А завтра будет рассвет. Часть 1

Было дико больно. Меня словно бы выворачивало наизнанку, а потом сворачивало обратно. И это было гораздо больнее, чем то, что я чувствовала при приступах! Воздух из лёгких вышибло мгновенно, в первые же секунды, а потом я перестала следить за временем (которого тут, по факту, и не было). Дышать, при таких условиях, было нереально, но, к счастью для меня, это нисколько не мешало. Видимо, дело было в том, что моё тело по-прежнему дышит, ну а душа (или что там от меня находится во вне пространства) может и без кислорода обходиться. Другое дело, что без кислорода я не могла кричать. Вскрикнула только тогда, когда инициация (а это точно была она) началась. А потом у меня уже просто не было воздуха. Но ведь мыслить-то я могла ещё! Ты, что, охренел?! — мысленно заорала я, поняв, что говорить уже не могу. “Повежливее! Как ты со старшими разговариваешь?!” В ответ я произнесла такое непечатное выражение, что Огонь на пару мгновений замолчал. — “М-да”, — протянул он немного удивлённо. — “А ещё леди!” Какая я тебе, *****, леди?! — “Хорош материться!” ***** *****, *****! Чёрт, обычно я не матерюсь, но тут… Когда тебе так больно, мыслить без ругательств просто не получается! И Огонь, к счастью, это понял, поскольку больше не пытался призвать меня к порядку. Лишь молча продолжил меня инициировать. Меня же по-прежнему выворачивало. Время шло (парадокс, но тем не менее), и я начала замечать, что от этого выворачивания внутри меня словно бы образовывалась какая-то пустота, которая расширялась с каждым таким выворачиванием. В итоге, решив постараться хоть как-то отвлечься, я спросила: Что ты делаешь? “Не поверишь, но я тебя инициирую!” Мне не до сарказма! “Чёрт”, — как-то разом стушевался Огонь. — “Очень больно, да?” Да! “Прости. Я всё-таки просчитался.” В смысле?! “Надеялся, что тебе будет не так больно. Я, как никак, ослаб сильно, а тебя я готовил к инициации все эти пятнадцать с лишним лет.” Ты не ответил: что, конкретно, ты делаешь? “Мне нужно, чтобы у тебя было место, куда вливать силу. В данный момент, я занят тем, что расшатываю твой резерв.” Вот, что это за ощущения… А потом что будет? “А потом я уже буду полностью перерождать твой организм”, — в его голосе я услышала сочувствие. — “Лин, сразу говорю, это будет ещё больнее.” Куда уж больнее-то!!! Так и продолжалось. Резерв всё расширялся, боль никуда не девалась, а отсутствие воздуха вызывало дискомфорт. Да, он мне не нужен здесь. Но всё равно не комфортно. Но в какой-то момент это прекратилось. Меня вновь вывернуло, свернуло и… И бешеным, непрерывным, горячим потоком в этот резерв хлынуло пламя. Сердце тут же начало гореть, забилось чаще. Удары стали такими сильными, что у меня бы разболелись рёбра, если бы они уже не болели. Да и не только рёбра, каждая клеточка тела горела! Перерождение организма… Когда от боли я уже даже соображать перестала, оказалось, что горело ещё не всё. До сих пор кровь была обычной. А вот теперь… Кровь вспыхнула, и вместо неё словно бы лава потекла по венам. Мыслей не было вообще, кричать я не могла, могла лишь запоминать. Ну я и запомнила. И, поверьте, этот момент своей жизни я запомнила очень хорошо! Горящая кровь сделала уже не один круг, а предела всё не было видно. Ровно до того момента, как я поняла, что начинаю расплываться. Что происходит?! — запаниковала я. И от этой паники у меня даже в глазах прояснилось. “Всё нормально.” Я уже не видела рук, ног, вообще не видела себя. Но потом вдруг р-р-раз! И я начала вновь начала приобретать форму. Заново появились руки, ноги, голова, и всё это стало уплотняться, пока снова не стало материальным. Но боль никуда не делась. *** Много ли нужно, чтобы пробудить воспоминания? Мы можем годами стараться не думать о них. Стараться забыть. Можем избавляться ото всего, что напоминает о прошлом, можем жить лишь настоящим… Но порой эти воспоминания всё равно настигают тебя. Даже тогда, когда ты этого не ждёшь. Вот и сейчас Мегатрон почувствовал это. На него вновь обрушились воспоминания. Это случилось, когда