.       — Меч нужно держать крепко, но не прилагая силы. Мощь удара заключается в движении тела, а не в броске руки.       Иоанн внимательно слушал, снова нанося удар манекену, но все равно выполняя выпад неверно. Димон примкнул к спине барона, обхватывая его руку своей, стараясь игнорировать бурлящую в жилах кровь, что так некстати окрашивает его уши в красный цвет.       — Напрягите мышцы пресса и спины для более надежной опоры. — Лилиан расставил ноги Иоанна чуть шире, продолжая давать инструкции. — Сконцентрируйте внимание на скорости удара. Не просто махайте рукой, а делайте шаг, падая на переднюю ногу, направляя весь свой вес в меч. Он должен стать продолжением вашего тела.       Иоанн вновь выполнил выпад, на этот раз деформируя плечо манекена, куда пришелся удар. Мужчина тут же отбросил меч с восторгом уставившись на результат своих усилий. Димон лишь усмехнулся, с замиранием сердца наблюдая за счастливым учеником.       — Я всегда хотел спросить: почему твой меч такой огромный? И почему ты учишь меня обращаться с обычным, а не таким, как у тебя?       Димон приподнял бровь, с вопросом указывая на орудие за своей спиной. Он послушно обнажил двуручный меч, отливающий серебром на солнце. Лезвие шириной в стопу и длинной больше метра со множеством мелких царапин разрезает воздух подобно молоту, оставляя после себя лишь тихий звон разрезанного ветра.       — Клеймор требует умения обращаться с мечом, это как следующий уровень. Не всем подходит этот тип меча, и большинство гораздо более способны и сильны во владении одноручным мечом. Главным отличием является вес и хватка на рукояти — клеймором можно управлять только обоими руками. Это делает удар более медленными, но гораздо более мощными. К сожалению, защита также становится гораздо менее эффективной, поэтому мало кто предпочитает такой вид меча.       — Тогда этот меч действительно тебе подходит. — Иоанн едва заметно улыбнулся, задумчиво проведя рукой по предплечью Димона, пока тот демонстрировал выпады со своим клеймором. — Думаешь только о нападении, а не о защите.       Лилиан не обратил особого внимания на слова в свой адрес, пытаясь лишь удержать в трясущихся руках свой меч.       — У него есть имя? — Иоанн говорил о мече, интересуясь личностью лезвия, что забрало сотни жизней.       — Север. — тут же ответил Димон. — Я зову его Север.       Иоанн лишь улыбнулся, вновь берясь за свой меч и продолжая тренировку.

