Мошка, Картошка и Идиоты

Йосеф, конечно, намек понял: сложно не понять, чего от тебя хотят, когда все тело прошивает приятной истомой от каждого касания.  И, конечно, ничего с этим делать он не собирался. Парой реплик Йосеф вновь довел Млакха до злобного грудного хрипа — было тем легче, что Хищник с каждой секундой становился только нервознее, искрился, как перерубленное оптоволокно, — а потом, не желая брать грех на душу, все же не дал себя нечаянно убить.  Отпустить Млакха при этом не мог тоже: тот пойдет или на пугал — и вернется с незаживающими ранами, — или на других инопланетян — и тогда в целом едва ли сможет вернуться. Не пытался он использовать и собственных созданий для отвлечения раздраженного сверх меры Хищника: жалко.  Оставался сам Йосеф, а его… Йосеф, в конце концов, может и потерпеть. Ценного в нем было немного: одежда за это время и без того превратилась в лохмотья, от того, что пару раз повозят ею по стенам, критичного ущерба нанесено не будет. Разгрузка была предусмотрительно скинута на пыльную койку, клубки остались снаружи, а больше ничего у Йосефа и не осталось. Упрямо придерживаясь намеченного плана, Йосеф аккуратно упомянул Млакхову родню — и тот послушно пробил когтями стену в опасной близости от лица. Потом вежливо уточнил особенности статуса «плохой крови» — и Хищник, от излишних эмоций переключившись в невидимое состояние, за горло откинул его в угол между душевой и верстаком. Единожды, когда Йосеф сипло поинтересовался, не является ли оскорблением то, что слабого, бесполезного человека взяли под харклантрексчкерт, Млакх взъярился не на шутку, сделал что-то такое, отчего на пару секунд всплыла безобразная муть в голове и заболело внутри. А еще, к вящему его сожалению, Млакх своего человека видел насквозь. Йосеф нелогично обижался: Хищник рычал, но будто искренне веселясь. Вертел им, но так, чтобы точно не сломать, не повредить и без того мягкое человеческое тело. Йосеф чувствовал себя дураком. Ребенком, который попытался манипулировать родителями, а те, умиленные, послушно притворились, что их обвели вокруг пальца. Ощущение окончательно оформилось, когда Млакх, до сих пор прошиваемый бесконтрольной грубой дрожью, подхватил Йосефа под бедра и почти усадил себе на предплечья. — Ты не заключал ритуал ухаживания, aleyrt, — злобно и смешливо зарычал Млакх в самое ухо. — Не будет гордой смерти от моих рук, идиот. Hr'grtal gtrakt gestorbschn agurts. Йосеф дернулся в искреннем возмущении. Путаясь в пальцах, он вцепился в осточертевшую уже маску, закрепленную на крепкой шее — глазницы ее тут же угрожающе засветились, — и уязвленно боднул тяжелые надбровные дуги. Дернулся на пробу, когда когти мягко царапнули потную поясницу, предсказуемо не смог даже пошевелиться и пробормотал что-то очевидно несогласное. Млакх почти не успокаивался, огревал жаром и смотрел довольным, слегка безумным взглядом.  Такое удовольствие Йосефу не нравилось. — Как тебе помочь? — спросил он растерянно, самыми подушечками скользнув по межхелицерным перепонкам. Хищник притерся ближе и совершенно не выглядел расстроенным своим нездоровым состоянием. — Hgrekt'la korhrn tarkhlitch, — он ласково прошипел, растягивая клыки так, что стало видно мягкую, влажную изнанку горла. Потом, правда, конвульсивно дернулся — вмялся плечом в стену так, что та надсадно заскрипела. Йосеф, прижатый к твердой груди, едва не задохнулся, когда его вдавили следом. У Йосефа жалостливо сжалось сердце.  После такого верить хриплому, шалому «само пройдет» от Хищника перехотелось также. Инопланетяне, застывшие после встречи с мамой, кажется, смогли собраться после окрика командира. Или вышли из прострации сами по себе — Йосеф не мог сказать точно, слишком быстро убежал. Наверное, стоило обратиться к командиру: если даже горло офицера было апгрейднуто для выговаривания хищнического языка, так очевидно, что космодесантник должен быть достаточно проинформирован и в других областях. С другой стороны, Млакх. Беззащитного ангела не хотелось показывать никому, тем более — сражающимся на собственной стороне военным. Наверное, стоило просто подождать, и это нервозное возбуждение прошло бы само собой. Если Хищник его не беспокоится, так не стоит тревожиться и Йосефу? С другой стороны, Млакх. Больно даже смотреть на него, лихорадочного, сбоящего, невольно проваливающегося в невидимость. Как в таких условиях можно ничего не делать? Его легко подкинули на руках. Млакх глухо заурчал, одним клыком подхватил указательный палец и щекотно прошелся острым краем от основания до самого ногтя. Йосеф грустно и хмуро улыбнулся в ответ и сильнее обхватил ногами чужие ребра.  