Каста Ворона

Маленький Ворон был хитрым и уже в том юном возрасте умел перемещаться в пространстве на большие расстояния, так что он за мгновение исчез с тихим хлопком и очутился в предгорье Перу. Там дули холодные ветра, там даже камни были молчаливы, хотя всё и всегда говорило с малышом Вороном, пока он был чист сердцем…

Полумна не видела, что он убивал, но знала — он делал это. По тому, как вошёл в комнаты; по тому, как, крадучись, точно огромная охотящаяся кошка, прошёлся вдоль стен, будто не видел свою пленницу и был в гостиной один. Он поддёрнул чёрные рукава на запястьях и деловито встал у окна. Там гасли английские розовые сумерки, переходящие из красного заката в синюю ночь. Айзек поморщился. Отвратительное место. Поганая земля. Скучная природа, голые блёклые поля, затянутые туманной дымкой. Он понимал, почему люди сбегали отсюда в чужие земли, в Америку, в поисках лучшей жизни. Какая ждала их здесь, в краю, где даже краски кажутся обесцвеченными? Ворон хотел домой. — Вы весь день читали, мисс Луна? — спросил он, не оборачиваясь. Та только кивнула, не собираясь говорить с ним. Почему-то она была уверена, что индеец увидел её кивок. Это было так. Он смотрел в тёмное отражение зарешёченного окна, и взор его радовала спокойная Полумна, разбавлявшая собой мрак и хмарь чужого неба. Как всякая сильная эмоция, убийство сперва потрясло его до основания, и он восторжествовал, чувствуя себя почти сытым. Но затем голод вернулся. Он всегда возвращался. Он был неизбывен, как горная река по каньону: то отступит под землю, то покажется наружу, чтобы в итоге нарасти, пока не перельётся, и смести всё на своём пути. Айзек снова чувствовал пустоту глубоко в себе, как-то бывало каждый раз после череды смертей, окроплявших его руки. Он не жалел убитой сегодня девушки; он не жалел разгромленного волшебного квартала и лавки, где всё было, очевидно, когда-то сделано с большой любовью и выдумкой к деталям, и не жалел даже выпитого до основания себя. Жалость — неправильное чувство; оно ведёт к осознанию несправедливости, а жизнь несправедлива по определению. Жалость делает человека слабым и зависимым, она — бремя, что позволяет ронять руки. Ворон считал, что он достаточно справедлив и силён, и руки ронять не в его привычках. В конце концов, он на войне, а на войне не живут, а выживают. Как воин, он это хорошо понимал. — Вы голодны? — спросил он. Луна снова кивнула. Это его порадовало, потому что отвлекло от мыслей, которые птицами кружились в голове и улетать не желали. И позабавило: мисс Лавгуд, очевидно, думает, что у него глаза на затылке. В какой-то степени, она ушла недалеко от истины. Обернувшись и убрав руки с дубового тёмного подоконника, Айзек подошёл к ней и сел, скрестив в лодыжках ноги, на ковре у бархатной софы. Он мирно положил щёку на подушку, подложив её под локоть. От его лица до подобранных под себя ступней Полумны было несколько дюймов, и она слышала его ровное дыхание кожей стоп. Айзеку нравилось, что она не желала отстраниться или спрятаться. Он посмотрел на неё чёрными непроницаемыми глазами, так жадно, как мог смотреть только тот, кто отнял несколько жизней. — Почитайте мне вслух. На какой вы сейчас главе?

