Прикоснуться к сердцу

Следующую ночь в дико неудобном кресле Рите так и не удалось уснуть. Ворочалась и неглубоко задремала только с восходом солнца. Темнота отступила и ей стало как-то спокойнее, перестала себя терзать и гонять в голове одну мысль. Один вопрос. Но не прошло и часа как из беспамятства Риту вытащили мужские руки, осторожно, но настойчиво сжавшие ее расслабленные плечи. — Просыпайся. Уже утро, — впервые его тихий и знакомый голос, шептавший на ухо, показался ей неприятным и вызвал ассоциации тоски, усталости, принуждения и двуличия. Неосознанно она прокляла свою работу и эту командировку. Ну почему все сложилось так тяжело и снова больно, снова ранило ее… Власова с трудом открыла глаза, едва разогнувшись в позе, в которой пыталась поспать, и нахмурилась с видом измученной пленницы железных раскопок. — …Тебе принести чего-нибудь к кофе? — а Степа совершенно бодрый все разговаривал с ней, не замечая подавленного и разбитого состояния. Она старалась не слушать и едва сдерживалась, чтобы не заткнуть уши руками. Не смотрела в его сторону. Ей было паршиво начинать этот день, будто продолжая вчерашний вечер с тем же грузом, тянущим вниз. Ее глаза говорили за мысли, которые терзали всю ночь. В совершенно разбитом и отчаянном состоянии пустоты она рухнула на ещё толком не заправленную теплую постель, где спал сегодня Степа, и, обняв подушку, закрыла мокрые блестящие глаза. Она думала о нем всю ночь. О том, что ее мимолётные чувства невзаимны и даже не поняты им. И, скучая о нем, отдала в эту подушку всю нереализованную, возникшую за это время любовь к нему. И грусть безжалостно разбитых ею вдребезги шансов на нечто большее. Настоящее. …Он не ушел. Видел все это. Видел ее состояние. Возможно, и догадывался о его причинах, но не хотел лишний раз ворошить этот улей. Если она захочет ему сказать и почувствует, что может довериться — то обязательно откроется. За время этой командировки он поверил в это гораздо больше.

***

— Ты прости, что я вчера так наехал. — Да ничего, привыкла. Разговор, начавшийся сразу после завтрака, оказался куда неприятнее самого утра. Дыхание Крапоткина, усевшегося покурить на скамейку рядом с Ритой, которая ждала Рогозину младшую из столовой, говорило о сильном похмельном синдроме собеседника. Но девушка уже наглухо вернулась в роль офицера под прикрытием. Больше никаких эмоций и нарушения личных границ. — Ты в нашем агентстве новенькая, хороший специалист. Смотрел ли он поддельное резюме Власовой неизвестно. Но излагал про нее красиво и с уверенным видом. — Я проверял, как там на задворках… Извини меня конечно, — затянулся и выпустил вонючее облако сигаретного дыма. — Но мужика ты выбрала — фуфло, — пафосно раскинул рукой. — может, он и разбирается в организации, но с виду — будто играет в любовь с тобой. Мнение этого человека было абсолютно ненужным и грубым. И фатальным в такой тяжёлый для Риты момент. Все будто сговорились в последнее время и только подтверждали ее мрачные мысли. Он играет. Даже другие это замечают. Сейчас она была зла на все и всех, в какой-то момент — в шаге, чтобы как следует от души не врезать в морду Крапоткину. — Евгений Брониславович. Вы что-нибудь о деловой субординации слышали? — в эту секунду Власова словно превратилась в дьяволицу, ядовитую как змея, и злую, как фурия. Холод и агрессия, отходящие от нее, заставили мужчину даже отсесть и протрезветь полностью. — Так вот не советую ее нарушать в моем отношении, иначе я вам колено прострелю. Отстаивать себя она умела отлично. Одного раза было с лихвой достаточно. Это лишь предупреждение. В словах которого она чуть не выдала свое истинное лицо и прикрытие. — Это она образно, конечно, вы не пугайтесь, — Степа подоспел вовремя, будто почуяв приближающееся буйство этого вулкана гнева, сошел с дистанции пробежки, заметив конфликт издалека. Она чуть было не испортила всю легенду. — Просто сегодня не в духе. Женщины, что с них взять?.. — и с неловкой улыбкой извиняясь за нее Данилов повел ее куда подальше от занервничавшего не на шутку Крапоткина. Теперь придушить захотелось его. Он, конечно, специально так унизил ее, но в данный момент — это очередная красная кнопка. Больше Рита не доверяла его помощи и поддержке. И заведомо видела ложь и притворство в каждом слове и действии. — Ну не драматизируй, чего ты… — тихо осудил он напарницу, держа за плечи. — Не надо, — на удивление без агрессии, но со скрытой обидой и легким раздражением Власова подернула плечами, отстранившись. — Ты нас чуть не выдала, — развел руками Данилов, вразумляя ее. Точно не выспалась сегодня. Конечно, как же. Вечно она виновата. А он только и делает, что прикрывает свою службу и капитанское звание, приказ начальства. То, что он, беспокоясь о прикрытии, а не о ее чувствах, не защитили ее, а осудил за отстаивание личных границ, что было ей важно, обидело очень сильно. И вновь захотелось остаться одной. — Мне надо поговорить с Рогозиной. — Рита вернулась к домику, где заканчивалась ночная смена Алисы. У них есть небольшое дело сегодня. — Ну ладно, хорошо, я буду в номере. У нас через час сеанс связи с ее тётушкой, — попытался поднять настроение девушке Стёпа, уходя к себе. Но она хмуро отвернулась и не отреагировала, будто погруженная в свои мысли. Кажется, что-то случилось. И он начинал подозревать, что. И все больше из-за этого злился внутри себя, не зная, в чем проблема и как им теперь нормально работать. Не хватало ещё этих выяснений отношений посреди рабочей операции.