***

      — Барон, к вам…       — Не нужно меня объявлять! — вслед за гневным возгласом в зал вторгся невысокий мужчина с рыжими волосами и цветом лица, лишь подтверждающим пылающее настроение гостя.       Иоанн лишь ухмыльнулся, не оборачиваясь и нарочито медленно откладывая столовые приборы и еду. Роберт Брюс застал барона за трапезой, но того явно не волновало нарушение чьей-либо идиллии.        — Ты! Ты жалкий подонок! Решил, раз тебе ноги целуют все жирные лорды и феодалы, то можешь считать себя королем?! Я единственный заслуживаю трон, и я обязательно его получу!       — К чему все эти бравые речи, мой дорогой? — Иоанн, словно на зло распаленному мужчине, медленно поднялся из-за стола, остановившись напротив своего конкурента.       Такое фривольное обращение окрасило лицо Роберта в еще более яркий цвет. Мужчины вроде него всегда ценят собственную натуральность превыше всего, словно их предпочтения делают их лучше других. Иоанн особенно сильно любил сводить таких людей с ума, наблюдая, как легко они отказываются от собственных принципов, стоит им найти оправдание, вроде жеманного личика или выгодной политики сего действия. Барон никогда не хотел избавляться от соперников, играя на чувствах, но дразнить Роберта ему особенно приятно.       — Не смей так со мной говорить! Как только я стану королем, тебя лишат всех привилегий. Помяни мое слово, Баллиоль! — заметив, что его слова не страшат Иоанна от слова совсем, Роберт сошел на угрожающий шёпот. — Думаешь, люди настолько глупы? Они могут не противиться бесконечным войнам, неравенству, даже голоду, но они не последуют за королем, что раздвигает ноги перед каждым встречным и отправляет детей на войну против собственных братьев!       — Я лишь хочу получить трон и положить конец бесчинствам Англии! Что ты хочешь, чтобы я сделал?! — терпение и игривость Иоанна вдруг сошли на нет, сменяя спокойную холодную маску раздражением и злостью. — Позволять им издеваться над нами? Забирать все больше и больше пограничных земель и называть их своими? Англия больше, и она очевидно сильнее! Но это не дает им права играть жизнями и владениями наших земель, как им угодно. Может быть мы и есть братья, и мы говорим на схожих языках, но мы не они! У нас есть своя история и своё достояние. И бороться за свою честь это не то же самое, что идти на войну. Не мы начали эту агрессию!       — А я и забыл… — Робер вздохнул, отступая на шаг. — Что ты всё еще такой зеленый. Война… Она вообще не о чести и землях. Она о таких лицемерах как ты и король Англии. Она делает вас лишь богаче, а простой люд просто гибнет не за что. — то, как Брюс говорил Иоанну о войне напоминало лекции уставшей матушки своему глупому отпрыску, что взбесило мужчину лишь сильнее.       — Тогда становись королем и отдавай наших людей и наши земли англичанам без боя! Пусть берут, мы лучше будем сидеть и говорить о мире и ценностях жизни?!       — Твои гордые речи невероятно нелепо слушать, зная, что ты продаешь себя королю Англии в обмен на трон!       — Ты прекрасно знаешь, что я никогда не стану спать с…       — Бред! — Роберт перебил Иоанна, всплескивая руками. — Англия итак выбирает нам короля. Думаешь, он не поставит тебе ультиматум: трон Шотландии тебе или независимость? Он просто сделает тебя правителем несуществующей страны и проглотит нас, не подавившись!       — Я никогда не отдам ему Шотландию. — прорычал Иоанн, на что Брюс лишь рассмеялся ему в лицо.       — Для того, чтобы ему что-то отдать, ты должен для начала стать королем. А этому не бывать, жалкий мужело…       Едва Роберт схватил грудки Иоанна, его ноги ударили сзади, вынуждая упасть на колени. Димон немного смыслит в политике, но он никогда не позволит кому-либо поднять руку на его господина. Пусть ему и не положено встревать в такие разговоры, но защита Иоанна - это его долг.       Робер ушел, проклиная барона и его рыцаря, но сам Баллиоль выглядел на удивление счастливым. В конце концов, угрожают и кусаются только те, кто знают, что проигрывают.       И он был прав. На той же неделе Иоанну пришло письмо от короля Эдуарда I, обещая трон в обмен на суверенитет Шотландии. Баллиоль принял трон в 1292 году полный надежд на освобождение своей страны наперекор Англии, не подозревая, что станет последним независимым королем своей страны.

***

      — Лилиан? Лилиан, иди сюда!       Димон на трясущихся ногах медленно открыл дверь, следуя зову тихого надломленного голоса. В руке он держал бокал воды, смотря под свои ноги, не в силах поднять взгляд.       — Вы меня звали? — рыцарь откашлялся, смущенный собственным высоким и жалким тоном.       — Ты принес воды? Вот умничка. Иди ко мне.       Лицо Лилиана наверняка приняло карикатурный цвет, но он все равно упал на колени у кровати, стараясь не наступить ни на одно из множества разбросанных по полу одежд, снятых в порыве страсти. Он поднял бокал воды, все еще не поднимая взгляда, неловко вздрогнув, когда тонкие пальцы коснулись его руки, принимая подношение.       Иоанн сделал несколько глотков, вновь откидываясь на кровать. Черные глаза промелькнули под тяжестью век, встречаясь с глазами Димона. Король Шотландии перевернулся, ложась на живот и положив голову на свои руки.       — А ты симпатичный. — заметил он, разглядывая смущенного рыцаря. — Но странный. Я никогда не видел таких, как ты. Почему у тебя такие узкие глаза?       Подобные вопросы не были редкостью для Димона, и в некоторой степени он уже привык, но внутри навсегда останется обида.       — Я был рожден от варваров, напавших на мою деревню. — Коротко пояснил Лилиан, всё ещё стоя на коленях у роскошной кровати.       — Погоди, не уходи пока. Мне скучно. — вздохнул Иоан, заметив, что его собеседник хотел подняться. Без задней мысли он поднял руку и провел ею по черным волосам, словно не замечая, как каждое его действие сокрушало всё внутри Димона. — У тебя такие густые и гладкие волосы… Почему ты служишь мне?       — В этом мире есть только один король, избранный Господом…       — Я знаю, что ты не веришь в Бога, так что давай без этого. — закатил глаза Иоанн.       — Я верил. Раньше. — зачем то сказал Димон, — Но потом я понял, что Бог нужен только тем, кто боится остаться одним.       — То есть мой рыцарь ничего не боится? — темные искусанные губы короля расплылись в улыбке.       — Отнюдь. — Димон отрицающе покачал головой, неуверенно встречаясь взглядом с королем. — Я боюсь слишком многих вещей, но знаю, что никто и никогда мне с этим не поможет. Вера просто отвлекает от решения собственных проблем.       — Ты знал, что у тебя жёлтые глаза? — вдруг спросил Иоанн, словно тема разговора была прямым продолжением предыдущей. — Мне всегда казалось, что они черные, но сейчас, на свету, они светлее янтаря.       Баллиоль всё смотрел в глаза Димона, но не замечал урагана и моря, не видел звезд и пустынь. Душа рыцаря была нараспашку, но никому никогда не было дела до неё. Сквозь желтые глаза глядела вся его судьба, но Иоанн смотрел лишь на их разрез, притягивая его подбородок ближе. Поцелуй был горьким.