***

Тот, кто никогда не бывал в плену, никогда и не узнает, как это тяжело, даже если тебя не истязают физически, не подвергают пыткам, не мучают голодом, не насилуют и не пытаются убить. Казалось бы, лиши человека всего лишь свободы — какая эфемерная ерунда! Свобода — только слово, которое не обозначает ровным счётом ничего конкретного. И слово, таящее в себе мощную силу. Айзек знал, что Полумна будет рано или поздно порвана в клочья, как бумажный лист, и знал также, что от осознания собственной несвободы он бы на её месте дрался до последних сил. Такие, как он, веками назад предпочли смерть — неволе, и на его континенте индейских рабов было практически нигде не найти. Непокорные, отчаянные, отважные, но хитрые, умные и нечеловечески терпеливые — они были готовы на что угодно, а она, эта странная англичанка, кажущаяся безразличным взрослым ребёнком, была чем-то похожа на них. Это его поражало до глубины души. И пусть цвет кожи, глаз и волос обманывал его; пусть не было в ней крови его или другого племени, но он чувствовал кожей и дыханием — она не смирилась, а просто притаилась, чтобы выгадать нужный момент и только тогда стряхнуть с себя верёвки. Ему было дьявольски интересно взглянуть, как она это сделает. — Так, значит, вы прочли всю книгу? — У меня было достаточно времени, — вежливо сказала Луна. — И я быстро читаю. — Хм, вот как. И что же, у вас есть ко мне какие-нибудь вопросы? — Да, — она ответила сразу, без запинки и замешательства. — Я заложила уголки страниц, если ты не против. — Не против. — Ну так вот. — Она откашлялась и пролистала потрёпанный томик до нужного места. — Глава пятая, «В логове дзи-дзи-бон-да». Айзек спокойно сложил руки на согнутом колене и с интересом уставился на носы собственных пыльных сапог. Полумна кашлянула ещё раз и начала: — «В стародавние времена племя абенаки, что жило в туманном лесном штате Мэн, утверждало, что в балках и оврагах, там, где темнее всего и труднее пробраться через заросли, обитает тварь настолько жуткая, что даже не пытается показаться хоть кому-нибудь живому. Так ужасен был её вид, что человек мог скончаться на месте от страха — и даже сам дзи-дзи-бон-да не смел взглянуть на своё отражение в ручье или другом источнике, чтобы не напугаться самого себя, иначе при одном лишь таком взгляде старый дзи-дзи-бон-да умирает, а новый рождается — и выходит из его внутренностей…». Так что, конкретно неясно, как выглядит это существо? — она посмотрела на Айзека. Тот поморщился. — Бабушка нарочно не описала его, поскольку это тварь действительно крайне жуткая. Поверьте, Полумна, люди, встречавшиеся — даже намеренно! — с дзи-дзи-бон-да, если не погибали, то сходили с ума. — Я читала, — лаконично ответила Полумна. — Но здесь всё ещё нет точного описания. — Моя бабушка не видела дзи-дзи-бон-да, — заметил Айзек. — Она действительно побывала в его логове, и там обнаружила много пренеприятных вещей — человеческие останки, младенческие кости, но, когда сам дзи-дзи-бон-да вернулся домой, спешно оттуда улетела. «Улетела? Не аппарировала?» — машинально отметила Луна, но продолжила: — Странное поведение для зоолога, не так ли? Не докопаться до самой сути. Айзек усмехнулся и потёр подбородок. Он отвечал неторопливо, не сразу, поэтому в их беседе было много пауз. Полумна не выдержала: — Это профессия, побуждающая к смелости, к решимости. — Она говорила это совсем нерешительным, спокойным, каким-то даже сонным голосом. — И готовности рисковать. — Вы готовы были бы рискнуть умственным здравием и жизнью и взглянуть на тварь, лишающую рассудка одним только видом? — Я постаралась бы сохранить рассудок при себе, — с достоинством ответила Луна, — а следом подробно описать этого дзи-дзи-бон-да. — Один такой одиозный смельчак был в исследовательской группе, — будничным тоном сказал Айзек и с улыбкой покосился на Луну. — Сейчас остаток дней своих он доживает в психиатрическом отделении где-то в Северной Дакоте. — Меня это не пугает. — В отделении для буйных. Луна невозмутимо перелистнула ещё несколько страниц. — Глава восьмая, «Озеро Великой Рыси». — Бабушкина встреча с мичибичи, — важно кивнул Айзек. — Угу. Я помню эту историю. И что вас в ней смутило? Их разговор прервал стук в дверь. Айзек замолчал и поднял вверх указательный палец, дав Луне знак, чтобы она молчала тоже. В тот момент она подумала: «Как странно. Порой мне кажется, что он чего-то здесь опасается и не ведёт себя, как их союзник». Луна ещё не знала, как близко метила и как точно попала со своим суждением. Айзек встал с ковра и лениво сунул руки в карманы куртки, пройдясь немного вперёд. — Можно