Млакх прижмурился, неосторожно вдавил когти в человеческую поясницу. Когда Йосеф почувствовал, что по спине потекло что-то теплое — кровь, наверное, что же еще? — смешиваясь с пылью, грязью и потом, он тихо вздохнул, погладил Хищника по изнанке щек. — Дай хотя бы вымыться, — сдавшись, пробормотал он через долгую минуту гляделок.  Млакх засипел, судорожно вжал когти еще сильнее, оставляя в Йосефе красивые дырки, и любопытно посмотрел, как тот в ответ выгнулся в спине. *** Кажется, Йосеф по-неправильному чувствовал боль.  Человеческое тело должно реагировать на нервные раздражители: ткань повреждается, активируются рецепторы нервной системы. Они передают импульс в головной мозг и там уже оцифровываются системой.  Если нервные окончания повреждаются, импульс в мозг не передается. Боли не будет даже тогда, когда человеку, к примеру, кто-нибудь отгрызет руки.  Как и было в случае Йосефа — если не считать того, что боль он все-таки чувствовал. Ощущал, но как-то неправильно: она словно поднималась изнутри, из самой головы и не была связана с местом повреждения. Было ли когда-нибудь иначе? Он не помнил. Связано ли это с его андроидской сутью? Хек его знает. Йосеф почесал спину, потрогал раны от когтей: открытые, слегка рваные по краям, в глубокие сантиметры глубиной. С задержкой в несколько милисекунд порезы глухо засаднили, и он, пожав плечами, вернулся к починке душа. *** Пришлось забрать Муху и Мошку из общей комнаты, чтобы приспособить их в качестве миниатюрного электрогенератора. Мошка-19.2 ссыпал найденный мусор Мухе в отсек для переработки, а сам обленившийся, наевшийся Муха-4.56 сыто щелкал клычками и радушно делился производимой энергией. Йосеф излишне издеваться над ними не стал, вступил под ионный душ прямо в одежде и даже не отстоял в нем положенных семи минут. Дождался, когда кожу начнет сушить, и тут же махнул клубкам на выход. Затем зорко проследил, чтобы все лишние лица покинули помещение, и только тогда обернулся к главной своей проблеме. Проблема мгновенно появилась напротив, бледной кожей и общей измученностью тела напоминая древних святых. Йосеф внимательно Млакха осмотрел: за те минуты, на которые он предоставил Хищника самому себе, новых ран не появилось. К сожалению, лучше ему не стало также, и дрожащие пальцы, тихие невольные хрипы, вырывающиеся из-под голубых нашейных колец, вызывали в Йосефе острое чувство сострадания. — Цойне, ви хейц ирт зене, — искренне попытался пожалеть он Хищника. Тот в ответ обидно засмеялся, слегка подогнул колени — и, уже в следующую секунду оказавшись прямо перед ним, привычно подхватил Йосефа за шкирку.  Ладно, так и быть. Возможно, Млакх был чуть здоровее, чем выглядел.  Может быть. Йосеф почувствовал что-то не то и, балансируя на мысках командирских ботинок, незаметно повел носом. От крепких когтей Хищника остро тянуло пылью, усталостью и — в этом ошибиться было сложно — свежей человеческой кровью.  Йосеф вывернул шею, подозрительный запах пропал тут же, но мужчине хватило и этого. Пришлось фыркнуть и сердито прищуриться: в таких условиях жалеть Млакха как-то перехотелось.  Гелойбт гат, так он и знал, что нельзя ни на секунду выпускать ангела из поля зрения. Не выдержав, мужчина еще раз опасливо и внимательно оглядел костюм на предмет неучтенных повреждений, одновременно попытавшись решить, насколько ему должно быть жалко неизвестного носителя человеческой крови.  Выходило, что Млакх вызывал все же большее беспокойство. — Когда только от меня сбежать успел? — пробормотал он обиженно и не в пример ловко перехватил Хищника своего за запястье. Тот, болезненно-серый, довольно защелкал на своем языке, послушно человека отпустил.  Вместо жестких пальцев Йосеф ощутил горячечно влажную хватку клыков на холке и только вздохнул. Он мягко выгнулся, потянулся вверх, даже не пытаясь представить, в какую фигуру пришлось Млакху согнуться, чтобы дотянуться до совсем мелкого по сравнению с ним человека, и невольно вспомнил Максимилиана — единственного приятного техника на всю зеленокрылую «Цикаду». Йосеф, несмотря на всю свою нелюбовь к человеческому окружению, встречал Максимилиана с изматывающей его самого частотой. Каждую неделю они, случайно пересекаясь в технических коридорах, по долгу службы и велению души укрывались в одной из многочисленных подсобок земного корабля. Там делились наработками, жаловались на сложности, неизбежно возникающие в дальних плаваниях — Йосеф даже собрал в помощь механику крупного безномерного Каспу с  функционалом ТК-1.09, — а иногда и… Да, горячие объятия нечасто переходили во что-то большее. Сейчас, обездвиженный крепкими челюстями и необычайно этим довольный, Йосеф с легким удивлением понял, что само «большее» происходило едва ли по его инициативе и с активным его участием. Максимилиан Йосефа не раздражал, и кожа возле него зудела почти приятно, не как рядом с другими людьми, — вот были главные его преимущества.  