он слушал доклад Фаста об очередном благополучном возвращении Ангелины домой и о том, что десептикон заметил у Хранительницы какую-то странную задумчивость. Да, перемены в Ангелине подчинённый заметил. Но не заметил Фаст совершенно никаких изменений в поведении своего лидера, который вдруг погрузился в воспоминания. И никто бы этого не заметил. Слишком уж хорошо Мегатрон прятал свои чувства. Вернее, то, что от них осталось. Выслушав тёмно-зелёного до конца, Мегатрон отослал его и направился в свой отсек. Как многого он добился… У него целая армия, собственный корабль, ресурсы. Кибертрон разрушен, и пусть это не совсем то, что он планировал, но, так или иначе, старый уклад жизни разрушить ему удалось. Можно сказать, что у Мегатрона есть всё. Всё, кроме… неё. Повелитель десептиконов резко остановился посреди коридора, глубоко вентилируя. То место, где у людей находится сердце, словно бы разрывало на куски. Эта боль в искре была настолько привычной, что лидер десептиконов научился почти не обращать на неё внимания. Он так давно живёт с этой болью! А обращай лидер на неё внимание, давно сошёл бы с ума. А может, он уже сошёл? Тогда. Его манипулятор сжался в кулак и резко впечатался в стену. Металл прогнулся, но это не принесло успокоения. Да и какой ему теперь покой? Лишь две вещи теперь могут дать его. Либо смерть… либо победа. Мегатрон наконец опустил манипулятор и пошёл дальше. Рявкнув у дверей “Меня не беспокоить!”, зашёл в отсек и лишь там дал волю ярости. Так всегда. С воспоминаниями приходила боль, а с болью ярость. Нет, он не сошёл с ума. Просто в нём что-то умерло тогда, и всё. Это было то самое что-то, что довольно долго мешало ему развязать войну на Кибертроне, взяв на себя командование. А когда эта его часть умерла, он сделал то, что должен был. Что ни делается, всё к лучшему. Кажется, так говорят на Земле. Что ж, возможно, людишки и правы. Ведь, действительно, не считая того факта, что он теперь не живёт, а просто существует, он смог сделать то, что должен был. Кибертрон уничтожен, на очереди Оптимус Прайм и автоботы из его команды. Покончить с ними помогут тёмный энергон и сила Хранителей. И когда он победит (а он победит!) встреча с ней станет лишь вопросом времени. Осталось недолго. *** Не знаю, сколько времени прошло. Минута, час… неважно. Я давно потеряла счёт. Так и плыла в боли, стараясь игнорировать её. Сколько кругов прошла кровь по венам? Не знаю. Сначала считала, но на пятьдесят восьмом бросила это дело. Возможно, я даже отключилась, но, так или иначе, придя в себя я заметила, что, медленно, но верно, боль утихает. Кровь всё ещё горела, но зато боль в теле уходила. Но всё равно, прошло не меньше часа, прежде чем она утихла окончательно. “Легче?” — впервые, после долгого молчания, спросил Огонь. Да, — мысленно ответила я. Пусть боль и утихла, но дышать всё равно было страшно. “И правильно, пока не надо”, — вторил он. — “Подожди, совсем чуть-чуть осталось.” И я ждала. И не сразу заметила, что удары сердца учащаются. А заметила лишь тогда, когда огонь в крови медленно стал возвращаться в сердце, откуда он, собственно, и пришёл. Становилось всё горячее и, когда терпеть стало уже невозможно, раздался ещё один удар, и пламя разлилось по телу. Буквально ослепнув, я почувствовала, что теряю сознание. Но, даже в таком состоянии, я успела расслышать слова Огня: “Приветствую новую Хранительницу! Фух, я боялся, не доживу до этого дня! Так, ты там погоди сознание терять, я же тебе имя ещё не дал!” Я никак не отреагировала на его слова. Их смысл доходил до меня с трудом. Стыдно признаться, но, вообще, на тот момент я почти и не поняла ничего. Лишь потом, перебирая его слова в памяти, я поняла, о чём он говорил тогда. “Имя… имя, имя, имя, как же тебя назвать? Столько имён красивых, но тебе особенное нужно, с правильным смыслом… Впрочем, что это я, есть такое! Романова Ангелина Игоревна, отныне, твоё имя Эвелина – жизненная сила!” Сознание окончательно уплыло во тьму, но, даже тогда, в моих ушах продолжало звенеть: Эвелина… Жизненная сила...