Порочность

      Мэйбл стояла напротив зеркала и старалась оценить свою безразмерную кофту с огромными пуговицами.       «С ней хотя бы потёртые джинсы не так сильно бросаются в глаза. Да и, если станет жарко, я в любой момент могу остаться только в чёрной майке».       Сделав несколько контрольных движений, взбивающих и без того пышную капну вьющихся волос, девушка покинула свою комнату. Настроение было приподнятое: намечался не плохой вечер.       «Без понятия, что он хочет устроить, но от бесплатной элитной выпивки точно не откажусь. В следующий раз я такое смогу попробовать только на небесах».       На лестнице её всё не отпускала мысль: оголить одно плечо сразу или подождать другого момента. Но тут в нос ударил пряный запах корицы и имбиря, а слуха коснулся тихий джаз, постепенно вытесняющий из головы всё лишнее. За плитой стоял Гидеон в сером джемпере и что-то неустанно помешивал. По-видимому, манящий запах шёл от его кулинарного творения. Девушка замерла в дверном проёме, как тогда утром. Ледяные руки неуверенно сминали радужные рукава.       «Что за дурацкое чувство: и не тошнит, и кишки вместе с тем вывернуть охота». — Не заметил, как ты спустилась. — Так вышло. — Если подождёшь ещё 10 минут, то я вознагражу тебя глинтвейном собственного приготовления. — Ох, боюсь, у меня не получится, — вдруг сделала не на шутку встревоженное выражение лица Мэйбл — Что? Почему? — Видишь ли, я могу подождать, только 8 минут, а потом накинусь на тебя и то, что ты там нахимичил.       «Чёрт, я ещё не напилась, а уже несу какую-то чушь! Я что это вслух сказала?»       Гидеон расплылся в улыбке и отвернулся обратно к плите. — Я постараюсь не допустить, чтобы ты накинулась на меня раньше времени.       Румянец показался на щеках. Ей просто стало душно. Пол в доме был с подогревом, камин, тихо потрескивающий в глубине комнаты, и закрытые окна, и запах кардамона, и его бархатистый голос…       Мэйбл быстро сняла резинку с руки и стала нервно собирать волосы в высокий хвост. После этих манипуляций она открыла окно и уселась на крутящийся барный стул. Взгляд забегал по столу: многообразные закуски, фрукты, сыр, брошюры с рекламой какой-то строительной компании, «Преступление и наказани». — Читаешь русскую классику? — обратилась она к парню, взяв в руки книгу и начав изучать многообразные закладки, — даже не просто читаешь... — Достоевский — это мировая классика. — Не спорю, просто я думала, что ты… — Что? — Не читаешь такое, — нелепая улыбка. — Представь себе. — Позволишь, я зачитаю: «Чувств своих не любил высказывать и скорей жестокость сделает, чем словами выскажет сердце. Иногда, впрочем, вовсе не ипохондрик… –…А просто холоден и бесчувственен до бесчеловечия», — закончил цитату Гид. — Ты подчеркнул эти слова, и страница очень потрёпана, — спустя паузу длинной в жизнь, не смело доложила Мэйбл. — Мне просто понравились эти слова. — Хорошо, спрошу по-другому: мне стоит напрягаться? — Глинтвейн готов, поэтому решай сама.       Гидеон развернулся с сотейником в одной руке и двумя пузатыми кружками в другой.

