Последний рубеж

Разлом закрыт. Окончательно. Бесповоротно. Хотелось бы на это надеяться. Всех выживших рейнджеров приставили к награде. В том числе их с Мори, за службу в начале войны. Их приветствовали как героев, хотя меньше чем полгода назад многие поливали помоями из-за неэффективности программы. Странное ощущение. И не похоже, что кто-то из рейнджеров им наслаждался, хотя некоторые улыбались перед камерами для вида. Мори, например. С такой лёгкостью переключался между раздражением и доброжелательностью, будто бы у него в рукаве был переключатель. Когда все фанфары — официальная их часть — закончились, Фукузава и Мори вернулись в шаттердом. Егерей нужно было вновь подготовить к перевозке, но на этот раз обратно в их родные базы, где их законсервируют как музейные экспонаты в надежде, что никогда не придётся ими пользоваться. В шаттердоме осталось мало человек. Перед отъездом Гоголь упоминал родную Украину, а Федор сдался под уговорами Элизы и сказал, что все желающие могут найти его в Петербурге, но это, скорее, было обращено к бывшим участникам программы, чем к преданным фанатам канала Элизы. Готорн нехотя ответил, что отправится искать родственников Маргарет, и попросил выключить камеру. Одиночество шанхайского шаттердома отдавало заброшенностью Нагасаки после того, как они уже перевезли Золотую Безупречность, и нужно было только собрать вещи и оставшиеся материалы. Но в этот раз вместо заброшенности и упадка ощущалась свобода. Воздух словно бы стал чище. — Фукузава-сан, — окликнул его Осаму. Все рейнджеры, кроме него и Чуи, уже уехали. Фукузава догадывался, что их держало здесь — они полжизни провели в программе, и вряд ли им вообще было, куда возвращаться. Сам он планировал вместе с Кёкой переехать в свою родную Осаку. А что делать дальше — понятия не имел. — Да? Какие-то проблемы? — Не то чтобы, — Осаму остановился и спрятал руки в карманы. Они не переставая дрожали после последнего дрифта. У Мори было то же самое после событий с последним кайдзю. — Просто вот думаю, куда поехать, хожу и спрашиваю предложения. Куда вы отправитесь, когда мы закончим с этим всем? — В Осаку. — Хаах, — Осаму перекатился с пятки на носок и обратно. Несколько лет назад это выглядело почти мило, а сейчас — странно. — Мори-сан сказал, что они с Элизой поедут в Йокогаму. Чуя планирует с ними. Очевидно, совместное выживание сближает людей, — Осаму усмехнулся. — Не хочешь с ними? — Нет конечно, меня тошнит от Чуи, не хочется в жизни вообще никогда больше с ним встречаться, — Осаму поморщился. Фукузава решил не озвучивать, что ради тех, от кого тебя тошнит, ты не преодолеваешь расстояния за рекордное время и не сражаешься с кайдзю, действуя слишком опрометчиво. Но, возможно, этим двоим пошло бы на пользу побыть пару лет порознь. Дрифт растворял границы, и иногда, чтобы двигаться дальше, смотреть на этого человека как на другую личность, а не по недоразумению отделившуюся часть себя, нужно эти границы расставить. По крайней мере, Фукузаве это помогло. — Что на счёт твоего партнёра по дрифту? Куникиды? — А. Ну, вообще, он учитель математики, отвратительно, — Осаму фыркнул и упёр руки в бёдра. — Так что вернётся в Токио и пойдёт работать в школе. Куникиде повезло, у него была работа и образование, к которым он мог вернуться после войны. Многие рейнджеры, последние несколько лет только и знавшие, что сражения, не могли найти себе места. Фукузава подумывал снова открыть додзё своего отца, если от помещения хоть что-то осталось. — Чем бы ты хотел заниматься? — спросил Фукузава, не думая, что получит ответ. Выражение лица Осаму поблекло, словно бы он натянул безразличную маску. Вот оно. Незнание, что делать дальше. Ни у кого не было сил думать о том, что будет после того, как война окончится. Никто не думал, что она вообще окончится. Что будет что-то после. Пока она шла, все мысли были только о ней. Она занимала собой всё, не давая возможного просвета для будущего. Все рейнджеры так или иначе ожидали погибнуть в егере. От кайдзю или от самой машины. По случайности. Из-за ошибки. Неправильной калибровки. Падения в нору. Те, кто оптимистично говорили о времени после войны, обычно умирали первыми. Плохая примета была. И со временем даже думать о том, что будет после, стало плохой приметой. Потому что казалось, что это после никогда не наступит. — Мы с Кёкой переедем в Осаку. У моего отца там раньше было додзё, я планирую снова открыть его, и мне потребуются работники. Если так и не найдёшь, куда отправиться, всегда можешь приехать к нам. — Не думаю, что мой стиль сражения можно преподавать в додзё, — лишь губами улыбнулся Осаму. — В додзё полно другой работы, от уборки и ремонта до ведения финансов. — Действительно, — сказал Осаму, затем, после пары секунд раздумий, он поклонился. — Спасибо вам за поддержку и руководство в программе. Видимо, он не ожидал никакого ответа, потому что сразу же распрямился, словно пружина, и скрылся в коридорах шаттердома. Возможно, подобное предложение работы стоило оставить не только ему.