Возможно даже, что Йосеф действительно по нему скучал, — и все же чувство к улыбчивому и нервному старшему механику не шло ни в какое сравнение с тем, что пробуждал в нем Млакх одним своим присутствием. По плечам побежали завораживающие своей остротой мурашки. Йосеф вывернулся в нежной хватке и уверенно подтолкнул своего инопланетного защитника к старой койке. Млакх, демонически светящийся, дрожащий в тусклом люминисцентном блеске, подчинился с такой скоростью, словно действительно смог уловить толчок слабых Йосефовых рук.  Кровать под весом Хищника прогнулась совсем нечувствительно: наверняка невидимая Картошка уже успела переделать ее под инопланетные стандарты. Сидящий Млакх почти сравнялся по росту с Йосефом, и тот с тяжелым грудным удовольствием этим воспользовался. Подошел ближе — по бедрам тут же застучал когти мелким перебором — и протянул искусственные наэлектризованные пальцы к этому открытому, красивому, насквозь чужеземному лицу. Короткие щетинки под глазами и на скулах тяжело приминались, Млакх ерошился, как ежовая щетка, дыбил гриву и тихо-тихо хрипел. Несколькими движениями он подхватил Йосефа, ловко устроил его у себя на коленях и толкнулся лобастой головой ближе, безмолвно понуждая продолжить. Йосеф, наверное, должен был чувствовать себя гамедианкой, что в темноте арендованной спальни с воодушевлением приступила к очередному посетителю. Вместо этого он только развел бедра шире, усаживаясь удобнее. Потом подцепил ладонью осмиевые кольца и, насколько мог, прошелся по беззащитной шее под ними. Млакх смотрел сверху вниз мелкими черными глазами, блестящими, как при горячке, и только сильнее сжимал человеческие колени. Йосеф в ответ приподнялся, чтобы уравнять разницу в росте. Помня то, что случилось в прошлый раз, и все еще невыразимо этого смущаясь, он приблизился и стыдно прижался сухими губами к нижнему клыку. Выдохнул почти неслышимо, замер, как под дулом лазера, и точно так же замер напротив него Млакх.  В этот раз он ясно понимал, что делал. От этого понимания было и стыдно, и жарко, и страшно, но Йосеф — уже совсем другой Йосеф, почти настоящий Йосеф, как бы странно это ни звучало, — наконец мог правдиво сказать: ему нравилось. Нравилось настолько, что о возвращении на Землю к родным Кохенам стоило забыть окончательно — но об этом можно подумать и позже. Хелицеры под губами задрожали, и из-под полуприкрытых век он заметил, как Хищник резко, рывками начал проваливаться в невидимость. Послышался звук разрываемой ткани — когти вспороли брюки, впились в кожу — и Йосеф с ужаснувшей его самого решимостью притянул Млакха ближе. Поцеловал куда-то в висок, царапнул тупыми ногтями горло, а второй рукой ухватился за горловину костюма: где-то здесь находилась защелка. — Ну же, Млакх, родной, — пробормотал он, перехватив тяжелую шею так, словно это должно было помочь Хищнику успокоиться. — Давай же, милый, что с тобой такое?.. Млакх от его голоса тяжело встряхнулся. Под пальцами глухо запульсировало горло, Хищник засипел почти издевательски и, кажется, наконец вспомнил, кто он есть. Оказавшись перевернутым на спину, Йосеф слишком довольно вздохнул. Млакх навис как-то сбоку, излишне резко подкинул его под поясницу, укладывая так, чтобы было удобно обоим, и Йосеф радостно ухватился за невидимый бегунок на спрятанной молнии. Хищник довольно защелкал, сгибая чужие ноги, подтянул Йосефа вверх, на серые сбитые подушки, а потом в одно мгновение выскользнул из кожи костюма. Йосеф даже зажмурился. В груди следом перехватило чистым, дистиллированным восторгом. Впрочем, даже отсутствие зрения не помешало ему поймать Млакха, прижаться чувствительными пальцами прямо к голой коже. Он прошелся пальцами по черным полосам, что расцвечивали шкуру, как невиданная обвязка, и с каждым касанием под веками воссоздавалась виденная однажды картина.  Светлая теплая кожа, как панцирь, и черные пятна-полосы, как боевой окрас, и дорожки щетины по всему телу, тесно прилегающие к шкуре… Изнутри все еще слабо дергало желание расчленить, вскрыть, посмотреть, как работает этот удивительный механизм — но стоило только крепким клыкам сжаться на горле, обдать влажным дыханием, и даже этот порыв отошел на второй план. Йосеф длинно сыто вздохнул и из своего положения попытался дотянуться до Млакховой грудины: там находились мягкие углубления, от прикосновения к которым Хищник начинал что-то тихо рокотать. Йосеф от рокота плавился, чужое довольство заливалось прямо в уши, заставляло верить в собственную необходимость, и так хотелось повторения, гелойбт гат, да простит его всевышний. Он дернулся, когда хелицеры болезненно царапнули