Никто не смеётся последним

      Темари сковывает, буквально парализует, поэтому она просто сидит на кровати полусогнувшись, вперив тупой взгляд в подушку, и почти не дышит.       Вот почему по дороге домой девушка начала сомневаться, оттого в душу забрался противный паразит и стал там всё грызть. Осознание — у Темари есть работа. Её любимая, драгоценная, единственно верная. Та, которая никогда не оставит. Работа, на которой куноичи выросла, работа, ради которой уже пришлось пожертвовать неисчисляемо многим. Эта работа — её всё. Её суть, её смысл, её причина для существования. Когда всё было хуже некуда, когда казалось, что и жить-то незачем, на её стороне оставалась работа. Что же девушка будет без неё значить?       Очевидно, что, хоть Коноха и дружественная им деревня, хоть мир и меняется, никто не разрешит шиноби из другого селения работать у себя. Сам факт их вероятной свадьбы был прецедентным случаем, но возможным. Однако разрешение для неё на работу… Можно и не надеяться. Без сомнений, Какаши ей доверяет, а что насчёт старейшин? И доверие доверием, да безопасность на первом месте. Вдруг это всё её план, чтобы проникнуть в Коноху и изучить её изнутри, дабы потом использовать данные для нападения? Как бы сильно ей кто ни верил, просто нельзя исключать такую возможность.       Потому что они шиноби. Обманывать, ставить под удар собственную жизнь, убивать — они уже делали это всё ради своей деревни годами. Веками. Да, мир меняется. Деревни работают вместе, обмениваются информацией, но о суверенности никто не забывал. Стоит вспомнить случай с их отцом, когда Расу убили и продолжали управлять деревней от его имени, даже составили план нападения на Коноху и осуществили тот, а никто и не подметил подвоха.       Кто утверждает, что такого больше не повторится? Кто может дать руку на отсечение, что не появится новый Обито? Кто своей кровью за Темари подпишется? Никто.       Это значит, в лучшем случае, выйдя замуж за Шикамару, она минимум несколько лет не сможет заниматься миссиями. В худшем — никогда. И миссиями от имени Суны — тоже, естественно. Буквально всё или ничего.       Разве Темари может на такое пойти? Разве может отказаться от своей деревни? От своих братьев? Девушка живёт и жила ради них все двадцать четыре года своей жизни. Дышала ради них. Сражалась ради них. Когда было больно, обидно, невыносимо — поднималась и снова боролась — зная, помимо неё, никто их не защитит и не полюбит. Кто мог ещё полюбить детей Казекаге? Кто мог взять на себя смелость полюбить монстра и второго монстра, прикрывающегося обычным человеком?       Да, они ведь всегда были монстрами. Троица Песка. Троица монстров. Как они могли выжить рядом с Гаарой, не превратившись в чудовищ вслед? Им тоже пришлось отбросить жалость, человечность и тренироваться как умалишённым. Хочешь жить — умей вертеться. Дети Расы всегда жили с этим девизом, с ним же выживали. И теперь куноичи уйдёт? Это немыслимо, просто невозможно. Точно нет. Никогда.       Но Шикамару…       Не стоило ей и ему и вовсе это всё начинать.       Теперь её разрывает на мелкие-мелкие кусочки, ведь она должна предать либо его, либо свой дом. Его, что так самоотверженно поверил, подарил искренность, чувства. Раскрыл спину, стоит перед ней безоружный и улыбается по-ребячьи, хотя Песчаная Принцесса вот-вот воткнёт нож ему в сердце.       Сабаку но запутывается руками в волосах, проглатывая рык. Она несколько дней отгоняла эти мысли, но в конце концов они её настигли, вызванные наверх вопросом брата. Ей казалось, если подождать, всё само собой решится, рассосётся. Разумеется, этого не случилось. Проблемы никогда не исчезают по одному лишь нашему желанию или взмаху палочки, и очень жаль, между прочим. Поэтому Темари решила в подсознании — сначала скажет братьям, как обещала, а потом подумает над тем, что глотало её по частям. С трудностями необходимо разбираться по мере их поступления.       