This war of mine: Behind the blood red curtain.

Мэттью с великой осторожностью передвигался через разрушенный дом, пытаясь не нашуметь, перелезал через выбитые окна, с ужасом озираясь назад и зачарованно смотря на разраставшееся позади него пламя, в котором горели тела и тех, кто стал для него роднее семьи, и тех, кого он ненавидел всей душой. Он чувствовал, как смерть дышала ему в затылок, по всему позвоночнику расползались мурашки, болели ожоги на руках: он честно пытался спасти главного из пламени, но того раздавило упавшей стеной—торчали только исполосованные руки и голова, изо рта которой шла кровавая пена: все кости, все рёбра, внутренние органы—всё было превращено в труху под несколькими тоннами бетона. Мэттью знал, что остался совсем один из своей группы «Пуля»: они вдесятером попали в чудовищную засаду и не смогли отбить вероломную атаку. Мэттью не знал, куда идти: начальство всегда меняло место дислокации, так что он точно не нашёл бы их там, где видел в последний раз. Улицы Айова-Сити, некогда свободные и приветливые, полные людей, были пусты и разрушены, везде виднелись обломки зданий, трупы гражданских и солдат армии США, спёртый воздух жёг глотку пеплом, падавшим с неба, как снежинки зимой. Скорбь… Ничего, кроме скорби. Боль, тишина, пустота… Он чувствовал, как умирает его душа. Одиночество ранило и заставляло достать пистолет из-за пазухи и выстрелить себе в грудь в упор, чтобы наверняка. Но мучащее чувство долга удерживало молодого человека от необдуманного поступка. На вид Мэттью Таку нельзя было дать больше тридцати: он был худощав, но достаточно крепок, довольно приятной внешности, высокого роста; его угольно-чёрные волосы доросли чуть ниже лопаток и скрывали проколотые уши; по рукам, покрытым грязью и копотью, тянулись татуировки, из одежды на нём были серые рваные джинсы, грязные кеды, кожанка и потерявшая свой цвет майка, которая раньше, возможно, была белой. Шёл второй месяц гражданской войны в Айова-Сити. Мэттью, работавший до неё грузчиком в магазине, отправился добровольцем со стороны повстанцев, а загремел в партизанский отряд «Пуля», состоявший тогда из двадцати четырёх человек. За почти две недели они потеряли четырнадцать человек в ожесточённых схватках: главный их группы лез на рожон, хоть и славился своим бесстрашием и изобретательностью в особо сложных ситуациях. Но Мэттью знал, как можно было не рисковать хотя бы половиной погибших ребят, только никто не хотел слушать его. За это и получили по заслугам… Он почувствовал, как по его щекам струились слёзы. Никто не заслужил умереть от рук правительственных войск той страны, которую они считали своим домом. Двадцать три прекрасных по-своему человека, которым ещё нужно было жить и жить, создавать семью, заводить детей, отправились на тот свет, потому что командир сделал всё неправильно! Нельзя было прятаться в доме, в котором их было видно насквозь! Нельзя! Нельзя! Задача провалена—правительственный танк, переезжающий таких же партизан без сожаления, не обезврежен! Как можно было возвращаться в кочевавший штаб и докладывать, что ещё тринадцать человек сгорело дотла?! Мэтт вытер обожжённым кулаком слёзы и спустился в канализацию—единственное безопасное на это время суток место, где можно было перевести дух или хотя бы найти кого-нибудь, чтобы доложить, что он, Мэттью Так, остался один. В трубах давно высохла жижа из отходов человеческих организмов и мусора, смываемого в унитазы: не работали коммуникации, не было электричества. Темнота была матерью партизан: она скрывала их, делала сильнее, давала недолгую передышку. Мэттью прислонился к вогнутой бетонной стенке и съехал на сухое дно. Он один, без средств к дальнейшему существованию, без отряда, без семьи: он успел отправить родителей на последний, забитый до отказа, поезд в никуда, где было бы безопаснее. Внезапно через его вытянутую разбитую ногу кто-то перелетел, ругнулся и ткнул в его грудь палкой. -Кто такой?! -шёпотом рявкнул голос. -Мэттью Так, последний уцелевший отряда «Пуля», -горестно отчеканил парень, не шевелясь и чувствуя нарастающую боль в ноге. -Отряд «Пуля»?! Последний?! Честер угробил целый отряд?! -голос стал громче, послышались нотки сокрушения, -Подонок! Матерь Божья, что ж я поношу