Красавица-еретик Сейлор Мун

1995 год. Токио. Высоченные небоскрёбы, позолоченные шпили дворцов, белокаменные амфитеатры и яркие крыши храмов, выстроенные из дорогого дерева и камня в несколько уровней. Цеппелины всё время весят над городом. Улицы забиты автомобилями. Плакаты на зданиях, плакаты на цеппелинах, гигантские экраны с ними же. В самом центре столицы находится Дворец Императора, высотой более четырёх сотен метров, на котором установлена громадная статуя Богини Солнца. Везде одно лицо — её прекрасный лик, диадема в форме чёрной стрелы с драгоценным камнем, пышные рыжие волосы: «Королева Металия покровительствует вам. Одалживая ей часть своей жизненной энергии сегодня, сын Солнца, ты возводишь фундамент светлого будущего для многих поколений. Мировая мечта Металии — пирамида нашего счастья». Для более кратких лозунгов использовался сокращённый вариант этого послания: «Отдай МММ сегодня — завтра ты в Раю!» Демонстрации, праздники, регулярные салюты, а также пышные парады войска, во время которых гражданские бросали цветы в воздухе. Слёзы на глазах, экстаз в лицах, фанатичные крики: — Император, защити! Слава Металии, нашей богине и королеве! Мы умрём за тебя, Металия! Возьми нашу жизнь! Военная техника уходит сразу на фронт. Усовершенствованные установки залпового огня, громадные танки, погружающие улицы в чудовищный грохот, невероятно огромные пушки, едва способные двигаться. Марш солдат, одинаковых с лица, в пёстрых мундирах… Помпезный императорский дворец возвращался над всем этим и у его крыши иероглифы выводили три главные постулата религии жертвенности: Единство — во множестве. Истина — в благоразумии. Жизнь — это жертвенность. Сотый этаж Дворца Императора. Отвратительный голый старый министр развалился посреди покоев. Рядом с ним — молодуха. — Спасибо, Усаги, можешь идти обслуживать других, — отпустил он её. — Пожалуйста, господин … ! Восемнадцать лет назад Усаги появилась на свет. Она выросла глупенькой и красивой девочкой, какой раз такой, какая нужна всякому придворному в дамы сердца. Отец Усаги работал в министерстве просвещения на очень высокой должности и потому хорошо устроил свою дочурку. С девяти лет. Усаги сейчас после обслуживания очередного клиента заскочила к нему. — Ой, пап, какой красивый! — Усаги сразу же обратила внимание на новый плакат, который планировали пустить в массы ребята из центра по патриотическому воспитанию молодёжи. «Защитник Земли» — Мамору Джиба. Высокий брюнет с идеальным лицом. — Это герой Малабарского фронта. Кэндзи Цукино поведал дочери о том, что этот самурай пропал без вести, и он, из соображений благоразумия, начал раскрутку его образа. — Его биография нам малоизвестна, потому благоразумно будет самим её дополнить. Пока Усаги любовалась красивым портретом, её отец курил трубку и рассказывал о том, что, согласно своей официальной биографии, Мамору Джиба вёл патриотический, набожный и добродетельный образ жизни. В возрасте трёх лет он отказался от всех игрушек, кроме барабана, игрушечных автомата и вертолёта. В возрасте шести лет он вступил в Скаутскую ассоциацию, на год раньше установленного в организации возраста, в девять лет он уже стал командиром отряда. В одиннадцать лет Джиба обличил своего дядю после подслушивания его разговора, в результате чего еретик был освобождён раньше, чем успел заразить кого-либо своим безбожием и зломыслием. В возрасте семнадцати лет Джиба стал районным руководителем Юных хранителей целомудрия. В возрасте девятнадцати лет сам смастерил ручную гранату, которая была принята на вооружение Миротворческим корпусом и в ходе своих первых испытаний освободила тридцать одного человека из числа гайдзиновских военнопленных. В возрасте двадцати одного года Джиба пропал без вести в водах Индийского океана в ходе завязавшегося воздушного боя, после того как вертолёт, на котором он летел, был атакован истребителями-перехватчиками противника. Преследуемый вражескими истребителями, герой Остазии снял с турели пулемёт, схватил важные секретные документы, которые перевозил, и прыгнул с вертолёта прямо в открытый океан и вместе с донесениями и прочим ушёл на дно, чтобы избежать плена, допроса, и самое главное, потери секретных документов, которые могли достаться врагу. — Скоро сам Император в своём видеообращении добавит несколько ремарок к портрету нашего сегодняшнего героя, который тебе так понравился: о безупречности его жизни и той целеустремлённости, с которой он охотился на шпионов, диверсантов, еретиков и предателей. Ведь их поиск и истребление, как и уничтожение Евразии, были единственной целью его героической жизни. Единственным предметом разговора для него служили принципы религии жертвенности. Единственным развлечением для него был час, проводимый им ежедневно в спортзале, так как ещё в юности Джиба отказался от