***

      На часах пробило 2 ночи. — Детское время. Надеюсь, тебе не пора баиньки?       Гидеон с неподдельным интересом наблюдал за Мэй, которая, как и он, вальяжно развалившись в соседнем кресле, курила 4-ю по счёту сигарету за вечер. Они встретились не так давно, а глинтвейн уже был выпит, на столе красовалась откупоренная бутылка винтажного вина, а другая валялась рядом.       Поленья в камине тихо потрескивали. Запах огня исходивший из него смешивался с приятным ароматом алкоголя и табака, витавшим в комнате. — Ещё раз, что ты туда добавил? — Я третий раз повторяю, тебя так быстро развезло? — Чёрта с два! Я вообще не пьянею. — Ох хо, знала бы ты сколько у меня друзей, которые «не пьют» и «не пьянеют». Одного мы ещё долго потом откачивали после очередного, — его язык запутался, и парень в конце концов умолк.       В воздухе помимо густого запаха мелодично распространялся голос Фрэнка Синатры. — Конечно, сценический псевдоним «Малыш Гидеон» — это верх убожества! Ещё и всю компанию так назвать, ИП оформить… — А что ты хотела? Я был малышом, да к тому же назвали, сама знаешь как. С документами, правда, возни было... — Почему ты сейчас забросил сцену? — Ну вообще то ещё 3 года назад. В своё восемнадцатилетние я дал последний концерт и подытожил карьеру Малыша. — Лёгкие деньги… — Нихера они были не лёгкими, — раздражённо буркнул Гид, — все считают, что если ты медийная личность, значит ты ничего не делаешь, так, лицом своим со сцены светишь. Ничего подобного.       Парень пнул пустую бутылку, которую до этого катал правой ногой. — Если ты с пелёнок знаменит, значит всё проплачено. Родители в деле, и ребёнок счастлив. А меня кто-нибудь спрашивал, хочу ли я с этой идеально уложенной причёской, — он запустил пальцы среди белых прядей и как следует взъерошил их, — в синем выглаженном костюмчике распевать: «Говорят, у меня предвиденье, это не дешёвый трюк, это ясновидение!»       Возможно, в детстве эта песенка звучала забавно и даже мило, но сейчас Гидеон исполнил её очень низко, со свойственной ему хрипотцой, и от этого повеяло какой-то унылостью и безвыходностью. Мэйбл сглотнула подступивший к горлу комок. — Зачем ты тогда это делал? — решила она всё же прервать затянувшееся молчание.       В ответ лишь самая грустная в мире ухмылка. — Деньги.       Он упёрся локтями в колени и уронил свою тяжёлую голову. — Сначала они нужны были отцу, чтобы погасить все кредиты и долги, которые он понахватал в молодости. А потом… А потом мне самому понравилось, когда кошелёк трещит по швам от ста долларовых купюр. Это приятно, правда! А ещё это опьяняет и сносит крышу. Когда приходишь в себя среди дорогих шлюшек в своём загородном доме, вспоминаешь, что тебе, чувак, только 17, то уже сложно что-то поменять. Но я, черт побери, смог!       Гидеон резко поднялся, о чём тут же пожалел: голова закружилась, и он опёрся на спинку широкого кожаного кресла. Переведя дух, на не твёрдых ногах прошёл к холодильнику, откуда достал наполовину пустую бутылку шотландских виски.       Мэйбл не знала, что сказать. Она хотела просто отдохнуть, а не нагружаться чьими-то проблемами. Но уже поздно, она жалела этого совершенно не знакомого ей человека, даже не зная, есть ли хоть сотая доля правды в его речах.       Напиваясь люди делятся на сотни типов, со своими загонами. Например, некоторые принимаются рассуждать о жизни и смерит, своих бывших проблемах, других же не оттащишь от стола: дикий проспиртованный голод берёт верх над ними. Мэйбл обладала замечательным качеством: на то, чтобы набрать нужный градус, уходило куча времени и пустых бутылок, поэтому на многих вечеринках она так и оставалась трезвой. — Незнакомцы в ночи, — забывшись, стала тихо подпевать девушка. — Ты хочешь потанцевать? — вдруг предложил Гид, так и стоящий около стола с бутылкой. — Нет, с чего ты… — Ты хочешь. — Да нет же! — Хочешь и молчишь. — Да ну тебя. — Почему ты не хочешь дать себе волю? — Потому что я не пьяна. — Тогда мы это исправим.       