От перемены мест слагаемых

Пока Гэндальф с пользой (и без пользы) проводил время в библиотеке, Бильбо добывала информацию своим обычным способом: из взаимодействия с окружающим миром. Так, например, она выяснила, что драконы умеют размножаться и длить свой род даже после смерти, хотя, видимо, все же не без помощи со стороны - чего-то же дожидалась эта туша, когда потихоньку сливалась с золотом и смиренно ждала своей очереди. Пытливый ум Бильбо работал над дивной загадкой все время, пока она искала достаточно ненужные одеяла или какую-нибудь согревающую ветошь, но в разорённом драконом-родителем Эреборе такого резерва днём с огнём было не сыскать. Впрочем, Бильбо не отчаивалась и даже решилась немножко разграбить дальнюю залу сокровищницы, где грудами были навалены выделанные звериные шкуры и меховые накидки разной степени торжественности. Хоббитянка была уже на полпути (в буквальном смысле) к осуществлению своего дерзкого плана, когда её перехватил Кили: младший племянник Торина просил подежурить её у постели дяди, ссылаясь на то, что с ней рядом дядя всегда выглядит спокойнее. Отмазка у Кили была, конечно, так себе - даже доросток бы понял, что младший принц попросту хочет отлучиться на очередную продолжительную беседу с одной остроухой особой - но Бильбо прекрасно понимала и другой факт: раз Кили просит о подмене, значит, здоровье Торина вне опасности. А кто Бильбо такая, чтобы препятствовать монаршему племяннику в деле очарования капитана эльфийской стражи? Вот именно - даже не тётя! А вот упускать свой шанс провести возле Торина почти всю ночь, немилосердно наслаждаясь этим простым фактом и одновременно не вызывая никаких подозрений, Бильбо точно не собиралась. Даже дракончик не выдерживал соперничества с беспокойством за Торина и возрастающим к нему чувством. Поэтому Бильбо кивнула, улыбнулась и сделала вид, что совершенно не заметила, как гном вздохнул от облегчения - как бы то ни было, а попросту оставить пострадавшего дядю без присмотра у Кили не поднялась бы рука. Так что Бильбо резко сменила маршрут, понадеявшись на драконью выносливость даже в столь нежном возрасте и жар от плавильни. Торин, когда она вошла, мирно посапывал, повернувшись на бок и устроив руку словно нарочно так, чтобы она могла послужить подушкой. Впрочем, за столько лет бытования с неугомонными племянниками должны были выработаться привычки находить удобство даже в таких позах: когда руки и бока немилосердно отдавливаются подросшими охламонами. Думать о том, какой Торин семейный, оказалось неожиданно легко и приятно хотя бы потому, что образ вырисовывался четко и легко: забота его о племянниках и племянников о нем была непритворной, пусть и не всегда явной. Бильбо сидела возле Торина, раз в час меняла компресс на его лбу, вздыхала и вглядывалась в гнома, который так неожиданно похитил её профессиональное спокойствие и её склонное всегда больше к Приключениям сердце. Несколько раз она проверяла и повязку на руке, с облегчением убеждаясь, что ожог проходит немыслимо быстро, видимо, мазь Оина была даже сильнее мази тётушки Вешенки! Бильбо никогда не отличалась покладистым нравом и особенно в бытность свою доростком пережила все мыслимые травмы. Так что опыт ожогов у неё очень даже был. Другое дело, что с возрастом мисс Бэггинс стала играть гораздо изящнее, несмотря на то, а может и благодаря тому, что игры становились всё опаснее. Торин мирно спал и очевидно поправлялся, Бильбо могла спокойно быть рядом - на эту ночь ей для счастья всего точно хватало. А с драконом можно разобраться и с утра, когда Торин вновь станет недоступен за стеной своих королевских дел. В то же время, пока Бильбо дежурила возле кровати Торина, Гэндальф безуспешно пытался избавиться от назойливых собеседников, а Кили с Тауриэль увлечённо обсуждали всё на свете, кроме, разве что, окончательно сгинувшего дракона, один помрачневший гном осуществлял свои далеко не мирные намерения. Поначалу растерявшийся, но решительно настроенный окончательно закрыть все возможные вопросы с драконом, Двалин затаился в сокровищнице, ожидая, пока все заинтересованные и не очень лица разойдутся по своим делам. Ждать пришлось довольно долго - разведчица то и дело сновала мимо, на ходу каждый раз проверяя наличие драконьего яйца под колонной. Однако разведчица была не единственной в эту бессонную ночь, кто не давал Двалину подобраться ближе: особым успехом сегодня пользовалась библиотека, а верхние галереи вдобавок оккупировали эльфы! Там, конечно, был ещё Кили, но в данном случае это Двалина не успокаивало. Зато его успокаивало другое: шанс разобраться с драконом навсегда. Упорство и терпение - недостаток и добродетель подгорного народа в полной мере проявлялись в младшем сыне Фундина, поэтому Двалин почти легко дождался глухого часа даже в популярной нынче вечером сокровищнице, подобрался к схрону, разгреб поспешно набросанное на яйцо золото, удивился серьезной тяжести рубиново переливающейся скорлупы, обхватил ладонями, прижал к себе покрепче и понес в сторону плавилен. - Тепла тебе хочется, тварюшка, да-а?.. Будет тебе тепло!.. В одном из чанов золото как раз очень удачно закипело.