курения и алкоголя. Он принял обет безбрачия, потому что был убеждён, что брак и семейные заботы несовместимы с преданностью службе двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю… Усаги вздохнула на этот портрет. — Шингу бы он понравился! Стояло жаркое лето. Усаги принесла своей подруге Нару настоящие хлеб, сыр, мясо, кофе и другие продукты, которые она могла получать у придворных, и какие были недоступны для средних и низших подданных Императора (вместо этого средние питались переработанными отходами и дешёвыми синтезаторами, а низшие ели то, что выращивали сами). Усаги и Нару носили одинаковые комбинезоны — все городские подданные Остазии, кроме низших, носили одинаковые эластичные униформы. Женщины обязательно покрывали голову, хотя в жаркие дни головы можно было открыть. — Как жарко! Я просто должна раздеться! — Усаги сейчас думала, как будет снова несколько часов проводить голой в компании очередного жирного, старого придворного, пытаясь вызвать у него оргазм и не вызывать инфаркт. К сожалению, ей ещё предстояло поработать. Усаги пришла на собрание Юных хранителей целомудрия — это было движение, выступавшее за отказ от скотания [1]. Оплодотворение должно происходить в специальных центрах, по указу Его Святейшего Бога-Императора, чтобы не растрачивали почём зря на гадостное скотание ценную энергию любви. — Нет скотанию! Человек — не скотина, чтобы делать бяки и буки с другим голым телом в постели! Человек выше скотской страсти! Королева Металия благословит первого, кто сегодня сможет сберечь свою любовь для неё! Вы можете попасть в число 144 000 тех, с кем Металия будет делить власть в грядущем веке! — Усаги и ещё ряд симпатичных девушек должны были ходить по своим районам, раздавать препараты для подавления половых функций. Здесь их встретила Ами — молодая отличница, районный руководитель Юных хранителей целомудрия, аккуратная и прилежная, как и подобает на её должности. Рядом с ней находился интеллигентный и слабый на вид молодой человек. Это был Рё Урава. Вчетвером они вели за собой отряд молодых и красивых и громко призывали жителей среднего района отказаться от отвратительного скотания. Потом их ждала классная работа — молодые люди пришли в школу и Ами рассказывала подрастающим ученикам о вреде скотания. — При скотании легко можно сломать себе слив. Ребята вдруг засмеялись. — Это правда! — Усаги громко подпрыгнула. — Слив становится таким большим и длинным, что его легко можно сломать! — Потому в вашем возрасте вам необходимо принимать таблетки, чтобы у вас не было проблем со скотизмом. Под такие слова Ами, Рё выложил таблетки на стол. — Скоро прославление, — Нару взглянула на часы. Специальный звонок оповестил об этом через минуту. Класс и вся школа вышли на улицу. Королева Металия — Верховное божество религии жертвенности — всеблагая солнечная богиня, которая светит всей Остазии, а Император — это её самый яркий луч. Её изображали в виде прекрасной, статной и властной женщины, с огненными волосами и парой лучей, выходящих из плеч [2]. Статуи Металии служили местом для начала демонстраций, проповедей и призывов, а также раз в день каждый житель должен был подойти к её изваянию и совершить поклонение и озвучить краткое восхваление: Славься Металия, наша госпожа и воскресшая королева! Слава Металии, она будет править всем! Мы будем поклоняться тебе до самой смерти! Наша любимая богиня! Славься Металия, наша госпожа и воскресшая королева! Статуи Металии были однотонными, но могли быть изготовлены из различных материалов и иметь разные цвета. Большинство статуй были чёрными, но другие были золотыми, бронзовыми, хрустальными, нефритовыми, некоторые из стекловолокна, на главной площади Токио — одна была оранжевой, а другая зелёной. Отказ поклоняться и исполнить молитву означал саморазоблачение и всякий был в праве освободить еретика. Часто в момент поклонения люди испытывали головокружение, иногда упадок сил. Все знали, что это Металия забирает из сердца каждого немного любви, чтобы потом с избытком вернуть в новом веке. На главной площади Токио, кроме многочисленных обычных верующих, собрались ламы в ярких солнечных одеждах и громко хвалили Богиню за свет и дождь и за то, что только её милостью Остазия стоит уже более полвека в кольце гайдзинов. Ами, будучи в курсе ситуации Усаги, отпустила подругу, а сама, в компании Нару и Рё, начала поквартирный обход. Ей прислали список всех средних на районе, с которыми надо было провести индивидуальную работу. Эти люди были замечены в скотании — непорядок! Конечно, оно допускалось для зачатия, но многие позволяли себе куда больше, чем хватало бы для. Так что вопрос надо было решать! Не зря же у средних в квартирах стоят экраны-камеры? Религия жертвенности / благоразумия учила, что секс, кроме как для рождения детей, греховен. Придворные — блюстители морали, верные слуги Бога-Императора. Казалось бы, было странно, что такие люди заводят себе дам сердца. Усаги это не волновало. Отец с малых лет объяснял ей, что истина — в благоразумии (таков был один из трёх самых важных постулатов возвышающей человеколюбивой веры в богиню Металию) и что Усаги должна быть благоразумной. — Усаги, благоразумие — вот что главное. Он всегда говорил об этом оптимистично. Усаги любила своего отца и очень хорошо усвоила его уроки. Например, что обнимать родителей можно лишь на короткое время, когда можно было отвести покровитель. Религия жертвенности запрещала родителям обнимать своих детей, аргументируя это тем, что люди не должны отвлекаться в своей межличностной любви от любви к Родине, Императору и Металии. Все проблемы мира происходят от того, что люди не чувствуют себя единым телом с одной душой и одним сердцем. Усаги, уставшая от демонстраций, отправилась, вся в поту, по краткому пути. Она проскочила через дырку в заборе. Здесь висел старый плакат — на нём безногий в инвалидной коляске, рядом с ним призыв превозносить ему подобных: «Такие люди-пули уже отдали свой долг Родине — их надлежит добровольно превознести над всеми, кто спешит в новый век! Солнце, освети им путь в будущее, которым правит Королева Металия!» Усаги нравилось тут такое пожелание — она же сокращала дорогу! Краткий путь проходил через районы для низших. Район для придворных богат и полон высоких технологических зданий, блестящих отражённым светом солнца, мраморных дворцов и храмов, чьи крыши бросают вызов небесам в своей красочной помпезности. Район для низших совсем не похож на этот мир стали и бетона — он полон нищеты, разрухи, старых лачуг и грязи. Низшие избавлены от необходимости носить одинаковую одежду, они могли кутаться в любые тряпки. Большая часть этих нищих ходит вообще босиком и регулярно испытывает дефицит самых первых и необходимых товаров. Усаги часто давала им мелкие деньги. Религия жертвенности порицала подаяния, так как считалось, что тот, кто подаёт нищему — губит духовную жизнь. «Неравенство людей закреплено в естественных законах природы: Королева Металия сотворила низших из своих ног, средних из рук, высших из придворных — из своей головы. Богатый богат потому, что это знак Металии, она довольна им. Бедняк беден потому, что такова Её воля. Низшие должны быть низшими, тратить на них имущество высших — значит, оскорблять Металию и грешить против естественного порядка вещей. Милостыня такое же извращение, как гомосексуализм. Если человек родился низшим, это означает, что он совершил грехи в прошлой жизни и потому должен очистить себе карму с помощью поста. Когда пост закончится, низший будет свободен, чтобы снова родиться в новом веке. Тот, кто даёт милостыню, отдаляет этот прекрасный момент. Когда бедняк голодает — это великое благо для него, а когда он освобождается, то это исполняется смысл его жизни». Так учил сам Посланник Металии — Сёко Асахара (блаженство и благословение Ему!). Но Усаги, которая видела несчастье бедняков, не могла пройти мимо: — «Придворные учат, что скотание — грех, но сами им занимаются. Благоразумно молчать об этом. Придворные учат тому, что подавать нищим — грех, но я буду им подавать и буду об этом молчать!» Ей сильно помогло то, что сами придворные часто посмеивались над Великим учителем. Сам Асахара (впрочем, блаженство и благословение Ему!) был очень толстым и зарос жиром до такого состояния, что не мог самостоятельно передвигаться. Он всем говорил, что это — святой жир и что он испытывает веру своих последователей. Но Усаги какой-то частью сознания понимала, что это — ложь. Асахара (блаженство и благословение Ему ещё раз!) просто любит покушать. Разумеется, Усаги была чрезвычайно далека от того, чтобы чётко и внятно сказать, пусть даже в мыслях: «религия жертвенности — это ложь». Настолько точно кристаллизовать эту мысль она не могла позволить себе. Если бы Усаги почувствовала, что у неё в голове назревает такая мысль, то она немедленно воспользовалась бы приёмами из арсенала благоразумной подданной самой великой империи в мире. «Воздвигнуть духовную стену на пути дурной мысли» — вот что предписывал приём благоразумия. Пророк много говорил о том, что основа нравственной жизни — это умение возводить духовные стены на пути злых мыслей и еретических помыслов. Как он всегда говорил: «дьявол посылает стрелы сомнений, и нужно уметь вовремя сотворить перед своим сердцем священную крепость. Если в голове возникает сомнение, то надо днём и ночью молить Королеву Металию о помощи в укреплении веры, а если не помогает — обратиться в Целительную коллегию». Итак, Усаги подавала нищим и никогда не рассказывала об этом. Отец так-то знал об этой привычке — добровольцы докладывали ему о таком грехе Усаги наверх — и иногда отец сетовал, что