Гидеон оттолкнулся от столешницы и медленным шагом двинулся в её направлении. Мейбл с опаской смотрела на это предстоящее сомнительное предприятие. — Как-то неправильно, с начало горячее пить, а потом холодное — для зубной эмали вредно, — предприняла она первую попытку. — Сказал заядлый курильщик. — Да без разницы, разве мешать алкоголь не вредно? — Ты сама говорила, что жить в принципе вредно.       «Какая хорошая память!» — хотела было она огрызнуться. Смолчала. Оставалась одна попытка к бегству. — Мне надо в туалет.       Гидеон смерил её скептическим взглядом, бутылка в его руках замерла над вторым стаканом. Но потом здраво оценив её шансы на реальный побег, он смиренно кивнул. — Я даю тебе 3 минуты, а потом накинусь на тебя! — крикнул он уже в след удаляющейся девушке.       Поднявшись на второй этаж, вполне ожидаемо, Мейбл скользнула не в сортир, а в свою комнату. В вытянутом зеркале на неё глядело румяное, с огромными тёмными глазами и растрёпанным гнездом на голове существо. Оно улыбалось и заговорщически подмигивало, предлагая спуститься обратно и окунуться в веселье с головой. Но голос разума громко вещал: осталось 3 бокала вина, или 4 бутылки пива, или 1 хайбол виски.       Мейбл прекрасно знала, сколько ей надо выпить, чтобы перейти ту самую черту. Она не первый год жила на свете и уже успела пройти всевозможные студенческие вечеринки. Познать свою меру в алкоголе было не легко, но с опытом это пришло. Теперь она нутром чуяла, на каком градусе ей нужно оставаться, чтобы здраво оценивать ситуацию.       Но вот в чем проблема: в компании друзей Мей переходила эту черту, позволяла себе забыться, повеселиться на славу, а потом весь следующий день страдать от жутчайшего похмелья. Но сейчас…       «Не боюсь я его, просто как будто не доверяю… Кто знает, что может прийти к нему в голову. Он совсем чужой человек и отнюдь не простой, чтобы просто так взять и довериться».       Она залезла на подоконник, предварительно открыв окно на проветривание, и полезла в карман за пачкой сигарет. Холодный ветер, проникающий с улицы, приятно освежал разгоряченное тело. Мысли в голове становились более чёткими. Мэйбл достала сигарету и даже успела взять её в зубы и чиркнуть спичкой, но тут она так сильно задумалась, что ей стало не до курения. Задула спичку и вынула сигарету изо рта.       «А, собственно, зачем я должна ему доверяться? Можно ведь просто напиться, переспать с ним, а на утро даже не вспомнить. А даже если вспомнить, то можно будет повторить, Майеры ведь не скоро вернуться. Но я не спросила, есть ли у него девушка. А смысл? Даже если есть, он не скажет, да и мне, честно, плевать на это. Я не собираюсь отнимать у неё парня, а секс уже давно ничего не значит».       Она поёжилась и только тут заметила, что сидит на подоконнике в одной майке, кофта наверняка валялась где-то в гостиной. Одной рукой она загнула тонкую черную ткань и оголила часть живота. Уродливый шрам красовался на том же самом месте. Мейбл аккуратно провела по нему холодными пальцами — по коже побежали мурашки. Не отрывая от него взгляда, Мэй всё же закурила.       «Он невероятно красив, где таких делают, а? Если я сегодня же не коснусь его тела, то просто сойду с ума. Ноги обвивают его вокруг бёдер, всем телом прижиматься к нему, и он снова ускоряет темп. Черт, Мэйбл, какой ужас. Как ты к этому пришла? Тебе ведь даже плевать, что это за человек, абсолютно плевать, ты смотришь только на обложку, а вроде бы всё, через что ты прошла, должно было тебя научить докапываться до истины».       В руках остался маленький окурок, который она выкинула на улицу, потом одёрнула майку и встала с подоконника. Опять подошла к зеркалу и взглянула на существо, которое похоже и не покидало своего места. Оно улыбалось и нагло смотрело в ответ. За спиной раздался манящий голос Ли Хуера начинавшего one bourbon, one scotch, one beer. — Тебя не было больше десяти минут? Какого х… — Хватит трепаться, налей мне.       