***

      Новый король Шотландии собрал армию и отправил её отвоевывать границы. Одной из трупп руководил Димон, но, подобно дамбе, украшающей реку, Англия разгромила их, оставив лишь капли. Схватка, которой руководил Лилиан победила, но поверженными всё же были Шотландцы, оставшиеся с жалкой парой дюжин солдат. Димон взял за привычку носить с собою хлебные корки, грызя сухой хлеб, когда нагрузка после схваток прокрадывалась под кожу ядом и страхом. Его отец всегда давал ему хлебные корки после тренировок, и это были единственные теплые воспоминания о нем, без примеси горечи.        Баллиоль бесновал, посылая всё больше и больше войск, но возвращались лишь трупы. Со временем народ стал противиться, стараясь избегать потерь очередных сыновей и мужей, но большинство было радо давать отпор агрессорам. Но ничто не длилось вечно.       После того поцелуя Иоанн продолжал вести себя как и раньше. То был лишь поцелуй, а на его плечах теперь целая страна. Димон лишь следовал за ним, слушаясь каждого приказа и всегда возвращаясь назад. Смерть и война были ему привычны, ему было всё равно на убитых людей. Он просто хотел вернуться, снова смотреть ему в спину, вновь вдохнуть пропитанный им воздух. А ещё он хотел снова его коснуться.       И оно свершилось, в очередной вечер после криков и споров с феодалами. Иоанн попросил раздеть его, и Лилиан так и сделал. Молочная кожа без единого шрама или изъяна раскрылась из-под лепестков одежды, но так и не спряталась за шёлком халата.       — Хочешь коснуться? — раздался шепот демона, и Лилиан отдался ему, падая в пропасть ада.       Разум затуманен, тело горит, а глаза слезятся. Тяжесть во рту и неприятный привкус травят сердце Димона, но он самозабвенно заглатывал всё глубже, словно он делал это сотню раз. Он так влюблен, так влюблен, так влюблен. Ради Иоанна можно было задохнуться. Ради него можно было умереть.       В какой-то момент ощущения стали не просто приносить удовольствие, но и скручивать всё внутри ледяными штыками. Димон закатил глаза, простонав со ртом, полным его. Он не знал, что происходило, или где он был, внутри него было лишь что-то животное, и все огрызки мыслей были лишь о желании обладать мужчиной над ним. Он хотел его всего.       Рыцарь испил своего Дракона, принимая всё, что тот ему дал. Его отпустили, и Димон послушно ушел, лишь по другую сторону двери вспоминая, как дышать и как жить. Он упал на колени, хватаясь руками за лицо. В его рту всё ещё был вкус Дракона.       Два месяца Иоанн жил как прежде, пуская в свою кровать тех, кто мог помочь ему, или тех, кого ему хотелось. Димон вновь стал лишь тенью, стоящей по другую сторону двери, носящую воду после сладких утех его господина. Вернувшись с очередного боя, Лилиан застал короля бледным и осунувшимся, читающим летописи и доклады. Димон не принес хороших вестей, и знал, что их не будет. Иоанн во второй раз пустил его в свою кровать, и позволил прикоснуться. И Димон взял его.       Он взял его, несмотря на то, что подразумевались лишь его услуги. Он взял его, несмотря на тонкие бледные руки, что со всей незначительной силой ударили его. Он взял его, несмотря на промелькнувший страх в глазах короля, что он силой сменил на удовольствие. И пусть стоны заглушили голоса в его голове, его личный демон уже поразил демона в нем самом. И единственным исходом была смерть.