***

После разговора с Алисой Рита отправилась в их с напарником домик. За время общения с главой АОРС ей на удивление удалось отвлечься от мыслей об их с Даниловым отношениях. О его отношении к ней и всему, что у них было. И есть. Конечно, не болтать об этом с Рогозиной ума у Власовой хватало, но русая оказалась настолько приятным и чутким человеком и непосредственной женщиной, что невольно смягчила сегодняшний холодный и злой настрой старшей оперативницы. По пути Рита краем глаза заметила некое непривычное внимание к своей персоне. Хотя вокруг были и другие постояльцы. И главное постоялицы прекрасного пола с гораздо более привлекательной походкой, нежели у суровой сотрудницы ФЭС в неприметной черной куртке и брюках. Это были их вчерашние знакомые — начальник турагентства Марченко и его заместитель, улизнувший от драки в ресторане, Толстой. Оба косились на Власову с настороженностью и опаской. Будто они два опера, а она подозреваемая убийца. Рита ускорила шаг, заходя на крыльцо домика, не подавая виду, что засекла мужчин. Они явно что-то заметили за все это время. Но могли предположить лишь, что это засланная в контору проверка или агенты конкурентов на рынке. В номере уже был слышен знакомый голос Тихонова по видеосвязи, который ожидал подключения остальных членов команды и весело расспрашивал Данилова о командировке и всех ее красотах. Рите пришлось сесть рядом на подлокотник кресла. Обстановка все равно с их стороны была нерабочая, Галина Николаевна это понимала и не требовала являться на такое полевое совещание в костюмах и с отчётами о каждом дне наблюдений. Хотя их в устной форме оба опера предоставили в мельчайших деталях. На совещании присутствовал аналитик АОРС, который записывал все факты, не поднимая головы от бумаг. Поговорили они и с Антоновой, которая дала первичную оценку привезённого скелета. Личность пока выяснить не удалось, в базах ничего не было. Шел поиск по объявлениям двадцатилетней давности. В общем и целом новых приказов менять тактику и поведение не поступило, ни в сторону оперов ФЭС, ни со стороны наставников АОРС. Взяли новые ориентиры, согласовали дальнейшие планы. Командировка по времени продлена не была. — Толстой кстати зачем-то ходил на парковку, — Данилов закрыл ноутбук и обернулся на начальницу. — забыл сказать, — а потом по ее лицу вспомнил, что она же в последнее время не расположена к дружеской форме общения. Поэтому сам сделал серьёзный вид. — А вернулся уже с какой-то сумкой. Ты кстати чего у Рогозиной младшенькой забыла? — Степе было жутко интересно, что может быть общего у них двоих, о чем он не знал? — Да не важно, просто советовалась, — мутно и устало ответила Власова, уходя на другой конец спальни. — Толстой… — задумалась, как обычно поправляя волосы. — Теперь косится на меня. Напросилась, сама виновата… — прочертыхалась вслух девушка, уже сама беспокоясь о прикрытии и о том, что она действительно ведёт себя излишне дерзко и подозрительно. Но Стёпа увидел в этом моменте располагающую к разговору атмосферу и решил смягчить напарницу. Включил все свое обаяние и доброту. — Не вини себя. Ты слишком напряжена из-за всего этого, потому что какие-то чужие тебе люди задевают твою личность. Из-за этого? Да плюнь ты на них. Никто не собирается лишать тебя твоих принципов. Он догадывался, что с ней. И сейчас просил выговориться ему, понимая, что это все облегчит. Правда, если она потом не захочет грохнуть своего же психолога, ведь никогда не позволяла никому видеть свои слезы и слабость. И уже лишь от одних расспросов у Риты ехала крыша. Держать на сердце такой груз долго просто невыносимо. Он надавил на больное. От повисшей тишины и пристального сочувствующего взгляда мужчины, шатенка отвернулась, будто прячась от собственной внутренней боли и жалости к самой себе. Ее всю жизнь учили, что это под строжайшим запретом, и это чувство нужно всегда скрывать и убивать внутри себя. Сколько этого дерьма у нее накопилось за 34 года… И срывов было всего несколько. Личные трагедии с мужем, с Лизой… Она понимала, что сейчас случится один из них. Но больше не могла держаться. Власова теперь взрослая и сильная, сейчас она далеко от родителей, бывшего