Синхронизация двух миров

      Родная планета, сгоревшая в огне противоречий, ныне осталась вне зоны видимости радаров. Кибертрон. Родной дом. Он слишком далеко, практически недосягаемо, остался как сирота — один посреди межгалактических лет, выжженный войной интересов двух фракций и непримиримой ненавистью к инакомыслию. Залитый энергоном, проникающим в каждую щель, с жалкими, неразобранными останками — он оказался никому не нужен…       Если бы Таргет мог — он бы заорал от боли прямо сейчас, несмотря на примитивную местную живность. Планета Земля встретила его сырой землёй и обломками веток, забившими стыки брони. Посадка не удалась — под конец маршрута сенсоры начали барахлить, и ориентироваться приходилось вслепую. Как итог — сбои, испорченное настроение и вынужденное отшельничество — не хотелось испытывать судьбу и подавать сигнал собратьям, когда он не готов дать отпор. Планета незнакомая, местные — мелкие букашки, а ему после стольких испытаний надо одно — передохнуть и вновь взяться за дело.       Кривить Искрой нейтрал тоже не хотел — на эту планетку его привёл не только абсурдный факт скопления кибертронцев — и правда, чего их всех сюда так тянуло? — но и один конкретный десептикон — тот, чьё существование не давало покоя, превратив ненавистника войны фракций в самую настоящую ищейку. Бот шёл по пятам, смотря смертью в спину врага, и наконец это привело его к конкретной точке маршрута.       Осталось самое сложное — найти и убить. Без страха. Без совести. Вырвать Искру, а дальше — можно и самому умереть, выполнив долг, высеченный в нём разорванными корпусами близких…       Первое время он решил переждать в тени. Замаскировать сигнатуру, углубиться с основы неизученного мира — и уж потом приступать к действиям. Несмотря на относительную юность по меркам немногочисленных выживших в войне стариков, чьи корпуса поблекли под пылью и ржавчиной незалеченных ран, он старался продумывать наперёд — и поэтому спрятался на свалке металлолома, отсканировав в который раз местный транспорт — на этот раз покорёженный по всем фронтам джип, подправив его родным грязно-белым цветом корпуса. Внешне и по духу эта альтформа как нельзя лучше подчёркивала внутренний мир трансформера.       Он анализировал тонну информации, подставляя покорёженный корпус лучам солнца, когда засёк движение. Эта планета, как Кибертрон в лучшие годы — вся состояла из жизни самых разных форм и размеров. Вот и сейчас его аудиосенсоры, помимо шуршания крыс в объедках мёртвой кошки и жужжания мух, уловили шаги. Твёрдые, размашистые удары по пыльной земле, тихая ругань — со временем становящаяся всё громче. Отчётливые нотки ломающегося, но всё ещё женского голоса. Когда незнакомка нарушила его покой в закутке свалки — он лениво, со слабым интересом отвлёкся от изучения местной сети.       Женщина — на вид только недавно вступившая в местное понятие совершеннолетия — шуршала пакетом в руках. Она оглянулась по сторонам, обводя взглядом многочисленные измученные автомобили, в перспективе — огромную гору металлолома — и заострила внимание лишь на нём, зашагав прямиком к ржавому джипу.       — Блядство, а не жизнь, — прошипела человеческая особь, плюхнувшись перед ним, бесцеремонно облокотившись спиной о передний бампер. Нейтрал сдержался от раскрытия своего «я» — хоть вонь потного тела вперемешку с нестираным бельём ударила резко, приводя системы к логичному «отвратительно» — так и хотелось спугнуть, отшвырнуть — да хоть что-то сделать, лишь бы эта местная живность не портила и без того паршивое положение. Но она сидела. Преспокойно чавкала, пропихивая куски пищи в глотку, заполняя внутренний бак местным топливом. Заправлялась, даже не представляя кому отравляет жизнь своим присутствием. И соблазн спугнуть всё сильнее перебивал весь рационализм, стоило ей растрепать слипшиеся чёрные волосы, распространяя запахи тела…       «Если вы все такие, то ваша планетка — забита шлаком», — хмыкнул себе в мыслях трансформер, а после — засёк ещё одного человека. На этот раз более торопливого, нервного — сбитое дыхание он услышал ещё задолго до того, как из-за поворота показалась мужская особь примерно того же возраста и, поправляя галстук ярким пятном разрезающий рубашку, поспешил стушеваться — женщина подняла на него внимательный взгляд.       — Кто такой? — её голос тихий, относительно спокойный — в нём звучит усталость, такая, какую он слышал из вокодеров собратьев, сидя в «нейтральном» баре, кои существовали ещё некоторое время после перехода конфликта фракций к катастрофическим масштабам. Она не хочет тратить время. Она вообще сейчас ничего не хочет — даже едой запихивается, давясь, потому что надо.       — Меня зовут Патрик. Я начинающий журналист, пишу о всяких необъяснимых случаях и…       — Тебе жить надоело? — её тон меняется резко. Без предупреждения. Она не переходит на крик — она говорит всё так же, добавляя для устрашения какое-то тихое, хриплое рычание. Женщина медленно встаёт на ноги, чуть пошатываясь, будто разом обессилела — и при этом от неё исходила сила. Так бывает, когда задевают за нечто важное…       — Простите? — Он в замешательстве поправляет очки, но не спешит уходить. Грядёт что-то интересное…       — Убирайся. И побыстрее. — Она отворачивается, вжимает кончики пальцев в нагревшийся металл, царапающий кожу потрескавшейся краской. Сдерживается. Жадно вдыхает воздух, обжигая ноздри. Парнишка не слушается инстинкта самосохранения — делает несколько шагов вперёд, сокращая расстояние, так неблагоразумно при этом открывая рот:       — Послушайте. Вы же Ева Миллер. Я много читал о вас. Вся эта история про больших роботов-пришельцев, похитивших вашу дочь и сестру…       Он не успевает продолжить. Женщина хватает его рывком, кидает грудью на капот — самообладание Таргета вот-вот иссякнет, несмотря на столь соблазнительную информацию — и вжимает всем своим весом. Парнишка занервничал, попытался протестовать, но она оказалась сильнее — так называемая Ева Миллер излучала желание убивать, чувствуя адреналин в крови непутёвого собрата, впитывая его и от того заводясь сильнее.       — Послушай сюда, ублюдок, — она вжала его голову так, что трансформер ощущал каждую складку помятого розовощёкого лица, — либо ты уходишь, либо я тебя…       Увы, эпичной развязки, скрасившей бы последние дни пребывания на планете, не последовало — вмешался третий. Здоровый, намного старше их обоих, мужик оттащил женщину от жертвы. Здоровенный, весь в узорах, вплоть до лысой головы, он держал её, подавляя любые попытки сопротивления, советуя юнцу ретироваться как можно скорее — прошлому, мол, череп проломили. И Патрик, роняя очки, поспешил сорваться прочь. Убедившись, что погони не предвидится, третий наконец разжал руки.       — Боб, я бы сама справилась! — рявкает Ева, развернувшись к коллеге, такому же измазанному в грязи работяге, как она сама. Она жаждет крови, чувствует еле осязаемый вкус на губах — но не смеет распаляться, сжимая кулаки, как юный бот, повстречавший закалённого боями командира. Подростковая спесь смешивается с уважением, мешая поспешным решениям.       — И сесть за нападение? В прошлый раз копы тебе намекнули на тюрягу. Тебе туда соваться не стоит. — Он многозначительно сложил руки на груди, давя опытом. — Не хватило перспективы залететь в психушку после разговора с крысой из дерьмового журнала?       — Начнём с того, что сесть за убийство урода, который твоего сына… — Вот, снова распаляется.       — И я сел. Отомстил. А за что сядешь ты? Ты их нашла? Ты за них отомстила?       Ева не замирает от подобной наглости — она сдерживает себя от поспешных решений. Её пробирает внутренний крик, её трясёт от желания поставить на место, но она лишь материт Боба, искренне, от всей души, и уходит прочь, по дороге стукнув по одной из ржавых рухлядей — так, для выхода пара. Хоть самой маленькой части, только бы освободить кусочек души для новых эмоций — иначе разорвёт.       Таргет не раз такое видел. Когда вкусившие потерь юнцы, совершившие ошибки, получают от других. Нет выстрела убийственнее слова — кажется так говорил очередной страдальческий философ, проливая на стойку куб энергона. Уже третий по счёту.       И всё же трансформеру не давал покоя главный вопрос: кто же ты такая, Ева Миллер?