Хотелось ещё немножко пожить в этом волшебном забытье. Где куноичи могла ему не отказывать, где могла взять его за руку без сомнений и никогда не отпускать. Никогда — очень громкое слово, но ей хотелось использовать именно его. В угоду своим максималистским идеалам, которые всё никак не выветривались, несмотря на то, что из возраста юношества Темари давненько вышла. Или в угоду романтичности? Которой она не испытала, не могла, не имела права.       В дверь ненастойчиво стучат, прерывая нерадужный поток мыслей. Девушка не отвечает, и всё же кто-то входит. Останавливается на полпути к кровати, поднимает руку, опускает, вздыхает, проходит оставшийся путь и садится на краешек постели. Знакомый, еле уловимый запах краски настигает быстрее, чем голос.       — Темари, — мягко зовёт Канкуро. Кладёт руку на дрожащее плечо, в этот раз сестра не отстраняется. — Давай поговорим, — молчит в ответ на его предложение. — Я серьёзно. Это нужно обсудить. Я понимаю, ты сейчас очень переживаешь, — перемещает ладонь на девичью спину и в течение пары минут гладит, ожидая, когда та будет готова.       Пусть не сразу, небыстро, нелегко. Она ведь никогда не была из тех, кто тут и там говорит обо всём, что думает. Темари не умеет раскрываться, он знает. Для неё признать, что что-то тревожит — почти равняется поражению. Естественно, куноичи не хочет говорить ни о чём, что ставит в затруднительное положение, выматывает, причиняет боль. Брат всё понимает, на то он и брат. И Канкуро, возможно, человек, который знает Песчаную Принцессу лучше всех. Да, сестра привыкла решать проблемы в одиночку, и при всём том Кукольник надеется — сегодня она будет честна с ним. Пусть чуть-чуть, не договаривая, продолжая держать эту глупую маску всемогущей и непобедимой. Непобедимых не бывает. У всемогущих тоже случаются нелучшие дни. Поэтому Кукольник ждёт. Молча ждёт, гладя девичью спину.       — Что же я натворила? — взвывает всё-таки, не отрывая лица от подушки.       Как же мучительно переживать всё только в своей голове. Нестерпимо больно, до потери сознания. Может, поэтому Темари ждала, когда расскажет им? Потому что ей нужны были их плечи, когда начнёт падать. Осознание — фиговая штука. Разве нельзя ей позволить всю жизнь носить розовые очки? Было бы легче. Какие бы страдания ни случались, какой бы дурной оборот не настигал события, можно было бы принимать их такими, какие они есть. И всё. Больно, трудно, тяжело? Но всё пройдёт, а мир прекрасен. Он был и будет прекрасен. Сегодня, завтра, послезавтра, через сто лет. Даже если люди уничтожат его, он всё ещё будет идеально нереальным. Живописным, лишающим дыхания, выбивающим почву из-под ног. Надевая розовые очки, люди могли бы смиряться с настоящими трудностями.       — А что ты сделала? Не понимаю, — искренне удивлённым тоном. Сестра поднимает затуманенный взгляд. — В чём провинилась? Никак в толк не возьму. В своей влюблённости? В том, что оказалась человеком, а не роботом? — несколько лукаво задаёт провокационные вопросы. Глупец, всегда столь храбро идёт на рожон. Ему не страшно, зато всем вокруг — да. Как когда Канкуро преследовал Сасори. Безрассудно отважный её младший братец.       — Я дала ему надежду и собираюсь теперь бросить, — его чернильный взгляд, её упадок сил, столь долгое молчание, его терпение, её разбитость сами выманивают мысли с сухих губ.       — Зачем? — таким же благодушным тоном спрашивает.       — А что предлагаешь делать? — девушка не понимает, куда клонит парень, он ведь и сам всё должен осознавать.       В какой-то момент похожие сердечные разговоры стали для них даже обыденными. Нечастыми, всё же эти двое совсем не эмпатичные личности, но задушевные беседы имели место быть в их отношениях. Когда они стали случаться, Темари подумалось: «Да, вот теперь мы вроде как повзрослели». Брат всегда улавливал момент, когда сестра была слишком измучена для препирательств, и разводил её на сопли. Сегодня это вышло даже чересчур быстро. Потому что она впервые в подобном отчаянии? Потому что дело касается Шикамару?       — Не бросать его уж точно, — «с ума же сойдёшь от этого», — про себя продолжает. Видя, как Песчаная Принцесса заламывает руки, кусает губы, плачет — внутри, наружу слёзы не пуская. Очевидно для брата, что случится с сестрой, если та сейчас откажется от Нары.       — Думаешь, у нас получится просто так же общаться? — загорается отблеском надежды, но приподнимает бровь, до конца пытаясь скрыть свои эмоции, однако Канкуро лишь заливисто смеётся. — Как сейчас? — уже совсем неуверенно.       — Хочешь лет до шестидесяти продолжать бегать друг к другу в деревню, держаться за ручки, целоваться и прочие прелести, а потом прощаться у ворот, сдерживая слёзы? — лукаво бросает. Его сестрица никогда не интересовалась романтикой или отношениями, в этом плане она зачастую близка к Гааре. Такая же наивная и простодушная. Сама не понимает свои чувства, что с ними делать и куда это приведёт. Зато он понимает, и он есть рядом, чтобы помочь разобраться с балаганом в её голове. Определённо, куноичи себе невесть чего навыдумывала, заплутала в этом и не знает, как выбраться. Может, совсем ориентир потеряла.       — Да, звучит глупо, — признаёт всё же, опять поникая и утыкаясь в подушку.       Его бедная, глупая, влюблённая сестра. Обычно твёрже чем сталь, крайне сообразительная, безумно сильная, их опора и надежда; когда дело касается Нары, моментально лишается рассудка. И что же им с ней делать? Она ведь будет страдать, если не согласится. Определённо будет. Закопает себя живьём в работе, потеряет вес, будет выглядеть как смерть с пустым взглядом. Ведь девушка уже любит его. С этим ничего нельзя поделать. Сестра действительно невероятно сильно любит Шикамару. «Так, как никого — до. Так, как никого уже не сможет после», — думается Канкуро.       — Темари, — очень нежно, боясь поранить её сейчас столь хрупкую душу. Куноичи редко снимает защиту; впрочем, в данный момент она настолько истерзана, что никак не может обороняться, да это и не плохо. Время от времени нам всем нужно быть слабыми, чтобы потом становиться сильнее. Она в это, бесспорно, не захочет верить, ну и чего же? Да и ему на руку, иначе ещё час бы отпиралась, прежде чем заговорить. — Скажи мне, сможешь простить Шикамару, если он найдёт кого-то другого? — Песчаная Принцесса застывает, сжимает зубы, прикрывая глаза. Представляя как наяву — его, улыбающегося другой девушке, держащего её за руку, поглаживающего её кожу, целующего её. Темари передёргивает. — А что будешь делать, если твой ненаглядный впадёт в горе, когда ему откажешь? — и опять она очень хорошо может это всё увидеть — его впавшие щеки, одеревеневшее тело, скрипучий голос. Сидит и играет в шоги снова и снова. Нара сильный. Невероятно стойкий. Но чрезмерно чувствительный. Парень познакомил её со своей матерью, представил их друг другу. Он, весь стеснительный и скрытный, а ведь решился. Очевидно, было нелегко. Он так много для неё делал, так мило и трогательно заботился о ней. Разве может Темари столь отвратительно поступить с ним? — Хотя, знаешь, мне абсолютно плевать на Шикамару и его страдания, — брат пожимает плечами. — Единственное, чего я хочу — чтобы ты была счастлива. Скажи, будешь ли счастлива, простившись с ним? — девушка смотрит в глаза брата, глотая подкатывающую истерику.       Глотает и мотает головой из стороны в сторону.       Как же это всё глупо. Как могла она себе позволить потонуть в чём-то подобном? Как могла позволить себе столь сильно привязаться к кому-то? Глупая, глупая девчонка. Теперь расплачивается за грехи, за неосмотрительность, за то, что позволила себе думать, будто имеет право на обычные радости.       — Знаешь, — Кукольник берёт в ладонь её руки, набирая в лёгкие побольше воздуха. — Ты всегда старалась нас защищать, оберегать, помогать. Когда мамы не стало, взяла на себя её роль. Ты была рядом с нами, любила нас, — гладит большим пальцем её кожу под вопросительно вздёрнутые брови, выделяя каждое сказанное «ты». — Я никогда не говорил, но всегда чувствовал себя виноватым из-за этого, — горько улыбается. — Ты не могла заботиться о Гааре, хоть и хотела, зато действительно превосходно заботилась обо мне. Благодаря тебе я смог побыть ребёнком ещё чуть-чуть. Тебе пришлось из-за этого совсем рано повзрослеть, заплатить высокую цену, — девушка открывает рот, тем не менее кукольник продолжает, не дав ей заговорить. — Ты защищала меня от Гаары, но любила и его. Было тяжело любить, страшась, да? Однако смогла научить этому и меня. «Мы семья», — повторяла нам, — Песчаная Принцесса не понимает, с чего брат ни с того ни с сего перевёл тему, всё равно под его убаюкивающий тон затихая. Канкуро редко бывает серьёзным, на самом деле эти моменты можно по пальцам пересчитать. По пальцам одной руки. — Несмотря на то, кем был Гаара, и его силу, именно ты стояла на передовой на наших заданиях, прикрывала нас, получала больше всего ранений и никогда не обвиняла нашего бедного брата в том, через что нам приходилось проходить. Мне время от времени очень хотелось свалить на него всю вину, но я брал пример с тебя, — парень кладёт вторую ладонь ей на щёку. — Ты отказалась от всего ради нас. Почти не играла с другими детьми, предпочитая не выпускать нас из виду. Когда мы оказывались в опасности, сломя голову бежала к нам. Всегда была рядом, когда мне было плохо, — его глаза начинают блестеть. — Перелом ли у меня, потеря крови, я без сознания, отравлен ядом — первый, кого я видел, открывая глаза — ты, — нежно, будто и не мужским вовсе голосом, произносит. — Благодаря тебе я не был одинок. Ты самый близкий для меня человек.       — Канкуро, — у поражённой его откровениями девушки в горле встаёт тот самый злосчастный ком. Тяжёлый, мерзкий, крошащийся под гнётом никак не имеющих силы вырваться звуков, царапающий и режущий всё изнутри. Ком рассыпается, кусочками мчится вниз прямо к лёгким, заполняя всё крошкой, от которой кашлять и кричать тянет. Лишь бы побыстрее избавиться, пока та не заволокла все внутренности, а иначе навечно останется там и будет пожирать мало-помалу.       — Наруто многое сделал для Гаары, но и ты, кажется, была невероятно счастлива ухватиться за возможность вернуть нам брата, что без страха и стеснения после нападения на Коноху всегда старалась быть с ним рядом. Ты не просто говорила, заставляла нас чувствовать — мы семья. Помогла ему оправиться и начать жить заново, отпуская обиду и боль, — всё-таки слеза срывается вниз по мужскому лицу, пока Темари в полном замешательстве не знает, что и вымолвить. — Мы благодарны, правда благодарны тебе. И всё же мы очень переживаем, ты живёшь не для себя, а только для нас…       — Я сама этого хочу! — Канкуро мотает головой на её тихий полувскрик.       — И также хочешь быть рядом с Шикамару, разве нет? — девушка уводит взгляд в сторону. — Когда тебе спокойнее всего? Когда счастливее всего? — с её ресниц тоже начинают падать слёзы. — Темари, ты не замечаешь, как всегда грустишь после возвращения и моментально светлеешь, когда тебе назначают миссию в Коноху. Мы переживаем, потому что ты совсем за собой не следишь. Столько работая без отдыха, загонишь себя в могилу раньше времени! Твоё здоровье всё чаще тоже даёт о себе знать, голова кружится и болит, плюсом ко всему бессонница. Не думаешь о необходимости взять перерыв? — не позволяет возразить. — Через несколько лет всё ещё больше поменяется, ты даже, скорее всего, сможешь работать, если захочешь — Наруто станет Хокаге, однако сейчас — не хочешь себя посвятить себе и семье? У тебя никогда не было нормальной, но разве не хочется создать свою? — уговаривает, как может. Пытается заставить её хотя бы задуматься над его словами. Пусть задумается, пусть эта идея поселится внутри её головы. Она тогда сама сделает своё дело. Идея.       — Вы всегда были самыми лучшими братьями, почему это у меня не было нормальной семьи? — хмурится сестра.       — Мы были, когда Гаара не пытался тебя убить, а я не привязывал твои волосы к кровати, — усмехается, поднимая лишь один уголок губ. — Разве Шикамару не лучше нас двоих вместе взятых? Он тебя боится до дрожи, на цыпочках будет перед тобой ходить, любую прихоть исполнять. Не муж, а мечта! — улыбается нежно, уже открыто, убирая за ухо прядь её волос. — И не смеши меня. У нас никогда не было любящих родителей или чего-то подобного. Мы выживали всё детство. Это ты зовёшь нормальным? Думаешь, я не видел, как ты смотрела на обычные семьи на улицах? — прищуривается.       — И что? Прошлого не изменить, — пожимает плечами. — Я просто любопытствовала, — брат фыркает, выражая, насколько верит её словам. — Мне и с вами было хорошо, — ещё больше фыркает. Хорошо — когда её одну не наказывали за всех детей вместе взятых, когда не заставляли часами сидеть на коленях с поднятыми руками или проводить ночи в пустыне смерти. Врёт ведь и не краснеет.       — Вот именно, прошлого не поменять, — даёт слабый щелбан по лбу. — Зато можно будущее. Ты любишь его, он любит тебя, вы будете вместе счастливы, и это не пятиминутная интрижка. Да даже если интрижка! Всегда можно с ним развестись и вернуться, мы тебя примем с распростёртыми объятиями. Ты же наша семья.       — Ага, так прям и примите, — сужает глаза.       — Так прям, даже если с ребёнком. И это даже лучше! Решим вопрос наследования, — парень уворачивается от кулака сестры.       — Вы же были очень против нашей свадьбы полчаса назад, — краснеет на последних словах.       — Мы были шокированы, глупышка, — опять щёлкает по лбу. — Просто шокированы. Я думаю, Шикамару — очень хороший человек, и Гаара со мной согласен. А деревня без тебя не погибнет! У Казекаге море поклонниц, это ты их отгоняешь своим грозным видом. Может быть, именно ты мешаешь ему построить его личную жизнь! — по полу прокатывается песок. — Какие только слухи из-за этого не ходят о вас, — отплёвывается и берёт в руки её маленькое личико, чуть погодя. Раньше сестра была выше него, но в какой-то момент стала такой маленькой и беззащитной. Без оружия она обычная девушка, даже если сама это отрицает. — Темари, политическая обстановка спокойна как никогда, все друг с другом договариваются, войн не надвигается. Мы не знаем, сколько ещё продлится этот мир. Не думаешь, что самое время пожить для себя? Мы всегда успеем повоевать, да и неужели тебе не хватило? Сейчас, пока держится это затишье, не гробь свою молодость на работе. Живи для себя, — внушительно, спокойно, ясно давая понять — совсем не шутит. Как никогда серьёзен. — Подумаешь до завтрашнего утра, а там мы снова поговорим, хорошо? — встаёт с её кровати и уходит, мягко прикрывая дверь с другой стороны, за которой всё это время прятался Казекаге.       Они молча спускаются на первый этаж. Молча садятся друг напротив друга. Молча обдумывают всё.       — Почему не вошёл? — спрашивает старший.       — Темари… мне не настолько доверяет. Я её начальник в первую очередь, а уже потом — брат, — просто отвечает Гаара. — Я бы всё испортил.       Они больше ни на что не были способны. Им оставалось только смиренно ждать решения любимой сестры.       И она думала, ломала голову, размышляла ночь напролёт. Почувствовала себя на эти долгих семь часов Шикамару и даже немного поняла его — вечно желающего спать.       Девушка забыла кое о чём, и ей напомнил брат. Мир не вечен. Это сейчас они дают клятвы о том, что больше не будет войн, рассыпаются в обещаниях и подписывают договоры. Но проблема заключается и в другом — деревни не принадлежали только себе. Они были частью стран, на власть которых тоже нужно умело влиять, между прочим. И это вовсе не легко. Если через несколько лет какой-нибудь дурной феодал отправит своих ниндзя на другую деревню — смогут ли шиноби возразить? Смогут ли преодолеть конфликт? Деревни довольно автономны, потому что скрыты, однако всё ещё они отчитываются перед главами стран и получают от них какое-никакое финансирование. Да и к тому же, последняя война не обошлась без жертв, и она же показала — именно такие жертвы войн становятся в будущем наибольшей опасностью в мире шиноби. Им ещё предстоит вырастить это поколение детей, которые будут ненавидеть мир за то, что у них нет отцов и матерей.       Откровенно говоря — у неё нет времени. У них нет времени. В их мире никто не знает, что, когда и где взорвётся. Может быть, уже завтра начнётся очередная война.