Гид поднялся с дивана и немедленно протянул девушке виски. — Ты за кого меня принимаешь? Я не буду хлестать с горла.       Пожав плечами, он перелил содержимое в хайбол. Под заводную музыку Мэй не могла стоять ровно, бёдра сами стали покачиваться в такт, а когда руки стали свободны от бокала, то и они пошли в ход. Она самая обычная пьяная девушка. Может быть даже привлекательная. Очень даже может быть. Неосознанно она облизнула пересохшие от спирта губы. — Блять, не надо так, Мэйбл, я же не железный! — Гидеон, смеясь, закрыл лицо руками. — Что-то не так? Ты хотел потанцевать, теперь и я хочу, давай же, ну! Вставай!       Девушка стала удаляться в глубь комнаты, одновременно маня его руками. Босиком, с горящими красными щеками, со сводящей с ума улыбкой, тонкими, идеальными руками, притягивающими взгляд. Устоять бы не смог никто. Глифул поднялся.       Это не та песня, чтобы медленно кружиться или, обнявшись, топтаться на месте: «I wanna get drunk antill I’m off of my mind». Скорее это прыжки, динамичные вращения, из-за которых начинает кружиться голова и всё вокруг теряет своё очертание, лёгкие касания друг друга, вроде прелюдии, которая ни к чему не ведёт.       Венецианская ваза летит с комода. Мэйбл замерла над осколками, сама, не зная в ужасе или в диком восторге. Сзади раздался смех и звук разбитого горшка. Девушка развернулась и увидела, что не известное ей растение уже валялось на полу. Рядом стоял Гидеон, держа в руках кусок портьеры.       В комнате запел женский голос: «Hit the road, Jack, and don't you come back. No more, no more, no more, no more!»       Пайнс приблизилась к Гиду, и он лёгким движением обвил её шторой, потянул к себе. Она ловит ртом воздух в паре сантиметрах от его губ.       «Что-что, а находиться в этом сумасшествии трезвым просто глупо».       Оставаясь в петле из шёлковой ткани, Мэй тянет Гидеона к столу, где стоит ещё не откупоренная бутылка виски. — Громче! — Что? Не слышу? — Сделай громче!       Не думая о последствиях, да и в принципе ни о чём не думая, Мэйбл залазает на барную стойку. Тут она выше, больше чем он с широко распахнутыми глазами, оставшийся в низу. Отбивание босыми ногами бита, три шага вперёд и блюдо с фруктами летит вниз. Руки обвивают её стройное, но фигуристое тело. Всего пара бутылок позволили так открыться и почувствовать львиную уверенность в каждом поступке.       Глифул заворожённо наблюдал за девушкой. Линия талии и бедер изогнулась сильнее. Как хорошо, что та несуразная кофта уже давно валялась рядом с камином, и ему ничего не мешало разглядывать этот плавный переход. Протянув руки, он помог ей спуститься и упасть в его объятия.

***

      Cloves спасибо тебя за это. За эту песню, проливающуюся в сонном доме, где никто не спит. Ты спрашивала, не забудем ли мы? Нет, и ещё раз нет.       Битое стекло, ободранные гардины, картина на полу, а поленья в камине всё также трещат в глубине. Три пустые бутылки, одна разбита, полная окурков пепельница, а большая вязаная кофта всё также уныло смотрит на медленно покачивающуюся парочку посреди комнаты.       Она медленно, почти неосознанно проводит дрожащими пальцами по его шее, вдыхая крепкий аромат одеколона. Он аккуратно держит её талию, то и дело переводя взгляд от вьющихся распущенных волос к тёмной ночи за окном. — Ты спрашивал, почему я начала курить, — почти прошептала Мэй, но они были слишком близко к друг к другу, и Гид слышал каждое её слово. — У меня… у нас с братом родители в автокатастрофе погибли. Нам тогда 16 было. — Вот дерьмо, — не сдерживаясь в выражениях выдал парень.       