плохо воспитал свою дочь. Вообще Усаги слышалось, что отец доволен ею и его не очень сильно журят за это осталые придворные Императора… Ами попрощалась с Рё, Усаги, Нару и пришла к себе домой. Села спиной к экрану — его нельзя было выключить, можно только сделать тише. Там во всю рассказывали о подвигах Мамору Джибы. Ами же раскрыла тетрадь, дрогнула рукой перед тем, как вывести иероглифы: Долой королеву Металию! Долой королеву Металию! Долой королеву Металию! Долой королеву Металию! Будь ты проклята, королева Металия! Последние слова Ами вывела с решительной ненавистью в глазах… *** Океания — тоталитарное государство на территории обеих Америк, Великобритании, Южной Африки и Австралии. Океания образовалась в конце 1950-х годов, в результате объединения Британской империи и США. Великобритания была поглощена Океанией после разрушительной гражданской войны и революции, в результате которой к власти пришла партия Ангсоца. В 1960-х годах в Океании начался процесс установления единоличной диктатуры Освальда Мосли, известного как Большой Брат, который завершился в начале семидесятых годов истреблением всех лидеров революции. Океания ведёт борьбу за Южную Азию и Африку. Евразия — необольшевистское милитаристское государство на территории одноимённого материка. Занимает территории Советского Союза, континентальной Европы и Турции, раскинувшись на тринадцати часовых поясах, от Португалии до Берингова пролива. Остазия — тоталитарная держава с полным подавлением личности во имя общественных задач. Остазия занимает территорию Китая, Японии, Кореи, частично Маньчжурии, Монголии, Индии и Тибета, при этом является территориально наименьшей из всех трёх великих сверхдержав. Остазия образовалась спустя десять лет после появления Океании и Евразии, в 60-х годах, в результате объединения восточноазиатских стран, которому предшествовало десятилетие внешних и гражданских войн. Остазия находится в состоянии постоянного «военного мира» с двумя другими сверхдержавами попеременно — Океанией и Евразией. Основа оборонного потенциала Остазии — плодовитость и трудолюбие её населения, в противовес необозримым сухопутным просторам Евразии и морским пространствам, защищающим Океанию. Война между Остазией и Океанией велась, в основном, за острова в Индийском и Тихом океанах, война между Остазией и Евразией велась за Монголию. Мамору Джиба успел к двадцати годам повоевать на всех этих направлениях. Эти бои были далеко не всегда такими массовыми, как о них сообщалось официально — большая часть операций сводилась к тому, чтобы захватывать как можно более густонаселённые районы. Население использовалось в качестве дешёвых и бесплатных рабов всеми тремя империями. Эти люди наиболее спокойно относились к войне, так как знали, что их жизнь не изменится от смены повелителя — к ним всё так же будут относиться как к скоту. Всевозможные болезни, голод, холод, недостаток продовольствия уносили не меньше жизни, чем кровавые бои, которые иногда всё-таки случались, и представляли собой сплошные мясорубки. Ковровые бомбардировки, отравляющие газы, неповоротливые орудия, множество утонувших в болотах танков. Многие солдаты откровенно материли начальство, но всё же отзывались с благолепием об Императоре и о Королеве, сваливая вину на промежуточные звенья и на бездарных бюрократов и генералов. Мамору Джиба всегда сдержано и стоически выносил тяготы службы, он купался в грязи, мёрз в окопе, загорел на жаре, страдал от походного поноса, много и много работал по мелочи как проклятый. Поначалу он всегда следовал своему долгу, подобно огромному множеству солдат он смирился со своей участью быть человеком-пулей. Но однажды в руки Мамору попалась книжка — он знал вражеский язык и смог её прочитать. Она принадлежала океаническому комиссару. Эмануэль Голдстейн «Теория и практика олигархического коллективизма». В ней рассказывалось о том, как устроен режим Океании, известный как «английский социализм». Голдстейн изобличал его и утверждал, что население страны состоит из трёх слоёв — внутренняя партия, внешняя партия и пролетариат. Внутренняя партия — коллективные тираны и деспоты, которые с помощью лжи и насилия удерживают большую часть населения страны в состоянии постоянной нищеты и расходуют ресурсы на постоянную войну, которая нужна для того, чтобы получать дешёвых рабов и держать диктатуру на основе постоянной военной истерии. Внешняя партия — бюрократический аппарат, призванный обслуживать непосредственно внутреннюю партию. Они живут богаче пролов, но их постоянно держат на прицеле — внешнюю партию постоянно изводят репрессиями и террором, ради них в домах установлены камеры, для них придумывают сложные ментальные дисциплины, призванные сделать разум неспособным замечать противоречий. Наконец пролы — бесправное большинство, которое