***

Последний день перед возвращением в Японию. Последний день перед закрытием программы, теперь навсегда. По крайней мере, хотелось в это верить. Чуя говорил что-то про вторую волну, но так как это не было прерогативой в поиске, он не помнил, что имелось ввиду. Мори оказался в своём любимом месте. Один из этажей шаттердома с обзорной площадкой на егерей. Двойной Чёрный оставался здесь, в Шанхае, но не то чтобы кто-то на этот счёт возмущался. — Ах, Фукузава-доно, готовы к отъезду? — Да, — Фукузава остановился возле перил, на которые опирался Мори. Во рту тот перекатывал чупа-чупс. Элиза их всем раздавала направо и налево, так что не удивительно. — А вы? — Ага. Элиза уже отправила все свои вещи. Удивительно, сколько у неё здесь всего накопилось. Некоторая одежда ей мала, и, кажется, она отдала её Кёке. — Я видел. Это хорошо. — Слышал, вы планируете вернуться в Осаку? Мори бывал там пару раз на экскурсии в школе и проездом, когда ехал учиться в Токио из родного Симане. — Верно. Что насчёт вас? Йокогама? — Ага. Думаю, нужно сдать экзамен на врачебную лицензию и открыть частную практику. Обратно военным врачом быть не хочется. Не то чтобы выжившим рейнджерам не выплачивали в качестве пенсии такие суммы, что всю оставшуюся жизнь можно было ничем не заниматься, только тратить и тратить. И всё же никто не мог сидеть без дела. Даже просто передохнуть. — Что Элиза планирует делать? — Выйти замуж за Чую, — Мори фыркнул и обречённо склонил голову. — А я всё время беспокоился, как бы Осаму её не охмурил, но вы посмотрите, беда пришла, откуда не ждали. — Это правда? — удивлённо спросил Фукузава. Мори какое-то время продолжал смотреть вниз, затем рассмеялся и выпрямился, вынимая чупа-чупс изо рта. — Нет, конечно. Скорее всего, она собралась его усыновить. Точнее, заставить меня его усыновить. Будто бы этого уже не произошло. — Будто бы этого уже не произошло. Ох. Это смутное ощущение синхронизации. Он слишком много об этом думал. — Вы тоже заезжайте, если вдруг окажетесь в Осаке. — Всенеприменно. Фукузава-доно... — Юкичи. Мори вздрогнул и посмотрел на Фукузаву. — Зовите меня Юкичи. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем Мори улыбнулся. — Хорошо. В таком случае, зовите меня Ринтаро. Фукузава кивнул. Даже в дрифте, даже в мыслях они не называли друг друга по именам. Всегда немного насмешливое Фукузава-доно или подчёркнуто уважительное Мори-сенсей. — Знаете, думаю, нам стоит встретиться через пару недель, — сказал Ринтаро. Имя так странно звучало в голове. Хотелось попробовать его на языке, произнести вслух, но ему потребовалось бы время, чтобы привыкнуть и не запнуться на первом же слоге. — Согласен. — Что же, даже не спросите, зачем? Юкичи не знал, что на это сказать, поэтому перевёл взгляд на егеря. — Верно, это не так уж и важно. А сейчас нам нужно вспомнить, что такое быть функциональными членами общества, а не ветеранами войны. — Это будет сложно. — Ну да, двенадцать лет в шаттердоме своё дело сделали, — Ринтаро заправил волосы за ухо. — Мир изменился, и либо мы подстраиваемся под него, либо выпадаем окончательно, — он обречённо вздохнул. — Похоже, война никогда не кончится. — Похоже на то. Они стояли рядом какое-то время. Юкичи почти собрался с мыслями. Предложить Ринтаро переехать с ним, открыть практику в Осаке, ведь глобально было без разницы, и... — А, так и знала, что вы будете здесь, — сказала Элиза. Юкичи обернулся. Она шла по направлению к ним. Рядом маленькими шажками семенила Кека. — Там вертолёт прилетел, Осаму и Чуя уже понесли вещи. — Ох, уже? — спросил Ринтаро, отстраняясь. Недовольство на его лице было чуть заметно. — Ага. Мы чему-то помешали? — спросила Элиза и наклонила голову набок. — Возможно, — Ринтаро улыбнулся, бросив взгляд на Юкичи, и пошёл к девочкам. — Но раз вертолёт уже здесь, нам необходимо лететь. Ринтаро и Элиза пошли к лифту, а Кёка осталась, внимательно глядя на Юкичи. На ней было одно из подростковых платьев Элизы и рюкзак с кроликом. И так странно смотрелась она в шаттердоме, особенно после того, как всю жизнь провела или в кимоно — из которых выросла — или в спортивной одежде, подходящей для жизни на военной базе. — Всё собрала? — спросил Юкичи. Кёка кивнула. — Хорошо, пойдём к вертолёту, — он подал ей руку, и она ухватилась за его пальцы своими, теплыми и нежными. Две недели. Без переезда, наедине с собой. Две недели. Юкичи бросил последний взгляд на егеря. Он готов был молиться всем сущностям, чтобы никому больше не пришлось активировать эти машины.