войти, — сказал он негромко, однако тот, кто был за дверью, хорошо его услышал. Дверь отворилась, чуть скрипнули старые петли, которые с тяжёлым дубовым полотном явно переставали справляться, а у домовиков было сейчас куда больше других проблем В проёме коридора, слабо освещённого лампами по стенам, показалась белокурая голова. Это был Драко Малфой. Сначала он пробежался взглядом по комнате, не заходя внутрь, а оставшись на пороге. По очень знакомой ему комнате. Он ведь знал в своём замке всё, по крайней мере, здесь, в этом крыле — до последнего дюйма. Он знал, кто останавливался в этих комнатах в лучшие времена, до того, как Тёмный Лорд занял Малфой-мэнор и сделал его своим. То, что должно было по праву принадлежать от деда — отцу, а потом и перейти ему самому, Драко, больше не принадлежало, и он чудовищно, невыразимо страдал от собственной участи — быть даже не на вторых ролях, а на посылках, мальчиком на побегушках, недорослем, унизительным подобием домашнего эльфа. Даже к ним Пожиратели относились, кажется, с большим уважением, чем к молодому мастеру поместья Малфоев. И теперь он побежал к этому чёртовому американцу, Мерлинова борода, потому что ему так приказали. Ну, а чего он ещё хотел? Такова участь тех семей, что находятся в опале у Лорда. Отец твердил, как заезженную пластинку: хорошо, что мы остались живы. Хорошо, что мы всё ещё вместе. Иногда Драко хотелось яростно выкрикнуть: а что в этом хорошего?! Но он сдерживался. Мордред и Моргана… достаточно было признаться себе, что другого выхода не было, и это оправдывало почти всё, что он чувствовал. — Мистер Боунс, — сказал он. — У меня к вам есть сообщение. Слова погасли в воздухе, как упавший мяч для крикета, который так и не набрал скорости, чтобы врезаться в воротца после удара молотком. Боунс отошёл в сторону, хмуро глядя на молодого волшебника, и Малфой увидел Полоумную Лавгуд у него за спиной. В тоненьком белом платье на широких бретельках, босая, с беззащитно-голыми руками и плечами, окутанными волосами бледными, как здешние туманы, она смотрела своим безразличным рехнувшимся взглядом на Малфоя. А тот смотрел на неё. Они оба были одинаково белокуры кто-то даже сказал бы — белобрысы но только у него при практически белых волосах были тёмные густые брови. Одна из тёток Драко, Пелагея Селвин, называла это пегостью и говорила, что это не так изысканно и аристократично, как полностью светлые брови и ресницы в сочетании с белой мастью. Вдобавок, может натолкнуть на мысли о дальнем позорном кровосмешении. И всегда спрашивала с улыбкой: были ли прецеденты? Но Нарцисса Малфой всегда гордо отвечала, что это сущая глупость: к примеру вот, по матушке мужа они породнились ещё в прошлом веке с русскими волшебниками Печориными, и что у них — у одного из двоюродных пра-прадедов Драко — тоже были при светлых кудрях чёрные усы и брови. Притом он был чистейшей крови тёмным колдуном и писаным красавцем. Драко хорошо запомнил, что звали его Григорием, и где-то в замке даже висел его огромный портрет в мантии поверх гусарского мундира, с куньим мехом на плече. И вот сейчас, в этом же замке, который был домом для множества колдунов и колдуний благородного рода Драконов, поселилась вся эта грязная шайка мерлиновых Пожирателей вдобавок с Полоумной Лавгуд. Проклятье! Драко разуверился в политике Лорда ещё с шестого курса, когда получил де-факто невыполнимое задание. Он всегда знал, что всю грязную работу Волан-де-Морт делал чужими руками, но не подозревал, что сам он, наследник древнего аристократического рода, незначителен настолько, что станет таким вот оружием, которым не жалко рискнуть. А сгинет — так и плевать. Драко воспитывали в атмосфере собственной важности и значимости, и он был готов стать колдуном, в чьём мизинце — он знал это со слов отца и ни секунды не сомневался в этой истине — чистой крови больше, чем в целом Тёмном Лорде. Эту мысль он всегда держал в самых глубоких фундаментах собственного подсознания, но никогда не произносил даже про себя, боясь навыков легиллименции своего жуткого хозяина и его приспешников. В общем, этого мальчика, взращённого на чувстве любви к своей семье и роду — его как слугу приставили к чёртовому дикарю из Америки, а что хуже — и к грязнокровке Лавгуд. — Чего вы хотите? — холодно спросил Боунс. Драко вспыхнул. Глаза зажглись непримиримой, страшной обидой. Он считал себя здесь полноправным хозяином, и к нему здесь обращаются так унизительно! — Лорд приглашает вас на ужин, мистер Боунс, — сказал он, потому что другого выхода не было. Промолчать он не мог, а хотелось бы. — Он ожидает вас через