предоставлено само себе. У партии три главных лозунга: война — это мир, свобода — это рабство, незнание — сила. Первый из них означает, что постоянная война не может закончиться поражением, а постоянное военное напряжение служит опорой для власти. Таким образом для власти вечная война равна вечному миру. Свобода — это рабство: каждый представитель партии растворяет свою идентичность в коллективном сознании партии, получая взамен ощущение себя великим и всемогущим, способным жить даже после смерти в деле партии. Отсюда следует ещё один из принципов Ангсоца: Бог — это власть. Члены внутренней партии отказываются от индивидуальной свободы, но зато могут коллективно ощущать себе владыкой пространства и времени всей вселенной путём фальсификации исторических документов; они могут (и больше всего любят) упиваться своей властью над внешней партией, члены которой постоянно подвергаются пыткам и постоянной слежке; внутренние партийцы обожают ощущать себя дьяволом, который может копаться в сознании другого человека и переписать его личность с помощью боли, манипуляций и запугиваний. Незнание — сила: партийцы постоянно манипулируют собственным сознанием, чтобы не допускать отклонения от генеральной линии — например, они одновременно могут убеждать себя в том, что скоро одержат победу и при этом осознавать, что война будут длиться вечно и никогда не закончится. Они могут утверждать, что являются защитниками морали и одновременно они утверждают, что они отрицают мораль как пережиток прошлого, неприменимый в реальной политике. Они могут исповедовать циничную картину мира и одновременно призывать к возвышенным идеалам и верить в них, когда им это надо. Двоемыслие — душа Ангсоца. Это — управляемое безумие, необходимое членам партии для того, чтобы поддерживать духовное состояние, способное скреплять их режим вечно. Голдстейн утверждал, что все великие империи устроены по такой схеме (хотя конкретные детали могут меняться — так, например, у Остазии и Евразии другие ключевые лозунги) и нужны только для того, чтобы привилегированное меньшинство могло удовлетворять свою жажду власти и располагать материальными богатствами, обрекая весь остальной мир на нищету и невежество. Голдстейн считал, что наука и техника обладают достаточным потенциалом, чтобы организовать человечеству золотой век, но человечество живёт в нищете, в войне и в тирании исключительно по той причине, что кучкой диктаторов и негодяев трясётся за свою власть. Иерархическое общество может держаться лишь на невежестве и нищете. Как только народные массы поняли бы, что меньшинство не делает ничего полезного, то оно было бы выкинуто за борт. Следовательно, делал вывод Голдстейн, в интересах такого эгоистичного меньшинства — сделать так, чтобы нищета и невежество никогда не исчезли. Мамору почувствовал трещину. Он воздвиг стену, но вредная мысль пробила её. Мамору осталось только признать правоту этой книги, потому что вся окружающая реальность подтверждала каждое слово, в ней написанное. Мамору подумал о том, что надо положить конец всей этой бессмысленности. Он решил выйти на прибрежную скалу, и шагнул навстречу прибою… *** Родители Минако Айно бежали из Остазии в Океанию. Господин Айно был служащим важной миротворческой фирмы при дворе Императора. Шпионы Океании завербовали его обещаниями о том, что он сможет сбежать в «социалистическую демократическую страну». Когда отец, мать и маленькая дочь очутились в Лондоне, но они не могли поверить: это был всё тот же Токио! Всё такое же восхваление вождя — только это был генеральный секретарь партии, а не наследственный монарх; агрессивная атеистическая диктатура вместо религиозного культа, выстроенного вокруг идей смерти и стирания индивидуальности; вместо церкви и придворных — партия и спецслужба «полиции мысли». Из одного ада они сбежали в другой такой же! А всё потому, что поверили пропаганде Океании! Тяжёлая жизнь, полная страха, в конце концов закончилась печально — солнечная блондинка Минако прошла сквозь застенки Министерства любви, где от неё потребовали отречься от семьи и любить Большого Брата как своего нового отца, единого отца всей Океании. Богиня красоты очутилась в лапах у этих чудовищ и они не могли отказать себе в своей похоти, не посмотрев на то, что Минако в ту пору была ещё ребёнком!..

