Никто не смеётся последним

      Шикамару сидит на энгава и никого не трогает. Весь день бегал, занимался делами, побывал в храме, удостоверился в доставке необходимых продуктов, купил кольцо. С последним пунктом мороки было больше всего. У Нара — да и в Конохе — не принят обмен кольцами во время свадебной церемонии, но они выбрали кольца как один из подарков невесты и жениха друг другу. Однако их не так-то легко достать, изготовление — сложный и трудоёмкий процесс, ведь мастеров совсем немного, и ему нужно было удостовериться на сто процентов, что Темари понравится. Поэтому смог купить лишь сейчас.       Шикамару после адского денька отдыхает, наслаждаясь тишиной и звуками леса в предвечерней прохладе знойного дня. Он действительно просто хотел упиться одиночеством и расслабиться, но и единственный спокойный вечер за пару последних месяцев нарушает Канкуро, сначала свесившийся вниз с крыши, тем самым испугав парня, а затем спустившийся на землю.       — Йо, как делишки, зять? — он без привычно раскрашенного лица и головного убора выглядит довольно необычно, совсем как нормальный человек. Конечно, пока не расплывается в хищной улыбке, очень похожей на сестринскую. — Ты как всегда кислый и только что проснувшийся. А Темари там днём и ночью страдает.       — Что с ней? — брат усмехается на то, как Нара реагирует исключительно на слова о своей невесте, и на то, как его фигура тут же собирается, выдавая напряжение.       — Куча ежедневных обрядов и уроки готовки с Йошино-сан, — гость самовольно присаживается на энгава рядом с хозяином.       — Они же не ругаются? Мама не кричит? — конечно, для Шикамару это самое страшное, что вообще может произойти. Кукольник вновь усмехается.       — О нет, у них полное взаимопонимание, перемыли тебе все кости. Возрадуйся, остеохондроз до самой смерти не грозит. Хотя, учитывая вашу свадьбу, может, ты умрёшь совсем скоро от черепно-мозговой травмы или чего-то подобного, — молодой человек серьёзно задумывается, прежде чем продолжить. — Во время самих уроков у Темари поднимается настроение, однако потом она начинает себя отчитывать по самым разным причинам.       — Может, попрошу маму больше не ходить? — Канкуро в ответ мотает головой.       — Ни за что. Это её желание, не надо. Лучше не вмешивайся.       — Ей действительно незачем, — усталый тон. — Можешь мне объяснить, как её брат, с чего она так рьяно вцепилась в эту готовку? — Кукольник внимательно изучает резкие черты жениха, откидывается чуть назад, опираясь на руки.       — Потому что Темари так решила, — произносит аксиомой. — Ближайшие несколько лет она не получит миссий, так чем ей заниматься? Сестра не умеет сидеть на месте ровно, такова её натура, ни меньше, ни больше, — пожимает плечами.       — По-моему, она перегибает палку, — Нара ложится на пол, глубоко вздыхая. — Я не собираюсь её эксплуатировать, мы можем разделить семейные обязанности, в чём проблема?! — зло шипит. Он ведь уже пытался поговорить об этом со своей невестой, но та, как обычно, встала в позу.       — Она всегда её перегибает. Но спешу тебя предупредить — еда её действительно уникальна на вкус. Удачи. Кстати, а почему мы просто сидим? Ничего не предложишь гостю? — Шикамару поднимается и выходит из комнаты, возвращаясь с доской для игры.       — Сыграем в го? — присаживается, раскладывая доску.       — Хах, ты как старик, знаешь? — на эту фразу Нара застывает с фишкой в руках. Спустя секунду приходит в себя, его губы трогает мимолётная улыбка. — Что? Что за ухмылка? Жуть какая, — Канкуро делает вид, что его бьёт озноб и морщится.       — Кое-кто давным-давно говорил мне то же самое постоянно, — опять эта странная улыбка. По Кукольнику проходится новая волна дрожи.        — Ты уверен, что хочешь играть со мной в го, а не пойти веселиться с ровесниками? — спрашивает сенсей неуверенно.       — Уверен, давайте уже сыграем, — мальчик ставит доску и фишки.       — Ты совсем как старик, хехе, что ж, я не буду поддаваться! — Асума тогда ещё не знал, что ни разу не сможет выиграть у своего ученика.       — То есть ты не прогрессируешь, очень жаль, — прерывает ностальгию парня Сабаку но.       — Какими будешь играть? — игнорирует провокацию хозяин дома.       — Я вообще-то не соглашался! — перед Кукольником два горшочка с блестящими фишечками и непроницаемый покерфейс жениха. Должно быть, так же, выводя Темари из себя, делая, что захочет, он и завоевал её. Чёртов Шикамару. — Чёрными, — смиренно вздыхает.       Они молча играют, потому что ни одна из фраз Канкуро не находит отклика, те отскакивают как горох — это сестра обязательно бы что-нибудь выкинула, разозлилась, но её жених не из робкого десятка. Неудивительно, что терпит девушку и даже может её любить (Канкуро её тоже любит, но семья — одно, особо выбирать не приходится, а романтические отношения — дело совсем другое). Хотя брат всё ещё недоволен таким раскладом. Теперь, когда дата расставания близится неумолимо, он стал очень раздражительным. И только в одну сторону. Его бесит этот парень. До дрожи бесит. Но Канкуро знает, что раздражение вызвано нежеланием разлучаться с сестрой, поэтому подавляет эти надоедающие эмоции. Пусть и неидеально, с трудом, но подавляет.       — Если вы разведётесь, она заберёт всё твоё состояние, — вкидывает мысль, только что пришедшую на ум. Нара, наконец, реагирует — смеётся. Коротко и хрипло, меняя непроницаемую маску на детское озорство.       — Я знаю, что вы с Гаарой не хотите её отпускать, но у меня в планах нет развода, уж извините.       — Думаешь, сможешь ей потакать до самой старости? — Канкуро прищуривает глаза.       — Вообще, да. Таков мой план, — Кукольник поднимает высоко брови, оценивает, насколько собеседник серьёзен, убедившись, хохочет громко и заливисто, как Темари никогда не смеялась. Шикамару думается, что он хотел бы и её так же рассмешить. Ещё один пункт в список обязательных дел.       — Легко не будет.       — Ещё бы, — Шикамару опять уходит в себя, полностью погружаясь в игру.       «Должно быть, сестра купилась на этот его серьёзный вид и умение чесать языком. Да уж, все девушки одинаковые, как ни посмотри».       — Кстати, почему ты не использовал никаких уловок, чтобы загнать Темари в угол? — задаёт вопрос, что уже давно зрел в его голове и иногда мешал спать по ночам. Очень редко. — Ты осознал свои чувства раньше неё. Гений же, давно бы уже добился согласия на свадьбу, если бы захотел. Или, по крайней мере, раньше бы начали встречаться, — Шикамару незаметно ужасается проницательности Канкуро, заметившего, что Нара понял свои чувства раньше Темари.       — На то есть минимум две причины, — вытягивает два длинных пальца, прикрывая один глаз. Советник Хокаге знает, к чему подобные вопросы. Наверное, все ждали, что он будет плести интриги, а стратег не применил никаких сложных планов с многоходовочками. Разочарование для всех, кто любит какие-нибудь драматичные истории. — Хотя нет, даже больше, но я скажу тебе только две.       — Эй! — на самом деле Канкуро удивлён уже тому, что жених отвечает, обычно-то он предпочитает уходить от неловких и откровенных разговоров. Даже любопытно, с чего подобное добродушие.       — Я не считаю это честным, — игнорирует возглас. — Превращать даже наши отношения в настоящее сражение со стратегией? Мне хотелось, чтобы она самостоятельно пришла к своим чувствам, а не стала жертвой моих желаний, — ситуация на доске складывается для Канкуро всё хуже и хуже, он не успевает одновременно разговаривать и следить за игрой, что не скажешь о Нара. — Во-вторых, в итоге она предпочла меня своей работе. Думаю, это победа, — у парня самодовольное выражение лица, и не то чтобы его слова не были правдой, поэтому Кукольник даже врезать не может, хотя хочется. Да и Темари расстроится, если он испортит лицо её ненаглядного прямо перед церемонией. — Так как там Темари? — сегодня можно послушно ответить, раз уж сам господин «мне всё лень» не проигнорировал его вопросы.       — Сильно устаёт, но не физически, скорее ментально, для неё это всё пытка, — глубокая складка появляется на лбу Шикамару. — Правда, твои подарки помогают. Кто тебе подкинул столь прекрасную идею?       — Почему ты не думаешь, что я сам додумался?       — Ты себя переоцениваешь, зять. Очевидно же, что тебе в жизнь не пришло бы в голову посылать Темари цветы или что-то подобное, — Кукольник его подлавливает. Эта идея Ино. Стоит поблагодарить подругу за дельный совет. — Но ты правда уверен, что справишься? — вдруг резко перескакивает на другую тему Канкуро. К данной его привычке Нара всё ещё не может приспособиться. — Жизнь с Темари… Мы живём вместе двадцать три года, и я не могу сказать, что приспособился.       — Знаешь, почему я стал шиноби?       — Ох уж эти коноховские ниндзя с правом выбора, — Кукольник закатывает глаза.       — Думал, что так смогу развеять скуку. Для меня многое легко, просто и очевидно, — Канкуро морщится, потому что в Шикамару опять появляется этот самодовольный раздражающий парень. Тот самый, с которым они встретились на отборочных боях их экзамена на чуунина. — Но не Темари, понимаешь? С ней ничего не просто и не обычно. Так что, думаю, я обеспечу себе жизнь, полную приключений, — Канкуро застывает, ещё раз внимательно оглядывает лицо молодого человека, и откидывается назад.       Бесячий зятёк. Под стать сестре, откровенно говоря. Хотя Кукольник всё ещё с трудом верит, что эти двое, которые в любви как новорождённые оленята, вдруг на своих тонких трясущихся ножках всё же доползли до свадьбы. Или это потому, что они новорождённые оленята? Поэтому представляют всё проще? И оба считаются умниками. Да, конечно. Обычно умные люди в бытовых вещах довольно туповаты, и парень уверен — эти двое лучший тому пример.       — Я сдал партию, — поднимает руки, вставая.       — Но ты же не поиграть пришёл, — замечает Шикамару.       — Это была вообще твоя идея, если что, — его лицо без грима не очень сильно похоже на Темари, и всё же общие черты определённо есть. Так он выглядит в разы моложе, даже юнее своего истинного возраста. Канкуро появляется в подобном виде при крайней необходимости или дома. Сам Нара видел его без краски пару раз, не больше, поэтому всё ещё чувствует себя неудобно. Словно перед ним совершенно незнакомец.       — Так зачем ты здесь? — настойчиво спрашивает, собирая фигурки.       — Не можешь поверить, что просто пришёл хорошо провести время?       — Ну, конечно, — усмехается Нара, поднимаясь следом. Канкуро хитрый, себе на уме, всегда что-то замышляет, поэтому и не верит. К тому же, хоть парень и улыбается, весь напряжён. Сколько бы ни старался скрыть, взглядом Шикамару раз тридцать успел убить.       «На него можно положиться, — всплывают в голове слова, когда-то давно сказанные Темари. — Мы вместе растили Гаару, считай. Даже когда ему было жутко страшно, когда Гаара был на грани, Канкуро никогда не бросал и не оставлял меня одну».       Да, ещё он тот, на кого можно положиться.       — Уверен, что хочешь это услышать? — натянутая улыбка падает с губ.       — Ну, ты же хотел, чтобы я услышал, — расслабленная поза и взгляд из-под полуприкрытых глаз.       Брату действительно интересно, кто же — плаксивый гений или его сестра обычно побеждает в спорах, потому что эти двое особенно хороши в искусстве дискуссии и подавления собеседника. Она прёт напролом, он увиливает как змея. Их совместная жизнь будет по-настоящему весёлой.       — Сначала скажи-ка, что ты будешь делать с тем, что вы будете постоянно спорить, — мысль возникает в голове, парень её тут же озвучивает. Вот такой он человек. Зачастую. Когда с близкими, когда хочет кого-то запутать, запугать или подловить. Получается, почти всё время.       Шикамару глубоко задумывается.       — Я буду проигрывать, — в итоге выдаёт.       — Специально? — даже удивление выглядит на этом лице без грима незнакомо.       — Не совсем, — запускает руку в волосы, расчёсывая чёрную макушку.       — Зачем? — Канкуро не верит, это похоже на ловушку. Всё-таки он не может запросто поверить кому-либо. Пусть это и старый товарищ. Ему нужны доказательства и объяснения. Да и Шикамару не то чтобы часто проигрывал на его памяти.       — Можно проиграть спор женщине, которую любишь, и обеспечить себе спокойную жизнь рядом с ней, — пожимает плечами. — Это как проиграть сражение, но выиграть войну. Проигрыш — жертва ради светлого будущего.       — А ты непрост, — Канкуро заливается каким-то колким смехом спустя секунд двадцать, делает шаг навстречу зятю, моментально возвращая себе серьёзность, а в глаза сталь; он замирает в пяти сантиметрах от его лица, прожигая зрачками-точками. — Она наша драгоценная милая сестра, любимая всеми Принцесса, если что-то случится… — воздух вокруг трещит, поражая своим током.       — Я умру, — кивает Нара.       — Именно, — спускает напряжение, немного отдаляясь. — Меня радует твоя догадливость.       «Похоже, он правда решил устроить себе весёленькую жизнь. В этом с сестрой они похожи, да и что ещё ждать от плаксивых гениев».       — Но не смей умирать без нашего разрешения и не доводи до того, чтобы мы разрешили, — кладёт кулак вытянутой руки на грудь Шикамару. Туда, где под кожей и костями бьётся сердце. — Позаботься о ней. Люби и не смей предавать, потому что ты вытянул джекпот, будь благодарен, — взгляд практически злой.       — Обещаю, — Сабаку но всей семьёй из Нара верёвки вьют по щелчку пальца. И всё же, не играя, Канкуро произносит искренне, прямо смотрит в глаза.       Не то чтобы братья совсем ему не доверяют. Просто они отпускают свою сестру замуж далеко и навсегда. На ту маленькую вечность, которой располагают. Он вполне может их понять, даже слишком. Поэтому скажет и сделает всё, что потребуется, если это успокоит братьев невесты. Это меньшее, что он может сделать для них.       Канкуро ещё раз испытующе оглядывает Шикамару, отступает, возвращая на лицо легкомысленность, и, разворачиваясь, машет рукой.       — Было бы неплохо, если бы ты как-нибудь пришёл хорошо провести время, — бросает ему вслед Нара.       — Обязательно! Ты ещё устанешь от меня, — как только спина Канкуро скрывается за воротами, руки тянутся к злополучной коробочке с сигаретами, но застывают в воздухе, не дотянувшись.       Визит Кукольника напомнил ему, сколь многим пожертвовала Темари. Совсем несложно будет для него, по сравнению с ней, пожертвовать своей зависимостью. По крайней мере, нужно хотя бы постараться.

***

      Ночь всегда опускается незаметно и быстро покрывает всё вокруг собой. Вы замечали, насколько она обольстительна и очаровательна? С милым шармом вступает в собственные владения, и весь мир тут же ей подчиняется — люди разбегаются по домам, говорят тише, меньше, с большим вниманием смотрят на небо. Солнце слепит слишком ярко, из-за него ничего не разглядеть, а ночь в этом плане — лучший брат. Прелестно открывает свои просторы, вторым дном вечного небосвода исключительно в тёмное время суток возможно насладиться.       Шикамару бросает последний страстный взгляд уплывающим облакам, возвращаясь в комнату. Сегодня весь дом пахнет ладаном, поэтому ноги сами несут к комнатке, в которой стоит алтарь. Мать тоже тут, изящными руками зажигает свечи.       — Заходил Канкуро? — спрашивает, не поворачиваясь, продолжая свой изумительный обряд.       — Да, — сын присаживается рядом на колени.       — Они тебя проверяют, — усмехается. — Ну, ты же знал, что так будет, выбрав себе столь непростую невесту.       — Конечно. Её милые братья изначально шли приятным бонусом «три по цене одного», они меня вовсе не пугают и не разочаровывают, под стать сестре, — женщина тихо смеётся.       — Я рада, что ты так мирно воспринимаешь новые, выпавшие на твою долю трудности. Хотя семья жены — разве трудности? Сплошная благодать, — в такт сыну шутит. — О чём ещё говорили?       — Канкуро переживает, как же мы уживёмся, — юношеские глаза неотрывно следят за умелыми руками, выкладывающими фрукты на алтарь. Руки замирают, Йошино вздыхает и поворачивается к сыну с серьёзным лицом.       — Я тоже об этом переживаю.       — Всё настолько плохо? — пытается произнести лёгким ни к чему не обязывающим тоном, но мать не настроена.       — Можно так сказать. Вы женитесь в лучшее для вас время, вы никогда не проводили в одном городе даже месяца бок о бок, всегда были далеко друг от друга и поэтому скучали, — она возвращается к своему делу. — А теперь вы будете вместе постоянно, когда ты не на работе. И это осложнится тем, что Темари не сможет работать. Я всё ещё удивлена, что она согласилась на столь мало ей обещающую затею. Хоть ты и мой сын, думаю, твоя прекрасная невеста тебя переоценивает.       — Ты как всегда добра, — его губы трогает улыбка, а руки принимаются помогать худым и чуть морщинистым рукам. — Думаешь, мы не справимся?       — Вам придётся. Надеюсь, обойдётся без кровопролития.       — Я тоже.       — Но ты обязан быть чутким, к чему у тебя совсем нет привычки. Даже не хочу слушать, что ты как-то обидишь Темари или не поможешь ей справиться с накатывающими плохими настроениями.       — Да, мама, я уже понял, насколько высокого ты о своём сыне мнения, — женщина его даже не слушает.       — И даже если вы вдруг поймёте, пожив вместе, что друг другу не подходите, пути назад не будет. Нужно брать в расчёт её положение. О чём же эта девочка думает? — непонимающе качает головой. — Её братья могут третировать тебя сколько угодно! Она ставит на моего неразумного сына слишком много.       — Не беспокойся, мы друг другу подходим. Она девушка, которую я люблю и которую выбрал. Моё решение ничто не изменит. Я не подошёл к этому выбору легкомысленно, конечно же, я всё учёл.       «Может быть, чуть позже, чем произнёс предложение, но…»       Йошино украдкой оглядывается на его спокойное выражение лица и расслабляет плечи.       — Знаю, просто как же мать может не поворчать? Я должна поддерживать образ женщины, всё решающей в этом доме, — снова в его взгляде беспокойство, поэтому Йошино кладёт свою ладонь на руку сына. — Перестань, я буду часто появляться у вас и развлекать Темари, пока ты на работе. Конечно же, столько, чтобы ей не надоесть. И, если что, у меня много своих дел в клане. Ну, ладно, давай приступим, — мать с сыном отодвигаются чуть-чуть, чтобы совершить поклоны.       На алтаре фото Шикаку. Они проводят обряд сейчас, потому что близится свадьба; это важнейшее событие для семьи, поэтому Йошино настояла на проведении дополнительного обряда помимо тех, что ведутся от года к году.       Молчание, наполняющее комнату, умиротворённое. Вдвоём они смотрят на фотографию, разговаривая про себя. Больше, конечно, вспоминая. Этого достаточно. В молчании всегда есть какое-то спасение. О самых важных вещах иногда стоит помолчать. Стоит помолчать, чтобы не пустить цепную реакцию слёз и плача, ведь если начнут говорить вслух, обязательно расплачутся.       «У нас всё хорошо, Шикаку. Мы справляемся. Надеюсь, ты тоже в порядке, не так ли? — женские глаза мерцают в свете свечей особенно чудесно. — Нам есть, что тебе рассказать. Так что послушай внимательно. Но не меня».       Нара не замечает, когда мать выходит из комнаты, погрузившись в свои мысли, как вдруг остаётся один на один с отцом. Парень совершает поклоны ещё раз. Прикрывает глаза, прислушивается к топоту ног — не слышно. Решается всё-таки на то, на что не решился бы в присутствии матери.       — Отец, — вслух всегда произнести тяжелее. Это традиции Конохи, да, но он всю жизнь с трудом их понимал, и сейчас осознаёт, почему, возможно, так неумолимо тяжело называть вслух того, кого нет рядом. Это вырывает наружу далеко спрятанные, глубоко укрытые, может быть, даже давно забытые чувства. Отковыривает корку с ранки, вытягивает печаль, злость, горе. Как же вслух произносить важные добрые слова? Хорошие новости, если с трудом сдерживаешь слёзы?       