небо в огне

Иногда Вадику трудно ему в глаза смотреть. Не потому что он смущается всей этой романтической хуйни, нет, Вадику поебать, что о нем кто думает, а если будут возмущаться слишком громко, он просто съездит умнику кулаком по лицу. Нет, Вадика пугает взгляд Олега, темный, дикий; там звери пляшут, там мрачно темнеют отблески чего-то страшного. Олег Волков сам по себе не слишком страшный. Ну, ходит в черном, но Вадик прекрасно понимает практичность такого выбора: маркая кровь все же меньше видна. Улыбается редко, но это тоже нормальное явление для наемника: они все или становятся угрюмыми, как на похоронах, или веселятся, будто в последний раз. Вадик относит себя ко второму типу. Олег мимикрирует под первый. Но все равно от него оторопь берет. На самом деле Олег тоже ебанутый, и в гуще перестрелки в его взгляде мелькает какая-то ядреная хищная злость. Та же, с которой он вгрызается в Вадика, клыками дерет, а волчий кулон неудобно впивается куда-то под ключицу, настолько близко Олег прижимается, не отодрать его. Трахается Олег всегда с огоньком, разом стирая все барьеры. Кусает за пальцы, непокорно рычит, но стелется и льнет так, что сомнений не остается: Олегу по кайфу. Это почти единственное, что делает кого-то вроде них живыми. — Эй, Волче, — зовет его Вадик, когда Олег в очередной раз проверяет кобуру на поясе. — Тебе ж не обязательно под пули лезть. Я уже заебался из тебя их выковыривать. «Надо будет — прикрою», — настырно вертится на языке. Но Олег заботу не принимает, трясет головой, упрямо скалится. Дерганый весь. Двигается немного неловко. Сегодня плохой день, пасмурный, и у Олега наверняка ноют старые раны, о которых Вадик предпочитает не спрашивать. — Вадь, прекрати, — бросает Олег через плечо. Как-то очень просто, по-домашнему, что Вадик радостно расплывается в широкой ухмылке. А впереди маячит возможность откинуться с пробитой башкой — веселого мало, но все же получше, чем подыхать с простреленными кишками. — Дело-то плевое, вынесем их побыстрее, — обещает Олег, ненароком касаясь его плеча, потрепывая. Правильное прикосновение, твердое. Не то чтобы товарищеское, нет, друзья так не сжимают пальцы — крепко, почти до синяков. Вадик прикрывает глаза и как будто воочию видит расцветающие на плечах Олега отметины, оставленные его зубами. Дыхание ненадолго перехватывает, и он двигает за Олегом скорее на автопилоте, не вдумываясь. В машине, в которую набилось еще несколько наемников, пахнет потом и порохом. Вадик кривится: нормальные люди знают про существование дезодорантов, чтобы не пасло, как от скотины. Вадик слишком притерпелся к запаху Олега: железному, чуть горьковатому, очень своему. Олег ненавязчиво прижимается боком; в машине душно и тесно. Вадик косит на него взгляд, на такое же, как у него, черное шмотье. Задание скучное: разнести какого-то бизнесмена, которого заказал его конкурент. Куча охраны прилагается. У Вадика с Олегом сегодня роль обычных шестерок, но они не претендуют на большее. Платят хорошо, а светиться не хочется. Шею душит ворот, и Вадик мрачно дергает его. Для того, что ли, татуху бил, мучался, чтобы потом под водолазкой прятать? Он что-то ворчит, огрызается на вопрос хмурого лысого наемника напротив. Олег косится, вопросительно бровь выгибает. Вадик пожимает плечами. Все будет хорошо, как только они доедут, дотрясутся на фургоне. Когда начнется пальба.