полчаса в большом зале. У Боунса были безразличные, равнодушные чёрные глаза. Драко они показались по-странному — едва не птичьи — умными, холодными и блестящими, как стеклянные шарики для игры в плюй-камни. Он много чего слышал от отца и других Пожирателей об этом человеке. Что он из племени коренных американских чистокровных колдунов; что такие, как он, очень редко выбираются куда-то за пределы своих земель; что среди своих он занимает весьма высокое положение, и, раз уж Тёмный Лорд нуждается в его помощи, здесь он может быстро возвыситься. Отец сказал накануне Драко, так тихо, что тот едва расслышал: — Будь осторожен с ним и приглядывай вполглаза. Нам не нужен такой конкурент рядом. Драко тогда кивнул ему, хорошенько запомнив, но сейчас, когда оказался против того самого Айзека Мо Боунса, подумал совсем другое. Как бы он сам не приглядывал за Драко и его семейством — с таким-то беспощадным взглядом. Боунс сказал — «хорошо, я буду» и отвернулся, бесцеремонно захлопнув движением пальца дверь перед лицом Драко. И Драко невольно столкнулся глазами с Полумной. Она глядела на него со странным выражением — будто он для неё был покойником и вдруг ожил. Будто оцепенела от его присутствия. Будто думала, что он убит, а тут он явился, целёхонек. Как на человека вместо пустого места посмотрела. Драко Малфой, сгорбившись, пошёл от комнаты прочь по коридору вдоль стен, глядя в окна и впервые так ясно понимая, что жизнь для всех, кого он знал — и неважно, любил или ненавидел — изменилась. Навсегда.

***

Большой обеденный зал семейства Малфоев легко вмещал всех Пожирателей Смерти, какие пока находились в поместье или аппарировали туда по призыву Лорда. Он полюбил в последнее время совмещать изысканные ужины и встречи со своими сторонниками. И многие из тех, кто носил выползающую из черепа змею на руке, вспоминали, что так роскошно они не жили даже семнадцать лет назад. В тёмных углах с тихими хлопками появлялись и исчезали домашние эльфы. Они с помощью своего волшебства являли блюда на один общий длинный стол, накрытый с особенным вниманием — даже более придирчиво, чем то требовали их обычные хозяева. Малфои указали подчиняться любым требованиям и прихотям гостей Лорда и его самого, как если бы каждый эльф был их слугой тоже. На посуде чёрного фарфора были кушанья, которых Драко не видел обыкновенно в своём доме. По сравнению с этими блюдами, вкусы блюд, которые обычно пробовал Драко, были просты и неприхотливы, хотя сам он всегда думал иначе. «Похоже, я ужасно ошибался насчёт всего» — горько подумал он. На больших блюдах красовался гладкими, правильной формы боками чёрный пудинг из кровяной колбасы. Рядом с ним была целая серебряная посудина маленьких улиток литорин в соусе, чуть поодаль — несколько других видов пудингов. А потом… потом он увидел баранину и молодого телёнка в молоке, и смоквы, и хорошенько прожаренную до корочки говяжью вырезку, и финики, и бусины фиолетового винограда, который вот-вот лопнет и сладко растечётся на языке и по нёбу, и даже персики с нежной шкуркой. Впрочем, ничего удивительного: к дому Малфоев достали бы любые продукты, каких только пожелают господа. Вот и сейчас здесь было что хочешь — от лучших видов мяса до огромных омаров и лангустов, горой наложенных друг на друга кораллово-аппетитных крабов и эшелона креветок. Дополняли стол вина, красные и белые, и ликёры, но не напитки покрепче. Стол был сервирован на пятнадцать человек. Люциус, Нарцисса и Драко входили в их число и сидели друг с дружкой плечом к плечу, так вынужденно держась на этом очередном ужине, что у других Пожирателей на лицах показались неприятно-понимающие улыбки. Все видели и чуяли, как чертовски боятся своего Лорда Люциус и его щенок. За столом также были супруги Лестрейндж и Фенрир Сивый. Он жадно буравил голодным взглядом баранину на кости и, кажется, только из страха к Лорду держал себя в руках. Беллатриса сидела ближе всех к креслу, которое должен был занять Лорд. И она первой бросила одобрительный взгляд на двух вошедших мужчин. Айзек и Оскар Боунсы в сопровождении одного из егерей пересекли зал и уселись бок о бок против Беллатрисы. Она посмотрела в тёмное лицо Айзека: он ей нравился, потому что немного напомнила Лорда. Чем-то. Чем — неясно пока, но чувствовала от него такую же энергию; не по силе своей, но по харизматичности. И не могла не уважать за то, что он вытворял в Косом переулке со всеми этими промаггловскими ублюдками. Это было очень хорошо. Один за другим, Пожиратели заняли свои места, и пришёл черёд Тёмного Лорда. Он с коротким хлопком аппарировал к местечку возле камина, на