Unspeakable

— Ваше величество, вы... — начал было Вингал. — Рашугал заплатит за то, что случилось в Хамире, — без прелюдий сказал Гайус, решительно и жестко. У него не найдется сострадания к тем, кто посмел поднять оружие на мирных граждан Адж Ула, и Вингал, целиком и полностью разделяя это чувство, склонил голову в знак уважения и согласия с позицией короля. — Конечно, — коротко ответил он. А заметив на себе выжидающий взгляд, продолжил: — Армия в полной боевой готовности. — А что с переправой через топи? В ифрите почва в Файзабадских топях была недостаточно стабильна, а климатические аномалии только ухудшали ситуацию. Вести пятьдесят тысяч человек в эту местность было безумием. Вингал подошел к столу с развернутой на нем совершенно обычной картой и кончиками пальцев задумчиво провел по тому месту, где был отмечен Файзабад. — Не пытайся нагнать ужаса, в жизни не поверю, что ты это не продумал и чего-то не предусмотрел. Вера Гайуса в своего стратега была безоговорочна. Вингал только вздохнул. Продумал, конечно. В его голове несколько планов, но ни один из них не казался достаточно успешным. Когда он уже было собирался озвучить первый из них, его взгляд упал на краешек одного из старых отчетов по уборке снега в Ханбалыке. Вингал вытянул его из-под кипы документов и все, что думалось предложить до этого, отсеялось за ненадобностью: он нашел тот самый идеальный способ, единственный, который мог гарантировать успех. Он улыбнулся уголком рта и машинально присел на резное кресло. Сдвинув карту в сторону и все еще держа отчет в руках, Вингал наконец ответил: — Ну, в любом случае, план теперь точно есть. — Теперь? — полюбопытствовал Гайус, отойдя от высокого окна, возле которого стоял до этого, и заглянул Вингалу через плечо. — Что это? Какое отношение снег имеет к нашей проблеме, Лин... — он совершенно по-детски дернул того за торчащую вверх светлую непослушную прядь волос, видимо в шутку возмущаясь насчет занятого кресла — жест, призванный немного разрядить атмосферу. — Снег — никакого, — усмехнулся Вингал, отмахиваясь от его руки, а затем снова посерьезнел: — А вот методы борьбы с ним... В тот раз... в храме Зайра я подумал о том, что можно искусственно изменить погодные условия Ханбалыка. К слову, тебе я об этом рассказывал, но ты, помнится, все проспал, — не упустил он возможности пожурить короля. Тот лишь закатил глаза: — Ближе к делу. — Бустеры, — монотонно продолжил стратег. — Очередная причина порадоваться тому, что они у нас есть. И что... вложения были не зря. Задействовав достаточное количество бустеров и обеспечив максимальный выброс маны, мы сможем призвать достаточно духов земли, чтобы сезон в Файзабаде искусственно сменился на раноум. Ханбалыкские проблемы таким подходом не решишь, если целиться в перманентную смену климата, но для того, чтобы просто провести войска через Файзабад, этот способ подходит как нельзя лучше. Гайус молчал, и молчание затянулось. Вингал, уже всерьез успев подумать, что ляпнул ерунду, в конце концов, собрался с духом спросить «да что не так?!», но король его опередил: — Хорошо. Нужно донести это до солдат. План... Я и не ждал меньшего, конечно, — проговорил он, задумчиво потирая подбородок. Вингал выдохнул и усмехнулся: — Ну, скажем так, его бы и не было, если бы не эта бумажка, — потряс он отчетом в воздухе. — В кои-то веки бардак на этом столе оказался полезным. Мы ему обязаны. Вернее, тому, кто его учинил. Конкретно тебе. Но... Позволь, я все же задам вопрос: о чем так долго можно было думать?.. Гайус снова замолк. В этот раз, благо, не на очередную вечность. — Я не скажу ничего нового, Лин, — сообщил он. — Ничего из того, что не говорил раньше. — Но все же? — Вингал не отступился, не вполне понимая, к чему тот клонит. — Если тебе хочется услышать это в сто тысячный раз — будь по твоему, — король вздохнул, и его следующий жест совершенно застал Вингала врасплох. Если подумать, ничего особенного: Гайус просто наклонился к нему очень и очень близко и просто взял за руку, просто сказав при этом в тот самый сто тысячный раз: — Я рад, что ты на моей стороне, — а потом продолжил: — Быть может, я и так верю в тебя, но пообещай, что останешься со мной до конца, Лин. Нужно было что-то ответить, но мыслить трезво в таких условиях у Вингала не получалось — он сдался на милость собственных чувств. Будь что будет. — Обещаю. Потому что... «U linun' yaio»[46]. Слова зависли в воздухе. Замахнувшись на эту фразу, он совершенно забыл о своей незначительной языковой проблеме. Той, которой он оправдывал проблему лежащую гораздо глубже, чем просто пониженный эмоциональный отклик языка, глубже, чем неспособность быть откровенным на лондау. Той, которой он прикрывал свою неспособность выражать эмоции в принципе и свой страх не оправдать ожидания короля. — U... — неловко попытался он и почувствовал, как каменеет язык, как сердце резко ухнуло куда-то вниз, как что-то запульсировало в голове и какой невыносимой стала боль в горле, а все тело закололо так, будто в него всадили тысячу игл. Ему было холодно, и огонь в камине с этим мало что мог поделать. По сравнению с его ледяной рукой, ладонь Гайуса казалась обжигающе горячей. Вингал, как ошпаренный, выдернул пальцы из его захвата, тут же приходя в себя. Гайус лишь неопределенно пожал плечами и отошел к камину, отвернувшись и старательно делая вид, что картина, висящая над ним, гораздо интереснее, тем самым давая Вингалу собраться с мыслями. Тот лишь устало потер виски и едва слышно произнес: — Потому что я люблю тебя. Король молчал, и Вингал хотел думать, что тот просто не расслышал, потому что ризе-максианский звучал так лживо, что ему хотелось сгореть со стыда. — Мне не о чем больше доложить сегодня, — поднялся он с кресла. — Понял, — отозвался Гайус, все еще стоя к нему спиной. Вингалу на секунду показалось, что ему удалось ранить короля, серьезно его обидеть. Проснувшаяся совесть заставила его принести извинения. — Ваше величество... — начал было он. — Нет, — перебил Гайус, и сразу было понятно, к чему конкретно относилось это «нет». — Арст, — исправился Вингал. — Прости меня. И сколько раз ему уже приходилось извиняться за свои неосторожные слова?.. Король обернулся, и Вингал знал: неловкие извинения приняты, а значит, можно идти. Он еще раз поклонился и поспешил поскорее покинуть кабинет, когда внезапно его снова окликнули: — Лин! Вингал притормозил и, оглянувшись назад, выжидающе смотрел. — Hidibaedid tī nuwatīdiya[47]. Лондау заставил вздрогнуть, ровно как и неясное чувство дежавю. Он выдохнул и твердо ответил: — Вперед к победе.