Он немного отстранился, чтобы взглянуть Мэйбл в лицо, но её глаза были абсолютно сухими. — У меня выбор был, понимаешь? Либо умереть от рака лёгких в 30, либо в 16 сойти с ума от переживаний и остаток жизни провести в психушке. Не дай мне, Бог, сойти с ума! — Нет, легче посох и сума… — Диппер надолго закрылся в себе, а потом уехал из Калифорнии к Стэнфорду в Гравити Фолз, чтобы точно стать его помощником и тоже ловить всякую нечисть. — А ты? — А что мне оставалось делать. Собрала вещички, и поехала за ним. Квартиру мы в городе продали, я нигде не работала, надо было только закончить школу в Орегоне и потом поступить куда-нибудь подальше оттуда. И, как видишь, сейчас Бостон, юриспруденция, и всё также поиск бабок на стороне. — Тебе самой не хотелось стать охотницей за приведениями? — И бегать по улицам с пылесосом? Нет, спасибо. Ты был прав, мы такого повидали, что на несколько жизней вперёд хватит. — А брат, твой тогда чего остался? — Диппер всегда на сверхъестественном повёрнут был, а тут такая возможность. — Адвокат. Почему именно адвокат? — А почему именно бизнесмен? — Жилка предпринимательская есть, да и с детства научен был. — Ну так и у меня жилка и опыт в детстве.       Она уткнулась ему в шею. Манящий запах. «Алкоголь или похоть?»       Стараясь не смотреть в тёмные из-за расширенных зрачков глаза, Мэйбл привстала на цыпочки и, ещё сильнее приблизившись к парню, прильнула к желанным губам. Она тут же ощутила накативший жар в груди. Это было незначительным событием: скольких парней она перецеловала за свою жизнь (уж очень она была влюбчива), но отчего-то этот поцелуй стал для неё очень волнительным. Пустая голова уже не соображала, но на счастье Гидеон взял инициативу в свои руки. Он приобнял её за талию и мягко поддался её губам не настойчиво, не требовательно. Никто не торопил события, поцелуй был практически невесомым, а руки не пытались вжаться в тела. Когда Гид ещё притянул Мэй к себе, она почувствовала, как каменный стояк упирается ей в бедро. Ощущение горячего члена, вжимающегося в неё, прошибло с головы до пят. Упираясь руками в его мощную грудь, отстранилась. — Что ты делаешь… — еле слышный шёпот. Глухой и низкий. Посылающий бешеную дрожь по спине и к низу живота. — Я не знаю, — обессиленно выдыхает. — Чего ты хочешь?       На этот вопрос в голове уже был давно рождён ответ: — Тебя.        Он с силой притянул ее кудрявый затылок и накрыл пухлые губы своими. Не так, как до этого. Не спрашивая разрешения. Бесцеремонно, с силой раскрывая онемевшие губы, смело проникая в рот языком. Позволяя ощутить горький вкус виски. Эта горечь и боль от внезапного укуса посылают в голову фонтан крови. Как и ожидала, это он. Без всяких клубнично ванильных жвачек и освежающих спреев, никакой сказочной силы, которая бы уносила на седьмое небо, расслабляющей музыки на фоне. Всё здесь, на земле, всё грубо и по-настоящему. Как же она скучала, боже! Как скучала!       Внезапно её мягкие ноги подкосились, но Гидеон успел удержать её за талию так и не отрываясь от поцелуя.        «Не стоило столько пить».       В следующую секунду он делает шаг вперед, с силой сжимает пальцы на талии Мэйбл и продолжает идти до тех пор, пока она не упирается спиной в стену. Лопатки холодит камень, а Глифул, дыша сквозь сжатые зубы, подхватывает девушку, заставляя обвить его бёдра ногами. В секунду он сметает одной свободной рукой всю мелочь, лежащую на рядом стоящем комоде, и чуть ли не кидает на него Пайнс. Она чувствует, как в ягодицы упирается узкая столешница, и удар о картину в золочённой раме, которая летит на пол, как и всё в этой комнате, остаются за гранью восприятия. А Гидеон с силой прижимается к ее губам, проводит рукой по её шее и сдавливает её, что становится трудно дышать. А кислород так необходим сейчас!       Задыхаясь, Мэйбл всё равно выгибает спину, прижимаясь к груди Глифула и, закинув руку ему за шею, притягивает к себе. Жаркий поцелуй длиною в вечность, переплетение ядовитых языков. Он исследовал её рот, углубляясь ещё сильнее, в то время как она забралась руками под его джемпер со спины и стала водить по ней своими маленькими ноготками. Ею двигала одержимость, какое-то сумасшествие разливалось по венам всякий раз, когда Гид сжимал пальцы на её плечах.       