*** Император обратился к своим подданным через покровители. Солнце рассказал о том, как люди-пули во время особой миротворческой миссии одержали победу над тьмой вражеской Океании. Бледные глисты разгромлены руками детей солнца! На Тихом океане миллионы потопленных судов, миллионы пленных и миллионы освобождённых. Освобождены и скоро будут благоустроены новые земли, чтобы приобщить миллионы новых подданных к религии жертвенности. Кадры показывали то, как ламы именем Металии благословили эскадру миротворцев, которым надлежало освободить себя и вражеских солдат от горестей нынешнего века. Сёко Асахара — Пророк и Посланник Металии (блаженство и благословение Ему!) — рассказал о том, какой прекрасный ему снился сон: тысячи людей-пуль добровольно превознеслись среди вспышек божественного ветра. Они и их враги переродятся в будущем веке, говорил он, когда уже Солнечная Остазия освободит весь мир и наступит царство всеобщего благоденствия. Металия будет зримо странствовать по всей земле и радовать своими знамениями и чудесами все народы, когда гайдзины будут исцелены. Шинго — младший брат Усаги, как обычно, исходился слезами и эмоциями во время таких выступлений. Он повторял заученные наизусть клятвы и молитвы за освободившихся. — Усаги, я хочу освободиться и первым родиться снова в будущем веке! — у мальчишки глаза пылали фанатичным восторгом. Ещё пару лет и он сможет уйти в миротворцы, на фронт против Океании (или Евразии). Шинго мог бы стать наконец человеком-пулей — освободиться за Остазию, нет слаще судьбы, чем акт жертвенного превозношения! Все люди должны жить так, как если бы они каждый день идут на жертву за свою родину. Вот почему жизнь — это жертвенность. — Ха-ха-ха! Усаги, я настолько хорошо воспитал своего младшего сына, что мне прощают многое! — отец отнёсся ко всему этому с юмором. Усаги, когда решила отдать лишнюю качественную еду нищим, столкнулась с жадной агрессией. Сегодня у неё было хорошее настроение, потому как она узнала о том, что Император провозгласил компанию по освобождению от бедности. Об этом передали по всем покровителям. Усаги не понимала, почему её отец ходит с таким взволнованным лицом, в свете таких новостей, и рекомендует ей быть особенно осторожной. А осторожной быть имело смысл: нищие начали драться, во время драки Усаги свалилась в придорожную пыль. Какой-то чумазый хулиган начал требовать отдавать всё только ему. Усаги знала, что всё может этим закончиться. У неё уже были проблемы. К сожалению, она ничего не могла сделать со своим желанием по возможности помогать нищим! — Эй, а ну отвали! — тут появилась очень бойцовая деваха. Она могла отбросить этого типа. Усаги пару раз уже её видела. Её, кажется, звали Макото (чаще — Мако). Очень высокая, на неё едва налезают дешёвые шмотки бедноты. Злоумышленники разбежались. — Усаги, — узнав, как её звать, Макото строго наказала, — не давай ничего этим людям, они этого не ценят! Я это ценю — потому говорю тебе в благодарность «не ищи здесь проблем» — вместо бесполезного «спасибо»! Усаги ничего не могла сказать в ответ на это. Она постаралась уйти отсюда. Внезапно Макото что-то усекла, после чего схватила Усаги за руку. — Бежим! — Что, почему?! Усаги узнала ответ на свой вопрос через несколько секунд, когда позади прогремел мощный взрыв: — Ракета! — Похоже, так Император решил победить бедность, — Макото хмуро взглянула на последствия попадания якобы евразийской ракеты — кратер, пожар, руины, крики, стоны, паника, не меньше нескольких десятков жертв! — Какой ужас! — Усаги почувствовала сильную ненависть к Океании. Или к Евразии? Усаги всегда их путала! — Ракеты всегда бьют по нищим кварталам, — обратила тут внимание Макото. — Так погибли мои родители. Похоже, здесь планируют построить ещё один дворец… Усаги с ужасном поняла, что Макото — еретик! А то и безбожник! Нет никого хуже еретика, отступающего от истинной веры! Кроме разве что безбожника, который открыто противопоставляет себя истинной вере. Злоречие еретика отрицает всё доброе, светлое и прекрасное — ведь сами слова «благой» и «хороший» суть есть синонимы «благоверности» — «верности Металии, Богу-Императору и религии жертвенности / очищения сердца». К счастью, Усаги воспользовалась одним из приёмов, который находился в арсенале всякого благоразумного подданного солнечной империи: она остановила неприятную мысль. Усаги сделала вид, что не слышала ереси. А вот Макото заподозрила Усаги и подумала: — «Она слышала, что я сказала. На эмоциях сказала! Дура! Что же делать? Прикончить её и бросить под обломки?» Здравый смысл требовал этого, будь на мести Усаги кто-нибудь другой в комбинезоне, перед Макото вопрос бы вообще не стоял. Но Усаги… У Макото рука не поднялась, освободить такого доброго человека! Пусть даже с риском для себя, Макото оставила Усаги в живых. А так — пырнула бы заточкой. Она много раз так делала во время уличных драк, сколько ворья и бандитов она положила?! *** Гурио Умино работал в министерстве просвещения — он был умным, но назойливым экс-одноклассником Усаги и был безответно влюблён в неё. А также в Нару. Гурио носил большие и нелепые очки. Он был достаточно умён, чтобы понимать суть режима и достаточно умён, чтобы говорить исключительно благозвучные вещи. Гурио знал, кем работает Усаги, и пару раз он успешно провёл ночь с ней. Усаги не видела