***

Он прикрывает сверху, следя за Олегом. Прекрасно отличает его от других наемников, считывает движения знакомые, выученные. Вадик знает, как он дерется, как уклоняется. Замечает даже моменты, когда Олег сбивается с ритма из-за старых ран, когда он беззащитнее всего — и когда ему нужна помощь. Конечно, Волков и сам взрослый мальчик, но напарник с хорошей снайперкой — это никогда не будет лишним. Вадика увлекают передвижения людей внизу, похожие на шахматную партию. Ему нравится наблюдать почти столько же, сколько самому кидаться в безумную драку. Вадик отстреливает почти аккуратно. Негромко напевает. — Танцуй, если чувствуешь ритм, танцуй это то, чего им никогда не отнять, — мурлычет довольный Вадик. — Мы отдали практически все, клетка захлопнулась — нам не сбежать… Олег хрипло огрызается в динамик. Разряжает обойму в грудь какому-то амбалу, дергается вбок, прячась за углом от стрекочущей очереди, подрубающий следующего за ним наемника по ногам. Олег немного замедляется, будто думает, стоит ли затащить за собой случайного товарища… И лезет за ним, заволакивает, подставляясь под пули. Вадик работает быстро, и автоматчик падает с пулей, впившейся в горло. — Только правда, тонкий лед под ногами не даст мне соврать, — напевает Вадик, глядя на то, как внизу перебегает, пригибаясь, Олег. — Мы — слепые солдаты на чужой непонятной войне… Мы с тобою солдаты… Грохочет взрыв, расцветает рыжим пожаром, чадит густым дымом. Напряженно вглядываясь, Вадик наблюдает за Олегом, который лежит на заляпанном кровью полу, прикрывая голову руками. Рухнул, когда увидел брошенную гранату. Но Олег поднимается, отряхивается от стеклянной крошки. Бегло смотрит вбок… — Тебя заметили, убирайся, — скрежещет резкий голос Олега. — Дракон, слышишь меня? В голосе — настоящий, неподдельный испуг, и еще — огненная злость, которая нравится Вадику. Он оглядывается достаточно быстро, чтобы засечь движение за спиной, отскакивает в сторону. Противник, видно, не ожидавший от него такой ловкости, пролетает мимо, в вытянутой руке сверкает нож. Вадик толкает его вниз, со второго этажа, награждая прикладом по виску. Охранник летит вниз, размахивая руками. Пока не подоспели другие, Вадик убирается. Спускается вниз, находит своих — все в крови, кто-то прихрамывает. Олег кривится, поводя плечом, но там ничего серьезного. Застыли у двери, которую кто-то запер на электронный замок. Силой такую не взять, техники возятся, быстро взламывают, а наемники рассредоточиваются, чтобы спины им прикрывать. Вадик осматривается, устало качает головой. Дверь открывает, пиликая, и Вадик одним из первых понимает, что по ту сторону люди с автоматами, и те выскакивают прямо на прижавшихся к стенам наемников. Своими телами прикрывают начальника — пиздец преданность… Он падает из-под обстрела, пытаясь отползти. Охранников быстро сминают, но несколько наемников валятся прямо тут, когда они почти закончили с заданием. Хуевая смерть… — Цел? — спрашивает Олег, стоящий над ним. По его лицу стекает кровь — чья-то чужая. Где-то за их спинами наемники скручивают вопящего бизнесмена, на которого Вадику в душе поебать. Кто-то отчитывается нанимателю. — «Акиматы» — это что? — вдруг спрашивает Олег, протягивая ему руку, за которую Вадик крепко цепляется, поднимаясь и наваливаясь на Олега. — Ты там пел, «акиматы просят огня». — Типа районной управы, — вспоминает Вадик. — В Казахстане. Если я ниче не путаю. Олег кивает, как будто это все, что ему нужно было знать в этой жизни. И улыбается.

***

А потом они заваливаются в заранее снятый номер — у них всегда есть запасной план, и еще один, и еще. Олег мастерски придумывает планы. Сейчас Олег весь в крови, взмыленный, очень затраханный после драки, что даже трогать его не хочется, только любоваться, но тот сам лезет, вцепляется пальцами в выгоревшие Вадиковы волосы, дергает. Вадик сползает перед ним на колени, смотрит снизу вверх, прекрасно зная, что Олегу это нравится. Дергает армейский ремень с тяжелой пряжкой. Олег все смотрит, пялится неотрывно, и Вадик ухмыляется себе под нос. Вдруг вспоминает, как давным-давно встретил его впервые, пацана мелкого, запыленного в том адовом песке, в котором они тонули. Потом Олег работал один, как-то раз пропал в никуда, а потом явился к Вадику раненый и злой. Зализывал раны и что-то себе решал. А потом они стали работать вместе. Несложно все получилось. — Нравится вид? — подмигивает Вадик, опомнившись. — Какой из тебя Дракон, — хрипит Олег. — Ты же псина та еще, Вадим, ты посмотри на себя… Вадик послушно скалится, встряхивает головой. Пусть болтает себе, если нравится. Задирает липнущую к телу майку, вылизывает, чувствуя терпко-соленый привкус. Пытается куснуть — Олег неловко дергает ногой, пытаясь его отпихнуть, но Вадик только глупо смеется, стаскивает с него штаны. Облизывается. Еще Олегу нравится за горло его прихватывать — жестко, ошейником, чувствуя себя же внутри. Вадик мог бы устроить ему представление, поскуливая и дергаясь, но он почему-то ненароком отпускает контроль, правда задыхается, глаза закатывая. Некрасиво, но искреннее некуда. Горячее некуда. Огнем палит глотку, жар скапливается в груди, внизу, во всем теле, и Вадик ловит это блаженно-пугающее чувство невесомости и несознательности. А потом Олег дает ему вздохнуть, ждет терпеливо. Наслаждается. Однажды ублюдок его задушит, но Вадик не жалуется. Он старается, хочет вывести Олега на стоны — тот всегда тихий. Может, голоса своего стесняется. А Вадика ебашат они прямо по позвоночнику, как электрические заряды. Олег хрипит негромко, глаза закрывает. Пальцами — в волосы, дергает, не позволяя отстраниться, вслушиваясь в раскатистое рычание Вадика — такого же порывистого и жадного. Непокорного. Знает, что Вадик ему в следующий раз отплатит. Смакуя его вкус на языке, Вадик расслабляется, позволяет, и, когда Олег требовательно рычит, залезает к нему, близко, очень нагло, быстро дергая свои штаны вниз, чтобы — вот так, вместе, быстрыми рваными движениями, доводя Олега до сиплых криков. — Вадим, — вдруг просит Олег, вцепляется ему в загривок крепко. — Вадь, взгляни на меня. Вадик останавливается, смотрит. Дышит прерывисто, и его дыхание оседает у Олега на губах, настолько они близко. Аж в груди ломит. Взгляд у Олега тот самый, тяжелый, убийственный, но Вадик находит в себе силы не отворачиваться. — Ты меня никогда не предашь? — требовательно спрашивает Олег. — Даже если тебе заплатят? Придет кто-то, даст тебе денег и скажет: пристрели мне Олега Волкова. Что ты делать будешь? — Найду трупак, который очень похож на тебя, — медленно, обстоятельно отвечает Вадик, хотя его всего корежит от желания. — Разукрашу ему личико. Задеру цену, потому что ты, Волче, ценная добыча, так просто не даешься. А потом мы с тобой возьмем эти деньги и свалим куда-нибудь… где мы чуть менее в розыске. Доволен? — Ну, и откуда мне знать, что ты не лжешь, — жестоко выговаривает Олег. — Блять, ну ты и мудак, — сквозь зубы выплевывает Вадик. — Я ему тут распинаюсь, а он выдумывает. Дай хоть закончу, это у тебя от недотраха шарики за ролики. Олег медленно кивает. Вадик думает о том, что у того слишком много недоверия к человеку, у которого на груди набиты волк и дракон — неиронично в форме сердечка. Что Олег — та еще зверюга, его приручать надо. Они заканчивают почти одновременно. Олег издает тот потрясающий скрежещущий звук, крупно вздрагивает. Вадика доводит не механически движущаяся рука, — а вот это его выражение лица, искусанные влажные губы, прикрытые глаза, веки дрожащие, румянец на бледных щеках… Обычно Олег целоваться не любит, стряхивает его, но сегодня позволяет, и Вадик решает, что этот день однозначно нужно записать как один из счастливых.