Мэйбл прервала поцелуй и резво стала стягивать с него такой ненужный сейчас джемпер. Гидеон помог ей, сам поочерёдно высунул из него руки, стараясь при этом несильно вдавливать девушку в стену. Когда она подняла на него взгляд, то вздрогнула от того дикого и долгого взгляда горящих глаз. Она не видела себя со стороны — сияние так и исходило от немного покрасневшей кожи.       Гидеон снова врывается в рот Мэйбл, не сдерживаясь. Не думая. Её глухой стон вламывается в сознание. Она приподнимается ещё выше, подаваясь к нему, затем отстраняется и поспешно стягивает майку. Перед Глифулом раскрылось стройное тело, втянутый живот, хорошенькая грудь в кружевном чёрном бюстгальтере. На плечи падали непослушные волосы. Он убирает их за спину, потом отстраняется, чтобы взглянуть на откинувшуюся назад девушку, впивающуюся в столешницу пальцами с такой сексуальной вздымающейся упругую грудь, и шаловливым язычком, то и дело облизывающим пересохшие губы.       «Не ужели ему нравиться разглядывать моё тело».       Пока Гид переводил дыхание, Мэй сама потянулась к нему и коснулась губами напряжённой шеи. Лёгкими поцелуями она стала двигаться по белоснежной идеальной кожей, проводя языком по выступающим набухшим венкам. Вместе с этим она оглаживала его затылок дрожащими руками, будто боясь, что он исчезнет от неё, испариться в воздухе. А она ещё не насладилась им, его было так мало, и эта ненасытность выливалась в жаркие поцелуи, оставлявшие красные, ещё больше заводящие следы. Гидеон проводит ладонью от ее шеи вниз, меж грудей, по плоскому животу, минуя шрам, красовавшийся внизу слева. Всё это заставляет ее выгнуть спину, подставляясь под его прикосновения.       Почти рыча, почти лихорадочно Гидеон выдыхает воздух и одним движением заставляет её сильней раздвинуть ножки, она опять подается навстречу, пока его член почти до боли не вдавливается ей в ложбинку возле тазовой косточки. Жёсткие пальцы, горячие и сжимающиеся на её бёдрах оставят отпечатки даже через джинсы, но это совсем не важно, потому что они снова впиваются друг в друга. Звериный стон. — Извини, — еле слышно хрипит Мэй.       Гид слизывает кончиком языка струйку крови, вытекающую из прикушенной губы. Глаза горят яростью и нечеловеческой жаждой.       «Теперь каждый поцелуй будет отдавать ему болью». И девушка углубляет поцелуй и сильнее надавливает на губу. В ответ несколько рывков — уже негодный ни на что лифчик скатывается по правой руке. Стон негодования, а Глифул взял в рот её правый сосок, став посасывать его немного прикусывая, в то время как левой рукой сдавил другую её грудь. Не слишком сильно, но ощутимо. — Ублюдок, — срывается с губ.       Соски уже набухли, а грудь вздымалась в сумасшедшем ритме. На этот раз Мэйбл не стала пытаться сделать всё по-своему, а просто отдалась его воле. Он был физически сильнее неё, и она ничего не могла с этим поделать. Как же это угнетало, заставляло остро почувствовать собственное бессилие, а она не привыкла к этому. Оставалось только держаться за его плечи, выгибаться. Сквозь лихорадочные вдохи пытаться найти саму себя в ворохе чувств, поднятом из самой её глубины. Поднятом этим незнакомцем в ночи.       Мозги отключены у обоих, они бы, наверное, не заметили даже, если бы пришли Майеры.       Пальцы Пайнс выпутываются из мягких волос и опускаются вниз. Сжимает пальцы, обхватывая его член, чувствуя твёрдую пульсацию прямо в своей руке, сквозь ткань штанов. Чтобы продлить сладкую пытку она начинает размеренно поглаживать его. — Что же ты, сучка, со мной делаешь…       Гид уткнулся в её шею носом, пытаясь восстановить дыхание. Мэйбл быстрее тянется к ремню брюк, который вдавливается в её голый живот при каждом толчке, что становятся практически неконтролируемыми. Расстёгивает его, касается невероятно твёрдого члена под боксерами и, не отрывая своего похотливого взгляда от его тёмных бесконечных глаз, Сжимает свою маленькую ручку. Чуть крепче. Проводит вверх-вниз. Уверенно и без остановки. Они уже практически не целовались, только продолжали касаться друг друга губами, дышать друг другу в рот.       