в нём кого-то большего, нежели престо приятеля. Гурио сам понимал, что любить никого особенно не стоит. Так — несколько раз переспать будет достаточно. Гурио знал, что для средних и для высших было неприятно, чтобы муж и жена нравились друг другу. Он принимал эту жизнь. Но любил проводить время с Усаги. Именно Гурио придумывал многие фальшивые истории, участвовал в постоянной фальсификации истории. Он удалял последние данные о войне Японии и Китая, которая велась полвека назад. Согласно новой истории, Император спустился с небес и явил свет истинной веры. Гурио знал, что от него хотели и делал всё это. За такую блестящую репутацию, он получал возможность беспрепятственно общаться с Усаги и Нару. Вот сейчас он сидел с ними за столом и болтал вот о чём: — Вы слышали про Двадцатиликого? Гурио с большим удовольствием рассказывал о происках этого еретика, способного менять облик. Усаги оказалась брошена в дрожь парой душераздирающих подробностей. Еретик носил чёрный плащ, смокинг, гайдзиновский головной убор и маску. Двадцатиликий мог притворяться разными людьми и добывал информацию для Океании и Евразии. Нару возвращалась домой. Она принадлежала к компании по обеспечению населения. Раз в месяц происходили розыгрыши. Нару благодаря фотогеничности избрали на роль рекламщицы. Она изображала радость от огромного выигрыша. Девушка стояла перед изображением солнца и говорила о том, что Император только и думает о том, как сделать счастливым свой народ. — Молодец, Нару, — к ней подошла мать. Последнее время она вела себя страшно, глядела очень злобным взглядом. Нару испытывала дрожь от такого и не могла узнать мать. — Ты хорошо выполнила свою работу. Дальше много нищих людей пришло к зданию компании обеспечения. Они должны были выбрать среди множества фальшивых драгоценностей одну настоящую. — Мне нужно выбрать себе драгоценность! — Усаги пожелала заполучить себе насколько таких, чтобы радовать начальство. Как только она оказалась на месте, так увидела страшную драку. Нищие люди готовы порвать друг другу глотки. Мать Нару стояла на балконе и злорадствовала. Сама Нару очень испуганно взглянула на Усаги и провела через чёрный ход. Нару рассказала о том, как сильно её мать изменилась. Когда девушки вошли в помещение, то здесь появился… — Милые дамы, не подскажите, где мне найти Серебряный Кристалл? — это был высокий человек в чёрном плаще, с цилиндром на голове. Его глаза скрывал вырез из бледной маски. Но что самое главное — черты его лица невозможно было увидеть! Они точно были, но разум отказывался их различать! Нару сразу начала кричать, а Усаги натянула нервную и дурацкую улыбку. — Нет! Я не знаю, где он!.. Двадцатиликий бегло оглядывал драгоценности, потому он обратил внимание на дверь. Ничего не говоря, он открыл её, одним лёгким движением руки сбив замок. Когда он вошёл туда, девушки заглянули… — Мама! — Нару в ужасе увидела свою мать, связанную здесь! — Ей нужна помощь, — Двадцатиликий вынес её на руках. — Вызовите врачей… Нару побежала к телефону. Усаги взглянула ей вслед. — Если её мать здесь, то кто же… Она была не очень умной, но быстро сообразила: — Двадцатиликий! Это ты её собой подменил! — Вовсе нет, — покачал он головой. — Это… Нару закричала. Усаги и Двадцатиликий очутились в другой комнате, где страшная тварь, похожая на разложившийся женский труп, держала Нару за горло возле телефона. Голова этого монстра, с парой чёрных глаз, просто легко повернулась на 180°. — Демон! — Усаги оказывалась охвачена страхом. Она, конечно же, слышала о том, что мерзкие еретики вызывают из подземного мира йома — мистических демонов, которым нет места в мире людей. Двадцатиликий вдруг закрыл Усаги собой и обнажил меч — он у него возник прямо из плаща! — Отпусти её, мерзкий демон, и сразись со мной! Усаги оказалась одновременно и испугана и очарована. — Я — Морга, йома, с которой тебе не следовало бы встречаться, Двадцатиликий! [3] Морга отпустила Нару и вытянула свои длинные и чрезвычайно гибкие руки… Двадцатиликий легко разрубил сразу две руки одним взмахом меча. Они начали рассыпаться в прах, а Морга запрокинула голову и громко закричала от боли. — Ты не знаешь, сколько я таких положил, пока добирался до дома! — Двадцатиликий одним шагом переместился к ней в упор и разделил Моргу от головы от таза. И повернулся к Усаги, демоница, похожая на разложившийся труп, полностью обратилась в прах. Такая же судьба постигла её драгоценности. — Похоже, моё чутьё обманули эти предметы, предназначены для того, чтобы высасывать энергию из низших людей, либо угнетать их психику… Усаги чувствовала себя в восторге. — Двадцатиликий, выходит, вы секретный агент, который сражается с еретиками! А я думала, вы сам — еретик! Двадцатиликий с долей презрения и насмешки взглянул на Усаги. — Почаще слушай министерство просвещения — как они завтра скажут, так и есть на самом деле! Двадцатиликий немного издевательски похлопал Усаги по головке, после чего исчез — взметнулся очень быстрой тенью и буквально пропал! [4] В министерстве просвещения на следующий день рассказали о том, как ужасный еретик Двадцатиликий помешал розыгрышу министерства обеспечения населения. Он связал несчастную женщину и принял её облик для того, чтобы устроить драку. Он уничтожил драгоценности. Мама Нару и сама Нару это подтвердили на камеру. Они сказали, что их спас один из Небесных Королей. Прекрасный Джей Дайто обратил в прах демона, которого призвал Двадцатиликий (в доказательство показали горстку праха, оставшуюся от этого чудовища). Усаги изумилась такому повороту событий. После чего смирилась с этим. Она благоразумно изменила свои воспоминания, чтобы помнить эту ситуацию теперь вот так. Ами, умная подруга Усаги, неоднократно делала выступление и доклады на тему ложных воспоминаний: человеческая психика подвержена созданию ложных воспоминаний и узнать истину можно лишь из достоверных источников информации — таких как официальное СМИ. Там же работают настоящие эксперты, которые не могут ошибаться. Усаги помнила одно, а оно вона как! Двадцатиликий — страшный еретик! Лицо Усаги аж стало багровым — этот Двадцатиликий ей так понравился, а он оказался злодеем! Да как он мог! У-ух! Усаги захотелось что-нибудь бросить в экран, где на краткий миг показали тёмный образ еретика в зловещем плаще. *** Ами встретилась с Рё в назначенном месте. Они не должны были сейчас видеться. У них не было уважительной причины, чтобы делать что-то вместе. К таковым причинам относились в первую очередь различные политические мероприятия. Поэтому Ами и Рё сперва сделали вид, что не видят друг друга. Лишь через некоторое время, как бы идя в разные стороны, они по очереди двинулись по заранее известному маршруту. Они встретились среди заброшенных территорий, разрушенных при бомбардировках лет десять назад. Сейчас тут свободно росли деревья и сорняки. Иногда, конечно, добровольцы проверяли этот район, но Ами надеялась, что у них не будет проблем. Они оба нашли себе место под крышей, где на старом диване Ами раскрыла перед своим любовником свои привлекательные груди. — О-ох! О-х! А-ах! — щуплый интеллигент делал своё дело. Ами раздвигала перед ним ноги, с удовольствием принимала себе во влагалище его слив — так требовали официально называть половой член, подчёркивая, что единственное предназначение этого органа — выводить лишние отходы из организма. Ами знала, что в правительстве постоянно ходят идеи о том, что средним подданным слив вообще не положен — мальчиков и девочек следует кастрировать ещё при рождении. Девочкам — вырезать клиторы, мальчика — особым образов сдавливать яички, чтобы добиться их полной дисфункции. Размножение — это удел низших. Огромное количество низших трудится на заводах, успевает дать потомство перед тем, как тяжкий труд освобождает их и выдаёт им путёвку в новый век. Ами и Рё очень боялись, что их кастрируют, потому старались заниматься сексом как можно чаще. Если бы об этом стало известно, то у Ами были бы проблемы — многие тайком занимались сексом там, где за ними не наблюдают камеры. Многим это сходило с рук, но Ами находилась на хорошем счету. Она собиралась найти престижную работу — ей прочили хорошее место в миротворческом исследовательском корпусе: Ами должна была работать над средствами по распространению мира, такими как освобождающие благовония, например. — О-ох! — Ами плотно, пошло и очень любовно захватывала Рё. — Ах! О, слей в меня, слей! — Нет, Ами, нет! Я вижу, ты будешь беременной!.. Рё, на последних секундах, вынул свой слив — и слил прямо на живот и грудь своей возлюбленной. Липкая и светлая жидкость покрыла кожу нежной и молодой девушки, чьи холмики грудей торчали навстречу прекрасного восхода. Интеллигент сразу после этого поработал языком, потому его возлюбленная не ушла от приятного оргазма. — Ох, Ами, мы с тобой — покойники! — вдруг печально выпалил он, нарушив такой прекрасный момент. Их руки соединились пальцами. — Ами, ты прекрасно знаешь, что наказание за грех — смерть. Мы допустили себе в голову злые мысли, а теперь они толкнули нас на злые поступки! Следующим этапом станет наша смерть. Телесная или… Слова здесь не требовались — Ами и Рё прекрасно знали, что режим делает с теми, кто посмел нарушить его ключевые догматы. Их будут в застенках Коллегии пытать до тех пор, пока они не предадут друг друга, пока в их сердцах не останется ничего, кроме любви к Металии — и тогда они сами попросят себя освободить. — Ах, я знаю это, Рё! Но я… не могу и не хочу — не хочу себе отказывать в том, что мы, делаем! — и Ами обняла Рё. Возлюбленные сидели вот так вдвоём посреди руин и растений и не хотели возвращаться. Очень не хотели.