Мир, который им нужен

      Им больше негде прятаться от этого бесконечного дождя, превращающего землю в грязевую кашу, проникающего в самые кости и заставляющего всё время дрожать от холода. Простуда и жар — обычное состояние, от усталости всё кажется нереальным, взрывы не доходят до ушей — только глаза наблюдают, как вздыбливается земля и комья грязи разлетаются во все стороны.       Деревни выжжены дотла: из развороченных фундаментов торчат обугленные обломки, под ногами — остатки мебели, осколки стекла и посуды, бесформенные рваные тряпки с остатками человеческой кожи. Отдельные дома — кучи почерневших брёвен вперемешку с трупами, в разбитых окнах и под запертыми дверьми торчат длинные догнивающие кости, когда-то бывшие руками, будто мертвецы всё ещё просятся наружу или хотят втащить тебя к себе.       В уцелевших постройках ничего не осталось: ни оружия, ни еды, ни одежды, ни целой мебели; у скотины пробиты головы или перерезаны глотки. В одной из комнат, без крыши и одной стены, они с Фрэнком видят труп собаки: когда-то это была большая немецкая овчарка. Глотка перерезана, в ране — ошейник с блестящим брелоком-косточкой.       Кто-то из взвода шутит, что их спутали с желтомордыми, раз пришибли даже псину. Хотя, мол, жаль, что давно подохла, так бы пожрали наконец.       Фрэнк смеётся.       Джерард оглядывается на него, смотрит и не может пошевелиться.       Фрэнк смеётся.       Кто-то рядом подхватывает хохот, но Фрэнк смеётся громче. Фрэнк смеётся даже тогда, когда все уже перестали. Фрэнк продолжает смеяться, пока остальные переглядываются. Парень рядом негромко окликает его, но Фрэнк не слышит: он сгибается от хохота, упираясь руками в колени, и трясётся как в припадке.       Смеётся, и смеётся, и смеётся, а потом вдруг с силой пинает ногой груду поломанной мебели — обломки с грохотом разлетаются по полу. Джерард подхватывает Фрэнка ровно в ту секунду, когда его колени подгибаются.       Он мотает головой, прогоняя других, и оседает вместе с Фрэнком на пол: тот хохочет, не открывая глаз, дёргая руками и царапая подошвами гнилые доски. Его тело трясётся, выламывается, локоть больно бьёт Джерарда в челюсть, пока тот пытается перехватить его руки и хоть как-то прижать к телу. У Фрэнка красное лицо, с губ капает слюна, он лежит у Джерарда на груди и всё ещё смеётся сиплым, икающим звуком, содрогаясь на каждом спазме, а на лице застыло выражение не то улыбки, не то оскала.       Фрэнк смеётся до тех пор, пока по лицу не начинают катиться слёзы: влага размывает грязь, прочерчивая светлые дорожки на тёмной коже. Джерард стягивает с него каску и гладит по голове, шепчет на ухо «всё будет хорошо», укачивает на руках, прижимается губами ко лбу. Постепенно Фрэнк затихает, тяжело дыша, не шевелясь и почти не двигая глазами.       Они сидят так ещё какое-то время: Джерард прижимает к себе Фрэнка, гладит по мокрым волосам и смотрит в низкое, серое небо. Ветер несёт в лицо ледяную морось, но дрожать больше не хочется. Дрожь — это когда тело сопротивляется, а телу Джерарда уже всё равно. Тело Джерарда холодное и пустое, как это тяжёлое, мутное, мёртвое небо, склонившееся над ними, наблюдающее за ними, ожидающее их.       Наверное, другого неба они уже не увидят.