мраморный пятачок, и медленно обернулся к тем, кто его ждал, как священник к своей пастве. Айзек Мо Боунс держал ровную спину, смотрел сквозь чародеев, точно те были стеклянные, и имел очень безразличный вид. Оскар был так же безразличен. Ему здесь всё не нравилось; разговоры с Пожирателями не клеились, да и сам он был не из болтливых. То, что британцы творили, ему было тоже чуждо. Он не поощрял насильственной магии, хотя никогда не был ханжой и пацифистом. И в целом, смотрел он на происходящее холодно, хотя кто знает, о чём думал? По его лицу нельзя было считать ни одной эмоции. Но единственное, что появилось на нём — лёгкая тень, набежавшая на глаза, когда они с братом сели против Беллатрисы. — Рад, — громко начал Лорд, — что мы собрались здесь, на общем ужине. Соратники, единомышленники, собратья. Он простёр руки в обе стороны, словно стремился охватить тех, кто был справа и слева. Всех сразу. Пожиратели и гости устремили на него внимательные взоры. За его спиной в камине высоко и ровно горел огонь, подсвечивая широкие рукава чёрной мантии. Затем он сел во главе стола, обнажил бледные узкие запястья и надломил хлеб. По волшебству, на золотых блюдах перед каждым появились кушанья. — Антонин, — обратился лорд к Долохову. Тот поднял на него взгляд из-под смоляных кудрей, свисающих вдоль лица. — Что с маггловским министерством? — Мы установили там свой контроль, — сказал он, — мой лорд. Министров внутренних, иностранных дел и обороны, первого лорда казначейства и премьер-министра контролирует лично моя оперативная группа. — Это хорошо, — сказал Лорд и приманил к себе виноградную ветку. — Но также стоит пройтись по списку теневых держателей Высших должностей. Я хочу контролировать остров, а вместе с ним — Ирландию и всё, что в составе британской короны. — Да, мой лорд. — Зайди ко мне после, Антонин, — подумав, добавил лорд. — И захвати Мальсибера. — Да, мой лорд. Некоторое время ели в молчании. Айзек — без энтузиазма, но так, чтобы не обидеть хозяина стола. Беллатриса против него, словно в издёвке, отводила в стороны мизинцы, разделывая руками куропатку. Заметив, что Оскар внимательно смотрит за ней, она облизала пальцы и ухмыльнулась ему в лицо. Оскар опустил взгляд в тарелку. — Как находите наш замок и компанию, мистер Боунс? — спросил лорд. Айзек опустил приборы. Неторопливо ответил: — Счёл за честь приглашение на ужин. Замок необычен. Я в таком месте останавливаюсь впервые. — В Америке подобного нет? — Нет, мой лорд. Мы предпочитаем дома и особняки. У нас другие привычки. — Слышал, вы успешно наведались нынче в Косой переулок. Так ли хорошо прошла вылазка, Беллатриса? Она быстро взглянула на своего лорда — по-птичьи, испуганно и подобострастно разом, словно обрадовалась, что он к ней обратился. — Да, мой лорд. — Её губы блестели и лоснились от кусков жирной куропатки. — Близнецов там не оказалось, как мы и ожидали, но удалось узнать ценную информацию об их местоположении. Мы направимся туда нынче ночью. А также узнали, что Уизли отбыли с торговой книгой, списком заказчиков и клиентов. — Этот список особенно важен. Его следует добыть. — Мы этим займёмся, мой лорд. — И она метнула взгляд на Айзека. — Мистер Боунс был нам очень полезен. Особенно в пытке грязнокровок. — Вот как? Это радует. — Волан-де-Морт холодно улыбнулся. — Надеюсь, вас это занятие развлекло, как развлечёт и грядущая ночная вылазка. Айзек пожал плечами. — Несомненно. Этот вопрос, видимо, всех удовлетворил. Но по спине Драко Малфоя пробежал холодок. Они искали сбежавших близнецов Уизли. Тем удалось спастись во время осады Хогвартса, и теперь их ищут. Но зачем? Чем таким важным они обладают? Что от них нужно Тёмному лорду? — А здесь ли Селвин? — вдруг спросил лорд. Тогда кивнул высокий человек с чёрными волосами и очень ровной осанкой. Он сидел справа, за три места от лорда, и спокойно разделывал лангуста. — Я здесь, мой лорд. — Что насчёт Ксенофилиуса Лавгуда, Альфарда Блэка и Андромеды Тонкс? — Двое находятся под круглосуточным постоянным наблюдением, — доложил Селвин. — Но где находится Альфард, мы не знаем. Его местоположение не обнаружено. Откровенно говоря, мой лорд, мы не уверены даже, что он до сих пор жив. — Это нужно узнать в ближайшее время, — резче сказал Волан-де-Морт. — А также прошу доставить ко мне Батшеду Бабблинг. Это имя показалось Драко знакомым. Он не подал виду, но про себя решил вскользь уточнить, кто это. Селвин же кивнул. Во время ужина решалось много вопросов, вплоть до десерта. Когда блюда сменились трижды, а лорд узнал всё, что хотел, он аппарировал и оставил Пожирателей до конца трапезы.

