Changed

Итан чувствует слишком много. Прежде всего, боль. Тягучую, разрывающую изнутри. Ему даже чудится, что он слышит треск ломающихся костей. Итан не может сказать, что конкретно является причиной боли — у него болит всё. Он и есть одна сплошная боль. Но в конце концов в нём возникает что-то ещё. Становится жарко, пот стекает по его лицу, волосы мокрые… У него в животе словно стайка бабочек, и отнюдь не в романтическом смысле. Итан слепнет. Размытые образы перед ним исчезают, мир погружается в темноту. Из темноты приходит гнев. Он не знает, что именно его злит, но его переполняет желание ударить, впиться в чужую шею, раздирая её на кровавые куски, порвать, уничтожить. Убить. Он дёргается и кричит, исходясь в бессильной ярости, рвётся куда-то так, что трещат ремни, которые удерживают его на месте. После и это желание стихает. Теперь в нём властвует безразличие. Что-то происходит с его телом: дёсны зудят, мышцы сводят судороги, Итан то и дело проваливается в бессознательность. Всё затихает. Зрение постепенно возвращается, и Итан, решивший было, что он умер и попал в Ад, с ужасом осознаёт, что ещё жив. На деле, он находится в какой-то каморке, прикованный к заляпанной кровью кушетке. Чей-то смех, мелодичный, но какой-то странный, будто ещё немного и человек впадёт в истерику, оглушает его. — Очнулся! Очнулся! — восклицает женский голос. Вдобавок его обладательница восторженно хлопает в ладоши. — Надо сказать маме. И снова смех. Только теперь удаляющийся. Итан пытается оглядеться, но его шею сжимает кожаный ремень, не давая повернуть голову. — И в самом деле. Даниэла, милая, не стоит беспокоить твою мать. Пошли лучше за Гейзенбергом. Откуда-то сбоку выплывает чужой силуэт. Женщина ласково улыбается Итану, но глаза у неё остекленевшие, кукольные. Неприятные. — С пробуждением, Итан Уинтерс. — Кто вы? — хрипло спрашивает Итан, облизывая пересохшие губы. Жутко хочется пить. Женщина подходит ближе, и он внезапно осознает, что специфический нимб и шестёрка крыльев это не его глюк. Они действительно есть. — Меня зовут матерь Миранда, — её ладонь, ужасно холодная, ложится на щёку Итана. — Я та, кто подарил тебе новую жизнь. –… Что? — Теперь ты моё дитя… Немного неожиданное, но… Возможно это и к лучшему, — создаётся впечатление, словно она разговаривает сама с собой, а не с Итаном. — Как ты себя чувствуешь? — Как будто меня сбил грузовик. Раз десять, — неуверенно отвечает Итан. Женщина не отвечает, даже не меняется в лице. Зато она пробегается пальцами по его рукам, смотрит, словно на подопытного кролика. Жутко. — Удивительно. У тебя прекрасная восприимчивость… Может, это влияние плесени? Итан хмурится. — Но это хорошо. Моя девочка, моя Ева… Ей нужен сильный сосуд. Уверена, на этот раз всё получится, – Итан дёргает руками. Ему не нравится эта обездвиженность и не нравится тон этой Миранды. — Подожди немного, — сосредоточено произносит она. — Я освобожу тебя, как только придёт Гейзенберг. — Кто? — кряхтит Итан. Миранда улыбается. — О, вы с ним похожи. Такие… Человечные. — Послушайте, я не понимаю, о чём вы. Где я? И где моя семья? — хмуро спрашивает Уинтерс. Всё это напоминает ему какой-то упоротый фильм ужасов. — Твоя семья здесь, — хладно отвечает Миранда, отходя в сторону. Из-за этого Итан теряет возможность наблюдать за ней. — Миранда? Миранда! Но женщина не откликается, а в комнате воцаряется такая тишина, что Итану начинает казаться, что он остался в одиночестве. Минут через десять дверь открывается, с грохотом ударяясь о стену. Итан вздрагивает. — Я ждала тебя, сын, — Миранда неспешно вышагивает по комнате. — У меня для