Преданность

Пещеры Линси. Шэня заполняли мысли. Как бы он ни пытался сосредоточиться и очистить разум, в него настойчиво так и лезли картинки того, о чем думать не хотелось бы. Начиная с его возможного будущего, которое он не смог предотвратить из-за своей роли злодея и силы сюжета, заканчивая мыслями об одной пушистой макушке с, несомненно, приятными на ощупь волосами. И какого чёрта он об этом думает? Наверное, потому, что ему опять захотелось тому врезать. Точно. В этом всё дело. Не иначе. Но бить по голове его не стоит. Он и так вырастет не шибко умным, ещё и править полезет. Вот, куда ему? Единственное, что принесло его правление этому миру — чёртов постапокалипсис. Ну, а кто защитит простой народ от нечисти? Заклинателей он перебил. И кого ему посылать, демонов? А сам вряд ли возьмется кого-то спасать. Когда ему? У него же это, гаремище. И вот это чудовище сейчас обучается у него. Нет. Ни за что. Шэнь не позволит тени пасть на его с трудом заслуженное звание учителя. Он заставит этого выродка изучить всё, касающееся управления, и прочее: раз его потянуло править, то пусть делает это достойно. Даже если захочет, Цзю не позволит ему забыть изученное. Это ему не имена всех его жён и их предпочтения. Зря он подумал о будущих пассиях этого зверёныша. Внутри опять зародилось неприятное чувство. Думая об этом и о том мире, в который он не может вернуться, сколько бы способов ни искал, в итоге сам получил искажение ци, чуть ли не сильнее, чем у Лю Цингэ. Если бы это было его первое искажение, наверное, был бы в таком же сейчас состоянии, как этот долбоёб Лю. *** Зависть и понимание, что у него отняли, давили. Одно дело, когда ты и не знал этого чувства. Счастья, спокойствия, когда не надо бояться завтрашнего дня. Есть те, кто поддержат тебя, чтобы ты ни предпринял. И есть разница, когда вдруг удалось познать, а потом всё потерять. В этом мире не будет такого. Цинцю не верит, что у него, «злодея», здесь может быть счастье. Что бы он ни делал. Воспоминания из этого и другого мира мешались, воспроизводя то, что ещё не случилось, рисуя устрашающие картины. Пытаясь усмирить собственную ци, Цинцю продолжал продвигаться к Лю Цингэ. Если Шэнь сейчас не успокоится, они оба умрут. *** — Отклонение ци — состояние, когда накопленная заклинателем энергия становится нестабильной, вызывая внутренние повреждения и/или психоз. Это происходит либо из-за неверного подхода к самосовершенствованию или переусердствования, либо когда люди используют запрещенные темные искусства и поддаются внутренним демонам… Цинцю и так это знал, перерыл всю библиотеку пика в поисках разного рода информации. Но перед отправлением в пещеры решил освежить свои знания. Всё-таки, любая упущенная деталь может стать фатальной как для него, так и для Лю Цингэ. — Так и как помочь, если заклинатель при искажении находится в нестабильном состоянии, а при сильном искажении и вовсе рушит всё подряд и провоцирует выбросы ци? «Даже страшно подумать, что будет, попади я под выброс ЕГО ци». — Хм, для начала стоит зафиксировать жертву отклонения на одном месте и начать помощь, не разрывая физический и духовный контакт, иначе можно навредить обоим… «Как я по-твоему удержу Лю Цингэ? Я, что, блин, долбанный камикадзе с отсутствием инстинкта самосохранения?!» Но целитель, не зная о мысленных метаниях Цинцю, продолжил. — …И не прекращать, пока пострадавший не вернётся в стабильное для него состояние. Важно следить за его духовными каналами и… *** Как бы Цзю не хотел сосредоточиться на воспоминании о разговоре с Му Цинфаном, боли в теле и устрашающее чувство чужой ци, немного так отвлекали. Он уже не уверен, правильно ли запомнил, хотя на память никогда не жаловался, но желание переться сейчас к этому чудовищу номер два, сдохнувшему от идиотизма и, наверное, бешенства, пропало бы, если бы не понимание, что это, возможно, его шанс в будущем на спасение. И в смерти этого кретина по-любому обвинили бы Цинцю. Эти мысли заставили его всё же выйти в поле зрения Лю Цингэ. Но, кажется, зря. В глаза тут же бросились спина Цингэ и длинный меч, что по самый эфес был погружен в камень. Энергия меча выстреливала, не разбирая направлений. Цинцю сделал лишь шаг, но тот его сразу заметил. Сейчас, из-за взбунтовавшегося духа его владельца, клинок сотрясала дрожь. Постепенно нарастая и создавая режущие слух вибрации, она вызывала резкие вспышки серебристого сияния, которое мрачными гравюрами беспрерывно чеканило символы заклинания вверх по эфесу, украшенному