***

Ближе к утру Гэндальф удовлетворенно, но и озабоченно захлопнул фолиант, рассекретивший наконец происходящее с драконами после смерти. Проблем, как выяснилось, меньше не стало, ибо всё необыкновенное, что они видели вчера в сокровищнице, означало - у дракона осталось потомство! Яснее стала и общая картина происходящего с драконами в мире Арды. По крайней мере стало ясно, откуда у них такой гадостный характер: создавал огнедышащих ящеров Мелькор, он же служил им образцом - перед оживлением гада Тёмный вала накладывал свою длань на морду дракону, и черты натуры, свойственные Мелькору, отражались, будто в кривом зеркале, в драконьих характерах. Этот нюанс тоже Гэндальфа беспокоил: получается, что новорожденный дракончик принял за образец характер гномьего короля. Поэтому заклинание подчинения и отзывалось эхом по Торину - на тот момент натура у них с дракончиком была почти одинаковая. Гэндальф поёжился. Надо было срочно найти затерявшееся драконье яйцо и спрятать понадежнее - рождения малыш может дожидаться сколь угодно долго, а мир этакого Торинова сынка (или дочурки?..) может не выдержать. Любопытной деталью было и рассыпание тела Смауга в золото - оно, очевидно, приняло вид, подобный окружению, но сохранило в себе яйцо. Так что, теоретически, в местах гибели других драконов можно найти их детей. Правда, только если кто-то прикладывал руку к морде погибшего дракона. Условия, условия, условия... Маг грозно нахмурился, решительно подхватил посох и встал: всё, что ему нужно, это не допустить яйцо до жарких температур. А уж этого в прохладной сокровищнице добиться будет очень просто. Ну, Гэндальф отчаянно на это надеялся. Поэтому волшебник воспользовался очередным схождением траекторий Торина и Бильбо и выцепил последнюю на разговор, уже побаиваясь возможных результатов. Так как духовным образцом дракона уже стал Торин, а если обогрела яйцо сама Бильбо, то детеныш станет похож на неё видом и привычками. Такая гремучая смесь в возможной драконьей наследственности Гэндальфа не очень радовала. Разговор с разведчицей одновременно подтвердил и опроверг худшие опасения мага: яйцо она нашла и пристроила в местечко потеплее, но теперь снова потеряла и не могла обнаружить уже полдня, с тех пор, как оставила его под колонной в сокровищнице. Вот тут Гэндальф совсем растерялся: сокровищница была проверена им много раз! Похоже, драконье яйцо за последние сутки находила не только Бильбо! Как раз подошло время обеда, и Гэндальф стал приглядываться к собирающимся гномам: Торин, еще немного морщась от боли в подживающей руке, тем не менее крепко удерживал в ней ложку и продолжал советоваться с Балином, а тот имел вид по обыкновению хитрый, но без каких-то новых нот. Ори с Фили и Кили что-то обсуждали совсем-совсем тихо, поэтому маг подумал было на них, но тут Тауриэль с Бильбо стали заносить и расставлять тарелки, Кили смолк на полуслове и покраснел, Фили пихнул еще договаривающего Ори в бок - они тоже замолчали. Ну, тут, без сомнения, дела сердечные. Нори хмуро оглядел обеденный стол и обыкновенные деревянные походные столовые приборы, а потом, настороженно оглянувшись, вытянул из рукава ложку очевидно эльфийского происхождения и с довольным видом принялся за еду. Дори, подозрительно оглянувшись (Гэндальф весь подобрался), перехватил у Бильбо поднос с чашками, а потом долил что-то в одну из собственной фляжки с самым заговорщицким видом и поставил именно эту перед все ещё занятым разговором королём. Гэндальф осторожно принюхался - опять ромашка. Бомбур был без сомнений занят только едой, Бифур и Бофур обсуждали что-то на кхуздуле, Гэндальф настороженно прислушался, с облегчением отметив, что после древнего наречия современный кхуздул распознавался очень легко. Бифур и Бофур