***

      — Майки был лучше всех, — смеётся Рэй.       Он лежит на траве, с руками под головой, и его давно не видевшие расчёску кудряшки напоминают ворох мягких вязальных ниток, из которых бабушка Хелена однажды связала огромный шарф: Джерард заворачивался в него до самых глаз, забирался в самый дальний угол школьного двора, и магическая сила бабушкиного шарфа защищала его от внимания одноклассников, которым только попадись на глаза — потом опять смывать компот с волос.       Волшебный бабушкин шарф. Волосы Рэя. Наверное, будет странно, если Джерард вот так просто начнёт гладить его по голове.       — А я говорил, тысяча и одна история про единорогов сразит кого угод… Ау! — Джерард смеётся, потирая колено, в которое его только что пнул Майки, свернувшийся на траве рядом с ним: во взводе шутили, что Майки — это бесплотный призрак Джерардовой совести, неотступно следующий за ним хоть в окопы, хоть в сортир.       Это забавно, учитывая, что у себя дома в Джерси они почти не проводили время вместе.       — Не торопитесь с выводами, — Мэтт многозначительно поднимает палец, в той же руке держа нож, которым он последние полчаса вырезает из деревяшки игрушечного коня. Городские дети с руками отрывали такие сувениры, не столько из-за их красоты (на взгляд Джерарда, пропорции у этих коников так себе), сколько потому, что, во-первых, они «от настоящего солдата, который с фронта», а во-вторых, фабричные игрушки ещё долго будут для этих детей недостижимой роскошью.       — Чего это? — отзывается Рэй.       — Джер так и не спалился, куда свалил и кто его так разукрасил, — Мэтт выразительно смотрит на Джерарда и стучит пальцем по своей шее.       Джерард дотрагивается до своей, но ничего не нащупывает, зато Рэй и Майки, одновременно уставившиеся на то же место, хором тянут ехидное «о-о-о».       — Я думал, главное событие — это утраченная девственность Майки, — бурчит Джерард, тщетно пытаясь не улыбаться, но Майки так доволен новой интригующей информацией, что в этот раз даже не пинает его.       — Ну давай, какая она? — одухотворённо шепчет Мэтт, подтягивая к себе колени и устраивая на них голову.       — Подождите, я поудобнее устроюсь, — Рэй ложится поближе к Джерарду и подпирает подбородок кулаком.       — Придурки, — ржёт Джерард и уже даже не пытается перестать краснеть.       А ещё напоминает себе не оглядываться на Фрэнка, сидящего в паре шагов позади него — судя по ощущениям, он смотрит на Джерарда так, что затылок сейчас задымится.       — Ну же! — возмущается Рэй.       — Давай-давай, публика негодует, — Мэтт трёт ладони.       Майки с улыбкой скрещивает руки на груди и приглашающе кивает. Джерард закатывает глаза.       — Она классная, этого хватит?       — Не хватит, — отзывается Мэтт.       — Она… ну…       Рядом слышны шаги: Фрэнк проходит мимо Джерарда и устраивается на земле между Рэем и Мэттом.       — Мне тоже интересно.       Джерард смотрит на него — теперь есть легальный повод это делать, — и Фрэнк безмятежно поднимает брови.       — У неё… тёмные волосы, недлинные такие, густые… и красивые руки, жилистые, но ей идёт… Голос, потрясающий голос, я… я слышал, как она поёт, и это просто… и… И у неё самая прекрасная улыбка на свете.       Мэтт умилённо вздыхает, Рэй смотрит в небо, явно вспоминая что-то своё. Майки как-то чересчур ехидно щурится — будет забавно, если он всё-таки догадался, но это уж совсем провидцем надо быть.       Фрэнк на секунду опускает глаза, а потом снова встречается с Джерардом взглядом и тихо-тихо улыбается.

***

      Фрэнк едва может идти: с трудом переставляет ноги, не ориентируется в пространстве, не понимает, что Джерард ему говорит. Джерард и сам не понимает: он кричит что-то невнятное про северо-запад, про французов, до которых они должны добраться, про ублюдков из взвода, которые бросили их здесь и которым они непременно набьют рожи, когда догонят. Почти ничего из собственной речи Джерард не слышит: снаряды разрываются совсем рядом, осколки шлёпаются на мягкую землю и тонут в лужах глубиной по колено. Вокруг лес, солнца нет, и, возможно, они уже давно сбились с нужного направления, но Джерард продолжает орать про французов и тащить Фрэнка за собой.       Ещё один взрыв, совсем рядом, и хриплый вопль — локоть Фрэнка выскальзывает из пальцев, и на секунду Джерард теряет его из виду.       Когда пыль оседает, он спотыкается о Фрэнка, лежащего на земле. Одна нога неестественно вывернута и залита кровью.       Пытается поднять — Фрэнк кричит, с сумасшедшей силой вцепляясь ему в запястья.       Сгибается над ногой, вырывает из голени осколок — ещё один крик, и снова взрывы, совсем рядом, до звона в ушах.       Вытряхивает из рюкзака остатки бинта, перетягивает ногу, повторяет «сейчас, сейчас, вот так, ещё чуть-чуть». Фрэнк, конечно, не слышит, но это и не ему. Нужно просто заглушить его крики, потому что это невыносимо.       Завязывает узел с третьей попытки — руки дрожат. Подскакивает, хватает Фрэнка за руки, кое-как ставит на целую ногу — Фрэнк бледный и едва держится в сознании. Пытается вместе с ним сделать несколько шагов — Фрэнк со стоном падает на землю. Снова сгибается, снова тянет его на себя, роняет — руки болят, спину сводит от напряжения. Делает несколько быстрых вдохов-выдохов и хватается снова, перекидывает руки Фрэнка через свои плечи. Ещё вдох-выдох. Отрывает Фрэнка от земли, затаскивая себе на спину. Делает несколько шагов, останавливается. Взрывы — первый, второй, третий, в воздухе пыль и дым. Ещё несколько шагов, остановка. Кажется, рычит от злости: быстрее, блять, неужели ты не можешь быстрее, сука, сука, надо быстрее. Ещё несколько шагов, ещё, ещё, почти получается бежать.       Короткий свист, хлопок — и всё пропадает.