место под челюстью, но лишь подставился сильнее. Не дотянувшись — и одновременно прокляв разницу в габаритах, — Йосеф вернул руки на восхитительное в своем совершенстве лицо и неловко коснулся края межхелицерных перепонок. Кожа, связывающая клыки между собой, растянулась, как фигурная пластмасса во время плавки, и была такой же горячей. Млакх хитро взглянул из-под налобных щетинок и потянулся все еще подрагивающей рукой куда-то вниз, едва задевая кожу. Йосеф коротко вздохнул, почувствовав жесткий и гибкий язык на кадыке, и поджал пальцы, когда когти остро прошлись по лодыжке, неосторожно надавили на сухую после душа кожу. — Дай же поцеловать, дурак, — невнятно пробормотал он, не сдержавшись, и попытался оттянуть огромную эту голову, подтолкнул тяжелую челюсть вверх. — Дай полюбоваться. Млакх, не доводи до греха, ты тут не один, эрликхе вретре. Млакх засмеялся — хелицеры щекотно прошлись по шее — и все-таки отодвинулся. Йосеф жадным взглядом прошелся по животу, острым плечам и родному лицу с маленькими смешливыми глазами над красивым насекомьим ртом, так правильно разделенным на мандибулы и максиллы, как у вымерших ракообразных, Ягве милостивый, как божье создание может быть настолько прекрасным?  О, Йосеф был окончательно потерян для действительности. Неизбывное религиозное восхищение от обретения ангела перемешивалось в нем с любопытством биомеханика, наблюдающего за функционированием механизма неизвестной сборки, — и оба чувства затмевались чисто кохеновской радостью от присутствия верного соратника за своим плечом. Потому что не существует более крепкого основания для отношений между людьми, чем желание защитить и уверенность, что тебя также возьмут под защиту.  Он понял, что дрожит, только когда Млакх ласково сжал бедро, утишая невесть откуда взявшийся озноб. Йосеф перевел взгляд, чтобы полюбоваться тем, насколько огромной кажется инопланетная ладонь в сравнении с ним, но успешно преодолел уж было накатившую от этого вида слабость. Поднялся на локтях, потом, вздохнув, встал на колени посеред мягкой кровати и ухватился за теплое плечо, чтобы не потерять равновесия. Идея была не из лучших, потому что даже от простого касания кожа к коже у Йосефа слабело тело и таял разум. Он искоса посмотрел на Млакха и нервно облизал губы. Млакх как-то даже настороженно проследил за этим движением и замер окончательно, когда мужчина неуверенно потянулся к низу кофты с явным намерением ее снять. Йосефа тут же обожгло ничем не мотивированным волнением — совсем не приятным, таким, от которого застучало сердце и похолодели кончики пальцев. У него, конечно, было вполне веское основание для разоблачения: одежду было жалко. Если штанами он еще мог поступиться — что это вообще за голубые вставки по бокам, у кого только Картошка брала уроки моды? — то заштопанная своими руками кофта, мягкая и теплая, как талит двоюродной сестры, вдруг стала возбуждать в нем одни положительные чувства. Да ведь в целом — Хищник видел его и не в таком состоянии, не будет же он против именно сейчас… Прежде, чем Йосеф успел бы растревожиться окончательно, выставляя это бледное, слабое, андроидское тело на суд идеальному созданию, Млакх отмер — к сожалению или, может быть, к счастью. Хищник быстро-быстро защелкал — заходили челюсти, впились в бедра сильные когти, прободая кожу, — и задрожал дредами, словно вступив в резонанс со стуком человеческого сердца. Он двинулся почти незаметно, но уже в следующий миг Йосеф обнаружил, что вновь сидит на широких коленях и прижимается грудью к груди.  Следующий выдох был слишком похож на стон, так что покрасневшему Йосефу, чтобы скрыть смущение, пришлось быстрее обхватить чужой торс, вжаться еще ближе. Под ладони удобно легли странные углубления, которые опоясывали живот Млакха чуть пониже того места, где у людей заканчивались ребра. Йосеф подозревал — или знал, он уже и сам разобраться не мог в своих сплавленных мозгах, — что эти ямочки связаны у Хищников с репродуктивной системой. По крайней мере, ни одна другая система живого организма не могла доставить столько удовольствия одним касанием. Как бы там ни было, Йосеф подвернувшейся возможностью воспользовался. Почти не заметив того, как ловко его избавили от командирских ботинок и картофельных брюк, он легонько притронулся к краю одного из углублений. Млакх зарокотал, не отвлекаясь, и даже выгнул спину колесом, чтобы человеку было удобнее.  — Красивый, — мутно, хрипло шептал Йосеф, упираясь макушкой куда-то Млакху под челюстью, и чувствовал, как с каждым словом все более явственно сходит с ума — или, может, возвращает свой ум на место. — Сильный. Крепкий панцирь и мягкое нутро. Неубиваемый. Елка ты на Рош ха-Шана, с кровью, как проводка электрическая, красивый до невозможности, Млакх. Параллельно с бессмысленным и, вполне возможно, немного влюбленным шепотом он вывернул ладони, зажав их между горячими животами. Вновь нащупал одно из немногочисленных мягких мест на твердом, как каменная кладка, теле и пощекотал его кончиками ногтей. Млакх больно укусил за ухо, вновь продавил едва закончившие кровоточить ранки на пояснице, и странные углубления наконец раскрылись. Йосеф уперся лбом в чужую грудь, чтобы удобнее было смотреть вниз. Мимоходом отметил, что он обнажен, как в день своего рождения, а Хищник до сих пор одет наполовину, но пока не стал требовать равенства.  Выемки — небольшие, но вытянутые складки кожи размером в половину пальца — дрожали в ритме человеческого пульса. Йосеф на пробу прошелся по ним сильнее, большой палец толкнул так, чтобы раздвинуть мягкие серо-зеленоватые бороздки, и как в тумане услышалась, почувствовалась сжатыми ногами дрожь огромного тела. — Ягве милостивый, — тихо поделился он внезапным открытием. — Так вот где у вас дыхальца прячутся, вот, как вы лишнее тепло сбрасываете, насекомье ваше царство… Вот, чем вы для размно… Приятно же, да? Кожа у тебя здесь нежная, чувствительная, как у людей, гелойбт гат… Отсюда же весь ты виден, ни капилляров, ни венул, никакой системы в вас нет — только вот это мягкое, бархатное от пяток до макушки…  Он силой оторвал себя от вида слабо блестящих выемок, поднял голову на внимательно вслушивающегося Млакха. Дреды его шевелились, словно живые, глаза щурились, а клыки тут же мягко обхватили влажный человеческий лоб. Йосеф зажмурился на секунду, не в силах остановиться, и только сильнее в ангела своего вжался:  — У вас же из органов только горловой мешок на трахее, хеков ваш хальдзах — и как можно убить то, что не имеет системы, единых для всего вида слабых точек? Как пугала, только совершеннее — голова кругом… Цойне, и ты мне так просто себя показываешь, что… Млакх, да как же можно было создать кого-то настолько… настолько… Наверное, подобные разговоры не стоило вести в постели. Наверное, особенности инопланетной анатомии не должны были возбуждать до такой степени, но у Йосефа уже двоилось в глазах, а Млакх не высказывал ни слова протеста. Йосеф смочил слюной пальцы, с жадностью проследил за тем, как раздвигаются стенки несоразмерно огромной трахеи, открывая внутренние мышцы, как подушечки мажутся в жидкой зеленой смазке со слабым запахом меди… У Млакха появился запах, Ягве милостивый, от одного этого можно было сойти с ума.  Йосеф уже почти решился заменить пальцы языком, но тут Млакх проревел что-то невнятное и слишком быстро отнял ладони от разгоряченного человека. Когти вонзились в тонкий матрас по бокам от него, и человеку это по неизвестной причине не понравилось. Сглотнув сухим горлом, Йосеф обхватил Млакха за бок, а второй рукой прошелся по оставшимся выемкам, насколько хватило длины ладони. Хищник задрожал сильнее, слегка откинулся назад, и Йосеф прикрыл глаза, когда верхние клыки нежно прошлись по его макушке, легко растрепав волосы. Он прижмурился, сжался, будто от холода, но в груди уже расплывалось странное ощущение, яркое и удивительно острое.  Захотелось навалиться на Млакха голым плечом, чтобы тот его обхватил, аккуратно царапнул холку и прижал так, чтобы заболели ребра. Хотелось, чтобы тот вновь активировал пластмассовую перчатку, погладил, не боясь случайно проткнуть его насквозь, хотелось вновь увидеть то, что у Хищников заменяло язык… хотелось всего. Он продолжил безвольно бормотать что-то, от чего ему точно будет неловко впоследствии. Чтобы заставить себя замолчать, извернулся, нахмурился и, не совсем уже себя контролируя, со всей возможной силы вцепился в подставленное плечо зубами. Хищника под ним тряхнуло, хелицеры сжались следом, словно попытавшись снять с Йосефа скальп, и тяжелая ладонь все-таки обхватила шею, как ему и хотелось, цойне, вот так хорошо… — Akgotrh al'ikhr kreghnen mhroirn, — выдохнул Млакх, жалуясь настолько по-человечески, что осталось только хмыкнуть через сжатые зубы.  