тебя поручение. — Я догадался. В грубом прокуренном мужском голосе нет энтузиазма. Пожалуй, даже звучит раздражение, но Миранда явно не обращает на это никакого внимания. — Взгляни. Звук шагов выдаёт тяжёлые крепкие подошвы. Из-за тёмных очков (кто вообще носит солнцезащитные очки в полумраке?) не видно чужих глаз, но вся поза мужчины выдаёт одно: безразличие. — И? Очередное мясо для твоих исследований? Миранда качает головой. — Он уже принял Каду. Теперь он часть семьи. Итан прикусывает кончик языка: слова про мясо приводят его в возмущение, но сейчас незнакомец внезапно напрягается, сверлит его взглядом, и там, где раньше было отсутствие интереса, теперь читается напряжение. — Ты самый младший из моих детей. И более всех похож на него, — голос Миранды теперь вкрадчивый, манипулятивный. — Возьми его к себе. — Что? Почему я? — фыркает мужчина. — Альсина не берёт в свой дом мужчин. Владения Моро… Не приспособлены для того, чтобы в них обитал кто-то ещё. А Донна слишком эксцентрична для него. — Ты и про меня так говорила. — Это был другой случай. Да и вообще… Будешь оспаривать моё решение, Карл? –… Нет. — Вот и умница, — даже Итан морщится от поддельной любезности в её голосе. — Напои его и объясни, что да как. А меня ждёт девочка. Миранда уходит, оставляя их наедине. Итан не начинает разговор, потому что в принципе не знает, что сказать, а мужчина не спешит что-либо делать. В горле першит. — Блять, — с чувством тянет он. Итан, в целом, согласен и его не осуждает. — Сука. Тяжело вздохнув, он отходит куда-то в сторону, где, предположительно, стоит стол. Итан слышит звук льющейся воды, и жажда вспыхивает в нём с новой силой. Мужчина возвращается со стаканом в руке. На прозрачных граненых стенках поблескивают капельки воды, и, глядя на них, Итан снова неосознанно облизывается. Чужая ладонь в грубой кожаной перчатке скользит по его шее, чуть выше кадыка, слева направо. Резко дёргает что-то, и ремень, обхватывающий шею, ослабляет хватку. Несколькими секундами позже исчезает вовсе. Дышать становится легче. Итан приподнимает голову, и к его губам тут же прижимается холодное стекло. Он жадно пьёт, не замечая пронзительного взгляда, пропуская маленькие водяные капли, которые скатываются на его шею, оставляя за собой влажные дорожки. — Как тебя зовут? — спрашивает мужчина, убирая пустой стакан. — Итан. Итан Уинтерс. — Что ж… Добро пожаловать в Ад, Итан Уинтерс, — хмыкает он. — Драться собираешься? — С кем? — непонимающе спрашивает Итан. Его собеседник издаёт краткий смешок. — А ты здесь кого-то ещё видишь? Итан поджимает губы и не отвечает. Похоже, объяснять, что происходит и где он, ему никто не собирается. — Карл Гейзенберг, — безэмоционально представляется мужчина, постепенно освобождая его от ремней. — Будешь хорошим мальчиком, и, возможно, тебя не сожрут. — Что это за место? — Сучья конура, — раздражённо шипит Гейзенберг. — Ходить можешь? Итан, в принципе, не то чтобы в этом уверен, но кивает. У него затекли все конечности, поэтому двигается он с трудом и медленно. Боль иглами впивается в руки и ноги, но он преодолевает это молча, свешивая ноги с кушетки. Осторожно поднимается и пошатывается, но на ногах стоит, и это хорошо. — Ну, было и хуже. — Что? — У некоторых после этого вообще ног не оставалось, — отвечает Гейзенберг, и его тон звучит слишком оптимистично для таких новостей. — Пошли. Итан с трудом поспевает за ним, всё ещё ощущая онемение. — У той женщины были крылья. — О, а ты наблюдательный. — Она не человек. — Ещё и сообразительный, — с иронией отвечает его сопровождающий. — По-твоему, это смешно?! — шипит Итан, толкая