орнаментом в виде фениксов. Лю Цингэ, увидев, кто к нему вышел, ничего не говоря, сразу набросился. Взмахнув рукавами, он сорвался с места. Хлопок рукой — и каменная стена треснула, разлетевшись на осколки. Его меч, взвившись вверх, устремился к Шэнь Цинцю, отрезая мужчине путь к отступлению. Потерявший всякий рассудок, этот кретин ринулся вперед, словно спущенная стрела. «Му шиди, что ты там говорил про то, что надо держать пострадавшего в одном положении? А если тот сильнее и страшнее?» «Надо было всё же спросить». — Буднично думал Цинцю, пытаясь уклониться, не умереть и не убить случайно этого кретина. Цзю с детства привык драться с теми, кто сильнее и выше его. Но для них он был быстрее, а с Лю Цингэ он в этом не уверен. Из-за искажения оба шатались, еле стоя на ровном месте, выплёвывая сгустки крови, при этом пытаясь убить друг друга. По крайней мере, один точно. Следующий выпад Цинцю пропустил, и ему резануло бок. Совсем немного не успел уклониться, и чуть не лишился руки от локтя, и то только потому, что она была заранее заведена назад в жесте, складывающем печать. «Зверёныш, кажется, у тебя конкурент в отрывании конечностей, смотри, можешь не успеть, и твоего учителя убьёт кто-то другой!» — Лю Цингэ! Кусок ты говна, приди в себя! Цинцю совсем не ожидал, что ему в таком состоянии ответят. — Цинцю, ты… Да как эта скотина смеет называть его по имени? Хотел возмутиться Шэнь, но его схватили за плечи и со всей силу выдавили в неровную стену пещеры. «Моя спина, Цингэ, ну ты и тварь». Если бы Лю был в себе, он бы не стал делать этого глупого движения, ведь Сюя всё ещё находился в руке Цзю, и он с лёгкостью мог распороть Лю живот, если бы собирался убить. Но тот будто не понимал происходящего, до этого берясь чисто на инстинкте нападать, а не защищаться. И, видимо, голос Цзю что-то поменял, раз тот переключился. Рана на боку, до этого заблокированная его ци, открылась и стала стремительно окрашивать кровью одежды цвета цин. Из-за потери крови, что становилась всё больше с каждой минутой, Шэнь чувствовал, как понемногу слабеет. Оказывается, рана глубже, чем изначально казалась. Да и других повреждений хватало. А сейчас эта махина вдавливала его в стенку, нажимая на плечи, будто сломает их сейчас. Цинцю хотел опять заговорить и наорать на этого, так и не отпустившего его наглеца, (хоть он и привык к тактильному контакту за время нахождения в другом мире, но это ещё не значит, что этой скотине можно так бесцеремонно до него дотрагиваться!) как его грубо заткнули. Этот! Посмел. Его. Поцеловать. Дотронуться своими губами до его губ, и, как истукан, так и стоять, не двигаясь и не отступая. Цинцю передумал его спасать. Он его убьёт. Но из-за разбушевавшегося внутри праведного гнева, усилилось и его собственное искажение, но Цинцю было плевать, сконцентрировав духовную энергию в правой ладони, он с силой толкнул ею Лю в грудь. Тот, врезавшись в другую стену, сполз вниз. На самом деле, люди, впавшие в искажение Ци, были столь же хрупкими, сколь и ужасающими. Если удача на вашей стороне — даже единственная пощечина может оказаться тем ударом, который переломит последнюю соломинку, поддерживающую их. Теперь Цинцю должен его добить. Но, вспомнив свои изначальные планы и будущие, Цзю скрипнул зубами. Этот чёртов зверь.… Если бы не всё это… Он бы точно… Хотя Цзю и не думал, что когда-нибудь по-настоящему убьёт Лю Цингэ, как бы того ни ненавидел и что бы ни говорил. Но признаваться в этом не собирался. С этими мыслями Цинцю стал продвигаться к Цингэ. Подойдя, он опустился перед ним, начав делать то, чему научился на пике целителей. Неизвестно, сколько времени прошло. Шэнь Цинцю постепенно убедился, что духовная энергия выровнялась и обрела естественный ход, а чужое сердце забилось спокойно. Так что теперь можно и свалить куда подальше от этого кретина. Цинцю встал и, не удержавшись, пнул уже почти пришедшее в себя тело. В этот момент он почувствовал что-то странное и почему-то вспомнил зверёныша. На эмоциях и с чувством пнул ещё раз, удовлетворённо услышав кряхтение, стон и неразборчивое бурчание-возмущение. Хотелось пнуть напоследок, но Цзю почувствовал, как ноги налились свинцом, и неясные слова Цингэ не доходили до вызываемого абонента. Перед глазами потемнело, и мир погрузился во мрак. Почему-то, когда Цингэ прикоснулся к нему (Цинцю не хочет даже мысленно признавать, что поцеловал), всего на секунду захотелось притянуть того ближе. Но на утро Цинцю об этом не вспомнит, он надеется, что нет.