однако не обсуждали ничего касающегося драконов, их занимало строительство стены на месте ворот да общие разрушения, появившиеся тут после Смауга. Кажется, они пытались прикинуть, что должно быть восстановлено в скорейшем порядке. Оин и Глоин обсуждали самые полезные на данный момент вещи в сокровищнице - разнообразные инструменты и доспехи, одно им нужно сейчас, а другое - в самом ближайшем времени. Оин также собирался расчистить старую аптеку и провести там учёт - что еще могло бы послужить лекарством, а что годится уже только на выброс. Тауриэль и Леголас общались на тему - что вкладывает в понятие "измена" Владыка Лихолесья и можно ли будет капитану стражи вернуться на родину. Обсуждалась такая непростая тема, разумеется, на эльфийском, и, что странно, на собственном невозвращении настаивала как раз сама опальная эльфийка. Маг решил подумать над этим позже. Гэндальф почти отчаялся найти виновника исчезновения драконьего яйца - ни в ком из присутствующих не чувствовалось фальши - когда в столовую зашел Двалин. Мрачный и удовлетворенный Двалин. Маг тут же подошел к младшему Фундину, постаравшись задать вопрос как можно тише, но голос от волнения возвысился и в итоге вся столовая пораженно замерла, когда Гэндальф воскликнул: - Что ты сделал с драконьим яйцом?! - поймал на себе вопросительные и удивленные взгляды, недовольно хмыкнул, продолжил, уже обращаясь ко всем: - Кто-то видел в сокровищнице драконье яйцо? Кто-то кроме Двалина? Нет? Тогда можете возвращаться к еде! Однако несмотря на особое и неподдельное чувство, прозвучавшее в словах мага, невероятную убедительную силу и общий посыл высказывания, к еде возвращаться присутствующие и думать забыли. Вместо этого - загомонили все разом, создавая неповторимую какофонию из синдарина с кхуздулом вперемешку со всеобщим языком, да впридачу, сопровождая самые доходчивые (но не до конца понятные) слова не менее доходчивыми (но до конца понятными) жестами. Разведчица, кажется неосознанно, нервно сгибала, гнула, мяла металлическую и теоретически весьма прочную ложку. И лишь Двалин сохранял пугающее спокойствие. Только когда гномы и эльфы стали повторяться, а Бильбо успокоилась, удивленно разглядывая собственноручно смятую в бантик ложку, Гэндальф опять напомнил всем, кто тут маг и знает, как разрешать всякие сложные вопросы: - Итак, Двалин? - гном зыркнул в ответ немного сердито, но под взглядами заинтересованных и не на шутку встревоженных товарищей отчетливо сдал в непоколебимости. Гэндальф грозно нахмурился, ворчливо продолжил: - Что же ты сделал с яйцом? И почему не посоветовался со мной? ... Вероятно, это был не самый подходящий вопрос, потому что уже почти присмиревший Двалин снова вскинулся, борода его встопорщилась, мощные руки сжались в кулаки, а глаза засверкали пуще прежнего. - Ты, Таркун, хочешь знать, что я сделал с драконом? С его проклятым потомством? Ты хочешь знать только это, Таркун?! А что Смауг сделал с целым королевством гномов, ты знать не хочешь?! Говоря, Двалин распалялся всё больше, и Компания невольно затаила дыхание: воин редко позволял себе даже повышать голос, не то что кричать на магов. Торин начал медленно подниматься со своего места. Глядя на него, потянулся встать и Балин, но младший Фундин не замечал никого и ничего. Свирепо сверкнув глазами, он оглядел всю столовую, остановившись на ошарашенном Торине и обеспокоенном Балине: - Вы тоже хотите знать, что теперь стало с последним огнедышащим ящером? - и замогильным голосом произнес: - Так я вам покажу!.. Двалин резко развернулся на пятках и широким шагом отправился в сторону сокровищницы и плавилен. Все присутствующие, даже растерявшийся Гэндальф, переглянулись, а после - не сговариваясь, скрестили взгляды на подгорном короле. Торин