Плечи Атласа

      В этот день всегда было хуже обычного. Выжившим необходимы символы. Нужны якори, подтверждающие — вы смогли, выиграли, надрали задницы и теперь можете станцевать на ещё не остывших костях. Или скорее на обугленных каркасах.       Годовщина победы была одним из этих разделённых на всю галактику якорей. Десять лет она связывала уцелевшие остатки цивилизаций воедино даже крепче, чем раньше — система ретрансляторов. Как минимум потому что в победу вложились все; выгрызли её зубами, руками, клешнями, мандибулами, истощили запасы не одного десятка прежде богатых планет — все принесли свои жертвы.       Шепард никогда не считал, что ему пришлось тяжелее прочих — скорее наоборот. Он просто выжил. Когда подсчитали потери, оказалось, что это уже достаточный повод для гордости. Только ничто не избавляло от застрявшего в глотке хрипа на затерянной среди теней границе слишком знакомого леса.       — Опять? — сонным шёпотом интересуется Кайден. Сегодня не его очередь просыпаться от кошмаров. Шепард молча кивает, тянется за стаканом и мелкими глотками вбирает в себя осязаемое, физическое — реальное. Прохладную, чуть солёную минеральную воду, сверхпрочное стекло под пальцами, шершавую ладонь на плече… Если всем остальным в галактике нужны якори, то почему ему не иметь собственные?       — Эй, иди сюда, — Кайден тянет его на себя, щекотно дышит в шею.       Спорить не хочется. Можно было бы сказать, что хочется, чтобы это просто прекратилось, но Шепард имеет достаточно смелости, чтобы признаться себе, что отчасти даже боится конца этих кошмаров. Будто исчезни они — исчезнет и память обо всех, кого не вышло спасти. Это далеко не всё, чем Джон Шепард себя определяет, но это важная часть его самого. Почти такая же важная, как то, что он так и не поменял семь лет тому заминированные «на всякий случай» Гаррусом и Заидом панорамные окна в гостиной.       Кайден не был против — и это, наверное, что-то говорило и о нём.       Шепард укладывается обратно и натягивает на обоих одеяло. Кайден, не открывая глаз, ловит его руку и благодарно целует пальцы.       Жаль, что утром не станет лучше.       Жаль, что он снова оказывается прав.       — Ты обещал адмиралу. Я всё понимаю — правда понимаю, но это не тот случай, когда можно угнать «Нормандию» и сбежать, — Кайден собирается спокойно, неторопливо. Шепард избегает даже смотреть в сторону шкафа с парадным кителем.       — И где твой дух авантюризма? — он скрещивает руки, прислоняясь к стене рядом. Кайден привычно вскидывает брови.       — Я не сказал, что не хотел бы стоять рядом, пока ты опять будешь взламывать её зубной щёткой.       Почти приятное воспоминание.       Солнце скользит лучами по блестящей отделке на брюках, теряется в воротнике пока что расстёгнутой рубашки, выцепляет серебро на висках. Не удивительно, что его становится всё больше. И не только у Кайдена — последняя жизнь выдалась довольно напряжённой.       Увиливать глупо — сам же согласился.       Шепард отталкивается от стены — хотел бы решительно, но скорее обречённо.       — Я же сам потом купил ей новую, — механически отзывается он, доставая свою форму из секции. Знаки отличия реагируют тихим шорохом.       — Джон…       — В норме, — кивает Шепард, когда Кайден трогает его за плечо. — А ты опять током бьёшься.       Мягкий смешок внушает уверенность — может, сегодня получится продержаться.       Он даже говорит речь. Не лучшую из возможных, но настолько откровенную, насколько это осуществимо под прицелом камер. Всё происходящее — часть обещания Хакетту. Часть жизни того, кто стал для всех воплощением якоря. Часть напоминания, зачем они победили. Вместе, плечом к плечу.       Кайден ловит его взгляд и коротко, ободряюще улыбается. Его очередь сразу после Шепарда и это едва ли не единственное, что удерживает Джона от немедленного побега. Ему нравится смотреть на Кайдена на публике — собранного, внимательного и чудом непринуждённого. Сам Шепард до сих пор вспоминает свои первые неловкие интервью. Ему понадобилось несколько лет и умереть, чтобы это перестало иметь хоть какое-то значение.       Он без труда держит каменное лицо, пока приходится стоять на сцене, но стоит им зайти за кулисы, как Шепард быстро оборачивается, кивает Кайдену и уходит вперёд, стряхивая всех, кто хочет задержать его разговорами. Душно и тяжело.       Через две улицы отсюда на небольшом проспекте — памятный мемориал. И там Шепарду самое место. Даже если его и хватятся, обязательный план выполнен, а публичные выступления лучше оставить тем, у кого это получается.       