* * *

      С утра сестра вышла к ним с опухшими глазами, чему ни один из братьев вовсе не удивился. У них всех была бессонная ночка. Девушка села за стол, ожидая, когда семья присоединится. Гаара поставил перед ней травяной чай. Братья сели напротив. Канкуро — мило улыбаясь и почёсывая растрёпанные волосы, Казекаге — со складкой на лбу, выдающей беспокойство. И они первые начали говорить, не дав ей опомниться. По издёрганным волосам, мозолям на руках, понимая — всё не будет гладко. Вчера куноичи всю ночь провела на тренировочной площадке, по старинке решая проблемы в голове физической силой. Шикамару играл в шоги, Темари бросала кунаи и пробовала новые техники с веером. Сложные, требующие много чакры, высасывающие из неё силы без остатка. Чтобы до ноющих мозолей, чтобы падать на колени без сил, глотая песок с благодарностью — не кровь. Её на руках всегда хватает. Испытывая боль, легче думать.       Она ведь шиноби.       — Сестра, ты прекрасный шиноби, — заговаривает Гаара мирным мерным голосом, не торопясь, — наш лучший дипломат, надёжная поддержка деревни и меня, — выделяет последнее. — Я благодарен тебе за это. И за время своей работы ты вырастила многих приличных шиноби, которые теперь смогут занять твой пост. Темари, мы без тебя не развалимся. Суна не настолько слабая. И я говорю это не для того, чтобы обидеть, — делает голос мягче, — просто незаменимых людей не бывает. На смену одним приходят другие, и всё движется дальше, — эти слова ударяют прямо под дых, больно скручивая внутренности. Канкуро ошалело глядит на младшего. Да уж, дал ему слово. Вот, теперь у них ещё одна надвигающаяся проблема — она будет считать себя бесполезной. Честно говоря, Кукольнику уже было жалко будущего шурина. Если он ещё доживёт до этого звания. Темари умела много чего додумывать в своей голове, а страдали потом все. Все без исключения. — Сестра, я не говорю, что ты мало делала или незначительно влияла на наше благосостояние. Я, как никто лучше, знаю, как много ты работаешь. Но это факт. Ведь умер третий Казекаге? И наш отец? А деревня всё ещё стоит на месте, — разводит руками в сторону, как бы показывая на Суну. — Знаешь, что это значит?       «Все мы бесполезны», — мелькает в её голове.       — Это значит, что когда выбор стоит между тобой и деревней, ты должна выбрать себя, ведь деревня без тебя сможет, а ты без себя — нет, — Песчаная Принцесса хмурит лоб; младший брат взял пример со старшего и тут и там вставляет в предложения «ты». — Да, у тебя есть мы, но единственный человек, с которым проведёшь всю жизнь и встретишь последний момент — это ты. Борись за себя, будь эгоистичной, ставь в приоритет себя. Никогда так не поступала, поэтому самое время. Ты всё делала для нас и деревни, а что для себя? Я чувствую себя из-за этого плохим братом и отвратным Казекаге, понимаешь? Ты жертвуешь своим счастьем ради счастья всех других, — Темари всегда удивляло, откуда её младший брат понабирался философии, а Канкуро — рациональности. Когда он свои мысли подаёт под подобным соусом, спор с ним почти сразу теряет любой смысл. Будто ему дали бланк с ответами, а им всем нет, и вот они как дурачки своими силами пытаются справиться.       — Разве именно так и не живут шиноби? — вздёргивает подбородок.       — Раньше — да, но не сейчас. Посмотри на Наруто. Мы же пытаемся изменить этот мир, да? Если хочешь быть полезной, почему тогда тебе не показать пример? «Шиноби могут быть счастливыми. У шиноби могут быть счастливые семьи». Как мы, у кого этого никогда не было, сможем строить будущее? Мы будем строить его таким же, лишь немного изменившимся, не думаешь? — девушка открывает рот и тут же прикрывает.       — Тогда почему я, а не Шикамару? — тихо, но раздражённо. Безусловно, Сабаку но не может не задаться этим вопросом. Чёртов патриархат всегда угнетал её.       — Темари, как, по-твоему, выглядит нормальная, счастливая, благополучная семья? — наконец вступает Канкуро. Девушка, чуя подвох, ещё больше хмурится. Казалось, скоро её глаза совсем пропадут за бровями, так сильно сестра щурится. Как на допросе. Их вообще двое, а она одна! Это нечестно — быть в численном преимуществе!       Ну, у неё в запасе, ещё бы, была тысяча оправданий, самобичевание, шиза и гнев, готовый в любой момент выйти из-под контроля. Последний был всегда внутри — наготове. Если что, он выходит и БАМ БАМ по всем придуркам. Придурки в клочья, справедливость торжествует.       — Муж, который много зарабатывает, красавица-жена и пара спиногрызов, — почти выплёвывает. Братья загоняют её в какую-то ловушку, а куноичи всё никак не может почуять в какую именно. Помимо Нары ещё кто-то догадался таким образом на неё наседать. Это уже даже не смешно.       — И откуда эти спиногрызы берутся? — теперь понятно, куда клонит Канкуро. Ага, так она и сдалась. Разбежалась уже, пятки сверкают.       — Не знаю, наверное, в больницах. Спины там кому-то грызут, их от них отрывают и выдают нуждающимся родителям, — выдохом отбрасывает чёлку под округлившиеся глаза старшего брата, пока младший крепко задумывается.       — Сестра, я не думаю, что ты права. Как бы сказать, — он мнётся. — Да уж, и почему этого в академии не преподают? Никак не думал, что у тебя такие пробелы в элементарных познаниях. Возможно, тебе действительно рано замуж, — Канкуро уже совсем ошалело оглядывает их двоих.       Нет, он определённо единственный адекватный в этой чёртовой семейке.       — Темари, перестань паясничать! — взмаливается. — Ты совсем с ума сведёшь Гаару своими глупыми шутками! — выдыхает и считает до трёх, успокаиваясь, чтобы вернуться к изначальной теме разговора. — И кто их будет воспитывать? Спиногрызов. Не мужчина же, — девушка почти задыхается в возмущении.       — Да почему нет-то?! Или у тебя какие-то предубеждения? — грозно сверкает глазами. Канкуро проверяет, где ближайшие колюще-режущие. Хвала богам, удача на его стороне. Далеко.       — Да потому что тогда все ваши дети будут его копией! Они будут целыми днями лежать на полу и вздыхать о бренности бытия! — этот аргумент всё-таки действует, Темари цыкает.       — Вот мы всё и решили! Шикамару мне не подходит! Он раздолбай, и лентяй, и вообще раздражающий объект, — дышит как паровоз, еле удерживаясь на месте. Как они вообще начали говорить о детях?! Темари даже согласия ещё не дала! — И почему мы сразу заговорили о детях? Я не думала о них, пока…       Разговор окончательно выходит из-под контроля. Дети? Какие дети вообще? Они о чём? Это шутка такая?       — Во-первых, не решили, потому что ты любишь этого болвана! Во-вторых, — выдыхает, — это серьёзный разговор, и мы должны обсудить всё как взрослые люди, — несколько раздражённо произносит старший брат. — Тебе не пятнадцать, очнись! Мы же говорим о твоей будущей семье! Конечно, всё непросто, вы из разных деревень. Вот скажи мне, ты бы сомневалась вообще, хоть минутку, будь он из Суны или ты из Конохи? — сестра замирает, задерживая дыхание. Сомневалась бы? Был бы тогда этот разговор? Имел бы он смысл? Кидала бы она вчера кунаи в едва видное дерево на горизонте до потери пульса, будь они из одной деревни? Неприятный холодок проходит по ногам. — Если нет, то все твои «но» ничего не стоят. Это просто глупые рамки, в которые ты сама себя загоняешь. Знаешь, почему в последнее время техники тебе никак не даются? — парень почти язвительно произносит последнее предложение, а девушка судорожно глотает воздух.       «Заметили. Всё-таки заметили. Ну да, ещё бы не заметили».       — Потому что ты обладательница чакры ветра. Чтобы она реализовала себя, нужно самой быть свободной как ветер. Не ветреной — свободной. А такой не стать, пойдя против своего сердца, своих желаний, своих убеждений, — пальцы девушки дрожат, судорожно хватаясь за столешницу. Как же много Канкуро за ней наблюдал? — Ты, наверное, удивляешься, что я всё так хорошо понимаю? Напоминание — мы твоя семья. Мы самые близкие тебе на данный момент люди. Мы живём бок о бок с тобой всю свою жизнь, мы по звуку шагов можем определить твоё настроение. Естественно, мы чувствуем, если что-то не так, — слегка повышает тон, как бы намекая «не недооценивай нас». — Мы те, кто хотим тебе лишь блага. И мы говорим, чтобы ты делала этот выбор, полагаясь на свои чувства, а не на кучу бесполезных правил, по которым всю жизнь живёшь, — наклоняется вперёд, ловя её беспорядочный взгляд. — Темари, пора освободиться.       Когда же? Когда её маленькие, беззаботные, глупые братья вдруг стали такими умными и внимательными? Когда они стали не тащиться сзади, держась за её руки, а идти рядом? Когда стали настолько надёжными? Почему она чувствовала это, полагалась на них, но не принимала? Потому что не хотела? Потому что не могла? Потому что боялась?       — Твой ответ? — спрашивает Гаара, до этого молчавший. Как-никак, он знает — Канкуро лучше удаётся передавать эмоции в слова, поэтому не встревал. Темари сжимает кулачки, опять глотает воздух, опускает взгляд. Последняя соломинка.       — А как же вы? Почему только я должна заниматься тем, что хочу? Мы взрослые, очевидно, приходится жертвовать хотелками, вам тоже! — шёпотом, отчаянно.       — Темари, ты не помнишь? Мне скоро двадцать три, и я всё ещё играю в куклы, меня вполне это устраивает. Я живу жизнью своей мечты, — Канкуро взмахивает руками.       — Как и я, — тихо проговаривает Казекаге. — Я просто хочу защищать эту деревню и добиться, чтобы войн, подобных Четвёртой Мировой, больше не повторилось, — девушка громко выдыхает.       — Темари, у нас нет девушек! Ну, кхм-кхм, не то чтобы совсем, — отводит взгляд старший, — в общем, ты поняла. У нас другая ситуация. Мы правда живём жизнью, которой хотим. А если я вдруг захочу жениться и на пенсию — тут же потребую! Даже не буду раздумывать.       Девушка опускает голову. Сдаться? Они вынуждают её сдаться. Противные братья! Песчаная принцесса ведь и сама желает уступить. До мигрени, до прикушенного языка, до солёного привкуса во рту и жёлтых отблесков перед глазами… Зачем её толкать на это?!       — И потом, ты в любой момент можешь передумать! Хоть через неделю, хоть через месяц, хоть через день или пять лет. Сколько бы времени ни прошло, ты сможешь вернуться к нам. Мы же семья, — улыбается Кукольник мило, наклоняя голову, опять напихивая в глотку кирпичей. — Это твой дом. Был и всегда им будет.       Ох, как бы ей хотелось иметь розовые очки. Тогда бы она просто наслаждалась миром и ни о чём не переживала. Есть ли смысл тревожиться о том, на что не в силах повлиять? Да даже если повлияешь — будешь беспокоиться. Так есть ли смысл? Уж лучше тогда вовсе не волноваться. В конце концов, они все исчезнут, их переживания превратятся в пыль. Лишь красота этого мира продолжит существовать.       — Точно? — сломленным голосом. — Что бы ни случилось, я смогу вернуться?       Темари всё ещё не сдалась. Но, может, почти. Теперь более возразить нечего, и ей не семнадцать, когда она могла кричать просто «не буду» и делать по-своему. Рациональность внутри вопит: братья правы. И что-то ещё. То самое, из-за чего началась вся эта заварушка. Её чувства к нему.       Вот же, тупой лентяй. Она его убьёт. Определённо.       — Конечно, — отвечает старший.       — Без сомнений, — а за ним младший. Всё-таки они были чересчур милыми, безумно. Даже не похоже, что эти двое с ней могут быть родственниками.