***

      Под вечер у неё ломит колени и немеют руки от усталости. Ева каждую смену считает личным наказанием за все допущенные ошибки — и от того её не отличить от тёмной тучи перед грозой. Такой затяжной, с молниями и болезненным градом. Обычно она плетётся домой, по дороге заглянув в универмаг за бутылкой дешёвого пива, воняющего нестираными носками. И сидя на съёмной квартире, в самой мелкой из сдаваемых комнат, игнорируя грязные стоны соседей за стенкой сзади и вой наркоманов спереди, она уходит в себя, вспоминая, зачем ещё существует.       Ведь её цель — найти потерянных.       Ева запихивает в сумку скромные пожитки, закидывает её на плечо и плетётся к выходу со свалки, вытирая с лица грязь. Она кивает Бобу в качестве «пока», и уходит ссутулившейся тенью. Вернее — хотела уйти. Странный блик света она замечает краем глаза. Он пробился из-за угла и тут же пропал, предупреждая — опять молодёжь ради острых ощущений пробралась на закрытую территорию. Не её, конечно, дело, тем более за такие гроши, но отдуваться потом всем.       Девушка идёт неспешно, слыша торопливые перешёптывания, переходящие в смех и повизгивания, прерываемые на новый шёпот — молодняку весело, они жаждут впечатлений, не думая о «завтра», живя сегодняшним днём. Непозволительная роскошь для Евы Миллер — той, от кого отвернулись все, стоило ей показать характер и начать бороться. Она думает наперёд, но вечно меняет планы, пытаясь справиться с бременем, нависшим над ней, и движется к цели, как собака гонится за хвостом — без устали, без сомнений, не задумываясь, что произойдёт, стоит ей поймать хвост…       Таргет стоял всё там же, когда услышал голоса. Подростки пришли в «его» тупик свалки, где много не раздавленных машин разных форм и размеров, и разрушили и без того относительный покой. Они гремели банками, слепили фонарями телефонов и поглядывали с животным азартом на стоящий хлам — у одного в руках виднелась бита. Но больше его заинтересовала женщина, стоявшая поодаль, у поворота, внимательно следившая за молодёжью. Почему она упорно ассоциируется у него именно с «женщиной»? На вид — девушка, на пару лет старше молодняка, если смотреть дальше морщинистых мешков под глазами. И всё же было в ней что-то тяжкое, взрослое, как у повидавшей многое фемки, а не юного, только-только вытершего с лицевой энергон спарка.       — Вам сюда нельзя, молодёжь! — Она громкая, врывается в их праздник гормонов, как гром средь ясного неба. Стоит, уперев руки в бока, сверлит их взглядом, и те, что поумнее — не лезут в драку, предпочитая наблюдать.       — Валила б ты отсюда, — храбро расправив плечи, кинул парниша, ещё вчера ковырявший прыщи на лице. Он-то и притащил биту — хотел устроить шоу, покрасоваться перед товарищами.       Ева спокойна. Она поджимает губы, смотря на него сверху-вниз, и не двигается с места, стоит пацану сделать шаг вперёд — в ней сейчас где-то с шестьдесят пять килограмм забродившей злости при росте метр семьдесят два — и уж не сосунка на голову выше она боятся станет.       Он говорит грубо. Дерзко. По его мнению — очень смело по отношению к незнакомому человеку. Выплёвывает брань из мягких губ — а она приближается, внутренне распаляясь. По-хорошему уйти бы ей, развернуться и вызвать копов, но душа требует крови. Вмять кулак в розовощёкое лицо — и дать себе волю. И плевать, что за это влетит. Иногда ей тоже хочется видеть одно «здесь и сейчас».       Таргет наблюдал. Записывал. Делал выводы. Он читал про сумасшедшую, твердившую про огромных роботов, похищающих людей, и их приспешников-людей в броне. Читал про скандалы, про отвернувшихся близких, про социальное дно — и сверял с картиной прямо перед ним, попутно думая, как выйти с ней на связь — если эта барышня что-то знает, то стоит начать контакт. И судя по намечавшемуся конфликту — вот-вот всплывёт повод.       — Последнее предупреждение — проваливайте, или…       — Да иди ты уже, пока…       Парниша потянулся к ней, пытаясь огромной клешнёй ухватить женское плечо — Ева перехватила руку и со всей силы вмазала ему по лицу. Юнец вскрикнул и бита выпала на землю. Подросток взревел и кинулся в атаку, а женщина словно ждала этого — увернулась, нырнула под летящий в голову кулак и снова ударила. А потом ещё. И ещё. Остервенело, от души, будто вечность сидела взаперти в ожидании этого момента.       Друзья юнца вдруг встрепенулись, вспомнили — своих надо защищать! — и кинулись на подмогу, признав в крепко сложенной девице реальную угрозу.       