мужа, начальства и тех, кто причинил ей боль. Поэтому могла отпустить себя хотя бы ненадолго. — Мне надоел этот театр. Мы, конечно, напарники, но не надо воспринимать меня, как реквизит для прикрытия и лгать мне. Я тоже человек и мне тоже может быть неприятно, — сначала холодно и спокойно высказалась она, стараясь не смотреть в лицо напарнику. Чувствовала себя учительницей или матерью, которую обидел нерадивый пацан семиклашка. — Постой, я не играл с тобой… — Данилов сам понимал, что слова его звучат, как предсказуемое и пустое оправдание, но он искренне не понимал, о чем она. — Знаешь, иногда мне кажется, что весь мир против меня, движется в параллельном направлении и… — она говорила по-настоящему от сердца, изливая всю накопившуюся боль. В целом за свою тяжёлую жизнь. — Мне в нем просто нет места. Я, возможно, не достойна счастья, простых радостей, искренней дружбы, — говорить о любви она не стала. Слишком высокая награда… — Брось, эй, — мужчина вступил с ней в диалог, поскольку в своих силах психолога не сомневался. — кто тебе это сказал? …А ты сама вообще пробовала ту другую жизнь? — Данилов наклонился вперёд в кресле и сцепил руки. Как же она не видела, что Степа все это время пытался дать ей понять, что она живая, что она тоже человек, потрясающая женщина, с чувствами, со своим правом на внимание, комплименты, заботу и поддержку. Пытался научить ее жить обычно, как когда-то учила его сестра и племянница… Данилов поднялся на ноги и попытался перехватить ее руки, чтобы обратить на свои слова внимание смотрящей в окно напарницы. Но уже чувствовал холод и ее нежелание в чем-либо разбираться. Он не знал теперь, что в таком случае ей можно сказать и как убедить в своей небезнадежности. И понадеялся, что взгляд в глаза все исправит. Если они правда испытывали друг к другу некое чувство непреодолимой силы… — Пыталась. И каждый раз — все больнее, — внешне она держала себя в руках, глаза не на мокром месте, но на лице — нервная улыбка отчаяния. И море боли в словах… Попытку уйти Данилов снова прервал уговорами. — Просто не будь такой колючей ко всему миру. Мы сейчас на задании, под прикрытием, это шанс попробовать иную роль для себя. В обычном мире, — Степа тоже бросил взгляд в окно. — Сыграть красивую доступную приманку, выпустить внутреннюю энергию глубоко сидящей в тебе женщины. Это же наша работа. С самоконтролем у Власовой не все было хорошо. И сейчас ситуация достигла пика. Девушку просто бесили эти наставления с самого детства: «будь девочкой, вежливой, мягкой, ухаживай за мужчинами, привлекай, соответствуй»! Она через силу прикусила язык и направилась к двери, но Данилов снова открыл рот. — Рит, постой, — он искренне хотел объяснить ей, почему так отстаивает важность их ролей и что это никак не связано с его настоящим отношением к ней. Власова резко и с грохотом открыла ближайший ящик комода, схватила свой пистолет и направила на него. — Нет, мы закончили. …Столько непроходимой твердости и агрессии обрушилось в этом жесте и взгляде на Степу. Мужчина от некоторого страха за ее состояние даже чуть поднял руки в успокаивающей позе и смиренно сделал шаг назад, отступая со своими нотациями и попытками помощи. К которой она оказалась глуха. Но уже через пару секунд между ними остался только холод и болезненное расстояние в два метра. Рита опустила оружие и отвела глаза. — Ты извини, я просто… Нервы ни к черту, — и бросила пистолет на поверхность комода, снова ругая себя и сами обстоятельства. — это слишком личное. — лишь коротко разграничила их отношения Власова. С этой своей чертой характера она не в силах справиться. Она такая, какая есть и меняться не умела. Но готова была ради него. Но не ради игры, в которой они, кажется, оба запутались между правдой и ложью… Он не заслуживал такого отношения. Но почему-то Власова не пошла на примирение. — Я понял, — на Степе не было лица. — Я и «личное» — это разные дороги, — его глаза ещё никогда не были столь хмурыми и потухшими. Жаль, что она о нем такого мнения. И никогда не подпустит к себе кого-то близко. А если это и случится — то этот человек будет изначально воспринят, как слишком много знающий и опасный непредсказуемый возможный враг…