всё ещё изрядно ошарашенно огляделся, кивнул своим мыслям и махнул всем на выход - за Двалином. Чего тут рассуждать? Тут разбираться надо! Торин решительно тряхнул головой и первым отправился вслед за своим ближайшим другом. Сразу за Торином припустила отошедшая от шока хоббитянка, потом к процессии присоединился Гэндальф, за ним рванул Кили, за Кили - Фили, а там уже потянулись и остальные гномы. Легконогие эльфы замыкали шествие, а уж совсем последний Леголас с тоской оглядывался на остывающий суп. Идти оказалось недалеко - всего пол-уровня и две витые лестницы от сокровищницы - так что Двалин если и успел успокоиться, то совсем немного; а удивление остальных еще не успело перетечь в раздражительность, восторг или желание пошутить. Двалин остановился почти на краю лесов, вздымавшихся по боку громадного чана с медленно закипавшим со времени запуска плавильни золотом. Теперь золото было докрасна разогрето, и вся его масса - обманчиво мягкая, медленная, текучая и набухающая раскалёнными пузырями - плавно колыхалась. Торин остановился в двух шагах от Двалина, выставил перед собой руки ладонями к другу, обозначая мирные намерения. Поймал взгляд Двалина и негромко, но все равно очень разборчиво даже в шуме плавильни повелел: - Объяснись. Двалин еще раз свирепо зыркнул на серого уже не только по прозвищу, а как-то вообще побледневшего мага, прикрыл глаза на секунду, выдохнул сквозь зубы и потом отчеканил, глядя лишь на Торина: - Что-то позволило Смаугу отложить яйцо! Эребору хватит проблем с драконами! Ты пострадал от простого соприкосновения даже с мертвым драконом! - Двалин снова прервался, чтобы успокоить дыхание. Продолжил спокойнее: - Поэтому я и решил обезвредить гадину навсегда - отрыл яйцо, вынес из сокровищницы и бросил в этот чан. В кипящем металле правды больше, чем в металле застывшем, тут никакой гадине не продержаться. Гэндальф как-то совсем слился цветом со своей хламидой и вопросил: - Так ты что же, мстящий гном, бросил дракона в самый жаркий огонь Эребора своей рукой? - в голосе мага сквозило непонятное отчаяние. - Именно так! - на Гэндальфа Двалин, впрочем, не смотрел, продолжая следить только за своим королем. Двалин вытянул руку в сторону кипящей золотой поверхности тоже не оборачиваясь. - Дракон, будь его родитель Золотым или Ужасным, нашел свой конец тут!.. - золото за спиной, будто подтверждая его слова, булькнуло особенно громко, воздух зашипел. Эффект прозвучавших слов на застывшую перед Двалином Компанию превзошел все его ожидания: глаза их стали размером с плошки, лица вытянулись от удивления, у Ори, Кили и Тауриэли натурально отпала челюсть, а Торин, кажется, задался целью произвести настоящий фурор - Двалин, позабыв все обвинения в сторону драконов и их родни, сам с ужасом и изумлением наблюдал, как длинные волнистые волосы их короля медленно, но верно встают дыбом. Гэндальф прошипел что-то подозрительно похожее одновременно на "Кто тебя просил" и "Что теперь с этим делать". Младший Фундин, в свою очередь озадаченный (ибо никогда не отличался мастерством слова, чтобы настолько прошибало даже мага), уже собирался уточнить, что происходит... Но его на середине слова прервало необычное ощущение в вытянутой к чану ладони - если чувства не подводили опытного воина, то кто-то маленький лизнул раздвоенным языком вытянутый в сторону предполагаемого места последнего упокоения последнего дракона указательный палец. Двалин медленно-медленно, боясь поверить, повернул голову. В ответ на него уставились круглые золотистые глаза, с плескавшимся в них восхищением. Двалин осознал, что шумел позади вовсе не воздух, когда рубиново переливающийся крохотный дракончик встопорщил настоящий шипастый ирокез и тщательно, раздельно прошипел: - Пха-пха-ня-а-а?