Потому что это в традициях Конохи — чтить умерших, верить, что они всё ещё с нами, но когда ты начинаешь разговор с человеком, по которому скучаешь и которому хочешь многое сказать, заранее понимаешь — ни к чему хорошему не приведёт. Ты будто поджигаешь фитиль бомбы, заведомо зная, что она обязательно взорвётся. Поэтому губы сжимаются крепко, а зубы скрипят, стараясь сохранить хоть часть самообладания, совсем немного, пусть чуть-чуть. Нужно произнести ещё одну фразу вслух.       Склоняется, переводя дыхание, и пытается всеми силами улыбнуться.       — Я женюсь, — шёпотом. Кулаки сжимают штаны что есть мочи, пока лицо рвётся от выдавливаемой улыбки. — Я женюсь, — громче и чётче, но с трудом разглядывая хмурое лицо с фотографии. Почему у них нет ни одной фотографии, где Шикаку смеётся?       Силы покидают вместе с текущими по щекам слезами. Забирают с собой остатки возможностей сопротивляться, чтобы никакой игры, единственная искренность осталась.       Шикамару обычно молча проводил все обряды Шикаку, и то, что они всегда разговаривают с Асумой, не помогло. Потому что перед отцом молодой Нара чувствует себя бунтующим подростком, который, наконец, сдался и решился поговорить с папой начистоту. Вина, темнота, тишина.       Потому что с родителями всегда по-другому. Потому что родители — это те, кому мы подсознательно хотим открыться. Потому что дети внутри нас всё ещё отчаянно верят, что придут наши самые сильные родители и спасут, помогут, примут, успокоят. Это чувство потери, наверное, никогда не заглушить.       — Знаешь, когда-нибудь ты обязательно встретишь женщину, которой проиграешь, которой самостоятельно пожелаешь проигрывать, — мягко улыбается, хлопая сына по плечу. — Обязательно появится женщина, которая заставит тебя отказаться от одиночества. Тебе этого не избежать!       Парень держит осанку, слышит, как скрипят пальцы и падают капли на штаны, и всё равно, не закрывая глаз, прямо смотрит на фотографию. Часто сглатывает, губы дрожат, дыхание переводит снова и снова.       Шикамару уже знает, что никто и никогда не будет любить его так, как отец. Его любит мать, друзья, и он даже смог пробиться сквозь стену к чувствам Темари. Но как отец — никто, никогда. Так, как любит человек, который смотрит на своё маленькое глупенькое отражение и подставляет к тому сзади коленку, чтобы не упал, учась ходить. Как любит человек, который учил тебя играть в шоги, катал на спине и скрывал от жены разрисованные тобой стены, а потом ещё и отмывал их. У Нары уже никогда этого не будет, оттого воздух давит даже сильнее, чем обычно.       — Тебе же нравилась Темари, да? Скоро я приведу и её поздороваться. Надеюсь на твоё благословление, — склоняется до пола и остаётся там. Йошино слышит, как сын шмыгает носом и глотает слёзы, застывая у прохода.       Ей помнится, как молодой человек смотрел на праздничное кимоно Шикаку, когда она доставала для сына традиционное одеяние для церемонии бракосочетания. Муж нечасто надевал его, может, всего раза три за всю жизнь. Она ворчала, а он отвечал, что обязательно наденет его на свадьбу сына. Эти разговоры происходили и при Шикамару.       Сын сейчас снова чувствует ту самую незаросшую дыру в груди, потому что отец обязан быть на свадьбе. Разве нет? Он должен был дать наставлений сыну, должен был успокоить невестку, должен был… Быть.       Йошино уходит поскорее, дабы самой не пойти на поводу у чувств.       Некоторые раны никогда не зарастут, некоторых людей мы никогда не отпустим. Невыплаканные слёзы застрянут клубком с острыми концами прямо в глотке, чуть ниже горла, и будут давить. Шикамару уже знает это чувство. Когда сердце вмиг становится в тридцать раз тяжелее и ходить с ним дальше невыносимо, на нём висят эти запасы когда-то невыплаканных слёз. Может быть, сегодня самое время от них избавиться, может быть. Дав слезам волю, держись до конца, дабы не повесить на сердце ещё один мешок. Отец его также учил, что иногда нужно выплакаться, даже если ты мужчина. Вовремя дать волю эмоциям — сильный поступок.       Не все сильные поступки красивые и героичные, некоторые из них мокрые, тёмные и горькие.