Один замахнулся битой — она вовремя ушла, но пропустила удар второго. Ева дралась как отчаянный зверь — стиль улиц, стиль тех, кто привык терпеть удары и вставать раз за разом. Её хватают — она задействует ноги, отпихивая нападающего и царапая удерживающего. Надо — укусит, порвёт на куски, защищая себя. Адреналин гоняет кровь по телу, усыпляя боль, побуждая двигаться быстрее, увереннее, жёстче. Одна из перепуганных девиц пыталась докричаться, но бесполезно — они вцепились как бешеные псы, не чувствуя меры, постепенно теряя ту самую грань, когда стоит остановится.       Таргет следит ровно до момента, пока Еву не повалили на землю, лицом в пыль. Дальше — удар в живот носком здоровенной ноги, так, что её всю скручивает, выбив воздух из лёгких. И, казалось бы, хватит, всё, победили, но распалённые юнцы теперь и сами хотят большего — унизить, поставить на место, самоутвердиться и уйти победителями.       Так что нейтрал не сдерживается — он трансформируется стремительно, резко, манипуляторами снося ближайших подростков в стороны — те верещат от ужаса, ударяясь кто о что. Он не знает, сколько силы прикладывать — да что там, не церемонится, сдерживаясь лишь для приличия — чтоб не убить. Три пацана пытаются сбежать, но инопланетянин суров и безжалостен — он сносит их, отмахивается, как от противных букашек, и, морщась от визгов уносящихся прочь, оклемавшихся детишек, смотрит в сторону Евы.       А Ева смотрит на него. Изумлённо, пронзительно, полными ужаса и осознаниями глазами, словно её разрывает. Хочется протянуть руку, убедиться — что это не мираж, что она — не городская сумасшедшая, уже засомневавшаяся в собственных россказнях — и в то же время инстинкт самосохранения требует бежать. Прочь. Как можно дальше. Потому что отпор такой махине она не даст.       Таргет тянет в её сторону манипулятор, сидя на колене — она открывает рот для крика и отпрыгивает от его пальцев, падая на задницу и тут же подрываясь, зажимая рукой рёбра и спешно перебирая ногами, желанием жить, удерживая в узде желание обернуться — чтобы увидеть снова, убедиться. Нейтрал хмыкает — и хватает её со второй попытки, смыкая пальцы вокруг хрупкого, дрожащего тела, тщательно рассчитывая силу — ему не хотелось ей навредить. Теперь и Ева вспомнила, что умеет вопить во всю глотку, так, что у него аудиосенсоры резануло.       Раздражённый, Таргет трансформировался — тщательно выверяя, чтобы человек оказался на пассажирском кресле — и помчался прочь, чуть не задавив одного из подростков — так, в воспитательных целях…

***

      Ева оказалась боевая. Когда горло охрипло от криков и визгов, она принялась колошматить ногами салон и вырывать ручку двери. Таргет от этого распалялся, рявкнул пару раз, чем замотивировал выбираться ещё сильнее, и ему пришлось выпустить инфокабели, оплетая человеческое тело, сжимая ноги и руки, вынудив сидеть тихо — пока он чуть не влетел в здание на повороте, прозевав с такой ношей машину.       На одной из пустых улиц считал проезжающий внедорожник — и сменил альтформу, пришедшими в движение деталями, вновь включив сирену внутри. Ева попыталась вырваться, но сил бороться с пришельцем ей не хватало. Она иногда открывала рот, набирала воздуха, но всё не решалась потребовать отпустить её или задать вопрос — вся её внутренняя сила сейчас твердила — не провоцировать столь могущественное существо ради собственной безопасности.       — Тебе не стоит лезть к противнику с таким численным перевесом, — достаточно мягко рокочет Таргет из динамиков, вызывая у человека табун мурашек по спине. Он решил не давить на неё — ей и так стресса уже хватило с головой, а ему бы информацию выведать и — желательно — до психушки не довести.       — Ты… ты… — она пытается подобрать слова и звучит тихо-тихо, как мышь, — ты один из «этих»?       Как нейтрал и предполагал — стандартные угрозы и требования заткнуться не сработали бы, в отличии от сдержанного, мягкого голоса. Он должен быть для неё величественным и спокойным, а не агрессивным роботом-убийцей. Во всяком случае — пока.       А там — от неё зависит.       Ева не спешила активничать, и нейтрал даёт ей немного воли — он медленно зашевелил инфокабелями, убирая их подальше от человеческого тела, ощущая, как та дрожит. Девушка — теперь она казалась слишком хрупкой по сравнению с ним, будто коснись и разобьёшь — интуитивно поджала ноги к себе, обхватив посиневшие от синяков плечи — всё же переборщил с контролем ситуации.       — Пока ты не начала задавать вопросы и доставать меня, проясним: не все из нас хотят поработить человечество и прочую ересь из ваших медиаресурсов, но мне нужна помощь. Твоя помощь. Взамен — я помогу тебе.       Ева не сразу нашлась с ответом. Она складывала одно с другим, пытаясь вырисовать картину происходящего, осознать случившееся. И неуверенно, далеко не сразу, закивала в знак согласия, продолжая массировать плечи…