Его совсем неласково оторвали от чужой шкуры, как непослушного теленка, и хмуро потянули вверх. Раскрасневшийся Йосеф открыто встретил взгляд хмурых, слегка пьяных глаз. Он сам покраснел так, словно мог испытывать настоящее смущение, Млакха перекосило на правую половину — будь тот человеком, эту гримасу можно было бы счесть признаком сердечного приступа, — и оба тяжело дышали. — Ч-щтоб я есч-щще раз с т-кха… таким идиотом связ-чалсщя… — повторил в итоге Млакх, изумительно правильно употребив грамматическую конструкцию людского языка. Йосеф от этого был готов сомлеть окончательно — даже защипало в уголках глаз, — но, по счастью, его отвлекли. Наверное, удовлетворившись разбитым видом Йосефа, Млакх сжал хелицеры крест-накрест и опустил его на место. Теплая ладонь надавила на плечи и толкнула его вниз, к гладкому дрожащему животу. То, с каким удовольствием мужчина подчинился этому бессловесному приказу, знал один лишь Всевышний Ягве — но, к счастью, Йосеф не собирался перед ним отчитываться. Он глубоко вздохнул, впуская в себя яркий запах, и тихо-тихо застонал, отчаянно выдохнул в крепкую шкуру свое желание. Млакх провел по согнутой спине ладонью — мурашки двигались вслед, и так хотелось подставиться сильнее, — а потом, не мешкая, прижал ближе. Йосеф застонал на полтона громче, когда когти вновь обхватили горло, и наконец воспользовался языком по назначению. И, боже милостивый, это было восхитительно. Млакх удовлетворенно зарокотал, громкий, как разгоряченный двигатель, когда Йосеф впервые провел губами по раскрытому углублению. На язык плеснулась едкая жидкость, по вкусу больше всего напоминавшая масло для рефрижератора. Йосеф успел подумать, что андроидский желудок должен выдержать и не такое — а не выдержит, так и плевать, если умирать, то почему бы и не так.  А потом по пояснице вниз прошлась перчатка из подаренной им крахмальной пластмассы, и Йосеф куда-то уплыл. Мышцы туго расходились под давлением языка. Он устроился на четвереньках между широко разведенных бедер, и в таком положении их разница в росте только помогала. Йосеф работал челюстью, вылизывая Млакха изнутри, и наслаждался  каким-то низким, животным ознобом, который прокатывался по костям от каждого довольного рыка сверху.  Хищник тоже начал что-то бормотать, но быстро себя одергивал и лишь едва не оторвал Йосефу руку, когда тот пальцами потянулся к соседнему незанятому дыхальцу.  Йосеф угрозы не ощутил, недовольно пробормотал что-то похожее на «дай же, ну» и вернулся к прерванному занятию. Боднул грудину и, воодушевившись непонятно чем, растянул углубление ногтем, прошелся языком по раскрывшимся мышцам, притерся клыком к самому краю. Дыхальце сжалось, Млакх заревел совершенно невменяемо, и Йосеф восхищенно заскулил следом. Он прижал ладонь к низу чужого живота, ловил пальцами дрожь, бившуюся внутри этого прекрасного, удивительного тела, и сам ластился к крепким пальцам. Не сдержавшись, Йосеф перенес вес на одну руку. Второй инстинктивно потянулся себе между бедер — Млакх не позволил, с шалым смехом удержал за плечо и только сильнее надавил на затылок, побуждая не отвлекаться. Йосеф почувствовал, как потекла по подбородку слюна — некрасиво, грязно и почти до боли хорошо, в жизни так хорошо ему не было, Млакх, гелойбт гат, — и ему было удивительно все равно. Его Хищник наверняка вопросами эстетики озабочен не был, а потому с удовольствием Йосефа касался — гладил и разминал именно так, как хотелось. Прошелся по ребрам, животу, вывернул руку, чтобы царапнуть ребром когтя влажную головку — Йосеф зашипел от остроты ощущений, — а потом скользнул еще глубже. Йосеф вынужден был пройтись всей длиной члена по крепкому предплечью и наконец красиво, глубоко застонал, едва не упав на подломившихся локтях. Млакх засипел и, пользуясь тем, что Йосеф был временно недееспособен, только сильнее двинул запястьем.  — Идиот, — ласково прорычал он, когтями пройдясь по лохматому затылку. Вторую руку Хищник при этом завел куда-то за мошонку, надавил подушечкой до сладкой ноющей боли и благодушно, сыто зарокотал, когда у Йосефа подломились и ноги. — Слабый, безвольный, немощный… уязвимый. Млакх поднял его, перехватив за шею, и привычно утащил к себе на колени, как любимую игрушку. Йосеф мельком отметил, что говорил ангел его красиво, но на каком-то другом, своем языке, и поднял тяжелую от истомы голову: — Что, обменялись комплиментами? — слабо выдохнул он, все еще дрожа. Млакх засипел довольным смехом и лишь сильнее сжал холку. У Йосефа от прикосновений уже горела кожа, будто скребком по ней прошлись, растерли до чувствительного нежного подбрюшья. Он собрался с силами, вновь попытался залезть пальцами, куда не надо, потянулся, чтобы поцеловать скошенную челюсть, — но, очевидно, теперь настал его черед принимать удовольствие. Млакх оттянул его за горло, предупреждающе зашипел. Йосеф посмотрел почти обиженно, но вновь поплыл, когда Хищник склонился к нему и крепко обхватил челюсть мандибулами. Расслабленных губ коснулось что-то влажное, по низу живота легонько прошлись когти, едва касаясь паха, и Йосеф задушенно вздохнул. — Над уборщиком каждый издеваться может, — пробормотал он. Поднялся на колени, неловко обхватил Млакха за широкую горячую шею, ухватился ладонью за подставленные дреды и, едва на них не повиснув, с ярой настойчивостью принял поцелуй. Нижние клыки держали его под горло, не давая двигать головой, верхние, чуть