Он останавливается там же, где и всегда. Возле пластины, с которой пошёл отсчёт жертвам Жнецов. Всё ведь началось с Дженкинса. Для него, для экипажа «Нормандии» всё началось с рвавшегося в бой капрала Ричарда Дженкинса. Тогда никто и не подозревал, насколько огромными станут мемориальные доски на каждой населённой планете.       — Капитан Шепард? — парню на вид не больше пятнадцати. Натянутая по самые брови бейсболка живо напоминает ему о Джокере, который всегда оказывается куда успешнее капитана в придумывании отговорок для официальных мероприятий.       — Да?       Парень засовывает руки в карманы и вздёргивает подбородок. Качается на пятках, вытаскивает ладони, отводит за спину. Как-то так, наверное, выглядят дети, собирающиеся признаться в краже печенья из банки.       — Я могу чем-то помочь? — спрашивает Шепард.       Парень вздыхает и снимает бейсболку.       На левой стороне лба начинается огромный ожоговый шрам, уходящий на затылок. Видимо, из-за него он побрился налысо. Зажившие рытвины, похожие на следы от шрапнели, на щеках и подбородке. Значит, последствия той войны. Совсем ребёнком был… Внимательные, по-взрослому понимающие зелёные глаза.       Шепард с трудом сглатывает ком в горле. Неудобно, китель давит на плечи, тянет куда-то вниз, и он почти готов услышать — тогда, десять лет назад, вы не успели спасти кого-то. Родителей, братьев или сестёр… Единственное, на что он так и не смог найти правильных слов для ответа.       — Меня зовут Кенни Уилсон. Вы, наверное, меня не помните, — он отводит взгляд, пока Шепард борется с желанием ослабить воротник, — Тогда, десять лет назад, мама взяла меня с собой на работу. Она была аналитиком в Комитете Безопасности Альянса. В тот день, когда напали…       Парень встряхивает головой, а потом упрямо, сквозь зубы выталкивает:       — Когда напали Жнецы, они пытались разобраться с сигналами с ретрансляторов, всё было плохо, но она говорила не бояться, даже когда… А я всё равно испугался и полез прятаться в вентиляцию.       В ушах звенит, болит ушибленная спина, в пистолете ни одного заряда, Андерсон кричит «пойдём». Пахнет огнём и пылью. Нужно бежать, добраться до «Нормандии», но прямо здесь, в вентиляции рассыпающегося здания прячется ребёнок. Джон отвлекается всего на секунду, чтобы затем увидеть пустую шахту. А чуть позже — взрыв.       — Я тебя помню, — язык почти не слушается. Прямо как в этих снах, когда вокруг будто вакуум и звать бесполезно.       — Правда? Я хотел сказать вам спасибо. Вы всё-таки помогли. Не только мне, а всем сразу.       Он смотрит прямо, уверенно, без тени осуждения или упрёка, протягивает ладонь для рукопожатия. И рука у него такая же твёрдая.       — Как ты выжил? Тот Жнец сбил оба челнока на моих глазах.       — Меня и ещё одну женщину подобрал следующий отряд. Помню только, как эта женщина вытащила меня из воды, и всё. Больше никогда её не видел, — Кенни косится на мемориал, а потом неожиданно сдёргивает с плеч рюкзак и начинает в нём копаться. — Всё это время мы с сестрой жили в Австралии, но теперь… Я записался добровольцем. У меня есть одна просьба…       Он достаёт коробку с моделью, которую Шепард и с закрытыми глазами узнал бы. Судя по упаковке, эту Кенни собирал сам.       — Пожалуйста, передайте это капитан-лейтенанту Моро. Я хочу стать следующим пилотом на «Нормандии», как-то неловко будет оставлять лейтенанта без его любимого корабля, — по-мальчишески нахально улыбается Кенни, протягивая Шепарду фигурку.       — Амбициозно, — с улыбкой хвалит Джон, ни капли не сомневаясь, что так оно и будет. — Джокер… То есть, капитан-лейтенант Моро точно оценит.       Кенни задорно фыркает, натягивая бейсболку обратно.       — До встречи, капитан Шепард, — он не отдаёт честь, просто вытягивается как по команде «смирно», кивает и оставляет Джона одного.       Едва слышное безадресное «спасибо» тонет в наконец грянувшей на площади торжественной музыке. Один выживший не вернёт всех остальных, это и близко не равновесие, но Шепарду становится легче. Действительно и без самообмана, которым когда-то давно пришлось закончить сессии с терапевтом, чтобы не ворошить каждый раз одно и то же.       На один кошмар меньше — неплохой результат, так ведь?       — Так и знал, что найду тебя здесь, — Кайден бесшумно появляется рядом, скользит ладонью по плечам, замечает коробку и непонимающе щурится. — Откуда?..       — Этот мальчик, который мне снится… Кенни Уилсон. Он выжил. И только что попросил меня передать это Джокеру, чтобы у него осталась своя «Нормандия», когда он его заменит в кресле.       Кайден сначала выглядит обеспокоенным, но выражение лица Джона сейчас даже ближе к безмятежности, чем когда он просыпается после хорошей ночи.       И впервые за десять лет Шепард в этот день искренне улыбается.