его, мёртвого? Ах, да, забыл представиться: Доминик Ховард. -Моё почтение, господин главный диверсант, -почти одними губами пролепетал Мэттью. Он знал самого главного партизана, отличавшегося невероятным желанием что-то поджечь и умением «залегать на дно» после очередной диверсии, чтобы поганые полки правительственных не изловили его: за его голову давали немало денег. -Вижу, ты меня знаешь. Следуй за мной, расскажешь по дороге, где и как мы потеряли целый отряд, -сухо бросил Ховард. Так последовал за мужчиной, параллельно рассказывая о случившемся, стараясь не обвинять погибшего Честера в неправильных действиях. Из его головы не выходили картины вздымавшегося пламени, обжёгшего его руки, падавшей стены, окровавленного лица Честера, гибших вокруг ребят, его самого, спрятавшегося за спасительной колонной и молившегося Богу, чтобы его не задела пуля, как бы иронично это ни звучало. Ховард лишь фыркал и изредка покачивал головой, а в конце лишь похлопал «осиротевшего» Мэтта по плечу и ничего не сказал. Вскоре они просочились через распиленную сетку на главной трубе и попали в новое место временного пребывания штаба, где днём собирались командиры других отрядов, чтобы обсудить планы действия на ночное время — время диверсий, — поторговаться и поделиться информацией. Прямо в высохших лужах дерьма и отходов сидели те самые командиры, похожие на средневековых рыцарей без доспехов, посередине горел небольшой костёр из найденного кем-то лома. В полутьме едва можно было разглядеть лица пятерых командиров, треск костра заглушал их шёпот, и казалось, что они безмолвно сидят и смотрят на огонь. -Ховард пожаловал…-проронил кто-то. Главные подняли глаза на диверсанта и кивнули ему и пришедшему с ним Мэттью. -Какие новости, Ховард? -спросил кто-то сиплым шёпотом. -«Пулю» разбомбили, -хмыкнул диверсант, присаживаясь по-турецки во главе круга, -это последний оставшийся—Мэттью Так. Честер опять полез на рожон, будь он неладен! Круг хором издал странный вздох отчаяния, что их небольшая юркая армия уменьшилась на некоторую часть. Все смотрели на Мэттью и не понимали, как его оценивать: как героя, спасшегося, чтобы рассказать о случившемся, или как труса, не сумевшего по-нормальному умереть со всеми. Ховард смотрел на собравшихся и раздумывал, кому «отдать» уцелевшего партизана, проявившего невероятную «тараканью» живучесть. Его взгляд пал на светлую макушку, видневшуюся на другой стороне костра. -Мистер Так, вы отправляетесь к Госсоу, -Ховард кивнул на ту самую светлую макушку.-Итак, поскольку чёртов танк-давитель так и не уничтожили, задача на эту ночь—поймать и обезвредить эту дьявольскую машину, можно и излюбленным способом…-он сухо рассмеялся в кулак.-Завтра ожидается новая партия гуманитарной помощи. Нужно отбить хотя бы одну машину и разделить на всех. Танком займётся Шэддикс, за гумгрузом пойдут… Армстронг и Госсоу. Если больше нет вопросов, то все свободны…-Доминик подошёл к Таку, опять похлопал его по плечу и сказал: -Удачи с Госсоу. Мэттью последовал за своим новым командиром Госсоу. В темноте было трудно определить не то, что внешний вид человека, даже пол. Но это не пугало Мэтта. Главное, он знал, что больше не один… И что завтра ему отправляться в набег. -Куда мы идём? -спросил Так у командира. -Такой любопытный? -гортанно рассмеялись в ответ, -Любопытство погубило кошку, дорогуша. -У вас много человек в группе? -продолжал Мэтт. -Достаточно для набегов, подрывов и убийств, -отмахнулся командир. Только в этой полутьме Мэтт разглядел тонкие запястья, и сползшие перчатки без пальцев. Неужели Госсоу… Женщина? -Почему вы воюете? -А почему бы мне не воевать? -недовольно фыркнули в ответ.-В бой, что, идут только мужчины? У меня достаточно силы и знаний, чтобы воевать, дорогуша. -Так вы женщина? -удивился Мэтт. -Тьфу! Слепой, что ли? -засмеялась она в ответ. -Тут темно, как в заднице мамонта! -парировал Мэтт. -Ангела Госсоу, твой командир, очень приятно. Постарайся не отпускать плоских шуточек в мой адрес, иначе отрежу язык! -она повернулась и ткнула его в грудь пальцем, -Пришли. Она осторожно отодвинула часть трубы и с ловкостью пантеры влезла внутрь. Мэтт последовал за женщиной и, оказавшись в просторном тёмном помещении, рухнул от бессилия в углу.