короче, сжались на висках, и сильный язык оккупировал глотку, жесткий настолько, что вполне мог бы стесать с Йосефа мышцы. До максимума стесненный в движениях, пойманный, как в клетку, Йосеф с каждым влажным движением внутрь, к корню языка, млел все сильнее. Он слабо стонал, неудобно балансируя на коленях, и далеко не сразу понял, когда что-то изменилось. Несколько раз попытался устроиться удобнее, встав на чужие бедра, неожиданно соскальзывал с удивительно горячей кожи костюма — и задрожал, заныл прямо в поцелуй, осознав, что означает этот жар. — Дай… посмотреть дать… — невнятно шептал Йосеф в те короткие секунды, когда Хищнический язык выскальзывал, чтобы пройтись по губам и подбородку. Даже дернулся с неожиданной силой — цойне, если Млакх действительно разоблачился полностью, такое зрелище пропускать было нельзя, — но дрянные клыки удержали его на месте. Йосеф отчаянно заскулил, вжался в Млакха, бесстыдно зажал член между животами и выругался такими словами, какие в жизни не ожидал от себя услышать. Хищник невежливо заткнул его, засунув язык, кажется, до самой глотки, до отсутствующего рвотного рефлекса. На бедра, дрожащие от невозможного нервного напряжения, легли ладони — одна была в защитной перчатке, которую сам же Йосеф Млакху и подарил, — и раздвинули их еще шире. Йосеф стонал почти болезненно, медленно садясь в поперечный шпагат. Млакх нависал над ним вслед, не отпуская, и остановился только тогда, когда человек плотно притерся ногами к ногам. Один набор когтей, слегка смягченный мягкой пластмассой, скользнул ему между ягодиц, второй прошелся по груди вверх, к раздраженной шее, а Йосеф не мог ни двинуться, ни сжаться, никак повлиять на это… это… Он жмурился изо всех сил, отчего под глазами расцветали цветные круги, и крупно вздрагивал от каждого неожиданного касания. Обе пары хелицер вдруг разом пришли в движение, влажно надавили на кадык, и Млакх сильно процарапал плечи, без слов прося не двигаться. Йосеф укусил удивительно ловкий язык и скованно выматерился вновь, вцепившись в пульсирующую гриву, как в последнее свое спасение. Хищник засипел в ответ. Йосефа погладили по ключицам, спустились колким когтем между сосками, надавили на нежное солнечное сплетение, а потом Млакх сильно оттянул одну ягодицу в сторону — и мужчина заскулил совсем отчаянно, не сообразуясь уже ни с почтенным своим возрастом, ни с ответственной должностью заведующего служебно-бытового отсека. Твердый коготь, лишь слегка смягченный не предназначенной для такого перчаткой, ткнулся в самый центр ануса, надавил там насухую. Распятый Йосеф был не в силах сдвинуть ноги, и он с занывшим внутри смущением почувствовал, как от этого осознания из члена выплеснулось какое-то невообразимое количество смазки. Ягве милостивый, он, наверное, сейчас мокрый, как новорожденный щенок, из-за всего происходящего. Йосеф стонал не переставая.  По внутренней стороне бедра что-то хлестнуло сильной влажной плетью. Учитывая то, что обе руки Млакха он чувствовал на своем теле, оставалось совсем немного вариантов того, что же это было, — и от переизбытка чувств Йосеф вновь попытался Хищника укусить. Потом мягко, тускло заныл, попытался что-то сказать, но Млакх был беспощаден. Тело его дрожало, спину жгло от горячего пота, и больно тянуло мышцы внутренней стороны бедра. Йосеф словно вновь на своем хребте тащил ящики с дуболомами — только едва ли земные машины могли доставить ему столько удовольствия. Попытавшись выгнуться вперед, потереться хоть обо что-то, он добился только царапнувших живот когтей, и обессиленно засипел. Млакх лизнул безвольные губы, а потом, поняв, что человек полностью лишился возможности реагировать, спустился ниже, к челюсти и кадыку. Йосеф застонал в ответ и слабо дернулся, насколько позволяла стесненная поза; Хищник широко прошелся языком по шее, словно успокаивая, поддернул подбородок, заставив поднять голову выше и чуть ли не выгнуться в струну. А потом толкнул коготь глубже.  Йосеф даже не смог вскрикнуть, наоборот, расслабился еще сильнее. Все его существо сосредоточилось на остром, непривычном чувстве растяжения, на мысли о том, как легко этими когтями Млакх пробивал стены, — а потом что-то хлестнуло по основанию члена, едва не перетянув внимание на себя. Упругая подвижная трубка — если это не Млакхов член, Йосеф откусит себе язык — выгнулась, скользнула под горячую мошонку. Второй — второй? — член начал закручиваться вокруг головки, сжимая ее до легкой тянущей боли и наверняка пачкаясь в Йосефовой смазке.  