Сдерживаться больше было невозможно. Гидеон обхватил Мэйбл за ягодицы, заставив обвить себя ногами, посильнее прижал к себе, прошёл к тёплому коврику, что лежал в паре метров от камина. Вновь поставив её на ноги, он довольно резко развернул её к себе и прижал к груди. Не капли не смущаясь, Мэй издала одобряющий стон, ей понравились эти ощущения: обнажённой спиной она была плотно прижата к его рельефному торсу. Рука так смело, так бесстыдно спускается по ее животу, специально задевая соски, поддразнивая их и не давая потерять свою твёрдость. Чёткими, отточенными движениями расстегивает джинсы и чуть приспускает их. Дёргает Мэй на себя, чтобы она почувствовала уже голыми ягодицами его член. Опыт подсказал потереться об него. Гидеону это чертовски нравиться, и она знает это. Кожа к коже. Приспускает чёрные, почти насквозь мокрые трусики и, скользнув несколько раз рукой вдоль её половых губ, резким движением проникает внутрь одним пальцем. Громкий вздох. Вводит второй палец и начинает двигаться в ней. Мэйбл не сдерживаясь начинает стонать, поворачивает голову в попытке найти так нужные сейчас губы. Парень замечает это и дарит ей французский поцелуй. Несколько минут, Гид откровенно дразнил её, не переходя к большему, но когда у Мэй окончательно ослабли ноги, и он не мог легко удерживать её, то аккуратно уложил девушку на коврик и уселся рядом. Неспешно стащил с неё сначала джинсы, затем почти прозрачные трусы, полностью обнажая её тело, после чего устроился сверху.        В отблесках камина его глаза кажутся ещё темнее, в них Мэйбл видит отражение своего желания. Ей жарко. Волосы прилипают к груди и спине, и это раздражает. Раскрасневшиеся щёки были под цвет красного ковра.       «Чего он ждёт? Любуется?»       Первый толчок. Из комнаты выкачали кислород. Голова начинает кружиться, перед глазами плывут тёмные круги, не давая чётко видеть уже такое родное тело, нависающее над ней. Придвинув её ближе, Гидеон стал вбиваться в её разгорячённое мокрое тело. Заглянув в ранее голубые глаза, Мэйбл стала наслаждаться его членом в себе, его резкими, но такими сладостными толчками, желая лишь, чтобы он довёл её до оргазма. Наконец-то он в ней, его толчки ускоряются. Именно этого она и хотела. Хотела с первого момента, когда увидела его утром на кухне.       Она сама тянется к нему, к его губам, целует их. В ответ он впивается в её требовательным, хоть и нежным поцелуем, после возобновляет свои движения. Его пальцы впились в нежную кожу бёдер и натягивает на себя. Место соприкосновения вспыхнуло болью. Но как же это приятно. Он осознаёт это и одной рукой начинает оглаживать её тело. Плотоядно вгрызается в ее совершенно голую грудь. Скользит по животу вниз. — Что это?       Он проводит пальцами по бугристому шраму сантиметров 5 в длину. Мэй поворачивает голову к огню. Толчки прекращаются. Ждёт ответа. — Это не важно, я… я потом… потом расскажу тебе, ладно?       Озадаченность медленно пропадает с его лица, и он накрывает её губы поцелуем.

***

      Она уже не стонала, а кричала под ним. Вся его спина была в красноватых полосах, кое-где виднелись кровоподтёки. Да был ли у Мэйбл хоть кто-то так яростно вбивавшийся в её тело?       Глубокий толчок, вскрик. Пайнс закатила глаза и стала извиваться в сладостных конвульсиях. На её губах красовалась блаженная улыбка, она полностью отдалась этим ощущениям. Стенки её влагалища стали сжиматься, что заставило кончить и Гидеона. Последними силами он отстранился, чтобы не упасть на девушку, и в итоге он улёгся рядом.       Мэй потянулась к пачке сигарет лежащей на низком столике, закурила, затянулась и передала сигарету Гиду. — Третий раз, — выдохнула она вместе с дымом. — Уже пять часов. — Детское время, — пытаясь восстановить дыхание, произнёс в ответ Гидеон. — Ещё хочешь? — Если тебя хватит.       Лёгкая усмешка пробежала по его лицу.