***

Когда Айзек вернулся с ужина в свою спальню, Полумна отложила в сторону тяжёлую тарелку из столового сервиза Малфоев. Домовики принесли ей отбивную в клюквенном соусе с подливой и два бублика с локсом. — У вас хороший аппетит, мисс Лавгуд, — заявил Айзек, снял сапоги и босиком прошёл по ковру в спальню. — Благодарю, — ответила она. — Какой у тебя был долгий ужин. Он что-то неопределённо промычал. Через несколько часов нужно будет снова покинуть замок. Он узнал от Беллатрисы, что путь их ляжет в графство Корнуолл близ Тинворта, в коттедж «Ракушка» на берегу моря. Ничто иное не могло быть «Ракушкой», кроме как тот коттедж. — Откуда такие сведения? — спросил Айзек. Беллатриса медленно улыбнулась и провела по передним зубам острым языком, прежде чем ответить: — Недолгая история. У Уизли есть младшая родственница со стороны жены их старшего сына, Билла. — Он, получается, брат близнецов, которых ищем? — Да, да. У его жены есть младшая сестра. Мы очень удачно её изловили. Для этого пришлось нарушить пару пространственных географических границ и оказаться во Франции, но… — она фыркнула. — Я уже достаточно выведала у неё. Если хочешь, могу отвести в подвал. Посмотришь, что от неё осталось. — Нет, — Айзек был безмятежен и скупо улыбнулся в ответ на безумный оскал Беллатрисы. — Хочу поспать перед ночной вылазкой. — Это будет не просто вылазка, — покачала головой Беллатриса. — А охота. Ты охотился на лис, Боунс? — Я охотился на чародеев, — мягко сказал он. — Это тоже непросто. — Скольких ты изловил? — А скольких изловила ты? Они оценивающе промолчали, дошли вместе до угла каменной лестницы и возле гобелена Адольрика Пендрагона распрощались до полуночи. У себя в спальне Айзек лёг в постель, расстегнув рубашку и подкатав брюки. Он проспал около четырёх часов, пока в пальцах не появилось знакомое покалывание, а загривок не покрылся холодным потом. Он понял: пора вставать, и молча открыл глаза. В комнате было уже темно. Окна, закрытые плотными гардинами, не давали никакого света снаружи. Айзек бесшумно встал, опустил брюки, прошёл в ванную и умылся холодной водой. Он попил прямо из крана, затем набрал большую квадратную раковину и окунул туда голову. Стало куда свежее, сон сошёл на нет. Он отжал косы, облив с них пол водой, и расплёл, зачесав назад пятернёй. Затем оделся в чёрную сорочку под горло и кожаный пиджак, а сверху накинул тонкий непродуваемый плащ немаркого землистого цвета. Когда вышел к двери, Полумна с софы негромко окликнула: — Ты собрался за тем же, зачем уходил днём? Он удивился её проницательности и вполоборота взглянул через плечо. Полумна казалась белой свечой, и ему почудилось, волосы светились в темноте. — Назавтра переоденьтесь, мисс Лавгуд, — вместо ответа тихо сказал он и указал палочкой на пару подушек, трансфигурировав их в две стопки. — До утра. И вышел за дверь.