его. Следующее мгновение встречает его острой болью в спине и затылке. Итан сдавленно охает, сжимая чужое запястье. Гейзенберг вжимает его в стену одной рукой, словно Итан весит не больше котёнка, и угрожающе скалится. Его клыки напоминают Итану о вампирах, вселяя острое ощущение беспомощности, ничуть не меньше, чем рука, сжимающая его шею. — Послушай-ка сюда, И-и-итан, — почти издевательски тянет он. — Давай кое-что проясним. Ты попал в сраное змеиное гнездо. Никто здесь тебе не друг. И правила твоего выживания здесь просты: будь хорошим мальчиком и слушайся папочку. Иначе кранты. Усёк? Итан вынужден кивнуть просто потому, что начинает задыхаться. — Отлично. А теперь мы уйдём из этого гадюшника, и, может быть, только может быть, я соглашусь ответить на парочку твоих вопросов. Гейзенберг резко отстраняется, а Итан чуть не падает на пол, откашливаясь. Вот ублюдок. Но Итан и правда следует за ним молча, мотая головой в стороны — его как будто пригласили на экскурсию по средневековому замку. Они петляют по коридорам с высоченными потолками, от двери к двери, из комнаты в комнату. Всё это похоже на изысканно обставленный лабиринт Минотавра. — Как интересно... Не останетесь на чай? — мурлыкает кто-то сзади. Итан вздрагивает, оборачиваясь. Этот голос он уже слышал там, в каморке. — Тц, — Гейзенберг морщится. — Дай-ка подумать. Подумал. Нет. Девушка надувает губы и обиженно хмыкает, но Итан слишком смущён её жутким макияжем (макияжем ли?). Она сладко улыбается, довольная его вниманием. — Пошли, — буркает Гейзенберг, хватая его за плечо и разворачивая к себе. — А это… — Итан осекается, вспомнив о наказе молчать до выхода из замка. Но Гейзенберг, кажется, не злится. — Даниэла. Не советую в качестве собеседника. То, что ты проявляешь к ней своего рода милосердие, не значит, что потом она проявит его к тебе. Итан решает не спрашивать, что он имеет в виду. Они выходят в заснеженный сад и оттуда, через кованую ограду, спускаются куда-то вниз, где виднеется деревня. Улочки мрачные, тесные и грязные. Редкие прохожие смотрят на них, с почтением — на Гейзенберга, и с подозрением — на него самого. — Ты не местный, да? — Нет, я… Переехал в дом, не так далеко отсюда и… — Тогда, уверяю тебя, это был самый ужасный выбор в твоей жизни, — перебивает его Гейзенберг. — Где моя семья? — Я-то откуда знаю. — Моя жена и дочь. Я должен их найти, — хмурится Итан. — Куда мы идём? — Ко мне домой, — мужчина пожимает плечами. — Подожди-ка. Дочь? — он оборачивается к Итану, приподняв бровь. — Такая… Лялька? В розовой херне, — он указывает руками на себя, изображая кофточку. — Да, — взволнованно отвечает Итан. — Ты её видел?! — Да. Сочувствую тебе, мужик, — Гейзенберг снова поворачивается к нему спиной, продолжая идти. — Подожди! Что… Где она? Что с ней? — Итан, помня предыдущий печальный опыт, не трогает его, но быстро догоняет. — Она у Миранды. Полагаю, сейчас с ней всё хорошо. — Тогда почему… — Этого я тебе пока сказать не могу, но, поверь, с ней никому и никогда не бывает хорошо надолго, — фыркает Гейзенберг. — Отведи меня обратно в замок. — Что? Итан остановился, скрестив руки на груди. — Отведи меня обратно в замок. Гейзенберг тоже остановился, смерив его тяжёлым взглядом. На какое-то время воцарилась тишина, прерываемая лишь воем ветра. Потом Гейзенберг закатил глаза и подошёл к нему. Итан напрягся, ожидая удара, но вместо этого мужчина вдруг чуть пригнулся, обхватывая его бедра, и приподнялся, закидывая его на плечо. — Эй! Поставь меня на землю! Слышишь ты, ублюдок! — И свалился же на мою голову, — устало вздохнул Гейзенберг, продолжая свой путь.