***

Возвращаясь из душа, Вадик коротко выглядывает в окно. Ничего, пусто, только фонарь светит. По номеру Вадик уже привыкает передвигаться так, чтобы особо не подставляться. Опыт подсказывает, где именно будет линия огня, но сейчас все тихо. Проверяет мобильник, видит оповещение о переводе. Хорошо, когда наниматели понимают, кого лучше не наебывать. На ощупь Вадик находит в темноте Олега. Прям как черную кошку. С Олегом спать — та еще проблема, тот во сне дергается всем телом и стонет, но, если прижать покрепче, успокаивается, только наутро хмуро зыркает. Наверное, думает, что болтает во сне, а спросить стыдно. Но Вадик ничего не слышит, кроме сиплых стонов. Совсем не таких, как ему нравятся, — от этих волосы дыбом встают. — Ночи в пустыне холодные, — насмешливо протягивает Вадик, подгребая Олега под бок. Вот так, без оружия, без кожанки, без всего — Олег кажется очень мелким. А Вадику хорошо — удачно, что ты выглядишь, как шкаф из фильмов про бандитские девяностые, когда твой мужик нервная сволочь, которая рвется из крепких объятий. Все равно потом к утру к боку прибивается, так чего приличия корчить? Вадик человек простой, и Олегу это, вроде как, даже в нем нравится. Он не уверен. Олег предпочитает об этом не говорить. — Вот вспомнил, сто лет назад было, надо же… Почему мы тогда не переспали? — спрашивает Олег сонно; у него нет сил даже отбиваться и пытаться отодвинуться. Вадик качает головой, вспоминает Сирию. Было бы, что вспоминать, кроме мертвецов и песчаных бурь. Олег спрашивает так, будто в его жизни было бы от этого что-то проще. — Люблю постарше. Ты, Волче, как коньяк, тебе настояться надо было. — И пережить побольше всякой больной хуйни, — тихо бормочет Олег. Необычно откровенный ночью — возможно, это потому что Вадик не видит его лицо. — Зато сейчас ты здесь, — рассуждает Вадик. — В моей постели. Ну, то есть нашей. То есть гостичной. Не важно, блядь. Я предпочитаю жить сегодняшним днем, если ты не заметил. Как посмотрю на тебя, так все больше в этом убеждаюсь! Нахуй прошлое, — провозглашает Вадик. — И в пизду будущее. Только здесь и сейчас. Олег смеется — мягко, негромко. Очень лично. Слышится в этом терпеливое: «Какой же ты дурень, Вадим, и не взрослеешь». — Я рад, что я здесь, — осторожно говорит Олег. — Что я не один. И что ты… относишься ко мне как к напарнику. Вадик кивает и уже медленно проваливается в сон. Только успевает подумать: «Чуть лучше, чем к напарнику, Олеж». Олег вздрагивает, и Вадик понимает, что он-то точно может болтать в полусне.