I hate you. I love you.

В голове неисправимой, жаждущей чего-то нового и жестокого, непредсказуемой и безумной происходило нечто из ряда вон выходящее. Он сам захотел этого. И сам заставил ее. Чуть дрожащий голос с жаром прошептал: — Хороший мальчик. — белая рука с красными ноготками властно вцепилась в зеленые жесткие волосы на затылке, а у шеи сверкнуло острие ножа. — Будешь делать так, как я скажу? — чуть громче молвила девушка, медленно и явственно кружа его голову и дыша в ухо. — Да, Харли. — мужчина покрепче сжал в кулаки белые куски простыни, которыми был привязан. Он произнес ее имя так, словно оно означало «госпожа». Джокер закатывал глаза с таким блаженством, божественным наслаждением, даже когда она ничего не делала. Какую власть она ощущала, яркие острые эмоции, которые пятнами кислотного цвета мелькали и по стене, и по окну, и даже когда блондинка зажмуривалась, прижимаясь обнаженной белой грудью к его подрагивающей спине. Все остальное, чем казались их отношения до этого дня, было ничто, по сравнению с тем, что вихрем происходило сейчас. — Дава-ай, — в бреду ворочался он, словно в потоке течения и тумана в подсознании. За что получил рывок за пояс брюк от ее холодных рук. — Молчать. Будешь говорить только тогда, когда я разрешу. — произнесла она волнующе и чувственно касаясь губами уха. — а теперь, — пауза отозвалась оглушительным шумом в его голове. Харли распахнула голубые глаза в серой потекшей туши и снова грубо и с силой расставила его ноги шире. — Ни слова… — выдохнула она, царапая ноготками его бледную грудь, напряженный пресс и низ живота так, что мужчину сковала судорога. Она опустилась на колени перед ним и продолжала быть властной и неумолимой. — Выше, — он хотел произнести это одними губами, но получился громкий мужской бас, который отвлёк ее. — Выше? — повторила она чуть раздраженно и нашарила рукой нож. Что ж, будь наказан. Острие проскользило за нею, когда Харли поднялась, тут же отправляя язык ласкать и дразнить любимые красные губы. А он не смыкал их, то ли в порыве все крутя головой, то ли сам ответно тёрся лицом об нее, размазывая невидимый грим. Лезвие оставило алый след вдоль всего торса, и нож с металлическим грохотом упал. Она прижалась ближе насильно, настойчиво давя ладонью на желанное, делая ритмичные движения, как в танце. — Да, Харли. — он словно хвалил свою девочку. — Проси. — приказала она, но уже не жестоко, а с иронией припоминая тот день. Ее «рождение». — Прошу. Ну же.. — теперь властным стал его стальной голос. И тут уже в полусне, в вихре ярких кислотных пятен в голове, послышался коварный, избалованный громкий смех сумасшедшей злодейки Харли. Она насмехалась над тем, что даже в подчинении у нее он не может забыть своей главной лидерской непокорной натуры. Белые зубы, ее улыбка, поцелуй с покусыванием губы — последнее, что он запомнил. Дальше начался полный отвал и потеря реальности. Все это в одну минуту улеглось и плавно перешло в простой сон. Ночь. Тишина. Духота. На правой руке, раскинутой на кровати, чувствовалась тяжесть и жесткость волос. — Что такое, пуддинг? — в порванной привычной белой майке, вся словно в мукé, мутная, с белыми сухими волосами, Харли проснулась и села на колени над ним, поднятая словно по тревоге. — ты говорил во сне. — она протерла глаза с серыми кругами, ни о чем не подозревая. Черт, опять эти сны. Он ненавидел их больше, чем ее сопли, когда это не сбывается в большинстве своем. Ненавидел сопли и ее слабость. Но во сне все… было не так. Там она не позволила бы себе и пикнуть. Вот такая Харли действительно будоражит его прямо до дрожи. Джей перевел глаза на тумбочку, ничего не отвечая и не прекращая держать идею в голове. Там лежал тот самый нож. Он много раз резал руки девушки, ее лицо, даже татуировки на бедрах и пояснице подпорчены шрамами. Но что, если…? — Харли, — та сразу села ровно в готовности, невинно смотря на его странно задумавшееся лицо. — а ты не хочешь подержать мой нож?..