Гелойбт гат. Млакх грубо, сильно рокотал, чужая дрожь отбивалась в голове, мутила рассудок, и вскоре Йосеф совсем потерял представление о том, кто он и где находится. Из горячего белого жара, окутавшего все вокруг, его вытянула жесткая ладонь. Хищник успокаивающе гладил по ягодицам, дотягивался до копчика — и этим движением только глубже вгоняя палец в и без того несопротивляющееся тело. Йосеф тихо скулил на одной ноте, притягивая Млакха к себе за шею, и мог только слабо кусать грубый черный язык, когда тот оказывался рядом. В один момент он почувствовал давление когтей промеж лопаток. Млакх тянул его на себя, заставлял выгибать спину, чтобы прижаться ближе. Обнял и в конечном итоге обернулся вокруг Йосефа так, что ни один сантиметр кожи не остался без его присутствия. Йосеф со всех сторон плавился в ровном тепле огромного тела, неудобно вскидывал шею, не открывая глаз, и просто терялся. То, что использовал Хищник для размножения — предположительно, член, предположительно, в двойном размере, боже, мысли едва пробиваются сквозь густой чувственный туман, — сжалось вокруг него там, внизу.  Один жгут — грубый, шершавый усик в два пальца шириной — проскользнул дальше между бедер, притерся к мошонке и — Йосеф все-таки подавился вздохом — ткнулся концом в уже заполненный анус. Второй в это время полностью обернулся вокруг его члена, сжался от мошонки до головки, Ягве благословенный, в какую же он длину, и легко скользил вдоль ствола всеми кольцами одновременно. Использовав все свои душевные силы, Йосеф вновь впустил чужой язык глубоко-глубоко в рот, так, что губы растянулись вокруг, и отцепил сжатую до белизны ладонь от шеи. Компенсируя недвижимость тела, он умудрялся сильно вылизывать Млакха изнутри, перепачкавшись в слюне обоих, изредка дергался внутри жесткой хватки, заставляя Хищника недовольно ворчать и сильнее прижимать к себе. От очередного укуса Млакх, словно не сдержавшись, сильнее в него толкнулся — и едва этим не порвал, цойне, почти насухо, жестко растягивая Йосефа под себя, заставляя плавиться, как технический воск, еще, эрликхе вретре, еще.  Сам Йосеф, от этого движения едва не распавшись на части, почти неуловимо сдвинулся и опустил освободившуюся руку вниз. Ощущения сбоили, фокусировались то на чувстве плотной живой клетки вокруг собственного члена, то на жестких пальцах, впившихся в спину и прижимающих так, что трудно дышать, то на невообразимом, невозможном покалывании там, где коготь растягивал Йосефово нутро, то… Поймав секундное прояснение в мозгах, он боязливо коснулся собственного паха. Защемило сердце, Йосеф скользнул вниз, прощупывая подушечками влажное, гладкое, нежное, как дыхальца… Инопланетный член сжался вокруг него сильнее, буквально выдаивая оргазм, и Йосеф опустил ладонь сверху. Он прошелся снизу вверх, завороженный ощущением жестких, неровных, скособоченных мышц, попытался всунуть палец между кольцами — член сжали только сильнее, от чего застонали они оба. Йосеф что-то прошипел в черный зев глотки. Наверное, что-то осознанное, потому что Млакх начал вытаскивать из него палец, и второй его член тут же нетерпеливо толкнулся внутрь, раздражая анус, пачкая внутри едкой жидкой смазкой.  Сам Йосеф, все время пытаясь сдвинуться, развести ноги еще шире, обхватил себя прямо поверх Млакха, словно… Ягве… сильно, грубо дроча себе Хищническим членом. Пальцами поддевал основание пульсирующего органа, подушечкой большого дотягивался до головки, вжимал в крайнюю плоть кончик Млакхового члена.  Шея, зажатая человеческим локтем, задрожала, Млакх стиснул клыки и дернулся вверх, до крови соскребая кожу на висках, и Йосефа подкинуло следом. От свежего воздуха закружилась голова, он тут же вцепился зубами в подставленное плечо, снимаясь с неподатливо пальца, и яростно толкнулся вниз. Гибкий член скользнул между ягодиц, не сразу попадая, куда нужно. Йосеф застонал, распаленный, нуждающийся, с пульсирующими раздраженными мышцами, и жестко царапнул ногтем обе сжатые головки, скользнул к корню, сдирая кожу с влажной ладони. Движение, второе, Млакх перехватил его за плечо, силой заставляя опуститься в нужное положение. Член наконец толкнулся в раскрытый раздраженный анус, и беспорядочная пульсация их тел, сжавшийся Йосеф, хеков жгут, неконтролируемо пробивающийся внутрь, нагло добирающий положенное себе удовольствие, — Йосеф смог пережить всего один толчок внутрь. Он заскулил через сжатые зубы, сжался сам, когда понял, что члены внутри него, на нем, начинают расширяться. Через бешеную пульсацию едва заметилось увеличение размера, но вскоре Йосеф замер и заскулил в блаженном ужасе: его растягивают уже до боли, сдавливают там, где нужно. С трудом поднял голову, увидел, как в немом кино, что Млакх растянул клыки, почувствовал, как в ложбинку между ягодиц скользнули дрожащие пальцы, словно не веря, надавили на край растянутых мышц, — и тогда Йосеф кончился. И, Ягве, с каким же удовольствием он это сделал.