Наши демоны нас берегут

На часах ноль ноль. Квартира пропахла спиртом. Демон ненавидит этот запах. Он разъедает глаза и противно щекочет ноздри. Он стягивает одеяло с грязного вонючего тела и волочит к Сереже в комнату. Мальчик не просыпался. Даже на бок не перевернулся. Птица укрывает его, чтобы было теплее. Когтем убирает с бледного личика рыжую прядь волос. Хорошенький, но такой беззащитный. И как же он жил совсем один с этими уродами… Демон выскальзывает из комнаты, плотно притворяя дверь. — Спи, птенчик, я сейчас вернусь. Пьяная женщина звёздочкой лежит на диване. По щеке ползет нить желтоватой слюны. Птицу передергивает от отвращения. Ничтожество даже не зашла проверить, как там ее крохотный сынишка жил все эти семь дней без нее. Мать, которой плевать на собственного ребёнка. Мать, которая поднимала на него руку, морила голодом, и орала, что лучше бы он умер. Когтистая рука легким движением сворачивает женщине шею. Из неё брызжет кровь, которую Птица с наслаждением слизывает. Как же долго он не ел!!! После трапезы Птица, сыто икая, приводит комнату в порядок. Так будет лучше. Эта женщина лишь портит Сереже жизнь. Возможно Птица бы и отпустил её, не стал преследовать (да и не смог бы) но Разумовская сама пришла обратно. Приговор был подписан. И Птица ни о чем не жалел.

***

Серёжа просыпается за минуту до будильника. За окном непроглядная тьма, на плечах теплое родительское одеяло. — Не поваричивайся. — сыто мурлычет за спиной Птица. На глаза ложится повязка. — Ой! Доброе утро! Что ты такое придумал? — Сюрприз решил сделать. Утро тёмное, солнце не скоро выйдет. Время есть. Отчего не посидеть рядом. Серёжа улыбается и тянет руку, чтобы поворошить перья. — Спасибо. — тихо шепчет он. — Не за что, Птенец. Демон с лёгкостью берет его на руки. Разумовский прижимается к мягким перьям, возвращая себе тепло — Знаешь, твои волосы отросли достаточно, чтобы я запел тебе косу. — А ты и это умеешь?! — восхищенно спрашивает мальчик. — Конечно. Я все умею! — гордо отвечает Хтонь. Серёжа приземляется на стул. Нос ласкает запах горячей каши. Не той размазни из воды и клея, а настоящей, из далёкого детства, когда суровая бабушка была жива и вставала с рассветом, чтобы прийти и накормить внука. — Ты сам это приготовил? — Сам. Наскреб по мелочи ингредиентов. Эта выдра тебя помоями кормила, а сама и колбасой закусывала, и рыбкой, и даже на банку шпротов деньги были. В губы тыкается ложка. — Скажи «а»! — смеётся Демон, а Сережа густо краснеет. Каша сочная, сладкая, с кусочками яблок. С непривычки Сережин желудок урчит, удивлённый, что его сегодня так славно покормили. Птица гладит мальчика по животу, что-то невнятно курлыкая. Он такой заботливый и добрый, что Сережа снова убеждается, что и вправду любит это ласковое существо. Любит, как не любил ещё никого. — Рыженький мой! Недокормыш мой несчастный. Хоть наелся наконец? — Да… — смущённо улыбается Сережа. — Спасибо, Птичка! Все было очень вкусно. Крыло нежно оглаживает щеку, заставляя приятные мурашки побежать по пояснице. Птица помогает Сереже дойти до душевой, привести себя в порядок и одется, а потом сажает к себе на колено, чтобы причесать. Разумовский едва снова не засыпает от аккуратных, бережных прикосновений. Отец обычно обстригал его почти налысо. Мать выдирала колтуны, не заботясь — больно это ли нет. Мысль о ней немного печалит, но Сережа почти смирился за эти несколько дней с мыслью, что мама сбежала искать свое женское счастье. Он искренне желал, чтобы она его все же нашла. Косичка ложится на плечо, а Птица звонко чмокает Сережу в макушку. — Всё, ребёнок, я закончил. Разумовский счастливо улыбается. Даже перспектива идти в школу после недели пропуска уже не так пугает. Будто читая мысли Птица суёт ему в ладошку какую-то бумажку. — Отдашь училке. Записка, что ты болел. Типо от мамы. — Хорошо. А сколько у меня ещё времени до выхода? — Ну … — Птиц показательно задумывается. — На порцию объятий хватит! Демон подхватывает Сережу на руки и кружит. Мальчишка заходится весёлым смехом. Когда рыжий птенец только поселился в этой проклятой квартире, то выглядел так, словно не умеет улыбаться. А теперь он улыбается каждый день. Искренне. И от этой улыбки у монстра сжимается крохотное чёрное сердце. — Ты сегодня очень бодрый! — хихикает Разумовский. — Признавайся, съел кого-то пока я спал? — Ну что ты! Как ты мог обо мне такое подумать! Мне никто не нужен кроме тебя. — Да ну? Мне кажется ты хитришь. — Честное птичье! — фыркает Хтонь. — А завтрак зачем приготовил? День рождение нескоро. С чего это такой сюрприз? Откормить меня решил? — дразнится Сережа. — Естественно! А то вон какой ты худенький! Только косточки торчат. Станешь сочным, пухлым, я тебя в лаваш заверну и съем! — Подавишься! — фыркает Сережа. — А вот и не подавлюсь! — Я целиком не влезу. — Влезешь! Я крылом махну, и ты станешь маленький- прималенький! На ладошку посажу и съем. А в желудке ты уже станешь большиииим. — А ты и так умеешь? — Умеею! Просто сейчас не хочу. — Почему? — Потому что еще рано. Я с тобой ещё ненатискался. Птица тепло целует мальчика в бледную веснусчатую щёчку. — Расти пока. Набираяйся сил. — А ты и дальше будешь обо мне заботиться? — с надеждой спрашивает Сережа. — Буду! Конечно буду! — обещает Птица. — Ну…а теперь беги обуваться. Пора бежать грызть гранит науки! Демон ещё несколько раз целует Сережу в макушку, прежде чем юркнуть под кровать. — Спокойного дня, Птичка! Пока! — Пока! Удачи тебе в школе, Птенец. — Люблю тебя! — кричит из коридора Сережа, прежде чем закрыть дверь. «И я…и я кажется люблю тебя. Очень-очень сильно люблю тебя.» — рассеяно шепчет Хтонь.